И вот я въезжаю в довольно спартанское обиталище, построенное и отделанное мисс Берди, а потом, десять лет назад, позабытое ею. Это скромная берлога с оранжевым ковром, мебельной обивкой в тон и бледно-зелеными стенами. Здесь есть спальня, маленькая кухня с достаточным оборудованием и отделенной от нее небольшой нишей - столовой. Потолок сводчатый, что придает моему чердаку какой-то клаустрофобический вид.
Но для меня это то, что надо. Если мисс Берди будет соблюдать дистанцию, все устроится наилучшим образом. Она заставила меня пообещать, что я не буду устраивать шумных вечеринок, запускать громко музыку, приводить распущенных женщин, не стану выпивать, курить наркотики, заводить собак или кошек. Она сама все вычистила и выскребла, и полы и стены, и выбросила столько хлама, сколько могла. И буквально липла ко мне, когда я втаскивал по лестнице мои скудные пожитки. Уверен, что ей было меня жалко.
Как только я поднял наверх последнюю коробку, но еще ничего не успел распаковать, она настояла, чтобы мы выпили во внутреннем дворике по чашке кофе.
Мы сидели в патио всего, наверное, минут десять, и я только-только перестал потеть, когда она объявила, что сейчас самое время сообща ударить по цветочным клумбам. Я выпалывал сорняки, пока спину не заломило. Она же несколько минут была очень деятельным помощником, а потом предпочла стоять, наблюдать и давать указания.
Я могу отвертеться от работы в саду и во дворе, только укрывшись в безопасности в "Йогисе". Я должен обслуживать бар до закрытия, примерно до часу ночи.
Сегодня у нас полно народу, и, к немалому моему беспокойству, здесь и шайка моих сокурсников, расположившихся в переднем углу за двумя длинными столами. Это последняя встреча одного из многих братств студентов-юристов, куда я не допущен. Оно называется "Барристеры" и состоит из пишущих в "Юридическое обозрение" важных персон, которые воспринимают себя чересчур всерьез. Они стараются блюсти таинственность и эксклюзивность, у них свой ритуал вступления, когда они поют какие-то непонятные латинские вирши и делают прочие такие же глупости. Почти все собираются работать в больших фирмах или на федеральной юридической службе, все приняты в отделение налоговой службы при Нью-Йоркском университете. Это группка задавак и воображал.
Они быстро напиваются по мере того, как я таскаю им пиво кружку за кружкой. Самый крикливый из них - маленький, юркий, как белка, Джекоб Стейплс, многообещающий молодой адвокат, который три года назад, поступив в колледж, уже владел искусством грязного трюкачества.
Стейплс изобрел такое количество способов обмана и мошенничества, как никто другой за всю историю колледжа. Он ухитрялся обманом сдавать экзамены, крал учебники, идеи и тезисы у всех нас, врал преподавателям, чтобы подольше не сдавать зачетные работы и резюме. И скоро он будет делать миллионы баксов; подозреваю, что Стейплс один из тех, кто скопировал извещение обо мне в "Ежедневном вестнике" и размножил его по колледжу. Это как раз в его духе.
Хотя я стараюсь не обращать на них внимания, все же время от времени ловлю на себе случайный взгляд. И несколько раз слышу слово "банкротство".
Но я занимаюсь своим делом, иногда потягивая пиво из кофейной кружки. Принс сидит в противоположном углу, смотрит телевизор, одновременно настороженно поглядывая на "Барристеров". Сегодня Принс смотрит собачьи гонки по шоссе во Флориде и делает ставки на каждый забег. Нынче с ним играет и пьет за компанию его адвокат Брюзер Стоун, невероятно толстый и широкоплечий мужчина с длинными густыми седыми волосами и обмякшей козлиной бородкой. Он весит по крайней мере 350 фунтов, и вместе они напоминают двух медведей, жующих арахис.
Брюзер Стоун - адвокат с очень сомнительной репутацией.
Они с Принсом давно знакомы, вместе окончили среднюю школу в южном Мемфисе и сообща сварганили немало темных делишек. Когда никого нет рядом, они считают свои денежки. Они дают взятки политикам и полицейским. Принс у них нападающий, а Брюзер мыслитель. И когда Принс попадается, Брюзер на первых полосах газет вопит о том, что в обществе творится несправедливость. Брюзер пользуется большим влиянием в залах суда, прежде всего потому, что известен своей щедростью по отношению к присяжным. Поэтому Принс не боится осуждающих вердиктов.
В фирме Брюзера работают четыре или пять адвокатов.
Представить не могу, в каких глубинах отчаяния я должен оказаться, чтобы попросить у него работу. Не могу вообразить ничего хуже, чем говорить, что я работаю на Брюзера Стоуна.
Но Принс может мне это устроить. Он бы с удовольствием оказал мне протекцию, только чтобы показать, какая у него сильная рука.
Однако не могу поверить, что когда-нибудь даже в мыслях я этого пожелаю.
Глава 10
Под давлением нашей четверки Смут смягчается и говорит, что мы можем вернуться в "Кипарисовые сады" самостоятельно и независимо, каждый от себя, а не как группа, которая должна промучиться еще за одним ленчем. Однажды мы с Букером незаметно проскальзываем в "Сады", когда исполняется "Америка прекрасна", и сидим в заднем ряду, пока мисс Берди ведет назидательную беседу о витаминах и подвижном образе жизни. Наконец она замечает нас и настоятельно требует, чтобы мы вышли на сцену и официально представились.
После того как программа дня заканчивается, Букер пробирается в дальний уголок для встречи со своими клиентами и дает им совет, не предназначенный для посторонних ушей. Так как я уже встречался с Дот, а с мисс Берди мы провели немало часов в ожесточенной схватке над ее завещанием, мне не так уж много предстоит сделать. Мистер де Вейн Дьюиси, мой третий клиент во время прошлой встречи, попал в больницу, и я послал по почте совершенно сейчас бесполезное заключение и мои предложения, как ему помочь в его маленькой персональной войне с ветеранской администрацией.
Завещание мисс Берди не закончено и не подписано. В последнее время она очень нервничает, когда о нем заходит речь. Я не уверен, что она хочет его изменить. Она говорит, что давно ничего не слышно от достопочтенного Кеннета Чэндлера, так что, может быть, она и не оставит ему состояние. Я, конечно, стараюсь поддерживать такое настроение.
У нас уже были кое-какие разговоры насчет ее денег.
Ей нравится выждать момент, пока я не зароюсь по самую задницу в палую листву или чернозем для горшков с рассадой, и с меня пот не потечет ручьями, и я весь не выпачкаюсь в земле, и вот тогда, нависая надо мной, она задает какой-нибудь сногсшибательный вопрос вроде: "А сможет жена Делберта оспорить мое завещание, если я ему ничего не оставлю?" - или: "А почему я не могу отдать деньги прямо сейчас, и дело с концом?"
Я останавливаюсь, поднимаюсь от земли или цветов, вытираю лицо и пытаюсь придумать интеллигентный ответ.
Обычно к этому моменту она уже думает о другом и меняет тему разговора, желая знать, почему азалии, вон там, не растут.
Я несколько раз заводил разговор о завещании во время кофепития во внутреннем дворике, но она начинает нервничать и раздражаться. У нее наличествует здоровая подозрительность в отношении адвокатов.
Я проверил несколько фактов. Она действительно была замужем за мистером Энтони Мердайном. Их брак длился почти пять лет, пока он не умер в Атланте четыре года назад.
Очевидно, мистер Мердайн оставил внушительное состояние, когда удалился в мир иной, и, очевидно, это вызвало большие разногласия. По этой причине суд округа Де-Калб, Джорджия, постановил хранить дело запечатанным в сейфе. Вот что я пока успел узнать. И теперь собираюсь переговорить с адвокатами, завязанными на этом деле.
Сейчас мисс Берди желает обратиться к собравшимся.
Это дает ей ощущение собственной значимости в глазах ее паствы. Мы сидим за столиком около рояля в отдалении от других. Мы близко притиснулись друг к другу, почти касаемся головами, можно подумать, что мы не виделись целый месяц.
- Я хочу знать, что мне делать с вашим завещанием, мисс Берди? - спрашиваю я. - И прежде чем я его как следует набросаю вчерне, мне надо представлять, хоть приблизительно, сколько у вас денег.
Она постреливает вокруг глазами, словно все прислушивагся к нашему разговору. На самом деле большая часть этих несчастных нас не смогла бы услышать, даже если бы мы кричали. Она низко наклоняется и закрывает рот рукой.
- Ладно. Денег, вложенных в недвижимость, нет. Они все на денежном рынке, в трастах и муниципальных акциях.
Я удивляюсь, слыша, как она сыплет перечислением своих инвестиций с такой явной легкостью и знанием дела. Наверное, действительно деньги там.
- А кто распоряжается инвестициями? - Мой вопрос не обязателен. Для завещания и ее состояния не важно, кто распоряжается деньгами. Но любопытство меня просто съедает.
- Одна фирма в Атланте.
- Юридическая фирма?
- О нет. Я бы адвокатам свое состояние не доверила. Трастовая компания. Все деньги в трасте. Я получаю пожизненный доход, а затем все отчуждается. Так распорядился судья.
- А большой у вас доход? - спрашиваю я, совершенно потеряв над собой контроль.
- Ну, Руди, это уж вас никак не касается, а?
Нет, не касается. Меня стукнули по рукам, но в лучших юридических традициях я пытаюсь выйти с честью из щекотливого положения.
- Но ведь это может оказаться важным, понимаете? В связи с налогами.
- Но я не прошу вас платить мои налоги. Для этого у меня есть бухгалтер, я просто попросила вас переписать мое завещание, и, честное слово, это, видно, вам не по силам.
Боско подходит к другому концу стола и ухмыляется. У него почти нет зубов. Мисс Берди вежливо просит его пойти поиграть несколько минут в индийское лото. Она удивительно добра и мягка с этими людьми.
- Я подготовлю ваше завещание в любом варианте, мисс Берди, - отвечаю я строго, - но вы сами должны на что-то решиться.
Она выпрямляется, драматически вздыхает, щелкая зубными протезами.
- Дайте-ка все обдумать.
- Прекрасно. Но, пожалуйста, помните: в вашем теперешнем завещании есть много такого, что вам не нравится. И если с вами что-нибудь случится, тогда…
- Знаю, знаю, - перебивает она меня и никак не может найти положения рукам. - Не читайте мне лекций. За последние двадцать лет я составила двадцать завещаний. И знаю о них все.
Боско идет на кухню и начинает плакать, а она спешит его утешить. Букер заканчивает консультацию из милости. Его последний клиент - тот старик, с которым он потратил столько времени в прошлый наш приезд. Очевидно, старикан не слишком обрадован теми заключениями, к которым пришел Букер, пытаясь разобраться, что тот натворил, и я слышу, как Букер говорит, уже готовясь уйти:
- Послушайте, но ведь я вас консультировал бесплатно. Что вам еще нужно?
Мы свидетельствуем свое почтение мисс Берди и быстро уходим. Проблемы пожилых для нас уже в прошлом. Через несколько дней занятия в колледже окончатся.
Три года ненависти к нему, и вдруг мы ощущаем себя на свободе. Я слышал, как один адвокат говорил кому-то, что потребуется несколько лет, чтобы воспоминания о всех тяготах и обидах, пережитых в колледже, потускнели, и, как это бывает с большинством событий в жизни, помнишь уже только хорошее. Но он казался здорово печальным, когда предавался воспоминаниям о минувших славных днях юридического образования.
Однако я что-то не могу выудить из памяти хоть один такой момент моей жизни, когда я оглянулся бы на прошедшие три года и сказал, что в конечном счете они были приятны.
Возможно, однажды я смогу накопать несколько мелких светлых воспоминаний о том, как проводил время с друзьями, пускался в загулы с Букером, о том, как работал в баре "Йогис", и о других делах и событиях, которые сейчас никак не приходят на память. Я уверен, что мы с Букером когда-нибудь со смехом вспомним об этих славных стариканах в "Кипарисовых садах" и о доверии, которое они к нам питали.
Вот будет, наверное, забавно.
Я предлагаю пойти выпить пивка в "Йогис". Я угощаю.
Уже два часа, и пошел дождь, самое подходящее время, чтобы сесть дружно за столик и пустить на ветер несколько часов.
Может быть, это наша последняя возможность вот так, свободно, посидеть.
Букеру очень хочется пойти, но ему надо быть в офисе через час. Марвин Шэнкл поручил ему подготовить краткое заключение по делу, которое будет слушаться в суде в ближайший понедельник. И Букеру предстоит весь уик-энд провести в библиотеке.
Сам Шэнкл работает все семь дней в неделю. Его фирма первая начала заниматься в Мемфисе делами по гражданским правам, и сейчас он пожинает богатые плоды. Есть у него двадцать два адвоката, все негры, половина из них женщины, и все стараются придерживаться жестких рабочих рамок, требуемых Марвином Шэнклом. Секретарши работают посменно, так что в течение суток по крайней мере с тремя из них можно легко связаться по телефону. Букер боготворит Шэнкла, и я знаю, что через несколько недель он тоже станет работать по воскресеньям.
Я чувствую себя как грабитель банка, который ездит по пригородам и высматривает тот, на который легче всего напасть. Я нахожу искомую фирму в современном бетонно-стеклянном четырехэтажном здании. Она расположена в восточной части Мемфиса на деловой улице, бегущей на запад, к центру города и к реке. Здесь завершается мой разбойный набег.
В фирме работают четыре адвоката, все не старше тридцати пяти и все выпускники Мемфисского университета. Я слышал, что они все дружили в юридическом колледже, все по окончании пошли работать в крупные фирмы, всем не понравилось давление, которое на них оказывалось, и вот они снова объединились и занимаются теперь более спокойной практикой. Я видел их объявление на желтых страницах рекламного журнала, объявление на целую страницу, которое, по слухам, обходится по четыре тысячи долларов в месяц. В сфере их интересов все, от разводов до дел по недвижимости, и, конечно, самый весомый пункт в объявлении сообщает, что они занимаются случаями нанесения морального и телесного ущерба.
Независимо от того, на чем конкретно специализируется адвокат, скорее чаще, чем реже, он или она объявляет о своем большом опыте по ведению дел о моральном или физическом ущербе, нанесенном личности, потому что для огромного большинства юристов, у которых нет клиентов и которые могут давать объявления, единственная надежда заработать сколько-нибудь значительные деньги - это представить в суд иск от лиц, получивших увечья, или выступить в защиту прав погибших. Это легкие деньги. Найдите только парня, имеющего страховку и получившего увечье при автомобильной аварии, в которой виноват другой водитель. Потерпевший попадает на неделю в больницу со сломанной ногой и теряет на этом недельное жалованье. Если адвокат сумеет добраться до него раньше страхового агента, которому поручено уладить дело полюбовно, тогда он может подать иск на возмещение ущерба в пятьдесят тысяч долларов. И тогда адвокат некоторое время роется в бумагах и документах, и чаще всего ему не приходится класть дело на полку и забывать о преследовании по суду. Он тратит на дело максимум часов тридцать, а берет гонорар примерно в пятнадцать тысяч. То есть по пять сотен за каждый час работы.
Замечательная работа, если повезет. Вот почему почти каждый адвокат в городе Мемфисе помещает объявления на желтых рекламных страницах и криком кричит, предлагая свои услуги потерпевшим. И не требуется никакого опыта в судопроизводстве, потому что в девяноста девяти случаях из ста дело со страховой компанией улаживается полюбовно, без судебного преследования. Вся штука заключается в том, чтобы только поставить дело в очередь на слушание в суде.
Но мне безразлично, что и как они рекламируют. Меня беспокоит сейчас только одно - как уговорить их принять меня на работу. Несколько минут я сижу в машине и смотрю, как дождь барабанит в ветровое стекло. Я бы скорее предпочел, чтобы меня отстегали кнутом, чем сейчас идти в контору, любезно улыбаться секретарше, тараторить, как уличный торговец-зазывала, и, пустив в ход только что придуманную уловку, проскользнуть мимо нее и повидать кого-нибудь из ее боссов.
И я не могу сейчас представить, что решусь на все это.
Глава 11
Я уклоняюсь от присутствия на выпускной церемонии под предлогом собеседований, которые мне назначили нескольких юридических конторах, многообещающие собеседования, заверяю я Букера, но ему известна правда. Букер знает, что я просто-напросто стучусь в разные двери и всюду оставляю анкеты.
Букеру, единственному из всех, не безразлично, надену ли я шапочку и мантию и приму участие в церемонии или нет.
И он разочарован, что я уклоняюсь от нее.
Мать и Хэнк где-то в штате Мэн, в туристическом лагере, живут в палатке, любуясь, как распускается листва. Я разговаривал с матерью по телефону месяц назад, и она понятия не имеет, когда я окончу колледж.
Слышал, что выпускная церемония скучная: очень много речей разных старых судей, которые умоляют выпускников любить закон и относиться к своей профессии как к самой почетной, ублажать ее, как ревнивую возлюбленную, и возрождать снова и снова идею столь прекрасную и вознесенную на высоту предшествующими поколениями. И так ad nauseum .
Да нет, я лучше посижу в "Йогисе" и посмотрю, как Принс делает ставки на гонках козлов.
Букер будет присутствовать со всей семьей. Чарлин захватит и ребятишек. Придут также его родители, ее родители, несколько дедушек и бабушек, тетушки, дядюшки и племянники. Кейновский клан явится в полном своем составе. Будет много слез и фотографий. Букер первый в семье оканчивает университет, и тот факт, что он выпускник именно юридического колледжа - предмет неимоверной гордости родственников. Я чувствую искушение спрятаться в толпе, только бы посмотреть на его родителей, когда он станет получать диплом. Я бы, наверное, заплакал с ним за компанию.
Не знаю, будет ли присутствовать на торжественной церемонии семья Сары Плэнкмор. Мне даже представить себе нестерпимо, как она станет улыбаться перед камерой под ручку с женихом, Тоддом Уилкоксом, и как он примется ее обнимать. Сара наденет пышное платье, так что нельзя будет разглядеть, с животом она или без. А я обязательно стал бы смотреть на нее. Как бы я ни старался, мне ни за что не удастся отвести глаза от середины ее туловища.
Так что самое лучшее, если я не пойду на заключительную церемонию. Маделейн Скиннер по секрету сказала мне пару дней назад, что все остальные нашли хоть какую-то работу.
Многие получили меньше, чем рассчитывали. По крайней мере пятнадцать человек сами позаботились о себе, пооткрывали собственные конторы и объявили о готовности оказывать услуги по судебному преследованию. Они взяли деньги взаймы у родителей или богатых дядюшек и сняли комнатенки с дешевой мебелью. У Маделейн все на учете. Она знает, кто, где и куда пристроился, и выше моих сил сидеть в черной шапочке и мантии со ста двадцатью другими выпускниками, которые все знают, что я, Руди Бейлор, единственный безработный на курсе. С тем же успехом я мог бы облачиться в розовый халат и голубой колпак. Ладно, наплевать и забыть!
И я забрал свой диплом вчера.
Заключительный акт начинается в два часа дня, и точно в это время я вхожу в здание юридической фирмы Джонатана Лейка. Сейчас я дам повторный спектакль. Прошлый раз я пришел сюда месяц назад и робко протянул секретарше анкету. На этот раз все будет по-другому. Теперь у меня есть план.