– Мы создадим следственную группу сегодня в течение дня, два-три человека для начала. Я хотел бы, чтобы ты прокатилась туда и посмотрела. Не бойся спрашивать, если у тебя есть какие-то вопросы, смотри на это как на первое задание.
Комиссар поднял на нее глаза и откинулся на спинку кресла.
– Мы соберемся в совещательной комнате завтра в девять утра. Возьми с собой все необходимое. Ламия организует для тебя машину.
* * *
Дом стоял уединенно в конце улицы, недалеко от маленькой станции.
Анника Бенгтзон выключила дворники, наклонилась вперед и, прищурившись, посмотрела сквозь ветровое стекло. Обдуватель гнал ей в лицо спертый теплый воздух, она отключила его и окинула взглядом улицу.
Полиция Наки оградила разворотную площадку и кусок дороги, весь земельный участок и часть соседского газона. Большинство других журналистов уже припарковали машины на обочине и либо сидели в жаре за запотевшими стеклами, либо болтались у ограждений. В первом новостном сообщении утверждалось, что Ингемар Лерберг мертв, но потом сообщение изменили на "получил тяжелые повреждения". Исходная ошибка, пожалуй, и объясняла столь неординарный интерес средств массовой информации. Убитый политик ведь всегда оставался убитым политиком, даже если он просиживал штаны в социальной комиссии Наки. А Лерберг вдобавок являлся скандально известным членом риксдага из тех, чьих фотографий всегда хватало в архиве.
Анника глубоко вздохнула. Насилие по-прежнему вызывало у нее панические атаки, почти столь же сильные, как и большие скопления журналистов.
Она решила не покидать машину как можно дольше.
Сам жилой дом находился в дальней части земельного участка, и его немного скрывали от дороги редкая живая изгородь из кустов сирени и несколько яблонь, сейчас насквозь пропитанных водой. А позади него возвышался каменистый холм, серо-желтый из-за торчавших из него гранитных валунов и чахлой растительности. В самой хибаре не было ничего особо примечательного. Покрашенную в красный цвет, с белыми углами, ломаной крышей, ее, вероятно, построили в 20-х годах прошлого столетия, но обновили, переделав фасад и поставив панорамные окна, в 70-х. Однако эта попытка осовременить внешний вид не совсем удалась. В любом случае постройка в подметки не годилась уже ставшей притчей во языцех шикарной вилле шефа новостей, и кому-то вряд ли удалось бы заработать дополнительные баллы на возмущении по ее поводу. Хотя с какой стороны посмотреть или, точнее, как написать. Ведь для ее проживавшей в Хеллефорснесе матери перестроенный деревянный домишко в Сальтшёбадене все равно представлялся роскошным особняком. Подобное могло сработать.
На какое-то мгновение Анника задумалась по поводу собственного столь прагматичного отношения к делу: откуда оно, интересно, возникло?
Лерберга отправили в больницу, вот и все, что она знала. На Ютьюбе уже выложили снятый на камеру мобильного телефона фильм, показывавший, как его увозили на "скорой". Пелле-фотограф пообщался с правообладателем и отправил письмо о возможности использовать фильм на сайте "Квельспрессен", однако проиграл более богатому "Конкуренту".
Дождь, похоже, не собирался прекращаться. Большой автобус телевизионщиков повернул на узкую улицу и припарковался так, что Анника больше не могла видеть дом. Придется выбираться наружу. Она выключила мотор, накинула капюшон куртки, повесила сумку через плечо, взяла треногу и вылезла из машины. Ветер сразу же вцепился в ее верхнюю одежду. Было ужасно холодно. Она коротко поздоровалась с сотрудниками ТВ-4 и "Моргонтиднинген", но сделала вид, что не заметила Боссе из "Конкурента", который разговаривал по мобильному телефону в стороне, у разворотной площадки. Анника посмотрела на часы. Конечно, дети не с ней на этой неделе, и отсутствовала необходимость следить за временем, но она в любом случае хотела убраться отсюда как можно быстрее. Джимми взялся приготовить еду на вечер, и она пообещала прийти домой к ужину. Да здесь и не было ничего эксклюзивного, того, что требовалось бы раскапывать, или необходимости кого-то разоблачать, всего лишь дежурная процедура. Получить несколько картинок для интернет-телевидения и интервью кого-либо из полиции, а потом попытаться склеить некую историю из кусочков фактов.
Избит в собственном доме. Получил тяжелые повреждения.
Анника установила треногу на улице перед ограждением, всего в нескольких метрах от репортера местного радио, достала из сумки и закрепила видеокамеру.
– Может, тебе подержать зонтик над камерой? – спросил радиорепортер, высокий худой мужчина, которого она узнала, пусть и не могла вспомнить его имени.
У него на спине была приемо-передающая аппаратура с четырьмя антеннами и маленькой мигающей лампой, из-за чего он походил на насекомое. Анника улыбнулась ему:
– Огромное спасибо. Хотя моя камера уже научилась плавать, да и, наверное, нырять…
– Совершенно бессмысленно, – согласился человек-насекомое. – И сколько будет лить? Должен ведь дождь кончиться когда-нибудь…
Она воткнула шнур микрофона в специальное гнездо, откашлялась, нажала на запись и встала перед камерой.
– Здесь, в центре этого идиллического района вилл Солсидан в Сальтшёбадене, сегодня утром нашли сильно избитым политика Ингемара Лерберга, – сказала она, глядя в объектив. – Его увезли на "скорой" в Сёдерскую больницу Стокгольма, и он, согласно поступающим оттуда данным, по-прежнему находится в критическом состоянии.
Анника посмотрела на радиорепортера:
– Уложилась секунд в пятнадцать, не так ли?
– Возможно, в четырнадцать, – сказал он.
Она опустила микрофон, подошла к камере и сняла на нее все вокруг: мокрые от дождя ограждения, толпу журналистов, силуэты, видневшиеся внутри дома сквозь опущенные занавески на втором этаже. Эти кадры она могла использовать в качестве иллюстраций, когда больше узнает о произошедшем. Репортер все еще держал над ней зонтик.
– А здесь не столь шикарно, как я думал, – высказал он свое мнение.
– Адрес, конечно, звучит прелестно, о домах такого не скажешь, – согласилась Анника.
Она выключила камеру и сунула ее в сумку. Репортер отвел в сторону зонтик.
– Ты знаешь, кто поднял тревогу?
– Нет, только то, что это произошло в 9.36.
Анника посмотрела в направлении дома. Не только парень с радио и шеф новостей ожидали чего-то грандиозного. Ингемар Лерберг был политиком, говорившим с активной жестикуляцией и большим апломбом, называвшим себя "бизнесменом" и часто позволявшим себе фотографироваться на борту больших яхт.
– Почему он ушел из риксдага?
– Какая-то история с налогами, – сказала Анника. – С его фирмой. – Она кивком указала в сторону гражданских автомобилей, стоявших перед ограждением. – ГКП?
– Похоже, – кивнул репортер.
Анника снова перевела взгляд на дом. На втором этаже зажегся еще один прожектор, от его резкого бело-голубого света капли дождя за окном заискрились, как маленькие звездочки.
– Если ГКП уже здесь, значит, наверху наверняка творится черт знает что.
– Или полиция Наки пожелала переложить ношу на других, – предположил человек-насекомое.
Она посмотрела на него. А эти новоиспеченные журналисты, оказывается, не так глупы.
– Анника Бенгтзон, – произнес голос за ее спиной.
У нее появилось неприятное ощущение в животе; она бросила взгляд через плечо, но не повернулась.
– Привет, Боссе.
У Анники просто не укладывалось в голове, как она могла когда-то увлечься таким идиотом.
– Как обычно, уже спозаранку пытаешься изменить мир?
Сейчас ей требовалось сделать выбор: либо проигнорировать его, что означало бы объявление войны, либо заговорить с ним, решив, что он не достоин ее возмущения. Она повернулась к нему с улыбкой:
– Как успехи на бирже, Боссе? Не все могут жить на дивиденды.
Боссе любил в кругу знакомых в Пресс-клубе рассказывать о своих безумных спекуляциях с акциями, а также с зачастую взятыми в долг деньгами. По его словам, в охоте в тех джунглях ему на редкость долго везло. Улыбка Боссе стала несколько более натянутой.
– Подумать только, а ты по-прежнему топчешься во всей этой грязи вместе с нами, простыми смертными.
Анника вопросительно приподняла брови.
– Ты же должна сидеть в государственном дворце в Норчёпинге, – продолжил Боссе. – Твой новый дружок явно ведь собирается положить конец иммиграции в Швеции?
До Анники уже доходили слухи, что ее новому бойфренду, Джимми Халениусу, предложили пост генерального директора миграционного департамента. Она театрально вздохнула:
– Боссе, ты разочаровываешь меня. Я думала, ты всегда держишь руку на пульсе.
– Там наверху что-то происходит, – подал голос парень с радио.
Анника быстро достала камеру, направила ее на дом и отрегулировала резкость. Несколько полицейских, двое в униформе и трое в гражданском, вышли на крыльцо. Среди них была молодая, хорошо одетая женщина. Стройная, с широкими плечами, узкими бедрами и длинными каштановыми волосами, лежавшими конским хвостом на спине. Анника почувствовала, как у нее перехватило дыхание, она не могла поверить своим глазам.
– Это же Нина Хофман! – присвистнул Боссе и кивнул в сторону женщины. – Она имела отношение к убийству Давида Линдхольма. Я думал, ее уволили.
Репортеры продолжили болтать, но Анника не слушала, о чем они говорят. Нина Хофман похудела. Она сняла голубые бахилы с туфель и направилась к одному из гражданских автомобилей, не обращая внимания на толпу журналистов.
Анника сделала глубокий вдох и задержала дыхание. Они встречались в Марокко на ферме Фатимы неподалеку от Асилы. Вероятно, Анника знала о Нине и ее семье более чем кто-то другой.
Оставшиеся на крыльце полицейские продолжали разговор, один из одетых в гражданское мужчин энергично жестикулировал. Наконец он направился к представителям массмедиа. Журналисты кинулись к нему со своими микрофонами. Полицейский остановился в метре от ограждения и обвел их взглядом. Анника оторвала глаза от Нины и тоже направила на него камеру. Парень с радио тоже протянул вперед микрофон.
– Я могу подтвердить, что в находящемся у меня за спиной доме нашли Ингемара Лерберга в бессознательном состоянии, – сказал полицейский и снова обвел пресс-братию строгим взглядом. Благодаря воцарившейся тишине Анника могла слышать шум дождя. – Мы решили сообщить вам эти данные, – продолжил полицейский, – хотя даже кое-кто из его близких еще не проинформирован о случившемся.
– Кто не проинформирован?! – выкрикнула женщина с местного телевидения, стоявшая в самом конце группы.
Полицейский проигнорировал ее вопрос. Тонкий ручеек дождевой воды побежал вниз с его лба.
– Ингемара Лерберга увезли в Сёдерскую больницу, и его как раз сейчас оперируют, нас известили, что исход операции предсказать невозможно.
– Кто позвонил в центр экстренной помощи? – снова подала голос женщина с местного телевидения.
Анника перенесла опору на другую ногу. Полицейский начал раскачиваться на пятках.
– Расследование идет полным ходом, – сказал он. – Руководителем назначена Диана Розенберг, главный прокурор Наки. Мы подробнее проинформируем…
– Кто поднял тревогу? – Женщина с телевидения не сдавалась.
– Сигнал был анонимный, – сообщил полицейский.
– Звонил мужчина или женщина?
– Этого я не могу сказать.
– Не можешь или не хочешь?
Полицейский решил, что с него достаточно, повернулся и пошел обратно к дому. Его волосы прилипли к голове, куртка стала темно-полосатой от дождя.
– Вы видите какие-то мотивы этого избиения?! – крикнула женщина с местного телевидения ему вслед. – Лербергу угрожали? Есть признаки взлома?
Полицейский остановился и посмотрел на нее через плечо.
– Ответы на все вопросы – нет, – сказал он, вжал голову в плечи и поспешил к дому.
Анника опустила камеру и устремила взгляд сквозь толпу в сторону полицейских автомобилей. Она нигде не увидела Нины Хофман.
– Хочешь подвезу тебя до города? – спросила она парня с радио.
– Спасибо, но у меня еще в два прямой эфир.
– Ты слышала о Шюмане? – спросил Боссе.
Анника вопросительно посмотрела на него. Боссе выглядел как кот, только что проглотивший канарейку.
– Он обманом заполучил Большой журналистский приз. Дело касается серии статей об исчезнувшей миллионерше.
Анника приподняла брови:
– Откуда ветер дует?
– Новые данные из Интернета.
"Боже праведный", – подумала она.
– Это был телевизионный документальный фильм, – заметила она и выловила из кармана ключи от машины.
Боссе несколько раз удивленно моргнул.
– Не серия статей, – уточнила Анника. – Шюман получил приз за телевизионный документальный фильм. Оба раза.
Она направилась к машине, махнула рукой человеку-насекомому и залезла в салон. Пока обдуватель набрал обороты и высушил запотевшее с внутренней стороны ветровое стекло, Нина Хофман проехала мимо нее и исчезла за пеленой дождя.
Главный редактор Андерс Шюман изучал хорошо знакомую ему улыбку Ингемара Лерберга на экране своего компьютера: белоснежные зубы, ямочки на щеках, небесно-голубые глаза. Он стоял на причале перед большим танкером, распахнутая спортивная куртка, застегнутая на все пуговицы рубашка, ветер треплет волосы.
Чертовски приятный парень. Они знакомы лет десять, нет, пожалуй, больше – пятнадцать? Пару из них сидели вместе в программном комитете Ротари-клуба, хотя после разоблачения налоговых афер Лерберга ("Квельспрессен", естественно, не могла принять какую-то особую точку зрения только из-за того, что ее ответственный издатель был братом-ротарианцем объекта исследования) встречались крайне редко.
У кого возникло желание так жестоко разобраться с ним?
Шюман обновил страницу с целью прочитать последние новости относительно избиения. Анника Бенгтзон выложила в "Твиттере" картинку с места преступления, похоже, средства массовой информации уделили огромное внимание данному случаю. И вроде бы не существовало мотива, никто не угрожал бывшему парламентарию, и следы взлома отсутствовали. Серьезная ситуация.
Он снова вернулся на домашнюю страницу Лерберга (или, точнее, его фирмы, www.itc.se для International Transport Consultans AB). Лерберг был хорошим бизнесменом, его деятельность касалась кораблей и судоходства, речь вроде шла о какой-то цифровой системе для координирования морских грузоперевозок. Кроме того, он занимался вопросом новой гавани в Сальтшёбадене, по-настоящему шикарной – для яхт и круизных судов.
Хотя, конечно, прежде всего он прославился как политик.
Шюман набрал в поисковике "лерберг политик сальтшёбаден". В самом верху оказались несколько попаданий из его собственной газеты, ему всегда доставляло удовольствие, если подобное случалось, даже если он точно знал, что они появлялись там, поскольку предназначались именно для него. Пробежал взглядом вниз по странице и почти в самом конце обнаружил выход на дискуссионный форум, заставивший его податься вперед:
"Слухи о власть имущих в Сальтшёбадене".
Вместе с именем Лерберга и многих других он увидел и свое собственное.
"Андерс Шюман, рыцарь истины".
О чем речь?
Он обычно не гуглил себя самого, не особенно часто во всяком случае. Но сейчас, сгорая от любопытства, кликнул по ссылке. Виньетка начала вращаться на экране, а потом на нем появилась его собственная фотография, сделанная на каком-то празднике. Он стоял с бокалом в руке и широко улыбался в камеру. Глаза слегка блестели. Могли, интересно, сделать снимок после очередных дебатов в Клубе публицистов, например?
"Мы знаем его, все знают его, наш герой, борец за правду. Он спасает нас от злоупотреблений и коррупции. Главный редактор и ответственный издатель "Квельспрессен".
Он наклонился ближе к экрану. Что это, черт возьми, такое?
"Конечно, кое-кто утверждает, что он продал свои моральные и этические принципы семейству владельцев и пожертвовал их на алтарь капитализма, когда ушел с государственного телевидения и возглавил наиболее несерьезный и шумный таблоид Швеции, однако "Свет истины" никого не осуждает за глаза, мы придерживаемся принципа толерантности и открытости и приводим только ту информацию, которую можно доказать".
Шюман поднял глаза к верхнему краю экрана: ага, блогер называл себя "Светом истины". Это звучало зловеще.
"Мы все знаем его великолепную историю, то, с каким воодушевлением он делает свое дело, солидное журналистское прошлое: преподаватель университета, председатель Союза издателей газет, редактор, сделавший "Квельспрессен" самой крупной ежедневной газетой Швеции, и, кроме того, дважды обладатель Большого журналистского приза! Два раза! Какой подвиг! Достижение, которому (почти) нет аналогов! Давайте хором от всего сердца воскликнем "Аллилуйя"!!"
Да нет, в этом не было ничего особенного. Помимо него многие другие получали эту награду дважды.
"Но "Свет истины" недаром получил свое имя. Благодаря ему вы можете увидеть действительность без прикрас. Здесь всегда найдется место для Критики и Свободного мышления, в противоположность кошмарной политической корректности медийного истеблишмента, поэтому меня также можно называть кошмаром Шутов и Лицемеров.
Давайте в деталях рассмотрим великие журналистские достижения Андерса Шюмана. Все вместе приблизимся на один шаг к Свету, изучим его подвиги несколько тщательнее, со всеми нюансами…"
Что это за чертовщина такая?
"За какие заслуги наш герой впервые удостоился почетной награды, известной под названием Большой журналистский приз, об этом никто не помнит.
Именно второй журналистский подвиг Андерса Шюмана стоит того, чтобы разобраться с ним надлежащим образом, его по-настоящему большой медийный успех, документальный фильм, позволивший ему выйти из тени государственного телевидения и шагнуть в наши гостиные, уважаемая публика, мои друзья.
Давайте вытащим на свет Виолу Сёдерланд".
– Он все еще жив.
Андерс Шюман вздрогнул и поднял глаза от экрана. Шеф новостей Патрик Нильссон стоял, широко расставив ноги, с противоположной стороны письменного стола. Его голос был полон разочарования. Шюман торопливо свернул открытую страницу, он даже не слышал, как Патрик вошел. Перед собой он видел Виолу Сёдерланд во всей красе ее подкорректированной пластикой внешности.
– Я был уверен на сто процентов, – сказал Шюман. – Она исчезла добровольно.
Патрик Нильссон посмотрел на него равнодушным взглядом.
– Больница обнародовала коммюнике, – сообщил он. – У Лерберга случилась остановка сердца на операционном столе, но персонал принял все необходимые меры и запустил его снова. Он находится в состоянии искусственной комы из-за травм.
Шюман чувствовал, как мысли вихрем кружатся в его голове, и попытался сохранить нейтральную мину. Он закашлялся, посмотрел на пустой экран перед собой. Прочитанное на удивление сильно задело его, какой бы чушью, пусть и со злобным подтекстом, оно ни выглядело.
– Ты помнишь Виолу Сёдерланд? – спросил он.
Судя по изменившемуся выражению лица шефа новостей, вопрос стал для него большим сюрпризом.
– Кого?