- Понял, барин, как скажете, - согласился извозчик.
Гунашиха направилась в противоположный конец улицы. Возница развернул тарантас и двинулся следом на приличном расстоянии. Гунашиха ехала совершенно спокойно: не оборачивалась, не ускорялась, без остановок. Шумилов был уверен, что бабка не подозревает о слежке. Прошло, должно быть, с четверть часа тряской езды, как из гунашихинской арбы вдруг выскочил босоногий мальчишка лет шести-семи и стремглав бросился в ближайший проулок. Шумилов никак не ожидал чего-то подобного, он вообще не предполагал, что в повозке Гунашихи есть кто-то кроме неё.
- Мальчишку видели? - спросил извозчик, оборотясь к Алексею Ивановичу.
- Да, видел, - ответил он.
- Скажи-ка, братец, как называется улица, по которой он побежал?
- А бес её знает. Похоже, это самый край Аксайки.
Они продолжали двигаться за возком Гунашихи, не приближаясь к нему, но и не отдаляясь. Шумилов все еще питал надежду, что бабка приведёт его к таинственной Блокуле. Но Гунашиха не спеша объехала квартал и с другой его стороны подобрала мальчишку, с которым и вернулась назад. За всю поездку она ни разу не остановилась и ни с кем не поговорила.
Это означало только то, что гадалка провела Алексея Ивановича как младенца: почувствовав слежку, а может, просто руководствуясь соображениями конспирации, она не поехала прямиком к Блокуле, а послала мальчишку то ли с запиской, то ли с устным сообщением. Куда забежал мальчишка, кому оставил сообщение, установить было практически нереально. Что ж, красиво придумано, с толком, просто и надёжно.
Оценивая произошедшее, Шумилов задавался вопросом: "Что делать далее?" И не находил ответа.
8
Алексей Иванович Шумилов, уставший от бесконечной тряски по неровным улочкам ростовских предместий, вернулся в город в самом скверном расположении духа. Голова после многих часов, проведённых на июльской ростовской жаре, была чугунная, тяжелая, под веками точно был насыпан песок.
Неприятно сосало под ложечкой, а ноги налились свинцом от длительного сидения в экипаже. Он был голоден, его замучила жажда, хотелось завалиться с книжкой в руках в милый сердцу гамак под раскидистой яблоней в саду. Но до гамака было ещё очень далеко. Алексей Иванович направил свои стопы в дядюшкин дом - в сложившейся ситуации это решение представлялось очевидным. Кто мог помочь в поисках Блокулы лучше, чем полицейский?
Дядя Миша ещё не вернулся со службы. Как и у многих старших полицейских офицеров того времени, его рабочий день разбивался на две половины - утреннюю и вечернюю с большим перерывом в середине дня.
- Сегодня у него приём с семи до девяти, - объяснила Алексею тётушка. - Так что ты пока перекуси на скорую руку, до ужина ещё долго ждать.
По лицу племянника Любовь Ивановна сразу всё поняла - и про усталость, и про жажду. В мгновение ока на столе появился холодный вишнёвый лимонад, телятина, сырники в сметане.
- Ты, Лёшенька, никак решил бакенбарды отпустить? - полюбопытствовала она. - То-то, смотрю, сам на себя не похож.
Пока благодарный до глубины души Алексей уплетал удивительно аппетитные румяные сырники, тётушка расположилась рядом с вязанием и принялась рассказывать о последних городских новостях, о Кольке, о старшем Саше, об уродившихся в этот год чудных абрикосах. Алексей был очень признателен ей за деликатность - Любовь Ивановна не задавала лишних вопросов, не допытывалась, откуда же это он приехал такой измученный, с набриолиненной головой и нелепыми бакенбардами. Желая направить разговор в более продуктивное русло, Шумилов перевёл его на другую тему:
- Любовь Ивановна, вы хорошо знаете наши донские традиции, обычаи и обряды. Вот скажите мне, вы в силу местных колдунов и колдуний веруете?
Тётушка задумалась над вопросом:
- Не принято у нас как-то об этом говорить.
- У нас и бомбы в царя бросать не принято, однако, находятся всё же люди, делающие это… Народ у нас добрый, православный, в церковь ходит постоянно, лбы истово крестит. Однако колдуны и колдуньи живут среди донцов совершенно открыто, вся округа про них знает и к ним бегает. Кто боль зубную хочет заговорить, кто приворотного зелья попросит. В каждой деревне, почитай, в каждой станице свои "дедушка" или "бабушка" есть. Ведь так?
- Ох, правда, - согласилась Любовь Ивановна. - Но традиция такая у нас. Они ж всё с молитвой делают… Помогают, опять же.
- Ну да, с молитвой, - повторил Шумилов. - Вы вот молитвы на бумажки выписывали, в карманы детям перед экзаменами зашивали?
- Зашивала…
- А ведь это уже и не молитва православная считается, а суть - амулет. Языческий ритуал. И никакого отношения к православию сие не имеет, спросите-ка в храме, вам любой священник скажет, и делать это запретит. Ещё и строгую епитимию наложит и правильно, кстати, сделает.
- Знаю это я…
- Иными словами, в силу суеверного обычая вы веруете и потому ему следуете?
- Ох, Лёшенька, верую… Такие чудеса эти люди творят… своими глазами видела… А повторить не могу, боюсь, что сумасшедшей назовут, поскольку не может таких чудес быть. Но это не только на Дону, такие поверья по всему миру есть. Мне, вон, моя бабка рассказывала, когда я была еще совсем девчонкой, что у них в Шотландии, почитай, в каждом доме над очагом бычье сердце замуровано. Это домашний оберег такой.
В семье Любови Ивановны были давно обрусевшие шотландцы, попавшие в Россию чуть ли не в екатериниские времена. Шумилов об этом знал, но о странном предании услышал впервые.
- Расскажите-ка об этом, - попросил он.
- Бычье сердце с трёх сторон протыкалось тремя деревянными пиками или спицами… Укладывалось в чашку… и замуровывалось в дымоход. Разумеется, всё это под чтение соответствующего заговора. Считалось, что такой оберег защитит хозяина от нападения в собственном доме, а дом - от незваных гостей. И почитай, над каждым очагом, над каждым камином была устроена ниша, куда хозяин прятал такой оберег.
- Я читал, что у Вальтера Скотта дома был настоящий музей из разного рода мистических атрибутов, предметов и кладов, найденных при разборе старых зданий, - добавил Шумилов. - Он размещал в газетах объявления о скупке такого рода находок.
- Вот-вот. У англичан и шотландцев есть вера в подобное, а почему бы и у нас такой вере не быть? Хотя ты вот, поди, думаешь: сдурела бабка!
- Ну, во-первых, Любовь Ивановна, вы хоть женщина и уважаемая, но далеко не бабка. - Шумилов улыбнулся собственному комплименту. - А во-вторых, я знаю, что многие учёные и уважаемые люди самым серьёзным образом изучают такого рода феномены.
- "Феномены", говоришь? - Любовь Ивановна задумалась над незнакомым словом.
- Феномен - это необычное явление, не укладывающееся в рамки обыденного мировосприятия, - объяснил Шумилов. - Дорогая Любовь Ивановна, я ведь не просто так сижу тут, рассуждаю… красуюсь, так сказать… Мне помощь нужна.
- Слушаю тебя, Лёшенька.
- Человека мне надо найти. Колдуна. Или "дедушку", как на Дону говорят. Я знаю примерно, где он живёт. И знаю его прозвище. Но настоящего имени не знаю. Как мне к этому подступиться?
- Ага, - тётушка задумалась. - А прозвище как?
- "Блокула".
- Ага, - повторила Любовь Ивановна, задумчиво кивая. - Это не имя, конечно. Это именно прозвище. Не знаю такого. Местный или как?
- Да, местный. Если ехать от Замостья к Нахичевани по нижнему берегу, к парому, он там живёт. В районе Аксайской улицы, вроде бы.
- В Ростове этих Аксайских улиц, как собак нерезаных. Армянин, может? Они ведь тоже христианского обряда придерживаются, хотя и неправославные. А на что он тебе? Ведь каждый колдун что-то своё делает: один боль снимает, другой - плод изгоняет, третий - плодовитость скота поднять может. Тебе-то на что?
- Мне его, тётушка, в тюрьму посадить надо…
- Ага… - тётушка опять надолго задумалась. - Да ты, никак, шутишь?!
- А что, смешно стало?
- Ну, что ты, Лёшенька, шутить этим!.. Этих людей обижать нельзя: наложат порчу, и жизни не станет. Они опаснее змеи!
- Я и так порченый, куда ж более: ни кола, ни двора, женщины не любят, капиталов нет, и не будет. Зато, однако, не без выгоды: умру молодым, здоровым и с набриолиненной головой.
- Тьфу на тебя. Бога гневаешь, говоря такое! Окстись!
Тётушка заволновалась не на шутку, отложила в сторону своё вязание.
- Люди эти секреты опасные знают, - продолжала она. - Их затрагивать - себе дороже станет.
- Тётушка, вся современная токсикология выросла на ведьмаческих рецептах. Когда в восемнадцатом столетии естествоиспытатели взялись изучать то, чем занимается эта публика, то оказалось, что вся палитра ядов - и минеральных, и растительного происхождения - им прекрасно известна. Колдуны и колдуньи умеют извлекать из бессмертника, болиголова, чистотела и прочих растений весьма ядовитые экстракты, я уж не говорю о таких ядах, как ртуть, мышьяк или сурьма. С ними они тоже умеют прекрасно управляться. Когда инквизиторы тащили эту публику в трибуналы, право же, они знали, что делали. Дело вовсе не в человеческих суевериях, а в том, что колдуны действительно способны причинять реальный вред и делать это помимо заклинаний. Опыт показывает, что унция мышьяку оказывается куда эффективнее чёрного глаза и дутья на воду. Люди это опасные, с этим я не спорю, но это вовсе не значит, что они должны оставаться неприкасаемы. Как раз наоборот. Вернёмся, однако, к Блокуле, - предложил Алексей. - Как бы, все же, мне его отыскать?
- По какой он части, что делает-то?
- Яды.
- Яды… Это не яды, милый Лёша, это зелья. Знахарь, стало быть.
- Это имеет значение?
- Конечно, имеет. У них каждый занят своим делом. У одного порошки-корешки да травы. Другой ничем таким не пользуется, просто воду заговаривает и через воду всё делает. Один мастер наводить, другой - снимать. Бывает так, что к одному обращаешься, он "посмотрит" тебя и откажется иметь дело, пошлёт к другому.
- Знахарей-то знакомых у вас нет? - поинтересовался Шумилов. - У них ведь, поди, своя корпорация, друг дружку они должны знать.
- Ох, нету. Тут надо с другой стороны заходить.
Человека этого следует искать через местных старушек. Они его должны знать. В церкви ближайшей потолкаться, к старушкам подсесть, поговорить. Какая там ближайшая церковь? Петра и Павла? Пожалуй, оттуда надо начинать поиск.
Шумилов мысленно согласился, сочтя этот вариант действий весьма перспективным. Уже в десятом часу вечера вернулся со службы дядя Миша. Красный, вспотевший, он страдал от жары даже более остальных, поскольку был принуждён проводить всё своё рабочее время в наглухо застёгнутом форменном кителе и фуражке. Настроение, впрочем, было у него в этот час бодрое. Выпив с племянником лимонаду, он потребовал от супруги домашнего винца и, дожидаясь пока она принесёт кувшин, завёл с Алексеем разговор:
- Ну, рассказывай, чувствую, что по делу пришёл. Случилось что?
- Дядя Миша, помните, мы разговаривали об Александре Максименко? А почему вы мне тогда не сказали, что следствие возникло?
- Да как же не сказал? - дядя изумился. - Да не может такого быть! Следствие, экспертизы там всякие. Только давно уже это случилось. Потому и забылось. Максименко умер по осени, октябрь или ноябрь стоял. К Рождеству, почитай, следствие и закончилось. Потом, правда, прокурор дело вернул на доследование. Назначили вторую экспертизу. Она вроде как подтвердила, что жена не виновата в смерти мужа. Вот тебе и всё следствие. Выеденного яйца не стоит. И говорить-то не о чем!
- Дядя Миша, помогите мне разыскать человека.
- В городе?
- В предместье. Только я не очень хорошо знаю этот район. Всё-таки Ростов очень быстро строится, а я тут бываю раз в три года, и то в лучшем случае.
- А мы сейчас по нашей карте посмотрим, - решил дядя.
Михаил Васильевич пригласил Алексея в светлую, уютную комнату, служившую одновременно и кабинетом хозяина дома и библиотекой. Ещё с детства помнил Алексей большой кожаный диван в углу. Память до сих пор хранила приятный холод его отполированного до глянцевого блеска сиденья.
Алексей опустился на мягкое сиденье и с улыбкой погладил гладкую чёрную кожу. Почитай тридцать лет прошло, даже в голове не укладывается. Между тем дядюшка извлёк из старинного книжного шкафа большую карту города и, разворачивая её на столе, проговорил:
- Ростов и правда быстро строится. Телефон, конка, водопровод, уличное освещение - всё это буквально за последние пять лет появилось! Улицы мостят, конку до Нахичевани дотянут, скоро, гляди, в черту города включат. Консульства иностранные открываются: турки, болгары. Какой вокзал отгрохали, а здание Госбанка! Крупнейшее в России, уж не знаю, правда ли, но в газетах так писали.
Карта оказалась очень точной, Алексей без труда восстановил по ней все свои сегодняшние перемещения. Самое главное - нашёл улицу, по которой пробежал мальчишка, спрыгнувший с повозки Гунашихи. Ткнул в неё пальцем:
- Что это за место?
- Та-ак. Это Замостье, вернее, южная его часть. Старое название - Ручейники. А улица называется Аксайка. Так кто тебе там нужен?
- Не знаю ни точного имени, ни возраста, ни даже, мужчина это или женщина. Фамилия или прозвище - Блокула.
- Блокула? Очень странное слово, никогда не слышал.
- Я думаю, может, оно цыганское? Или бессарабское? У вас в полиции должны быть сведения об инородцах.
- Да разыскать-то будет не проблема, если такой человек действительно там живет оседло, имеет свой дом и всё прочее. Вот ежели приезжий - тогда труднее. Но я попробую. Тебе когда надо?
- Чем быстрее, тем лучше.
- Раньше завтрашнего всё равно не получится. Я пришлю тебе с человеком записку. А что, собственно, случилось? На что тебе этот Блокула?
Алексей не хотел пускаться в пространные объяснения и потому ответил коротко:
- История с небольшим мошенничеством, так ничего серьёзного, уверяю. Сам разберусь. Вернулся он домой уже затемно. День выдался утомительно-длинным, и Шумилов чувствовал себя совершенно обессиленным. "Сейчас искупаюсь - и спать. Вода, поди, теплая-претеплая", - мечтательно представил он.
На следующий день Алексей Иванович решил никуда не уходить и непременно дождаться обещанную дядей записку. Часов в одиннадцать появился помощник квартального надзирателя и вручил ему запечатанный конверт. Шумилов предложил полицейскому водки, тот категорически отказался, сославшись на жару; впрочем, возможно он просто боялся уронить себя в глазах родственника высокого начальника. Проводив помощника квартального, Алексей вскрыл конверт и обнаружил там небольшой листок, на котором было написано всего несколько слов. "Упомянутого Б. нет ни в Ручейниках, ни в Замостье, ни в Ростове вообще".
Хотя такой результат можно было предвидеть, Алексей Иванович расстроился. Всё-таки он надеялся, что обладатель странной клички всплывёт в адресном или криминальном учёте городской полиции. Ан нет…
Судя по тому, что Гунашиха направила к "Блокуле" Александру Егоровну Максименко около года назад, этот человек был известен бабке и находился в зоне досягаемости. Другими словами, он проживал здесь, а не в каком-нибудь Акмолинске на другом конце России. И мальчишка, выскочивший из повозки Гунашихи, помчался резво, как человек, хорошо знающий дорогу. Отсюда напрашивался вывод, что "блокула" обитал (или обитала?) в этом квартале давно. Во всяком случае, мальчик там бывал неоднократно. Мог ли "Блокула" жить у кого-то в гостях? Очевидно, нет, никак не мог. Род занятий этого человека требует секретности, уединения и сосредоточенности. Да и люди такими соседями тяготятся.
Мог ли "Блокула" снимать домик? Теоретически, да. Но домик загадочный знахарь (или знахарка) не снимал - Шумилов был в этом абсолютно уверен. При длительном проживании в арендованном доме сведения о "Блокуле" неизбежно попали бы в адресный стол. Полицейский опыт свидетельствовал, что даже искушённые в нелегальной работе революционеры испытывали очень большие затруднения в своих попытках обосноваться в провинции. Полицейский учёт в России был поставлен хорошо, и обладатель даже очень надёжных документов, но подозрительного поведения, достаточно быстро привлекал к себе внимание полиции. Что же тогда получается? А то, что "Блокула" - это именно местный житель, живущий тут сравнительно давно; он всем известен, внимания к себе не привлекает и особо не конспирируется. Это, видимо, как раз тот случай, когда отсутствие конспирации оказывается лучшей формой конспирации. Дом у него, видимо, свой; человек этот одинок, поскольку по народным поверьям колдуны и знахари должны быть именно одинокими людьми. Хотя это не означает, что "Блокула" живёт один, возможно, рядом с ним находится какая-то родня. Во всяком случае, в глазах обывателя этот человек и его повседневный быт выглядят достаточно обыденно.
Что-то об этом человеке говорит его прозвище. "Погоняло" за просто так не даётся, тем более такое необычное. Слово "Блокула" несёт какую-то смысловую нагрузку, просто Шумилов не мог её понять. Алексей прекрасно знал, что у русских людей клички не берутся "с потолка", они всегда метко отражают какую-то существенную черту личности: особенности внешности, какую-то характерную повадку или особый навык обладателя. Кличка припечатывается к человеку намертво и сопровождает его иногда всю жизнь. Если слово "блокула" означает "косоглазый" или "одноухий", то нетрудно понять, что розыск такого человека сразу упростится, поэтому очень хотелось узнать, что же именно прячется за загадочным словом.
Обдумав сложившуюся ситуацию, Шумилов решил направиться к Антонину Максименко. Это человек образованный, преподаваетль гимназии, ему, как говорится, и карты в руки.
В комнате Антонина было светло и уютно. На столе, придвинутом к распахнутому окну, выходившему в палисадник, стопкой лежали книги, а сам Антонин, склонившись, делал в толстую тетрадку какие-то выписки из раскрытого журнала. За стенкой переругивались голоса, с улицы доносились крики детворы, но Антонину, похоже, сие никак не мешало работать. Он даже не сразу обратил внимание на стук Шумилова в дверь, и тому пришлось стучать вторично.
- А, это вы, Алексей Иванович! - обрадованно воскликнул Антонин, вскакивая со стула навстречу гостю. - Очень рад! Замечательно, что вы зашли!
- Боялся, что не застану вас, Антонин. Чем это вы заняты? - Шумилов взял в руки журналы со стола. - "Вестник Европы", "Гражданин", а это что? "Исторический вестник". А что именно вы ищете в некрологах графу Толстому, министру внутренних дел?
- Как это вы догадались, что меня интересуют именно некрологи покойному министру? - изумился Антонин.
- Считайте это простой наблюдательностью, - усмехнулся Шумилов. - А вы часом не на службе?
- Нет-нет, подождите, - Антонин не дал увести разговор в сторону. - Объясните, как вы догадались, что меня интересуют некрологи графу Толстому. Ведь в журналах нет ни одной закладки, и они закрытыми лежали на столе! Вы в библиотеку ходили и спрашивали у библиотекаря?
- Помилуй Бог, Антонин. То, что вы говорите, отдаёт манией преследования. Делать мне больше нечего, как ходить в библиотеку и расспрашивать там, какие книги вы заказываете.
- Тогда объясните. Я не стану разговаривать дальше, пока не услышу исчерпывающего ответа, - Антонин явно занервничал.
Такая реакция заставила Шумилова с удивлением посмотреть на него.