Полозов, вполне удовлетворенный услышанным, успокоился, вернулся на лестницу и сделал знак швейцару, означавший, что всё в порядке. Швейцар, с печатью важности в лице, в яркой алой униформе с галунами и лампасами, делавшими его похожим на генерала эпохи наполеоновских войн, с этой минуты потерял к Шумилову всякий интерес.
Алексей Иванович, между тем, спустился по лестнице и прошел к буфетной стойке. Это место по праву являло собой объект вожделения любого лакомки: в стеклянных витринах выставлены разнообразные десерты, от которых просто глаза разбегались - желе, украшенные свежими и глазированными фруктами, суфле с пеной из взбитых сливок, многослойные пирожные на фарфоровых блюдечках, более дюжины сортов мороженого в хрустальных креманках, обложенных колотым льдом. На полках позади сновавшего без устали буфетчика красовалось множество бутылок с ярким этикетками, от которых прямо-таки рябило в глазах. Над всем этим великолепием витали ароматы кофе, горячего шоколада и ванили. Алексей принялся пристально изучать бутылки, пока не услышал вежливое:
- Что желает господин?
Буфетчик, учтивый малый лет тридцати, с зализанным пробором и с лисьем выражением в лице, выжидательно уставился на Шумилова.
- А нет ли у вас… чего-нибудь… особенного. Скажем, сакэ. Да, я бы выпил сакэ, - сказал Алексей Иванович. - Или нет, чоя предпочтительнее. Чоя у вас имеется?
- Чоя нет и сакэ нет, - не моргнув глазом, осклабился буфетчик. - Рисовая водка уж слишком на любителя. А вот наша, пшеничная - есть. Пожалуйте! Совершенно замечательная "Зубровка". Могу достать со льда. Поглядите-ка, "со слезой".
Буфетчик полез под прилавок и достал откуда-то ледяную бутылку, которая на прилавке вмиг запотела.
- М-да, как это банально, - вздохнул Шумилов, - остаётся только водку посолить, чтоб совсем стало противно. Ну, что ж, водка, так водка. А ты вот что скажи, милейший, тот убитый из третьего номера тоже водку пил?
- Какой такой убитый? - обыденно, даже бровью не поведя, спросил буфетчик, наливая Шумилову прозрачную жидкость в граненый стопарик. - Лимончик? Или кусочек севрюжки с хренчиком изволите?
- Давай уж севрюжку на вилочке. Только не прикидывайся, будто вопроса моего не понял, дурить-то не надо! - строго сказал Шумилов, давая понять, что праздные рассуждения вести не намерен. - Можно подумать у вас тут каждый день жмуриков находят.
- Правда ваша, не каждый день, - вздохнул буфетчик.
- Давай так, ты мне рассказываешь про ту ночь, а я тебе гонорар плачу как соавтору.
- Что значит "соавтору"? - удивился буфетчик; слово, видно, было ему незнакомо.
- Дак ты меня не знаешь? Я Корифей Мертваго! - важно провозгласил Шумилов и, подбоченясь, выпятил грудь, как и должен был повести себя на его месте напыщенный, самодовольный писака. А буфетчик вмиг переменился в лице, заулыбался, закачался в непрерывных поклонах, точно увидел старого знакомого:
- Ох, господин Мертваго, простите дурня, не признал, не признал, целый день стоишь тут, глаз не подымая, света белого не видишь… Простите, пожалуйста, очень приятно вас видеть у нас.
"Ах ты, каналья, какой хитрован!" - искренне восхитился Шумилов. - "Ведь моментально подстроился, не то что этот пентюх, коридорный со второго этажа". Алексей буквально час назад выдумал журналиста "Корифея Парацельсовича Мертваго", а его тут узнают и кланяются! Да притом так натурально! Назвался бы он любым другим именем, и его бы буфетчик точно также узнал бы и обрадовался. Вот ведь шельма, вот настоящий знаток человеческих душ, а если точнее, человеческих слабостей!
- Ладно, ладно, - Шумилов изобразил великодушное смирение, - я ж всё понимаю, мои портреты нечасто в газетах публикают, я, вообще-то, против этого. В общем, я думаю очерк написать об том случае, ну, когда у вас в номере мужичка зарезали. Кумекаешь?
- А "гонорар" - это сколько?
- Хех, хитрый ты, как я погляжу. Смотря, какие сведения мне сообщишь. Если что стоящее - то пятерку дам, давиться не стану; а ежели журнал дашь посмотреть - у вас ведь есть журнал? - то и на червонец не поскуплюсь. Ну, а за "нет", брат, "нет" и получишь. Я человек честный!
- Идёт, - возбуждённо облизнул красные губы буфетчик. - Только… только, господин Мертваго, не могу я в толк взять, зачем вам мой журнал.
- Ну, ты, брат, даёшь! Это же не фельетонишко какой, это же будет очерк! Читай по губам: о-о-че-е-ерк. Это же рассказ, точно передающий канву реальных событий. Это не выдумка какая, не анекдот, не бабский трёп на завалинке. Это очерк! Это особое дело. У нас с этим строго. Потому фамилия Мертваго и стоит высоко в газетном мире, что Мертваго глупости всякие не повторяет, а пишет вещи проверенные. Так что - на словах это одно, а я своими глазами убедиться должен.
- Ну, тогда да, да, конечно… - буфетчик с сознанием важности исполняемого дела чуть отодвинулся в сторону и быстро, украдкой оглядел буфет и видимую ему часть вестибюля. - Стойте вот так, господин репортёр, да, пошире, пошире руки, а то у нас народ любопытный, всяк к тебе в карман заглянуть норовит.
Он проворно открыл журнал заказов, лежавший тут же на прилавке, перелистал несколько страниц и повернул его к Шумилову. Алексей Иванович не торопясь достал портмоне, отсчитал две синие пятирублёвые банкноты, положил их на прилавок и залпом опрокинул в себя стопарик с водкой. Водка после мадеры покатилась по пищеводу легко, почти незаметно; не поморщившись, он закусил кусочком севрюги и, прежде чем углубиться в изучение журнала, сказал:
- Приятно видеть перед собой понимающего человека. Налей-ка мне, милый человек, ещё водочки.
Журнал, а попросту большая конторская книга из тех, в какие приказчики обычно заносили приход и расход, был открыт на странице, где в первой строке значилось "6 августа". Далее шли записи под порядковыми номерами, заканчивавшиеся закорючками двух видов, которые, очевидно, были подписями разных людей. В записях было множество сокращений слов и цирф, иногда через дробь.
- Что здесь написано? - Алексей указал на первую запись, сделанную бегущим почерком.
- Это… заказ первый. 12.30 - это время, когда заказ поступил. Далее, 3/8 - это откуда поступил заказ, восьмой номер на третьем этаже. Новый управляющий ввёл такой порядок - записывать время и в какой номер подавать заказ после того, как в прошлом годе один телеграфист пришёл с девицей, назаказывал шампанского с клубникой, ананасов, а потом платить отказался, дескать, чем докажете, что это в мой номер был заказ? Доказать-то доказали в конце концов, но скандал вышел. Вот с тех пор… Так, далее читаем: графинчик водки и фунт севрюги. Принял Семилюта, это дневной дежурный третьего этажа, видите, его закорючка.
Алексей пробежался глазами по следующим записям, дошёл до времени 23.15 и стал читать медленнее, возвращаясь время от времени к уже прочитанным строкам.
- А чьи это росписи? - спросил он, указав на два вида непохожих друг на друга закорючек.
- Это наши коридорные так расписываются. Вот эта, - буфетчик указал на ту, которая начиналась с вертикальной палочки и переходила в волнистую линию наподобие извивающегося червяка, - принадлежит Лёхе Полозову, он по второму этажу тогда дежурил, и сейчас тоже его смена, а вот эта, - он ткнул пальцем в закорючку, напоминавшую плохо скрученный проволочный клубок, - коридорному Василию Хлопову, он на третьем этаже стоял. Они когда заказ приносят - расписываются. Потом наш официант относит заказ в номер и тоже расписывается в этом. Порядок у нас такой. Так концы легче найти ежели что, и сразу видно, кто платить должен.
Алексей Иванович, самым тщательным образом принялся изучать записи и скоро пришёл к удивившему его открытию: в промежутке между 23.30 и 3.30 против всех записей, даже тех, что относились к номерам второго этажа (а следовательно, были в ведении Полозова) стояла подпись Хлопова! Последняя запись за подписью Полозова перед перерывом, в 23.30 говорила о том, что, выполняя заявку клиентов из третьего номера, он получил в буфете бутылку Игристого шампанского, фунтовую ветку винограда, два яблока и посуду - два фужера для вина, две тарелки десертные, два фруктовых ножа и пару десертных вилок. Об этом Шумилов уже знал от коридорного. Но дальше было интереснее: буквально через 25 минут, в тот же самый третий номер была доставлена одна порция горячего шоколада. И против этого заказа стояла подпись уже не Полозова, а Хлопова! Полозов в своём рассказе Шумилову о событиях той драматической ночи ни единым словом о шоколаде не обмолвился. Был сознательно неточен? Забыл? Или просто ничего об этом заказе не знал? Нашёл Шумилов и запись о заказах, сделанных той же ночью обитателями второго номера второго этажа: в 21.45 официантом туда была доставлена бутылка кахетинского, два фужера, два фунта чёрного винограда. И самое интересное: в 23.55 во второй номер была отнесена бутылка красного вина, два фужера и два фунта персиков. И опять всё та же закорючка Хлопова красовалась под этим заказом. Далее Шумилов увидел запись о том самом заказе Константина Чижевского, про который ему рассказала Проскурина. В 3.15 во второй номер второго этажа была доставлена бутылка мадеры, два фужера, пара мельхиоровых ложек и полфунта мороженого с клубникой. И за этот заказ расписался опять-таки Хлопов. "Замечательно получается, - лихорадочно соображал Шумилов, возвращая буфетчику тетрадь, - заказ в 23.55 доставлен в пустой, якобы, номер. Ведь горничная совершенно уверенно утверждала, будто убирала его за ночь всего лишь дважды: около одиннадцати часов вечера и уже утром, в шестом часу, то есть после ухода Чижевского с Проскуриной. Значит…"
Это "значит" было самой важной частью рассуждений, и с ним не стоило спешить. Неспешные размышления Шумилова прервал низкий баритон, раздавшийся совсем близко. Голос принадлежал подошедшему к буфетной стойке высокому чернявому мужчине, судя по одежде, коридорному, который, глядя в маленький блокнот, быстро произнёс:
- В шестой номер четверть штофа "анисовки", да похолоднее просили, и икорки чёрной полфунта. К ней хлебца ржаного с тмином четыре кусочка, лимон дольками без сахару и орехов грецких очищенных фунтец.
Низкий внушительный голос никак не соответствовал субтильной фигуре говорившего. Вместо человека богатырского сложения, с объёмной грудной клеткой, Шумилов увидел высокого, худого мужчину лет тридцати пяти с очень смуглым лицом и черными длинными волосами, рассыпавшимися по плечам шикарными кудрями. Говоривший был похож то ли на цыгана, то ли на молдованина; сходства добавляли чёрные, как уголья, глаза. На безымянном пальце правой руки коридорный носил перстень с чёрным, глянцево блестевшим камнем.
Шумилов взялся за свою стопку водки, с видом ценителя принюхался к ней, затем опрокинул в горло. Сдвинув брови к переносице, сделал вид, будто прислушивается к внутренним ощущениям, хотя на самом деле водки он никогда не любил, вкуса её не различал и как спиртной напиток ценил лишь немногим выше мозольной жидкости или кислоты для борьбы с ногтевым грибком. К общению буфетчика и коридорного Шумилов видимого интереса не проявлял, но и от буфетной стойки не отходил. Дождавшись, пока буфетчик запишет заказ в журнал, и коридорный выйдет за дверь, Алексей полюбопытствовал:
- А это кто таков?
- Это как раз Василий Хлопов, тот самый коридорный третьего этажа, роспись которого вы видели в журнале. Вот сделал заказ, сейчас я соберу, и официант понесёт на третий этаж, - предупредительно объяснил буфетчик.
- Скажи-ка, любезный, а если Хлопов коридорный третьего этажа, то отчего же это он тогда передавал тебе заказы со второго этажа?
- Дык… хм… мало ли… это ж их кухня! Мы их не контролируем. Может, он спускался ко мне по лестнице, а Полозов попросил его заодно и свой заказ передать, чтобы самому не идти. Оно, конечно, как бы непорядок, но… - тут буфетчик доверительно понизил голос, - все мы люди-человеки… Тут ведь главное, чтобы доверие было… В конце концов, может, у Полозова живот подвело, и Хлопов его подменил.
Шумилов и сам думал о чём-то подобном. Обтекаемая фраза коридорного, по всей видимости, должна была объяснить, возможность подмены одного коридорного другим на время отлучки. Судя по тому, что сам Полозов в своей отлучке Шумилову не сознался, его отсутствие было не санкционировано руководством гостиницы. Другими словами, Алексей Полозов покидал гостинцу тайно, а его товарищ с верхнего этажа "прикрыл" его, приняв на время исполнение обязанностей коридорного второго этажа.
Главный вопрос, который с этой минуты накрепко угнездился в голове Шумилова, был прост, как колумбово яйцо: было ли убийство, совершённое в отсутствие штатного коридорного, случайным, или оба эти события находились в прямой связи?
8
Шумилов неспешно побрёл из буфета в свой номер. Алексей пытался выстроить цепочку своих дальнейших действий, но если первые шаги он как-то ещё мог просчитать наперёд, то дальнейшие таяли где-то в неопределённости. Причём, неопределённости весьма рискового свойства. Прежде чем предпринимать какие-то шаги, следовало хорошенько обо всём подумать.
С такими мыслями Шумилов поднялся на второй этаж и аккуратно постучал в дверь второго номера. Анна Григорьевна отворила сразу же, будто ждала за дверью. Они молча прошли в гостиную, подальше от двери, расселись в креслах и Шумилов проговорил тихо:
- Полагаю, я узнал нечто важное. Но вам сейчас надлежит уйти. Я вас провожу до экипажа, а сам вернусь в гостиницу. Доедете до дома сами?
- Доеду, конечно. Но что случилось? - Проскурина явно встревожилась.
Шумилов посмотрел на неё с толикой весьма обоснованного сомнения. Он был принципиальным противником абсолютной открытости перед клиентами, но сейчас ситуация складывалась таким образом, что объяснения были совершенно необходимы.
- Я сейчас напишу записку для начальника Сыскной полиции Санкт-Петербурга Путилина Ивана Дмитриевича, которое вручу вам. Если со мной что-то случится, вы отдадите это письмо в его собственные руки. Это письмо - гарантия спасения вас и вашего друга.
- Вы меня пугаете.
- А вы вспомните фельдмаршала Суворова: меня пугают - а мне не страшно!
- Что с вами может случиться?
- Думаю, на самом деле всё будет хорошо, но готовым надо быть ко всякому.
Шумилов подсел к столу, вытащил из внутреннего кармана блокнот и карандаш. Подумав несколько секунд, написал следующее:
"Уважаемый Иван Дмитриевич! Подательница сего находилась во втором номере вместе с К. Чижевским. Действуя в её интересах, я установил следующее: 1. В ночь с 6 на 7 августа второй номер сдавался трижды. Около полуночи в номере находились люди, в чём коридорный и горничная не сознаются. Почему? 2. В то же самое время своё место на несколько часов оставлял коридорный Полозов. Его подменял Хлопов, коридорный третьего этажа. В этом коридорный также не сознаётся. Почему? 3. Разоблачительными для коридорных является книга учёта заказов, хранящаяся в буфете. Поинтересуйтесь. 4. Обязательно раскройте бельевое отделение платяного шкафа в третьем номере. Увиденное вас заинтересует. 5. Допускаю, что убийцей является кто-то из работников гостинцы, да хоть тот же Хлопов. Обратите внимание на персонал. Шумилов".
Вырвав лист, протянул его Проскуриной:
- Прочтите и спрячьте.
- Я вас одного тут не оставлю… - решительно заговорила женщина, но Шумилов остановил её категоричной фразой:
- Сие не обсуждается! Слушайте меня внимательно, берегите своё и моё время. Итак: если всё у меня пройдёт нормально, то сегодня до полудня вы получите письмо в конверте "салона модных аксессуаров" Агнеты Рейнтхофен. Если до полудня посыльный письма вам не принесёт, то поезжайте ко мне на квартиру по известному вам адресу. Если там никаких вестей обо мне не будет, либо окажется, что я мёртв или очутился в больнице, то немедля отправляйтесь к Путилину. Вы всё ему расскажете, ничего не утаивая: как обратились ко мне, как мы явились сюда, как я отклеил полицейский "маячок". После этого дадите ему прочесть записку. Всё ясно?
- Но…
- Никаких "но"… Ответьте "да" или "нет".
- Да, понятно.
- Быстро собираемся, и я вас провожу, посажу на извозчика, - скомандовал Шумилов. Через пару минут она стояла готовая, в шляпке с густой вуалью. Алексей взял ее под локоток, и они вышли в коридор. Полозов заметил их со своего места у двери и встретил дежурной улыбкой:
- Приятной ночи!
- Я еще не ухожу. У меня еще час "с хвостиком" оплачен. Вот только даму провожу до извозчика, - Шумилов за спиной Анны Григорьевны сделал кислую физиономию, показывая Полозову, как он устал от женских капризов.
Посадив даму на извозчика, целая вереница которых стояла вдоль фасада гостиницы по Лиговскому проспекту, Шумилов ещё раз проверил всю последовательность своих умозаключений. Запись буфетчика о заказе вина и фруктов во второй номер, сделанная в 23.55, свидетельствовала о том, что между одиннадцатью часами вечера, когда горничная убирала номер, и половиной второго ночи, когда в гостиницу пришли Чижевский и Проскурина, в этом номере побывал кто-то ещё. Присутствие этого человека коридорный от Шумилова скрыл. Совершенно очевидно, что этот факт точно также был скрыт и от полиции, причём в обмане полиции участвовали сразу несколько человек, а именно: коридорный, портье, селивший неизвестных и принимавший от них деньги, и наконец, горничная, убиравшая после этих людей номер. Причем, после одиннадцати второй номер занял не одиночка, раз в заказе содержалось указание выдать к вину два фужера. Логично? Безусловно. Да, именно так, второй номер занимала парочка. Что дальше? А дальше возникает очень интересный вопрос: как портье, коридорный и горничная сумели скрыть от полиции присутствие в гостинице этих людей? Ведь полиция наверняка самым тщательным образом изучила записи кассовой книги портье. Значит, в кассовой книге нет записи, касающейся неизвестной пары. Но, разумеется, портье пустил этих людей не за красивые глаза, он получил с них деньги, только деньги эти… он благополучно положил к себе в карман. Пустил мимо кассы. Правильный вывод? Во всяком случае, правдоподобный.
Итак, неизвестная парочка осталась нигде не зарегистрирована - ни у портье, ни у коридорного; поэтому она благополучно ускользнула от внимания полиции. Портье, разумеется, был "в доле" с коридорным и горничной, они втроём обманули хозяина и, скорее всего, грешили этим делом неоднократно. Поэтому каждый из них покрыл другого, умолчав о парочке, пропущенной "мимо кассы". Разумеется, в проделанном мошенничестве ни в коем случае нельзя было сознаваться полиции, поскольку это непременно заставило бы её указать хозяину гостиницы на плохо поставленный контроль за персоналом. Итак, вся троица благополучно промолчала, и присутствие загадочной пары так и осталось тайной для полиции. И всё внимание следствия оказалось приковано к следующей паре, той, что поселилась в половине второго ночи, то есть к Чижевскому и Проскуриной.
В принципе, Чижевский и Проскурина действительно могли быть убийцами. Но Шумилов пока не имел оснований сомневаться в честности Анны Григорьевны, а потому считал её невиновной. А коли так, то действительными убийцами следовало считать именно неизвестную пару, занимавшую номер до появления Проскуриной и Чижевского. Во всяком случае, такое предположение казалось наиболее достоверным в свете последних открывшихся фактов.