- Очень интересно, - заметил Кальдерон. - А когда Лусена покинул здание?
- Камера это не зафиксировала, - объяснил Фалькон. - Он говорит, что ушел утром вместе с Марсиано Руисом.
- Почему не зафиксировала?
- В гараже была нарушена видеопроводка, - вступил в разговор Рамирес, и это оказалось новостью для Фалькона. - По заключению экспертов - перекушена кусачками.
- Значит, убийца вошел через гараж? - спросил Кальдерон, стараясь докопаться до более важной информации.
- Насчет вошел - не знаю, но вышел определенно, - ответил Фалькон. - Проблема ведь заключалась не только в том, чтобы незаметно проникнуть в здание, но и в том, чтобы попасть в квартиру. Рауль Хименес был предельно осторожен. Он всегда запирал дверь на пять поворотов, что подтверждено проституткой, которая, стоя у лифта, слышала, как ключ прокручивается в замке.
- Так как же убийца оказался в квартире?
Фалькон изложил ему версию с грузовиком-подъемником транспортной компании "Мудансас Триана". Кальдерон стал размышлять вслух:
- Значит, убийца забирается в очевидно пустую квартиру и прячется в ней в течение двенадцати часов с видеокамерой, принесенной специально для того, чтобы заснять Рауля Хименеса со шлюхой? Это звучит не…
- Если дело обстояло именно так, то я не думаю, что съемка была запланирована, - сказал Фалькон. - Полагаю, ему вдруг захотелось покуражиться. Он решил показать нам, что все время находился там. Если бы он не заснял их, мы бы знали намного меньше. Вероятно, мы бы до сих пор попусту теряли время с Базилио Лусеной. Следовательно, мы можем поблагодарить убийцу за этот маленький промах, а заодно и за забытую тряпку с хлороформом, потому что каждой из этих оплошностей он кое-что сообщает нам о себе.
- Что он непрофессионал, - сделал вывод Кальдерон.
- Но лихой непрофессионал, - добавил Фалькон. - Он не боится рисковать и любит дразнить.
- Неуравновешенный тип?
- Импульсивный и азартный, - ответил Фалькон. - Без тормозов.
- Но с хирургическими навыками, - присовокупил Рамирес.
Фалькон изложил вторую версию: Элоиса Гомес впустила своего любовника или дружка по панели, чтобы тот убил Рауля Хименеса.
- Из вещей ничего не пропало, - доложил Рамирес. - Квартира была практически пуста, так что преступник проник в нее исключительно с целью убить Рауля Хименеса.
- Как она держалась при допросе?
- Крепко, - сказал Рамирес.
- Вы ведь еще на нее нажмете, не так ли? - поинтересовался Кальдерон.
Они кивнули, и в наступившей после этого тишине Фалькон коротко изложил Кальдерону свой разговор с Лобо о масштабах коррупции при строительстве "Экспо-92" и о причастности к этому Рауля Хименеса. Упомянул он и о предостережении, высказанном комиссаром.
- Если коррупция имеет отношение к этому убийству, то мне придется открыто заявить о ней! - воскликнул Кальдерон с загоревшимися бойцовским огнем глазами.
- Да, конечно, - сказал Фалькон. - Но дело очень щекотливое: есть влиятельные лица, которым, даже если они и чисты, могут не понравиться некоторые ассоциации. Вспомните, кто из вашего ведомства запечатлен на этих фотографиях: Бельидо и Спинола. Достаточно назвать этих двоих.
- Но ведь прошло уже десять лет, - откликнулся Кальдерон, чей идеализм мгновенно иссяк.
- Можно и десять лет носить в себе обиду, - заявил Фалькон, и его коллеги посмотрели на него так, будто он сам носил в себе не одну, а несколько обид разом.
Фалькон доложил о своем разговоре с Консуэло Хименес и передал Кальдерону распечатку адресной книги, упомянув о том, что убийца украл мобильный телефон Рауля Хименеса. Палец Кальдерона заскользил сверху вниз по списку. Рамирес зевнул и закурил следующую сигарету.
- Итак, правильно ли я понял, - сказал Кальдерой, - что, несмотря на этот жуткий фильм, найденный нами в квартире, несмотря на все опросы и показания, пока… у нас нет никаких реальных зацепок?
- Сеньора Консуэло Хименес по-прежнему остается главной подозреваемой. Она единственная из опрошенных имела весомый мотив и возможность совершить убийство. Элоиса Гомес - вероятная пособница убийцы, действовавшего независимо от сеньоры Хименес.
- Не обязательно, - возразил Кальдерон. - Убийца мог быть нанят сеньорой Хименес, которая наверняка не захотела бы навлекать на себя подозрение, обеспечивая убийцу ключом. Она предложила бы ему самому найти способ проникнуть в квартиру.
- А он использовал бы проститутку или подъемник? - подхватил Рамирес. - Я знаю, как бы поступил я.
- Если девица впустила его в квартиру, зачем же он снял ее на пленку? - спросил Кальдерон. - Это бессмыслица. Гораздо больше смысла в другом - в желании показать нам, какой он ловкач.
- В обоих сценариях есть свои "за" и "против", - подытожил Фалькон.
- Вы оба серьезно подозреваете сеньору Хименес?
Рамирес ответил "да", Фалькон - "нет".
- Как вы предполагаете вести дальше расследование, старший инспектор?
Фалькон похрустел пальцами. Кальдерон поморщился. Фалькону пока не хотелось выкладывать все, что подсказывало ему внутреннее чутье. Ему требовалось время, чтобы подумать. В этом деле уже и так хватало чрезвычайных обстоятельств, чтобы еще грузить коллег тем, что случилось с Раулем Хименесом в конце 1960-х годов. Но как руководитель он обязан был иметь идеи.
- Начнем прорабатывать оба сценария и список контактов Рауля Хименеса, - сказал он. - Я думаю, нам следует продолжить обход квартир и ближайших улиц в поисках свидетеля, который подтвердит одну из версий проникновения убийцы в дом и, возможно, даст его описание. Необходимо побеседовать с руководством транспортной компании. И еще мы должны надавить на Консуэло Хименес и Элоису Гомес.
У Кальдерона не нашлось никаких возражений.
Они возвращались в полицейское управление на улице Бласа Инфанте. За рулем сидел Рамирес. Катя через мост к площади Кубы, инспектор внезапно ощутил сухость в горле, спровоцированную видом рекламы пива "Крускампо". У него мелькнула мысль, что хорошо было бы пропустить кружечку, но, уж конечно, не с Фальконом. Он предпочел бы выпить с кем-нибудь более компанейским.
- Какие у вас соображения, старший инспектор? - спросил он, оторвав Фалькона от размышлений о том, каким нескладным оказалось его первое совещание с Кальдероном.
- Я их, в общем-то, высказал судебному следователю.
- Ну уж нет, не верю! - воскликнул Рамирес, слегка постучав по рулю. - Я-то вас знаю, старший инспектор.
Эти слова заставили Фалькона развернуться на сиденье. Мысль о том, что Рамирес начал просекать его уловки, показалась ему забавной.
- Так расскажите мне, инспектор, - попросил он.
- Вы говорили ему одно, а думали совсем другое, - ответил Рамирес. - Вы, например, прекрасно знаете, что проверка всех этих контактов - такая же пустая трата времени, как опрос парней, которых уволила сеньора Хименес.
- Я этого не знаю, - сказал Фалькон. - А вот вы знаете, что есть определенные предписания. Мы должны показать, что ничего не упустили.
- Но вы же не думаете, что это выведет нас на убийцу, а?
- Я ничего не исключаю.
- Вам ли не понимать, старший инспектор, что это дело рук психопата.
- Если бы я был психопатом и получал удовольствие от насилия над людьми, я бы не выбрал квартиру на шестом этаже Эдифисьо-дель-Пресиденте со всеми сопряженными с этим сложностями.
- Он по натуре лихач.
- Он следил за этим семейством. Изучал тех, в кого метил. Именно их, - возразил Фалькон. - Он наверняка видел, как они ездили смотреть свой новый дом. Он наверняка видел, как представители транспортной компании поднимались в квартиру…
- Завтра утром нужно первым делом побеседовать с ними, - встрепенулся Рамирес. - Пропавшие комбинезоны и все такое прочее.
- Завтра Viernes Santo, - охладил его пыл Фалькон.
Рамирес въехал на стоянку позади полицейского управления.
- Мотив, - произнес он, вылезая из машины. - Почему вы не верите в виновность стервы?
- Стервы?
- Те парни, с которыми я разговаривал и которые были рады-радехоньки развязаться с Консуэло Хименес, расписали ее как сущую мегеру, но специалист она, по их словам, блестящий.
- И это редкость в Севилье? - спросил Фалькон.
- Это редкость в кругу богатых жен. Как правило, они не любят пачкать ручки и с утра до ночи болтают с каким-нибудь маркизом и маркизой де Никто. Но сеньора Хименес, видимо, делала все.
- Например?
- Мыла салат, крошила овощи, готовила revueltos, обслуживала столики, ходила на рынок, платила зарплату, вела бухгалтерские книги, да еще встречала гостей и занимала их беседой.
- Ну и каков ваш вывод?
- Она любила этот бизнес. И считала его своим. Новый ресторан, открытый ими в Макарене, - это была ее идея. Она делала эскизы, руководила отделкой интерьеров, подбирала декор, нанимала персонал - все сама. Единственным, чего она не касалась, было меню, так как она знает, что привлекает к ним завсегдатаев. Мастерски приготовленные классические севильские блюда.
- Похоже, вы у них бывали?
- Лучшее гаспачо в Севилье. Лучший домашний хлеб в Севилье. Лучший окорок, лучшая болтунья, лучшие отбивные котлетки… все лучшее. И к тому же недорого. Ничего эксклюзивного, хотя у них всегда есть стол для тореро и прочих идиотов.
Рамирес открыл плечом заднюю дверь полицейского управления, придержал ее для Фалькона и последовал за ним вверх по лестнице.
- К чему вы клоните? - поинтересовался Фалькон.
- Как, по-вашему, она отреагировала бы, если бы, положим, ее муж решил продать дело? - Ответ-вопрос Рамиреса буквально пригвоздил Фалькона к месту. - Я не упомянул об этом в присутствии Кальдерона, потому что пока могу опираться только на свидетельство уволенных.
- Какое везенье, что именно вы беседовали с ними, - произнес Фалькон. - Ну разве я был неправ, говоря про необходимость строго следовать предписаниям?
- Надеюсь, вы теперь не заставите меня пропахивать адресную книгу? - буркнул Рамирес.
- Так эти парни видели, как Рауль Хименес с кем-то вел переговоры?
- Вы когда-нибудь слышали про сеть ресторанов "Cinco Bellotas" которой заправляет некто по имени Хоакин Лопес? Молодой, энергичный, со связями. Он один из немногих в Севилье, кто мог бы завтра же купить и возглавить рестораны Рауля Хименеса.
- Между ним и сеньорой Хименес есть какие-нибудь отношения?
- Не в курсе.
- Это слишком уж замысловато. Замысловато и чудовищно, - проговорил Фалькон, преодолевая последние ступеньки и открывая ногой дверь своего кабинета. - Ну подумайте, инспектор, кого и какими деньгами она могла соблазнить на подобную авантюру - столько времени мотаться за семьей с кинокамерой, а потом пробраться в этакую квартиру и замучить старика до смерти.
- Зависит от того, насколько сильно она этого хотела, - ответил Рамирес. - Уж поверьте мне, у нее рыльце в пушку.
Двое мужчин смотрели из окна кабинета на редеющие ряды машин в опускавшихся на землю сумерках.
- И еще один момент, - продолжил Фалькон. - Что бы убийца ни показывал Раулю Хименесу, тому приходилось тяжко. Он отказывался смотреть, и потому…
Рамирес, чей мозг уже израсходовал свой дневной ресурс, лишь кивнул и вздохнул. Он закурил сигарету, не думая или позабыв о том, что Фалькон терпеть не может, когда дымят в его кабинете.
- Так каково же ваше мнение, старший инспектор?
Фалькон вдруг заметил, что темнота настолько сгустилась, что он видит уже не пустеющую стоянку для автомобилей, а свое отражение в стекле. Собственные глаза, обведенные черными кругами, показались ему пустыми, незрячими, даже пугающими.
- Убийца навязывал ему какой-то зрительный образ, - произнес он.
- Но какой?
- У всех нас есть что-то, чего мы стыдимся, о чем нам неловко или даже больно вспоминать.
Рамирес весь напрягся и словно втянул голову в панцирь - не подступись. Никому не позволялось копаться в том, что у него внутри. Взглянув на его отражение в стекле, Фалькон решил прийти на помощь севильцу.
- Ну, скажем, как в детстве, когда оконфузился перед какой-нибудь девчонкой, или, например, из трусости не заступился за друга, или предал то, во что верил, потому что тебя могли побить. Что-то в этом роде, только перенесенное во взрослую жизнь с взрослыми отношениями.
Рамирес, опустив глаза, уставился на галстук, что означало высшую степень сосредоточенности.
- Вы имеете в виду то, о чем вас предупреждал комиссар Лобо?
Фалькон поразился этой блистательной смене темы. Коррупция - легко удаляемое позорное пятно. Машинная стирка, полоскание и отжим. И все забыто. Это только деньги. Больше ничего.
- Нет, - бросил он.
Рамирес двинулся к двери, сказав, что ему пора. Фалькон кивнул его отражению в стекле.
Внезапно он почувствовал, что выдохся. Тяжелый день навалился ему на плечи. Он закрыл глаза, но его мысли, вместо того чтобы обратиться к обеду, стаканчику вина и сну, продолжали вертеться вокруг вопроса:
Что могло внушить такой ужас?
8
Четверг, 12 апреля 2001 года,
дом Хавьера Фалькона, улица Байлен, Севилья
Хавьер Фалькон сидел в кабинете большого особняка восемнадцатого века, унаследованного им от отца. Эта цокольная комната выходила в галерею внутреннего дворика, в центре которого был фонтан, увенчанный бронзовой фигуркой мальчика, стоящего в изящном арабеске с вазой на плече. Когда фонтан бил, вода выливалась из вазы. Фалькон включал его только летом, чтобы журчание воды создавало иллюзию прохлады.
Он был один в доме. Экономка Энкарнасьон, служившая еще у его отца, уходила домой в семь вечера, и это означало, что он никогда ее не видел. Единственным свидетельством ее присутствия бывали редкие записки и ее гадкая привычка перекладывать вещи с места на место. Цветочные горшки кочевали из угла в угол дворика, мелкие предметы мебели исчезали из одних комнат, чтобы снова обнаружиться в других, статуэтки Девы Марии из Росио вдруг появлялись в прежде пустых нишах. Его жена, его бывшая жена тоже обожала перемены.
- В этой комнате можно устроить тебе бильярдную, - говаривала она. - Там можно положить твою сигарницу.
- Но я не курю.
- Мне кажется, она смотрелась бы очень мило.
- И я не играю в бильярд.
- А ты попробуй.
Эти дурацкие диалоги всплывали в памяти Фалькона, склонившегося над письменным столом с лупой. Но не с той нелепой штуковиной времен Шерлока Холмса, которую жена подарила ему на день рожденья и которая совершенно не подходила инспектору отдела по расследованию убийств. Его лупа была вставлена в рамку из плексигласа, фокусировавшую свет на рассматриваемом предмете.
Он изучал снимки, взятые из стола Рауля Хименеса. Тут же стояла обрамленная в паспарту фотография его матери с ним, тогда совсем крохой, на руках и с его семилетним братом Пако и пятилетней сестрой Мануэлей по бокам. На паспарту опирались еще две фотографии. На одной опять была запечатлена его мать, сидевшая на пляже с взлохмаченными ветром волосами, в купальном костюме и с купальной шапочкой, усыпанной резиновыми цветами с белыми лепестками. Этот любительский снимок она предпочитала всем другим. На обратной стороне значилось: Танжер, июнь 1952 года. Глядя на нее такую, двадцатипятилетнюю, полную сил, невозможно было поверить, что ей оставалось жить всего девять лет.
Со второй фотографии на него смотрел отец - черные, зачесанные назад волосы, маленькие тонкие усики, нос, слишком крупный для его молодого лица, чувственный рот и глаза. Даже на черно-белом снимке глаза были удивительные. Казалось, они различали мельчайшие детали самых отдаленных предметов и каждый попадавший в них луч света мерцал в зеленых, с янтарной обводкой зрачка, радужках. Когда он был уже восьмидесятилетним, перенесшим инфаркт стариком, эти зеленые глаза еще не утратили способности удерживать в себе свет. Именно такие глаза полагалось иметь художнику его масштаба - зоркие, пронзительные, таинственные. Отец был снят в белом смокинге с черным галстуком-бабочкой. На обороте стояла надпись: Новогодняя ночь, Танжер, 1953 год.
Фалькон тщательно обследовал фотографии Хименеса, негодуя на плохое качество снимков. И спрашивал себя, какого черта ему нужно. Он всегда имел обыкновение "рыть по периферии", но в данном случае это было глупо. Никакой связи с делом. Что изменится, если он найдет здесь кого-то из родителей? Мало ли кто находился в Танжере в одно время с Раулем и Гумерсиндой Хименес? Там было сорок тысяч испанцев. Чем больше он выдвигал доводов против своих ничем не продиктованных изысканий, тем больше увлекался ими, и тут ему вдруг пришло в голову, что он, видно, стареет.
Фалькон без особого интереса перебирал снимки яхты - Рауль Хименес просто "щелкал" свою новую игрушку, - пока не наткнулся на общий вид гавани, забитой прогулочными судами, на палубах которых толпились люди. На переднем плане красовались Хименес, его жена и дети. Они выглядели счастливыми. Жена с двумя хихикающими малышами на коленях махала рукой. Фалькон сместил лупу вверх и медленно повел вдоль ряда яхт, выстроившихся позади Раулевой. Вдруг он остановился и подвинул лупу назад, к зацепившей его взгляд паре, но решил - нет, не похоже. Потом опять прошелся по всему ряду, а когда вернулся к паре, то понял, почему поначалу отмахнулся от мысли о сходстве. У поручня яхты, превосходившей габаритами ту, что принадлежала Хименесу, стоял его отец. Он обнимал женщину, лицо которой плохо просматривалось, но волосы у нее были светлые. Они целовались. Это был краткий интимный момент, случайно схваченный фотографом Хименеса. Фалькон перевернул фото и прочел надпись на обороте: Танжер, август 1958 года. Пилар, его мать, тогда еще не умерла. Он пригляделся к блондинке и был потрясен, узнав в ней Мерседес, вторую жену отца. Он почувствовал дурноту и оттолкнул лупу. С силой прижал ладони к глазам. Вот что происходит, когда "роешь по периферии"… открываются неожиданные факты. Потому он этим и занимался.
Раздался телефонный звонок - его сестра звонила по мобильному телефону из битком набитого бара.
- Я знала, что найду тебя дома, раз ты не на работе! - крикнула в трубку Мануэла. - Чем занимаешься, братишка?
- Просматриваю старые фотографии.
- Да ну, дедуля! Надо же чуть-чуть и пожить. В ближайшие полчаса мы будем тут, в "Шатре", топай сюда, выпьешь с нами пивка. А потом мы собираемся поужинать в "Каире". Можешь приковылять и туда, если захватишь палочку.
- Пива я с вами, пожалуй, выпью.
- Молодец, братишка. И еще одна вещь. Одно очень важное условие…
- Да, Мануэла?
- Тебе запрещается произносить имя "Инес". Договорились?
Она повесила трубку. Он покачал головой над умолкнувшим телефоном. Сестричка в своем репертуаре. Он надел куртку, поправил галстук, проверил содержимое карманов и нашел адрес и телефонный номер сына Рауля Хименеса. Завтра Страстная пятница. Выходной. Он наудачу набрал номер. Хосе Мануэль Хименес снял трубку. Фалькон представился и выразил ему свои соболезнования.