- Антонин, вы совершенно неправильно отреагировали на моё шутливое замечание. Всё очень просто, я сейчас объясню. Граф Дмитрий Андреевич Толстой скончался 25 апреля сего года, оставаясь на посту министра внутренних дел. Некрологи в его память в мае-июне были опубликованы практически во всех газетах и журналах России. Вот я вижу у вас на столе "Журнал Министерства народного просвещения" майский номер; "Вестник Европы" июньский, двадцать шестой том "Исторического вестника" тоже вышел в июне. По овальным библиотечным штампам нетрудно догадаться, что это не ваши личные журналы. Это всё очень разные издания, как по тематике, так и по аудитории, на которую они рассчитаны. Стало быть, вы подобрали их, руководствуясь неким критерием общности. Мне показалось, что таковым критерием является то, что во всех из них присутствуют некрологи графу.
- Да, действительно, - усмехнулся Антонин. - Всё очень просто. Только я бы ни за что не догадался под таким углом всё это… увидеть, - Это всего лишь наблюдательность. А для чего вы заинтересовались жизнью графа Толстого?
- Мне надо подготовить материал к уроку, посвященному памяти графу. Можно это сделать попозже, скажем, в конце августа, но я решил заняться этим сейчас. Время есть, почему бы не почитать, верно? А что в столице говорили о графе? Как он выглядел, вы его, вообще-то, видели?
- Представьте себе, я с ним даже шампанское пил.
- Вы шутите.
- Нисколько. Он покупал через наше "Общество" землю, довольно большая была сделка… две тысячи десятин, пятьсот душ временнобязанных крестьян в Михайловском уезде Рязанской губернии. А это традиция: если крупная сделка проходит, то после подписания документов выносят шампанское и приглашают всех лиц, причастных к оформлению документов. Да и потом доводилось встречаться с Дмитрием Андреевичем. Скажем так, по вопросам, представлявшим взаимный интерес.
- Какое он производил впечатление?
- Думающий, очень образованный человек. Изучал иностранные религиозные исповедания, историю их становления, распространение в России, написал даже большое исследование по этому вопросу, за что получил степень доктора философии. Ему ещё и тридцати лет тогда не было. Согласитесь, это не рядовое достижение. Тем более, для будущего министра внутренних дел. Велики заслуги графа Толстого как министра народного просвещения, хотя наша "образованщина" много на него ярлыков навешала: консерватор, дескать, палочную дисциплину в университетах насаждал. Однако именно при нём иногородние неимущие студенты стали получать бесплатное жильё в столицах. Всегда поддерживал ходатайства русских учёных о поездках за границу на казённый счёт для работы. Вместе с тем имел и некоторые странности: дачу обнёс высоким глухим забором, примерно так, как это делают в Ростове. В Питере же так загораживаться от соседей не принято. Опять же, запретил хоронить себя в Александро-Невской лавре - тоже весьма необычный для православного верующего поступок.
- М-м… очень интересно. Вот вас бы пригласить на урок к нам в сентябре!
- Ну, уж нет! - усмехнулся Шумилов. - Я по другой части.
- Хотите кваса, холодненького, из погреба, а? - спохватился Антонин. - У нас кухарка отменный квас делает.
- Спасибо, это было бы очень кстати.
Антонин скрылся за дверью и через минуту вернулся с кувшином. Шумилов с удовольствием выпил ядреного кваса, а потом, выразительно глядя в глаза Антонину, предложил прогуляться. Тому не потребовалось объяснять. Он накинул лёгкий льняной пиджак и вместе с Шумиловым вышел из дома. Алексей рассказал ему в подробностях о своём визите к гадалке и таинственном "Блокуле".
- Так, так, так. Очень интересно: часы Гунашихе, стало быть, подарила Александра Егоровна, а бабка решила "срезать" ещё деньжат и за двести рублей выдала мне дуру Сашку, - досадливо усмехнулся Антонин. - И про "Блокулу" тоже интересно, дайте-ка подумать. Есть человек, который может нам помочь. Это наш батюшка, отец Ферапонт. Он у нас в гимназии преподает закон Божий. А помимо того ещё краеведением занимается, очень этим вопросом интересуется. Кроме того, множество языков знает, как древних, так и нынешних. Я однажды видел, как он читал изданную на английском языке книгу британского египтолога Баджа; так батюшка переводил не только английский текст, но и иератические египетские письмена. Человек удивительной учёности, настоящий энциклопедист. Сходим к нему? Он здесь неподалёку живёт, буквально на соседней улице.
- Вперёд, - согласился Шумилов.
Антонин Максименко привёл его к небольшому православному храму, позади которого расположился крохотный, в четыре окна, домик настоятеля. Вокруг был разбит аккуратный палисадник с пышными кустами сирени и несколькими клумбами ярких ноготков. От улицы дом священника отделялся лёгким изящным штакетником, что было весьма нехарактерно для Ростова, жители которого предпочитали загораживаться от белого света и соседей высоченными глухими заборами.
Отец Ферапонт был занят в храме, и его следовало подождать. Усевшись на скамейку подле дома, Антонин завёл разговор с Алексеем Ивановичем о покойном министре внутренних дел графе Толстом.
Было видно, что Максименко до сих пор пребывает под впечатлением рассказа Шумилова. И ему очень хотелось поподробнее порасспросить о министре. Узнав же в ходе разговора, что Шумилов был знаком с большим числом других примечательных личностей - писателями Достоевским, Лесковым, начальником столичной Сыскной полиции Путилиным, путешественником Миклухо-Маклаем - буквально схватился за голову:
- Алексей Иванович, вам надо мемуары писать!
- Помилуй Бог, мне только тридцать пять лет, - отмахнулся Шумилов. - Можно, я проживу ещё столько же и только потом начну записывать сплетни?
- Как же вы познакомились с Фёдором Михайловичем Достоевским? Это мой любимый и самый почитаемый мною писатель!
- Он меня сам пригласил к себе. После одного скандального уголовного дела, к которому я имел некоторое касательство.
- А что за дело?
- Француженку-гувернантку обвинили в отравлении юноши, воспитательницей которого она была. На самом же деле юноша покончил с собою. Я в то время работал в подчинении помощника прокурора окружного суда. Этот человек вёл дело так, чтобы отправить гувернантку на каторгу. Я помог ей в защите, сообщил некоторые важные сведения её присяжному поверенному. Меня за это из прокуратуры выгнали. Но я не обижен, я даже этому благодарен. Теперь меня знают и уважают, не побоюсь этого заявления, многие достойные люди. Правда, многие недостойные не уважают, но я против этого совсем не возражаю. Это уже издержки ремесла, так сказать. Достоевский, узнав об этой истории, пригласил меня к себе.
- И что?
- Попили чаю.
- Да? И что?
- Обсудили балканский вопрос.
- Вы шутите, что ли? - изумился Антонин, - Я не всегда понимаю ваши интонации, у вас неизменно серьёзное лицо.
- Как я могу шутить, у меня нет чувства юмора, - отмахнулся Шумилов. - Могу морщить лоб, могу, скажем, бить в барабан, могу филином ухать… а шутить не могу. Мы говорили с Фёдором Михайловичем о наших братьях-славянах, как раз в конце семидесятых годов строивших свою государственность. Достоевский считал, что нам, России то есть, не следует ждать ни благодарности от них, ни политических дивидентов. Двести тысяч русских солдат погибли на полях последней Балканской войны, но… Благодарные потомки окажутся вовсе не благодарны.
- Да-да, я читал, у Достоевского есть такое рассуждение в "Дневнике писателя". А вы что ему на это сказали?
- А я ему напомнил золотые слова Александра Васильевича Суворова, сказанные после битвы на реке Рымник: "Избави, Господи, Россию от друзей, а с врагами мы справимся сами!"
Наконец, появился священник в полном облачении. Он вышел из храма и двинулся к своему домику, но, заметив сидевших на скамеечке визитёров, повернул к ним. Это был степенный, но на удивление моложавый мужчина лет сорока с окладистой красивой бородой и испытующим взглядом внимательных карих глаз. Рокочущий бас, обладателем которого оказался отец Ферапонт, придал его облику неожиданный колорит. Он любезно ответил на приветствие Антонина и глянул в лицо Шумилова.
- Привёл вам гостя из самого Петербурга, поскольку надеемся с вашей помощью разобраться в одной головоломке, - объяснил своё появление Антонин. - Можете ли вы нам объяснить значение слова "Блокула"?
- Хм, куда вас занесло, господа, - покачал головой отец Ферапонт. - Странно такое слово слышать от вас, людей, верящих в науку и прогресс.
- С чего вы взяли, будто я верю в прогресс? - удивился Шумилов. - И при чём тут наука?
- А разве нет? Слово "Блокула" из обихода совсем других людей - чернокнижников и колдунов.
- Очень интересно! Расскажите поподробнее, пожалуйста, - заинтересовался Шумилов.
- В Швеции в 1669 году началось громкое расследование преступлений, совершённых ведьмами, которые справляли свои шабаши на острове Блокула, находившемся посреди моря между Смаландом и Оландом. На этом острове согласно их поверьям стояла Чёрная гора, которая для шведских ведьм была то же самое, что Лысая гора для русских. Иногда словом "Блокула" называли поле без края и конца, находившееся на этом же острове. Процесс 1669 года начался в шведской деревне DorffMohra или Морё, или Далекарлия. Восемнадцатилетняя девица из этой деревни была обвинена в том, что похищала цыплят для жертвоприношения диаволу. Девица признала обвинение и сообщила о большом числе своих сверстниц и сверстников, побывавших на "Блокуле". Более трёхсот подростков дали признательные показания о том, что бывали на шабашах, куда их доставляли местные ведьмы. Властями был учинён большой розыск, который длился вплоть до 1675 года. В общей сложности восемьдесят пять ведьм были казнены. Кстати сказать, в августе 1669 года, в самом начале расследования, двадцать три женщины добровольно и без пытки признались в сношениях с нечистой силой. Впрочем, вы с вашим материализмом, поди и не поверите во все это? - спросил Шумилова священник, хитро сощурившись.
- Ну, почему же… А скажите, батюшка, остров Блокула - реальное место в океане?
- Нет, это мифический остров.
- Понятно. А как вы думаете, если этим словом назвали человека…
- …То он скорее всего один из тех нечестивцев, что занимаются богопротивным делом - колдовством и ворожбою, - закончил мысль отец Ферапонт. - В церковь они не ходят, душу продали рогатому. Да что греха таить? Население наше хотя и доброе, но тёмное и грехам подверженное, потомуто и поныне среди русского народа, как и многих других, существуют ведьмы и ведьмаки. И находят своих поклонников.
- А вы в Ростове знаете таких? Или, может быть, в предместьях, в Замостье, например?
- Слышал, что есть, но сам с ними не знаком. Помните поговорку: "Бежит, как чёрт от ладана"?
Это как раз про них. Они прячутся, как велит их отец, сатана.
Назад Шумилов возвращался озадаченный:
- Как думаешь, Антонин, много ли народу в Ростове знает про несуществующий остров Блокула?
- Полагаю, что два-то человека точно: отец Ферапонт и знахарь из Замостья, - в тон отозвался Максименко.
- Мне кажется, наш знахарь либо швед, либо чухонец, то бишь финляндский человек. Не думаю, что в Замостье обретается много чухонцев. Нам как раз одного и хватит. Живущего одиноко в том же квартале, куда бегал мальчишка с запиской от Гунашихи, - продолжал размышлять вслух Алексей Иванович.
- Как же искать знахаря? Ведь ни имени, ни адреса у нас нет, мы даже не знаем, мужчина это или женщина. Отец Ферапонт сказал, что в Швеции во время следствия казнили женщин.
- На самом деле, вариантов несколько. И это, кстати, не есть хорошо, поскольку, поверь моем опыту, если путей несколько, то все они ведут в тупик. Скажите, Антонин, вы вроде бы собирались уехать к родителям?
- Да, собирался на днях.
- Это далеко?
- В Таганрог.
- А нельзя вас попросить отложить отъезд? Не знаю, как повернётся дело, но может статься, что по требуется ваше участие.
- Конечно. Как скажете. Всегда можете на меня рассчитывать, - с готовностью отозвался Антонин Максименко.
9
Шумилов понимал, что розыск загадочного "Блокулы" нельзя проводить в лоб. Действовать в открытую - значило погубить всё дело. "Блокула" уже предупреждён Гунашихой о том, что может появиться шпион, осведомлённый об отравлении Николая Максименко. Как только соседи предупредят "Блокулу" о том, что некий мужчина пытается навести о нём справки, колдун моментально всё поймёт и примет ответные меры. По большому счёту даже неважно было, что именно он сделает - убежит из Ростова, или просто уничтожит следы своей преступной деятельности - в любом случае этого человека не удастся застать врасплох и добиться рассказа о его участии в отравлении. А ведь только признание "Блокулы" позволяло доказать умышленное отравление Николая Максименко женою.
Нет, действовать следовало очень осторожно, никого ни о чём не расспрашивая и по возможности не привлекая к себе внимания. Алексей довольно долго размышлял над тем, как ему поступить и, в конце концов, выбрал, как ему казалось, оптимальный вариант. После обеда он заявил матери, что должен будет ненадолго уехать.
- На несколько дней, - успокаивал он огорчившуюся матушку.
- А куда?
- Здесь неподалеку. Дела требуют. Но зато потом, обещаю, десять дней никуда не буду отлучаться, - на самом деле Шумилов не очень-то верил в исполнимость подобного обязательства.
Матушка посокрушалась, что вот, дескать, в които веки приехал родителей навестить, а каждый день куда-то убегает, дома бывает мало и постоянно остаётся некормленный-непоенный. Но это добродушное ворчание было только проформой, данью традиции, уж Алексей-то Иванович прекрасно знал, что на самом деле Анна Николаевна чрезвычайно гордилась сыном, таким умным, красивым и успешным, который в самом Петербурге уже уважаемый человек.
- Я тебе на дорожку соберу корзинку: вареники, с вишней, сметанки там, винограду… - решила матушка.
- Нет, нет, нет! И не думай, ничего не возьму, категорически отказался Алексей.
Разумеется, он отказался не просто так: не мог он появиться на Аксайке с корзиной, из которой торчала бы матушкина снедь. Это не вязалось с легендой, которую он для себя выработал, ведь ему предстояло изобразить собой приезжего, желающего снять недорогое жилье на короткий срок. Для большей убедительности Алексей взял с собою небольшой немецкий чемодан с обитыми латунью углами, облачился в светло-серый дорожный костюм, подобающий приезжему из дальних губерний человеку, взял извозчика, да и махнул на Аксайскую улицу.
Около четвёртого часа пополудни он уже подъехал к нужному кварталу, отпустил извозчика и пошёл по тропочке. За заборами на его приближение ленивым лаем отзывались собаки. Солнце припекало не на шутку, даже густая тень от шелковиц и вишен, высаженных вдоль тропинки, не спасала. В дорожном костюме было жарко, шляпа немилосердно давила голову, и Алексею пришлось сбросить с плеч пиджак, чтобы почувствовать себя хоть немного комфортнее. Подходя к колодцу, Алексей поравнялся с женщиной, нёсшей на покатых плечах коромысло с двумя полными воды ведрами. "Хорошая примета", - подумал Шумилов, непроизвольно отметив, сколь ловко двигалась женщина с тяжёлой ношей.
Она взглянула на него с любопытством, и Алексей, приподняв с улыбкой шляпу, поприветствовал её:
- Бог в помощь, сударыня!
- И тебе, мил человек, здравствовать, - ответила она ласково.
- Не подскажете, кто тут у вас сдаёт комнату? Вот, приехал в Ростов на лечение. Говорят, климат тут у вас хороший. А то в центре, в гостинице, уж больно цену ломят.
- Да Варнавиха, наверное, пустит жильца. Ступайте до конца улицы, там увидите по правой руке домишко о трёх окон, ставни зеленые в белом кружеве. Там она и живёт.
Алексей в точности выполнил указание, но никакого домика с зелеными ставнями не обнаружил.
Улица была пустынна, словно мор выкосил весь народ. В такую жару жители благоразумно прятались в прохладе комнат, за наглухо закрытыми ставнями. Самые энергичные домохозяйки могли заняться каким-то рукоделием, а самые мудрые ложились спать. Полуденный сон в этих краях был такой же традицией, как сиеста в Испании. Шумилов, досадуя в душе, покрутился на месте, а потом догадался посмотреть на другой стороне улицы. И точно, он быстро отыскал как раз такой домишко - в три окна с зелёными ставнями. Вот только никакого белого кружева на них не наблюдалось. "Да уж, - крякнул про себя Алексей, - в общении с местными жительницами всегда нужно делать поправку: если она говорит "по правой руке", то, стало быть, имеет в виду свою правую руку, а поскольку стоит лицом ко мне, то для меня эта сторона левая. А "белое кружево по ставням" - это такой ориентир, которого я при всём желании увидеть не смогу, поскольку ставни прикрыты, и это самое кружево обращено к окну. Вот уж воистину, не верь ушам своим!"
Шумилов стукнул в калитку. Во дворе дома за покосившимся забором тут же залаяла собака. Из дверей летней кухни вышла молодая женщина, неся в руках тазик с мокрым бельём. Увидев Алексея Ивановича, стоящего за воротами, прикрикнула на собаку и звучным голосом спросила:
- Кого-то ищите?
- Здравствуйте. Мне сказали, у вас можно остановиться пожить. Варнавиха - это вы?
- Да, это я. - Женщина поставила таз на скамейку, вкопанную рядом со столом, установленным прямо на земле в тени высокой черешни, и подошла к забору, вытирая руки о передник.
- Мне сказали, что у вас можно снять комнату.
- А вам надолго? - с интересом спросила она, оглядывая фигуру Алексея, его вспотевшее лицо, чемоданчик в руке.
- Пожалуй, нет. Я в отпуске. Приехал поправить здоровье. Сам-то я из Петербурга. У меня бронхиальная астма, врачи сказали, что ваш климат мне будет полезен. В Ростове, говорят, сухо и жарко. Вот и приехал… сушусь и жарюсь. - Шумилов улыбнулся.
- А-а, болезный, стало быть… - протянула женщина. - Да, комнатка есть. Проходите, можете посмотреть. Не знаю, как вам покажется - удобно ли. Дорого не возьму.
- Да по мне главное - не удобство, я человек неприхотливый. Мне важен воздух ваш и солнце. Я гулять буду, моционы совершать, книжки читать… хлопот не доставлю, поверьте.
- Ну, насчёт солнца и воздуха, так этого добра у нас навалом, - засмеялась женщина, показав белые ровные зубы. - Паспорт у вас есть?
- Конечно, а как же!
- Надо зарегистрировать, у нас с этим строго. Я квартального приглашу вечером, он перепишет.