Эта книга от начала до конца придумана автором. Конечно, в ней использованы некоторые подлинные материалы как из - собственной практики автора, бывшего российского следователя и адвоката, так и из практики других российских юристов. Однако события, место действия и персонажи безусловно вымышлены. Совпадения имен и названий с именами и названиями реально существующих лиц и мест могут быть только случайными.
При неясных обстоятельствах терпит аварию вертолет, в котором гибнут известный сибирский губернатор и более десятка пассажиров, находившихся на борту. Следствие располагает только показаниями оставшихся в живых пилотов и некоторых пассажиров. Вывод однозначен - ошибки летчиков. Но при этом в деле имеются отдельные нюансы, которые позволяют московскому следователю Александру Турецкому в буквальном смысле перевернуть все расследование и назвать подлинную причину катастрофы.
Содержание:
-
ПРОЛОГ 1
-
Глава первая - ПОРУЧЕНИЕ ПРЕЗИДЕНТА 3
-
Глава вторая - ИСПОВЕДАЛЬНЯ 10
-
Глава третья - В ОСАДЕ 16
-
Глава четвертая - ИГРА ПОШЛА… 23
-
Глава пятая - ПРАВО ВЫБОРА 29
-
Глава шестая - БОИ БЕЗ ПРАВИЛ 37
-
Глава седьмая - НЕРВЫ СДАЮТ… 45
-
Глава восьмая - ЗА КАДРАМИ ДЕТЕКТИВНОГО ФИЛЬМА 52
-
Глава девятая - БЕЗ СНИСХОЖДЕНИЯ… 60
-
ЭПИЛОГ 65
-
Примечания 65
Фридрих Евсеевич Незнанский
Прощай генерал, прости
ПРОЛОГ
…Не раздобыть надежной славы, покуда кровь не пролилась…
Песня кавалергарда
Булат Окуджава.
Он никак не мог выудить из богатой своей памяти, о чем напоминала ему картина, проплывающая с обеих сторон за иллюминаторами медленно и словно настороженно ползущего вдоль ущелья вертолета. Причем не этот горный пейзаж, как таковой, а что-то в нем очень конкретное и крепко связанное с военным прошлым генерала, который в настоящий момент с несколько рассеянной и чуточку ироничной ухмылкой, застывшей на губах, наблюдал за медленно разворачивающейся перед глазами панорамой. Впрочем, в те времена праздное, вот как сейчас, любование пейзажами было непозволительной роскошью, а если уж приходилось обращать на них внимание, то лишь с целью постановки очередной боевой задачи…
Вверху, если приблизить лицо почти вплотную к холодной линзе иллюминатора, в развороченных расколах между темно-бурыми громадами зазубренных скал и забрызганными снежной сединой зеленоватокоричневыми лесистыми отрогами Западного Саяна можно было увидеть пронзительно-синее небо - весеннее и уже предвечернее, судя по его глубокому цвету.
Хотя солнце стояло еще относительно высоко, было заметно, что лётный день быстро подходит к концу, а сколько времени еще оставалось добираться до "места", командир вертолета Гриша Султанов мог сказать весьма приблизительно. И все оттого, что, выражаясь "мягким солдатским языком", все у нас делается через жопу. И гланды оперируем, и маршруты в горах прокладываем. О том; что полетные карты чуть ли не десятилетней давности мало соответствуют сегодняшнему положению дел на земле и что даже видимые ориентиры можно назвать довольно условно, генералу стало известно, когда пролетели не менее двух часов и углубились в горные ущелья. Точнее, после того, как взлетели после краткой посадки в райцентре Тимофеевское, где в губернаторский вертолет подсело местное руководство, чтобы, пользуясь удобным случаем, обсудить с ним, губернатором огромного Восточно-Сибирского края, насущные проблемы, коих всегда хватало. Видно, они очень рассчитывали на благодушное настроение генерала, под которое, как известно, правда не в данном конкретном случае, а, скорее, из опыта досужей молвы, можно многое решить в свою пользу. Вот только генерал, он же губернатор, их разочаровал. Небрежно, но твердо отложил все их "горящие дела" до прилета на "точку". Посмотрим, прикинем, разберемся, тогда и поговорим. По душам. Сперва он станет спрашивать, а они отвечать, после чего он готов поменяться ролями и отвечать на любые вопросы, касающиеся местных проблем.
Проблемы с полетными картами не сильно волновали генерала. Их обязаны решать те, кому это положено. Вот возвратимся в краевой центр и предложим доложить соответствующим службам, в чем дело. А лезть сейчас в чужие дела, тем паче давать непрофессиональные советы пилотам, что обычно просто обожает делать начальство любого уровня, мы не станем. К тому же Толя Романовский, глава тимофеевской администрации, которого позвал Султанов, прошел в кабину летчиков - его район, кому ж и знать собственные "ориентиры"! Похоже, что и экипаж в присутствии Романовского обрел уверенность. Во всяком случае, "вертушка", как привычно называл свой губернаторский вертолет генерал, после этого пошла заметно спокойнее. Она перестала то и дело кидаться из стороны в сторону, избегая столкновений с неожиданно появлявшимися "из-за угла" острыми и вообще-то смертельно опасными скальными выступами и прочими капканами, расставленными матушкой-природой специально на таких вот нахальных ее "покорителей", прущих иной раз напролом. И нервная болтанка прекратилась не оттого, что вдруг все эти опасности куда-то исчезли, а потому, что Султанов, хоть и летал здесь не раз и визуально представлял себе федеральную автомобильную дорогу, ведущую через мощные кряжи Западного Саяна в город Кызыл, с подсказкой Толи чувствовал себя гораздо увереннее. Эта трасса, собственно, и являлась теперь главным ориентиром для экипажа. Впереди по курсу, на перевале Усинского хребта, почти у истока одноименной речки, возводилась нынче уникальная для России горнолыжная база - курорт поистине мирового уровня. Как в Швейцарии. Или в Австрийских Альпах. Или в горной Баварии. Так что шли себе более-менее спокойно вдоль петляющей автотрассы на сравнительно небольшой высоте, внимательно глядя по сторонам, чтобы не напороться ненароком на линию высоковольтной электропередачи. Ни черта ж этого нет на карте…
А генерал, пользуясь нечасто выпадавшими минутами затишья в его вечно бурной и Даже отчасти суматошной губернаторской деятельности, предавался размышлениям. И подумать, как всегда, было о чем.
Взять хотя бы самое близкое, лежащее, что называется, на поверхности, - тот же горнолыжный центр, или круглогодичный международный курорт, как походя там еще, в Москве, заметил президент. Разговор состоялся тогда пусть и недолгий, но довольно перспективный. В том смысле, что президент воспринял предложение губернатора о создании крупнейшего в России спортивно-туристического центра не только благосклонно, но и с видимым удовольствием. Сам большой любитель горнолыжного спорта, он с ходу засыпал Алексея Александровича вопросами о том, как да что они себе в Саянах напланировали, выдал парочку ценных советов относительно устройства лыжных трасс и инфраструктуры спортивного комплекса, а затем предложил посмотреть на дело шире - в плане уже международного курорта. Стал приводить примеры подобных комплексов мирового класса, в которых побывал в разные времена, словом, загорелся идеей всерьез. Ну а когда поданная снизу идея встречает активную поддержку на самом верху, проводники оной могут рассчитывать и на соответствующее финансирование, и, естественно, на вполне приличные дивиденды.
Алексей Александрович Орлов, в недалеком прошлом бравый десантник и боевой генерал, поднявшийся по служебной лестнице до верхней ступеньки государственной власти, до ближайшего окружения президента страны (не нынешнего, нет, а того, прежнего, воспоминания о котором у генерала остались самые скверные), не кривя душой, все же не мог считать себя, по большому счету, искушенным в околокремлевских интригах. И то, чего он добивался в жизни, тоже не являлось даром Божьим либо результатом каких-то счастливых случайностей. Удача приходила как результат личных трудов, причем тяжких и постоянных. И только теперь, занимая губернаторское кресло уже второй срок, Орлов понял или, скорее, стал наконец трезво оценивать некоторые азы хитроумной придворной политики, точнее, науки. А согласуясь с ней, следовало, как, впрочем, и во все иные времена, представить для начала собственную идею неким откровением своего главного начальника, оставив за собой роль вдумчивого и толкового исполнителя, не бравирующего при этом излишней самостоятельностью. Но в еще большей степени задуманное тобой дело зависело от выбора момента его оглашения. Не к месту и не ко времени высказанное дельное предложение может быть загублено на корню, чтобы затем возродиться в других, более расчетливых и ловких головах.
Есть старый такой анекдот о том, как одного еврея вызвали на Лубянку и предложили написать письмо родственнику, проживающему в Америке, от знакомства с которым бедный еврей открещивался всеми силами. Но как бы ни открещивался, пришлось-таки уступить настоятельным "просьбам" чекистов, и письмо свое он начал следующими словами: "Дорогой Изя, наконец-то выбрал время и место написать тебе…" Орлов никогда не был антисемитом, вообще не впадал в крайности в этих вопросах, а еврейские анекдоты нравились ему именно своей безысходной мудростью. И потом, если уж по правде, за долгие годы службы он научился распознавать тех, с кем приходилось лямку тянуть, на кого можно, а на кого ни в коем случае нельзя положиться, и национальность тут ни малейшей роли не играла. Вот исходя из этого генерал и определил себе "время и место" для краткого, но душевного разговора с президентом. Оба они были лыжниками. Но президент, как уже замечено, предпочитал крутые спуски с горных вершин, а генерал - марш-броски на дальние дистанции, в коих нечасто находил себе достойных напарников. Так разговор плавно и перетек в плоскость заранее обдуманных замыслов, которые могли бы сделать честь державе.
Нет, конечно, немедленно обнаружились сомнения по поводу вечных бюджетных трудностей. Но генерал был не лыком шит, имел "домашние заготовки" и на этот счет. А олигархи, мать их, на что?! Или, в самом деле, перевелись на Руси Морозовы с Рябушинскими?
Кому ж, как не им, о престиже и процветании Отечества озаботиться? Уверенность генерала легко перетекла к президенту, и… идея, развернутая уже самим президентом в достаточно реальную и впечатляющую картину, тут же получила "высочайшее добро".
С той поры прошло почти два года. При встречах президент, улыбаясь, напоминал губернатору Орлову о своем непременном желании разрезать красную ленту, символизируя тем самым открытие уникальной для России горнолыжной трассы. Намекал, что готов даже первым спуститься по ней в долину. И последний такой "намек" публично прозвучал прошлой осенью, когда строительные работы были в самом разгаре. Как это положено, заказчик конфликтовал с подрядчиком, проектировщик со строителем, одна фирма с другой, некоторые скороспелые олигархи, не научившиеся еще смотреть дальше воробьиного своего клюва, однако охочие до почти зримой уже добычи, опасливо вертели этими самыми клювами, полагая, что под флагом президентской поддержки втянулись в явную "панаму". В результате дело хоть и продвигалось, но рывками, без должного стремительного ритма, присущего армейской жизни, и подобные темпы Орлова никак не устраивали. А ведь у него были и другие, не менее важные, пусть и не столь громкие проблемы, требовавшие его личного и нередко не менее решительного участия. Ведь не вся жизнь, в конце концов, сводилась к этой чертовой трассе! Но тем не менее на очередной даже и не упрек президента, а, скорее, иронический этакий намек на то, что, мол, обещать-то мы все горазды, Орлов по-генеральски прямолинейно отрубил, что трасса откроется не раньше, но и не позже… и назвал апрель, самый его конец, когда вокруг уже разгар весны, а в горах еще полно снега. Президент, естественно, тут же поблагодарил за приглашение и обещал обязательно быть. У него как раз в это время образуется небольшой отпуск, вот он и постарается соединить приятное с полезным. Что скажешь после этого? А ничего. Оставалось Алексею Александровичу с той же генеральской беспрекословностью пообещать на этот раз уже самому себе, что он из "той публики" - подразумевались все организации и лица, задействованные на возведении курортного комплекса, - дух вышибет, но завершить дело в указанный им срок заставит. Больше не может быть "или - или"! Слово сказано, а Орлов словом своим дорожил, ибо, как человек военной закалки, отступать не учился, не умел, да и… просто не желал.
Решительность генерала передалась-таки господам строителям и финансистам, сообразившим, что тянуть можно до поры до времени, но при этом все же оглядываясь, поскольку на каждую хитрую задницу, по образному выражению того же генерала, у него всегда найдется в нужный момент некий предмет в виде штопора. Те заколготились. И опять, как всегда, с опозданием. Весна оказалась ранней и теплой, что повлекло быстрое таяние снежных покровов, без которых, извините, сама идея горнолыжной трассы становилась весьма проблематичной. Собрали срочное совещание, рассмотрели с десяток проектов, более напоминавших известные прожекты закоренелых "чайников", предлагавших уровнять зеркала Каспийского и Черного морей путем строительства под Кавказским хребтом специального туннеля, превращающего указанные моря в систему сообщающихся сосудов. Идея, впрочем, не так идиотична, как невыполнима. Однако среди фантазий и откровенной глупости неожиданно обнаружилось и нечто полезное. В частности, вспомнили о так называемых "снежных пушках", которые с некоторых пор используются на Западе для поддержания необходимого уровня снежного покрова на лыжных трассах. Но пока изучали вопрос в деталях, пока закупали эти вовсе не дешевые изделия, пока учились ими грамотно пользоваться, уходило драгоценное время. И все силы теперь были уже вынужденно брошены на подготовку самой трассы. Черт с ним, с комплексом, с инфраструктурой, наведением лоска, или, выражаясь по-турецки, марафета, с другими, не менее естественными и необходимыми для курорта вещами! Все - на трассу! Как - в бой за Родину.
Взрывники торопились выровнять склоны, убирая ненужные и опасные препятствия, новые "артиллеристы" пуляли снежными зарядами в будущую трассу, очертания которой уже явно просматривались, иностранные специалисты по разметкам и обслуживанию горнолыжных спусков, что называется, без сна и отдыха трудились, превращая горный склон в спортивное сооружение мирового уровня. И теперь, поскольку апрель уже стоял на дворе, а когда президент объявит о своем отпуске, никто твердо сказать не мог, каждый час был на вес золота. И контроль - тоже. Вот и летел губернатор к своему детищу, чтобы убедиться в том, что оно не рождается уродцем, что господа специалисты не подведут, что, наконец, слово, данное генералом самому президенту, не станет очередной "кремлевской шуткой" - горькой, в сущности, шуткой, которая в последние десятилетия мало у кого в стране вызывает даже подобие улыбки. А чего, в самом деле, улыбаться-то, если, по идее, смеяться и шутить над собой может либо сытый и благополучный человек, либо сукин сын, который, как говорится, "ради красного словца не пожалеет и отца". Разумеется, об эстрадных лицах, весело и отчаянно шпигующих широкую публику раскаленными жалами собственных острот относительно российской дурости и безнравственности, речь не идет, поскольку тут, в общем-то, не столько точка зрения, сколько чистый заработок. А хлеб насущный всяк добывает как может…
Но все это были не те мысли, на которых следовало сосредоточиться. Разве что фон, давно и в деталях известный губернатору. А мучило его в данный момент что-то другое, совсем не связанное с этим - будь он трижды неладен! - саянским горнолыжным курортом. И не с обещанием, данным сгоряча, это следовало тоже признать, президенту. Опять же, и дикие скальные изломы, проплывающие за иллюминаторами, ничем не намекали на какие-то грядущие дела. Горы- и горы… И в Афганистане они были, и в Чечне, где пришлось налаживать мирный процесс. Причем напрочь отринув любые политические мотивы и сообразуясь исключительно с велением собственной совести. Ах, как его потом костерили! Но он предпочитал поступать в жизни так, как подсказывала ему даже и не обстановка, и не окружающие его люди, а совесть. Да ведь кто ж нынче-то живет у нас по совести?! Оттого, видать, и непонятны ее проявления… Нет, пожалуй, тут он не прав: они-то как раз понятны и потому особенно ненавистны, вот так будет вернее…
Совесть… Ну конечно же вспомнилось! Хотя он и не забывал, просто необходимое решение, по целому ряду причин, приходилось до поры откладывать. Как это делаешь в жизни с дорогими тебе, но не горящими в данный момент проблемами. Это примерно то же самое, что встреча с закадычным другом. Оба заняты, далеко друг от друга, редко когда услышишь голос по телефону и тут же даешь себе и ему обещание встретиться, свидеться при первой же возможности. Но она все не наступает, эта самая возможность, напротив, черт-те откуда наваливаются на плечи более неотложные дела, и ты подчиняешься текучке, пока однажды не получаешь известие, которое в буквальном смысле сбивает тебя с ног. А дружок-то твой закадычный, оказывается, приказал долго жить… И вот тогда, винясь и зная, что прощения тебе уже не будет, ты мчишься на другой край света, чтобы отдать другу последнее, что в твоих силах, - бросить горсть земли на крышку его гроба, уже опущенного в могилу. А после, стоя рядом с такими же, как и ты, верными его друзьями, вы все вместе даете друг другу клятву видеться, не забывать, плевать иной раз на все дела, ибо нет ничего на свете дороже и важнее… Ну да, дружбы, чего же еще?.. И вы разъезжаетесь, и история повторяется, но уже со следующим из вас… и так далее…