- Не думаю. Они меланхолики от природы, вроде наших галисийцев. Ну и конечно, им ежедневно приходится противостоять Атлантике. Но при этом они великие гурманы и сластолюбцы. Эта страна совершит поголовное самоубийство, если их лишат второго завтрака. Они обожают поесть и выпить и наслаждаются красотой мира.
- Да, - согласился Хавьер, начиная испытывать интерес. - А как насчет англичан? Мой отец так восхищался англичанами. Как они справляются с жизнью? Они такие чопорные и замкнутые.
- При нас - да, но между собой… По-моему, они постоянно над чем-нибудь "уписываются".
- Верно, - подхватил Хавьер, - они ни к чему не относятся слишком серьезно. Все могут осмеять. Ничего священного и неприкосновенного. Знаменитое английское чувство юмора. А французы?
- Ну, у этих секс. Любовь. И все, что к тому ведет. La Table.
- Немцы?
- Ordnung.
- Итальянцы?
- La Moda.
- Бельгийцы?
- Мидии, - выпалил доктор Фернандо, и они оба рассмеялись. - Не знаю ни одного бельгийца.
- А американцы?
- Эти посложнее.
- У них у всех личные психоаналитики.
- Да, ведь нелегко быть лидерами современного мира с правом на счастье, записанным в конституции, - сказал доктор Фернандо. - К тому же там намешаны выходцы из Северной Европы, латиноамериканцы, негры, уроженцы Востока. Может, в том-то и беда, что им теперь недоступны их традиционные способы выпускания пара.
- Интересная теория. Почему бы вам не написать диссертацию?
- Шутите, Хавьер?
- Да, конечно, - ответил он, подняв глаза и словно силясь вспомнить, зачем он здесь сидит.
- Наверное, вам следует чаще выходить. Поменьше работать. И больше времени проводить среди людей.
- Все-таки постарайтесь, пожалуйста подыскать кого-нибудь, с кем я мог бы поговорить, - попросил Фалькон, снова ощутив навалившуюся на него тяжесть.
Доктор Валера кивнул и выписал ему какие-то слабые успокоительные таблетки под названием орфидал и что-то снотворное.
- Одно могу сказать наверняка, Хавьер, - произнес он, протягивая Фалькону рецепт. - Алкоголь не решит ни одну из ваших проблем.
Фалькон купил лекарства на проспекте Республики Аргентины и проглотил таблетку орфидала, смочив ее собственной слюной. Рамирес дожидался его в кабинете с пакетом, адресованным старшему инспектору Хавьеру Фалькону. На пакете была мадридская почтовая марка.
- Его просветили рентгеном, - сказал Рамирес. - Это видеокассета.
- Отнесите ее в отдел экспертизы и попросите обследовать.
- Кое-что еще. Возможно, это будет интересно. Вчера я послал Фернандеса в "Мудансас Триана", чтобы он помог Баэне опрашивать персонал. Он нашел общий язык с прорабом. Выяснилось, что Рауль Хименес воспользовался услугами компании "Мудансас Триана", потому что они уже перевозили его раньше. Они хранят на складе кое-что из его вещей, оставшихся после двух его последних переездов.
- Его жена сказала, что он переехал в Эдифисьо-дель-Пресиденте в середине восьмидесятых.
- Из дома в квартале Порвенир.
- А еще раньше он жил на площади Кубы.
- Откуда уехал в шестьдесят седьмом году.
- После смерти первой жены.
- Когда они заносили его фамилию в компьютер в "Мудансас Триана", то обнаружили, что у него еще имеется имущество на складе. Они спросили, хочет ли он перевезти его в новый дом. Хименес ответил, что, конечно же, нет. Тогда они предложили выбросить это старье, потому что хранение обходится ему недешево. И он снова сказал "нет".
Рамирес вышел с пакетом. Фалькон положил руку на телефонную трубку. Он откинулся на спинку кресла и задумался над тем, насколько важно то, о чем он только что услышал. Орфидал действовал. Он был спокоен и сосредоточен, хотя вполне допускал, что это, может быть, параноидальная подозрительность - вообразить, будто Рамирес намеренно отвлекает его внимание впечатляющей, но бесполезной информацией. У него были две возможности. Первая: потребовать ордер на обыск, предоставив документальное подтверждение того, что события тридцатишестилетней давности имеют отношение к делу. Вторая: попросить разрешения на осмотр вещей у Консуэло Хименес, но она уже пресекла его попытки добраться до материалов строительного комитета.
Телефонный звонок заставил его подпрыгнуть от неожиданности. Судебный следователь Кальдерой просил о встрече. Ему только что нанес неожиданный визит председатель Совета магистратуры Севильи Альфредо Спинола. Они договорились встретиться перед обедом в здании суда.
Рамирес вернулся от криминалистов со "стерильной" видеокассетой. К ней прилагалась карточка с надписью: "Наглядный урок № 1. См. 4 и 6". У самой кассеты имелось название: "Cara о Culo I".
- Случайно не это было написано на пустом футляре от кассеты в квартире Рауля Хименеса? - спросил Рамирес.
- Убийца, должно быть, забрал кассету с собой, - ответил Фалькон. - И… Наглядный урок?
Они прошли в комнату для допросов, где все еще стояла налаженная видеоаппаратура. Рамирес вставил кассету в аппарат. Появилось прыгающее изображение в сопровождении металлической музыки. Последовала серия эпизодов, каждый продолжительностью минут пять-десять, в которых вполне обычные ситуации, такие, как вечеринка с выпивкой, обед в ресторане, барбекю у бассейна, выливались в невероятный разгул группового секса. Фальконом мгновенно овладела скука. Музыка и поддельный экстаз раздражали его; ладони снова стали влажными. Действие орфидала кончилось. Он глубоко дышал, стараясь сохранить спокойствие. Рамирес сидел, подавшись вперед и крутя на пальце кольцо. Он постоянно отпускал какие-то замечания, ни к кому не обращаясь и время от времени присвистывая. Фалькона вывел из оцепенения последний эпизод: он вроде бы узнал ту сцену, которая воспроизводилась на экране телевизора, когда Рауль Хименес был с Элоисой Гомес.
- Не понимаю, как вы это определили, - сказал Рамирес.
- По силуэтам на экране.
Рамирес ухмыльнулся. Кассета закончилась.
- Что это еще за "Наглядный урок"? - задал он вопрос. - Если Хименес и прокручивал это в ночь своей смерти, так что с того?
- Это последний эпизод из шести. Нам указали на четвертый и шестой.
- Мы их и просмотрели.
- Значит, дело не в том, что пленку крутили в ночь убийства.
- Наглядный урок? - пробормотал Рамирес.
- Он учит нас, - сказал Фалькон. - Он видит что-то, чего не видит никто другой.
- Меня-то, положим, он ничему не учит, - буркнул Рамирес. - Я знаю всю эту чепуху вдоль и поперек.
- Может, в этом-то и штука. На чем сосредоточиваются, когда смотрят порнографические фильмы?
- Ну, на том, как они это делают.
- Вот почему подобные киношки еще называют "обнаженкой". В них привлекает одно: обнаженная плоть. Тела. Их взаимодействие.
- А что же еще там есть!
- Возможно, он предлагает нам присмотреться повнимательнее. Ведь это не просто гениталии и совокупления. Мы забываем, что исполнители - реальные люди со своим лицом и своей жизнью, - рассуждал Фалькон. - Давайте повторим этот последний эпизод и на этот раз просто понаблюдаем за лицами.
Рамирес перемотал пленку. Фалькон полностью убрал звук. Они встали поближе к экрану.
- Вы заметили, как одеты актеры? - спросил Фалькон.
- Похоже, этому фильму лет двадцать, - подхватил Рамирес. - Взгляните-ка на эти воротнички рубашек - я еще их помню.
Фалькон пытливо вглядывался в глаза и губы людей на экране, пытаясь понять, что заставило их пойти на такое. Неужели одних денег достаточно, чтобы наплевать на нравственность и целомудрие? Вот пара пустых зрачков и приоткрытый рот со стиснутыми зубами, вот рыхлое безжизненное лицо с приподнятой в усмешке губой - Фалькон содрогнулся, удрученный разворачивавшейся перед ним маленькой драмой. Да знали ли эти бедняги друг друга? Быть может, они впервые встретились в это утро, а в полдень уже…
У одной из девушек были темные вьющиеся волосы. Она ни разу не взглянула в объектив. Она либо смотрела прямо перед собой, либо опускала взгляд на поверхность стола, на который опиралась. Казалось, единственное ее желание - поскорее отстреляться. Одна рука девушки была с суровой решимостью сжата в кулак. Фалькону пришло в голову, что если бы камера брала лица крупным планом, а голос за кадром рассказывал о жизни участников действа, это была бы отличная документальная лента. Имели ли запечатленные здесь люди партнеров за пределами этого временного мирка? Неужели можно заниматься сексом с семью-восемью незнакомцами, а потом как ни в чем не бывало вернуться домой и пообедать со своим молодым человеком или любимой девушкой? Или им довелось испытать такое разочарование, что все уже трын-трава?
Его накрыла волна печали.
- Что-нибудь разглядели? - поинтересовался Рамирес.
- Ничего, имеющего отношение к делу, - ответил Фалькон. - Я не знаю, что искать.
- Да он что, смеется, что ли, над нами, этот типчик?
- Это его игра, и мы играем в нее, потому что каждый раз узнаем о нем что-нибудь новое. Давайте вернемся к четвертому эпизоду.
Рамирес перемотал пленку и нажал кнопку "воспроизведение". Действие начиналось на вечеринке в квартире. Зазвонил дверной звонок. Камера последовала по коридору за девушкой в плотно облегающих шортах и открытой маечке. Она открыла дверь и впустила двух мужчин и двух женщин. Рамирес ткнул своим толстым пальцем в экран.
- Взгляните-ка на нее! - воскликнул он.
Перед ними опять была девушка с вьющимися темными волосами и сжатым кулаком, которая никогда не смотрела в объектив.
- Это парик, - заметил Рамирес.
Сопровождаемая камерой, хозяйка провела гостей к компании, которая непостижимым образом успела посбрасывать с себя шмотье и слиться в групповухе. Четверо вновь прибывших, вместо того чтобы с воплями кинуться вон из квартиры, присоединились к присутствующим.
- Вот снова она, - сказал Рамирес.
На этот раз девушка, раздетая до пояса, сидела на диване, подняв глаза на набухшие под брюками чресла стоявшего над ней мужчины. Камера приблизилась вплотную, когда девушка протянула руки к его ширинке.
- Узнаете, кто это? - спросил Рамирес.
- Невероятно.
- Да уж! - выдохнул Рамирес с откровенным удовлетворением. - Конечно, здесь она моложе и вроде бы пухлее, но это совершенно точно сеньора Консуэло Хименес.
17
Вторник, 17 апреля 2001 года,
полицейское управление, улица Власа Инфанте, Севилья
Они вернулись в кабинет. Фалькон сидел за столом, уставившись на кассету; Рамирес постукивал безымянным пальцем по оконному стеклу, глядя на автостоянку с таким видом, будто ему необходимо было распродать всю эту уйму машин до конца недели.
- По крайней мере, нам теперь известно, что она не цветочек, - обронил Рамирес.
- А толку-то? - спросил Фалькон, швырнув кассету через стол. - Он добился именно того, чего хотел. Все запутал.
- Но ведь предполагалось, что мы должны чему-то научиться. Это был наглядный урок, - сказал Рамирес, выпрямляясь и качая головой, словно обескураженный неосуществимостью задачи - сбыть с рук этакую гору металлолома.
- Ну, и как вам теперь ваша версия относительно виновности Консуэло Хименес?
- Не знаю, - ответил Рамирес, поворачиваясь спиной к окну. - С одной стороны, она укрепляется, с другой - летит ко всем чертям.
- То-то и оно, - заметил Фалькон. - Теперь у нас есть доказательство, что она способна перейти границы дозволенного. Но с какой стати киллер, которому она якобы заплатила и которого проинструктировала… с какой стати он прислал нам эту пленку?
- Если только это сделал он.
- Смотрите - наглядный урок номер один: Рауль Хименес со срезанными веками. Ну, кто еще это мог быть? Слишком знакомый почерк.
Рамирес прошелся по комнате, подергивая безымянным пальцем.
- Вы сказали, что это было рассчитано на то, чтобы запутать нас, да? - продолжил Рамирес. - Но сеньора Хименес сейчас в трудном положении. После убийства вы почти каждый день подолгу беседовали с ней.
- Думаете, она сама послала кассету или велела кому-то ее послать?
- Посмотрите на нашу реакцию. Мы поверить не можем, что она была способна выставить себя в таком виде. Но подумайте хорошенько. Она снялась в порнографическом фильме двадцать лет назад. Подумаешь, большое дело! Вероятно, у нее были на то свои причины. Скорее всего, нужда в деньгах. А что предпочтительнее? Протрубить десять лет горничной или пососать пару пенисов? Этот фильм мог бы повлиять на ее жизнь в единственном случае - если бы мы переслали его ее друзьям в Севилье, обведя ее голову красным кружком и сделав вспыхивающую на экране надпись: "Консуэло Хименес", но раз у вас нет денег на слежку, то на это и подавно.
Рамирес был неисправим. Всегда находил, из-за чего вспылить и к чему придраться.
- Возможно, в этом наглядном уроке заложено и нечто другое, - произнес Фалькон. - Мне кажется, что именно Консуэло была на экране, когда убийца снимал Рауля Хименеса с Элоисой Гомес. Что это говорит о Рауле Хименесе… если он знал, на кого смотрит?
- Он очень странный тип.
Фалькон задумался о развилках в человеческом сознании, о бесконечных вариантах выбора. То или это? Под влиянием какого такого инстинкта мужчина, вместо того чтобы лежать в постели с женой, размышляя о радостях супружества и детях, трахает в своем кабинете шлюху, глядя, как жена занимается тем же самым на экране? Похоже, Рауля Хименеса всегда тянуло на дешевку.
- Если еще вспомнить о сходстве Консуэло Хименес с покойной женой… трудно представить, что двигало этим человеком, - сказал Фалькон.
- Чувство вины, - заявил Рамирес.
- Чтобы вину чувствовать, ее нужно осознавать.
- Не понимаю, - отозвался Рамирес, начиная скучать. - Ну, и что нам теперь делать?
- Предъявить это Консуэло Хименес… и посмотреть на ее реакцию.
- Я готов.
- К тому же мы должны до обеда встретиться с Кальдероном, - продолжил Фалькон. - Думаю, что вдвоем уличать Консуэло Хименес в ее былых грехах, - это непродуктивная трата сил. Вам надо подготовить материалы к совещанию с Кальдероном. И еще скажите Баэне, если он не ушел из "Мудансас Триана", чтобы он узнал, не позволят ли ему взглянуть на старые вещи Рауля Хименеса, или, по крайней мере, пусть дадут ему инвентарную опись.
Рамирес прямо-таки потемнел от едва сдерживаемой ярости. Получалось, что он перемудрил и к тому же лишился удовольствия принять участие в унижении Консуэло Хименес. Фалькон позвонил ей. Она согласилась встретиться с ним и попросила прийти до того, как в ресторане начнут подавать обед.
Он принял в туалете еще одну таблетку орфидала, поражаясь эффективности первой и испытывая искушение провести на них остаток жизни. Он ехал по присмиревшему городу и думал, что, наверное, его врач был прав, это всего лишь стресс. Мы живем в эпоху постоянной тупой тревоги. Поскольку больше не происходит никаких мировых катаклизмов, мы концентрируем свое внимание на мелочах повседневной жизни, уходим с головой в работу и суету, чтобы подавить эту тревогу, которая сопутствует относительному спокойствию. Да, правильно, думал он, я накуплю этих таблеток еще на несколько недель, распутаю это дело и возьму отпуск.
Позади здания суда пара мест на стоянке пустовала. Он припарковался и направился через Сады Мурильо в квартал Санта-Крус. Он замедлил шаг, когда у него вдруг всплыли в памяти слова врача… про самый красивый город Испании… и он оглянулся вокруг, словно попал сюда впервые. Небесный свод над прозрачным, кристально чистым воздухом и высоченными пальмами был по-настоящему лазурным. Андалузское солнце пронизывало зеленую листву платанов, создавая узоры из света и тени на ровной булыжной мостовой. Пурпурные махины бугенвиллий, сияющие после дождей, сползали с белых и охряных зданий. Кроваво-красные герани просовывали головки меж черных прутьев кованых железных балконов. Запах кофе и пекущегося хлеба витал в тихих улочках. Пещерная промозглость узких проулков перетекала в тепло открытых площадей, посреди которых хранили безмолвие золотистые камни старых церквей.
Проходя под высокими платанами на площади Альфальфы, Фалькон пожалел, что ему приходится заниматься сейчас таким делом, - боль и смятение врывались диссонансом в ликование апрельского дня. Секретарша проводила его в кабинет Консуэло Хименес. Та сидела за письменным столом, положив ладони на покрытую кожей столешницу и приподняв плечи, так что обрисовывались подплечники. Фалькон опустился в кресло, ощущая в солнечном сплетении трепет радости. Вот это таблетки! Ему - как человеку, слушающему любимую музыку через наушники, - потребовалось приложить определенные усилия, чтобы удержать свои эмоции в себе.
Он передал ей видеокассету в пластиковом пакете. Она перевернула ее и поморщилась, прочитав название. Фалькон сказал ей, что получил кассету утром по почте, и упомянул о карточке с надписью: "Наглядный урок".
- Это один из непристойных фильмов моего мужа, не так ли?
- Да. Судя по кадрам, отснятым убийцей, ваш муж смотрел его, занимаясь сексом с проституткой. Та же вложенная в посылку карточка обращает наше внимание на четвертую и шестую части.
- Очень хорошо, старший инспектор, и что же в них?
- Вы не имеете ни малейшего представления о содержании этого видео?
- Я не интересуюсь порнографией. Я ее не выношу.
- Судя по одежде актеров и актрис, фильму, по нашей оценке, лет около двадцати.
- Одежда в похабном фильме… это что-то новое.
- Она присутствует только в самом начале.
- Продолжайте, старший инспектор. Если за этим что-то скрывается, выкладывайте сразу.
- В двух эпизодах, которые нам было рекомендовано просмотреть, фигурируете вы, сеньора Хименес, еще совсем молодая.
Последовало ледяное молчание. Достаточно долгое для того, чтобы наступило новое оледенение.
- Почему, как вам кажется… - начал Фалькон.
- О чем вы говорите, старший инспектор?
Злоба в ее голосе не оставила камня на камне от его уверенности. У него в голове мелькнула мысль, что они ошиблись, что Рамирес обознался и что это была не она. Мебель в кабинете стремительно куда-то понеслась, когда он столкнулся в лоб с самой щекотливой ситуацией в своей профессиональной карьере.
- Мне интересно, - сказал он, беря себя в руки, - зачем кому-то понадобилось присылать нам этот фильм.
- Кто дал вам право являться ко мне с таким гнусным заявлением?..
- У вас есть видеоплеер?
- Пошли, - бросила она и схватила пакет.