Книга Троцкого "Уроки Октября" бросает вызов Сталину в деле осмысления итогов революции. Октябрь - это зародыш великой пандемии, это этап, а никакой не итог, возражает великий троцкист верному сталинисту. Фридман в параллель вождям уточняет Эйнштейна: у вселенной есть разные измерения, закон для одного мироздания не закон для другого. Мейерхольд при жизни называет свой новый театр Театром Мейерхольда. Такое яканье не пришло в голову даже дуче - назвать Италию Муссолиния. Гаккель создает первый в мире магистральный паровоз. Открытие московского музея сталинской революции - еще один тезис против пандемии Троцкого. Революция кончилась победой, внушает вождь, и красная чума больше не нуждается в продолжении. Опубликована работа Ортеги-и-Гассета о дегуманизации общества. Его вывод - гуманизм, мутируя, порождает фантомы поведения общества в духе "Капричос" Гойи, пищей для дегуманизации становятся в первую очередь два человеческих чувства: чувство справедливости и чувство прекрасного. Короче, правда и пропорции проглочены в первую очередь. Естествоиспытатель Фриз размышляет о схожих проблемах, но уже в биологии, где как раз мутация позволяет виду выживать и где любые болезненные метаморфозы в итоге всегда позитивны. Эта роковая сумма идей биологии отменяет запрет на допрос миров, отныне Европа - тело, готовое для вивисекции идеалов. И внимание, господа, девятый вал ар-нуво, эта мечта красоты, наконец, добегает до береговой линии и разбивается вдребезги. Стиль превращается в рой мелких предметов, их уже не счесть. Это книги, журналы, заколки, обои, подсвечники, ванные комнаты, платья, шляпки, вагоны, заводы фирмы AG, мебель, витражи, изразцовая плитка, ковры, обивочная ткань и прочая фурнитура эстетической бури.
Следует взрыв. AUFBRUCH!
Черту мутаций европейского духа подводит недавний художник-дилетант, путчист из Мюнхена, национал-социалист Гитлер. В 1925 году он заканчивает в тюрьме свой трактат "Майн Кампф", "Моя борьба", где набрасывает контур новой роевой истории: без денег, без евреев, без культа пола, без рабов, без границ и без церкви. План вождя германского роя подхватывает тезис Рёскина о важности художественного жеста. Партия - это жест, а не смысл! Будущее задумывается исключительно как эстетическая утопия воинственных пчел. Пчела создана!
- Я дрессировщик пчел! - воскликнул князь, захваченный темой доклада.
- Не сомневаюсь! Ваш остров Просперо - это улей для мандрагоры.
- Тсс, - князь приложил палец к губам и прислушался к вечернему сумраку за стеной из стекла.
Вечер возлежал, как зверь с фосфорическими глазами.
- Кроме того… - продолжил докладчик…
- Кроме того, - взвился хозяин, встав во весь рост за столом и простирая руку с указательным пальцем в сторону оранжереи, - подобно пчелиной матке, моя жемчужина спрятана в оранжерее, а пчелы слизывают с ее тела пчелиную манну. В улье эта манна, сродни наркотику, передает миллиону рабочих пчел эйфорию оргазма. Мы копируем эту механику. Точно так же неощутимый аромат мандрагоры разносит по заповеднику "Хегевельд" эликсир расширения сознания.
- Да, здесь люди становятся лучше! - воскликнул оратор.
- Нет, Гелий, берите выше, - сказал фон Боррис, - здесь лучше становится Бог!
Повисла пауза.
Монах тайком перекрестил лоб.
- Продолжайте, мой друг, - и князь опустился в кресло.
Гелий Франк кивнул и продолжил:
- Друзья, о пчеле надо сказать отдельно. Рой пчел - это единый живой организм, где у отдельной особи нет никаких прав жить своей маленькой скучной пастью, нет, она захвачена общей целью и заворожено кружит над царицей, как кружит рой песка над Сахарой, завиваясь струей радости вокруг головы сфинкса. Острие этого роя везде и нигде, а хвост, точнее пуповина смерча, истекает из пчелиной матки. Трубы, которая ежеминутно выбрасывает из тулова тысячи пчелиных яиц. Трубу окружает сексуальная свита из горстки трутней, которые беспрерывно оплодотворяют алчное чрево. Эта модель при всей примитивности - точная копия цивилизации. Гермафродит фараон, гомосексуальное жречество и бесполая масса. Единица измерения этой структуры - особь для исполнения полета к цели. Эта классическая медоносная пчела. В применении к обществу, пчелой я называю лицо, которое обращено внутрь головы и смотрит на мир затылком, что делает выражение миллиона лиц одинаковыми. В России этот тип пчел представляло скопление пентаграмм (звезд), а в Германии - скопление свастик. По сравнению с пентаграммой свастика обладает большей сцепкой, типа липучек велькро на кроссовках.
Итак!
Двадцатые годы прошлого века - это время окончательного формирования новой мозговой сцепки. Прежде такие пандемии летающей саранчи или лавины термитов существовали только у насекомых. В строгом смысле эта сверхличность есть сумма трех агрегатных состояний: гусеница, куколка, бабочка. Каждая часть безмозгла напрочь отрезана от другой. Лишь вместе они являют собой единство - полет. Всем понятно?
- Нет, - сказала Магда.
- Нет, - поддакнула Герда.
- Чего тут не понять, - вмешался Валентин, - оргазм превращает двоих в одно существо, а свальный грех склеивает в одно существо десяток особей.
- Не в существо, дон Клавиго, - вступил фон Боррис, - а в вещество!
- Отличное уточнение, - кивнул докладчик, - брак людей с идеологией склеивает массы в лавину. Князь, ваше сиятельство, дамы и господа! Маленькое отступление. Вчера в кинозале на пятьдесят мест, в северном крыле дома, я посмотрел фильм из замечательной кинотеки князя: фильмы студии УФА, так называемый горный фильм Арнольда Фанка "Охота на лис в Энгадине". Фильм о лыжном кроссе в горах. Снят в 1923 году. Только спорт тут ни при чем. Это поэма о страстной любви к высоте. Документальный фон картины потрясает, мастерство оператора за минувшие сто лет не устарело, оно на высоте, простите мне невольный каламбур. Всякий кто хоть раз увидел немецкую горную сагу, запомнит ее до конца жизни: безмолвие снежных вершин, громадье глетчеров на фоне темного неба, течение облаков, похожих горы, стекло сталактитов, ледяные чертоги победы и главное - они, новые немцы, фанатики альпинизма, штурмовики вершин, откуда можно кинуть презрительный взгляд вниз, на поросячье болото. Скоро, скоро штурмовики высекут фасциями этих свиней. Фасция - это прут, фашина - пучок связанных прутьев в форме цилиндра, фашизм - братство прутьев для бичевания филистерских жоп. Члены этого братства альпинистов - зародыш лавины. Вот что я называю пчелой: лавину подобий, схваченных одной целью.
Но продолжим хронику лет.
Одновременно с написанием "Майн Кампф" проходит первая выставка сюрреалистов в Париже. Ее кредо: здравый смысл - помеха свободе творчества, потому право разумности необходимо ограничить. Корбюзье завершает план города для излечения общества от эгоизма, где человек встраивается в единое целое как элемент каркаса железобетонных конструкций.
С этим европейским кредо согласен и XIV съезд компартии в Москве, который переименовал РКП (б) в ВКП (б). Теперь русский железобетон уложен в основание башни великого Всесоюза. На съезде принято решение о всеобщем начальном образовании. Школа исправит умы единоличников. Бухарин обратился с призывом к крестьянству: мужики и бабы, обогащайтесь, не боясь репрессий! В этой исторической точке русские, сильные задним умом, окончательно раскусывают, что их подозрения верны, народовластие - миф, что они, мужики и бабы, пойдут на растопку исторического локомотива. Вывод народа - парадокс - ушел не в политический протест, а вылился во всенародную мутацию труда, а именно в тотальную имитацию работы и культ алиби перед Богом: Господи Иисусе, глянь, мы тут не при делах.
Наступает эра похмелья, пора тошноты и вымывания яда из жил, которая займет в России больше ста лет.
Тем временем, случилось самоубийство Есенина, первого советского денди, но взамен возникает русский дендизм - комсомол и его погонщик - Союз воинствующих безбожников. Все комсомольцы надели кепки, как Маяковский, и тенниски, как Гарри Купер. На фоне городской голытьбы кепка и тенниска - булыжник франта. Проходят первые массовые акции-молитвы комсомольского дендизма в дни Пасхи: Мария родила комсомольца!
Петроград переименован в город памяти Ленина - Ленинград, и отныне, по логике египетских правил обретения имен, месторасположение города становится местом имени смерти. По сути, отныне имя города Ленина это Смертеград, Могилгород, Кладбищенск… Придумайте сами вариации на эту же тему. Вскоре имя будет оправдано - в годы блокады здесь умрут от голода миллион горожан, но пока светит солнце победы. Маяковский едет в Америку, а вернувшись, пишет очерк "Мое открытие Америки", где находит новое мировое зло - тягу больших денег. Мораль поэта проста: наша мечта - мир без американских денег и без Америки. Советский павильон архитектора Мельникова из лучей бетона на выставке декоративного искусства наглядно демонстрирует кошелькам Европы: старый свет безнадежно устарел и вышел из моды, как кокотки Парижа. Кокотки? Да они же воняют, молвит молодая Коко Шанель, и ее слова молнией мчат по Парижу: слышали, наш бомонд сопрел. Энергия советских конструкций в стиле локомотив угрожает Старому свету войной. Эйзенштейн создает еще один шедевр новой эстетики - фильм "Броненосец Потемкин", который разом перечеркивает все ухищрения европейского кино и Голливуда. Все ваше искусство - хлам! Русские строят первые цельнометаллические самолеты и проектируют пистолет-автомат, предназначенный увеличить убойную мощь офицера и комиссара в боях против буржуев. В Крыму открывается первый всесоюзный пионерлагерь "Артек", здесь передовые школьники получают опыт руководства обычными детьми на местах. Эту линию воспитания лодырей, неучей, жадин и двоечников подхватывает первая радиогазета для детворы "Пионерская зорька".
Тем временем наискосок от Кремля начато строительство Образцового Дома для Счастья с общественными столовыми, с фабрикой-кухней, с кинотеатром. Москвичи строят дом Равенства, где в квартирах нет кухни, где свободные от быта люди насладятся досугом. Все точь-в-точь, как задумано первым идеологом пчелиных утопий Уильямом Моррисом: жить внутри цели! В то же самое время Бела Барток пишет гениальное возражение на европейский культ перемен - музыку к балету "Чудесный мандарин". Его мандарина невозможно убить, он всегда воскресает. Так на поле идей появилось возражение пчеле - будь круглым, как мандарин, катайся из угла в угол, скатывайся по склону, выпадай из руки, только не живи в рукаве - внутри цели. Милн сочиняет обворожительную сказку "Вини Пух и все-все-все", он говорит читателям: право жить есть и у лакомок, а мед принадлежит тем, кто ходит в гости утром, а вовсе не вечером, как положено, а пчелы весьма негостеприимные и неправильные создания. Шредингер открывает основы квантовой механики. Оказывается, законы физики внутри материи работают не так, как наверху. Тем самым мир превращается во флуктуации пустоты, в серию зевков вакуума, во вселенную, которая не имеет никакого знания о том, что мы существуем. Клеткам плевать на то, что из них состоит человек, молекулам все равно, есть ли на свете какие-то клетки, атомы носятся по орбитам, не ведая, что из них собраны какие-то люди, а мезонам, бозонам, кваркам и прочим тварям вообще неведома цель Ноева Ковчега, который качается на волнах потопа. Отныне тайна - самый бессмысленный факт в научной истории, а смысл тайны выключен из бытия, как люстра под куполом зала…
- И эти брызги научной слюны по стенкам явлений они называют знанием! - расхохотался князь.
- Вот именно! - благодарно кивнул оратор. - Но я, с вашего позволения, продолжу. В согласии с квантовой механикой Шредингера начинает развиваться наука незримого, например, радиобиология - опыты по воздействию радиоволнами на пчел, обезьян, солдат и рабочих. Оказывается, смена частот и интенсивности излучателя способны превратить рой пчел в радиоуправляемую бомбу, заставить стаю обезьян подавить панику и охотиться на змей, полк солдат врага - разоружиться, а цех рабочих - усилить коэффициент полезного действия. Единственный минус - пчелы жалят ученых, обезьяны давятся змеями, пленные сходят с ума, а рабочие падают замертво за станками.
На верхнем этаже советской власти формируется оппозиция. Это сплошь вожди партии: Каменев, Троцкий, Радек, Пятаков и другие партийные мандарины. Они хотят выпасть из рукава тирана и раскатиться подальше по лону природы. Главный тезис оппортунистов: идеи Октябрьской революции преданы новыми бюрократами. Но вожди заранее не озаботились обеспечить права возражений. В стране, где СЛОН забит до отказа и где срочно принят на перспективу насилия план создания ГУЛАГа, не может быть места для неправильных пчел. Следует полный разгром бунтовщиков на пленуме ЦК партии и принятие тезиса Сталина о построении социализма в одной отдельно взятой стране, что Маркс считал галиматьей и ахинеей. Сталин начинает выстраивать партию по средневековой римской модели "Три Па": папа, паства, палач (инквизиция). Для учета и пересчета тварей, взятых на борт Ковчега "социализм", устраивается первая Всесоюзная перепись населения. На борту судна 150 миллионов человек, такое количество грозит качеству мысли.
Филонов в самый разгар плаванья пишет картину "Животные", где у зверья от морской качки проступают самые человечьи лица, а Маршак пишет стихотворение "Багаж", где иронизирует над линеарностью фактов. Оказывается, даже самый строгий подсчет - фикция. В финале вычислений вместо маленькой собачонки всегда окажется оплошка, подстава - лохматая безродная псина.
Дама:
Разбойники! Воры! Уроды!
Собака - не той породы!А ей:
Однако
За время пути
Собака
Могла подрасти!
Как мы видим сегодня, из дальней дали двадцать первые века, часть створоженной территории Европы и России кое-где сопротивлялась нашествию растиражированных копий и чаще интуитивно, чем осмысленно огрызалась, проводила линии обороны. Вот почему так важна идея стебля, реализация трассы для импульса. Стебель, связь, нейрон создают сетку эластичной коры головного мозга. Штепсель тут не сработает.
Ужас перед прямой линией явил читателю красный граф Алексей Толстой в романе "Гиперболоид инженера Гарина". Империя Гарина - зловещая карикатура на любую утопию, сотканную из лучей. "Нельзя погасить луну, лунатики партии", - внушал Борис Пильняк в "Повести непогашенной луны". Булгаков высмеивал идею создания нового человека из подручного материала, например из народа-богоносца или бездомной собаки, которую накорми, обучи, поставь на ноги, пропиши в собственной квартире, дай партбилет, дай должность с наганом… все равно она будет гоняться за кошками и засирать мрамор в подъездах. Пересмешнику с Патриарших прудов Олеша вторил в романе "Зависть", который открывает легендарная сцена: коммунист пускает газы в клозете. "Сокращайся моя кишка, сокращайся" - напевает красный директор завода по производству колбасы.
Тем временем Пудовкин снимает научно-популярный фильм "Механика головного мозга", доказывая, что мозг - биологическая машина по производству правильных пчел. А Вернадский приходит к идее ноосферы, которая станет результатом всепланетарной деятельности человека. Сила цивилизации будет сравнима с геологическими сдвигами, а научная мысль продемонстрирует силу эволюции. Вернадский проник в важный секрет мироздания: бытие - это вихри субатомных частиц под дуновеньями смысла, и чем они мельче, чем просторнее пустота, тем меньше физики, тем надежнее сила самума, из которого ветер цивилизации мгновенно ваяет историю.
Верная, но опасная мысль!
Первыми эту идею на практике реализовали вожди: люди - песок в динамо-трубе, стальные опилки, которые роем влюбленных иголок облепят сильный магнит. Система супер-магнитов ускорит превращение общества в идеальное облако космической саранчи, которая, к примеру, легко преодолеет бездну от земли до луны и затопит лунные кратеры блеском многомиллионной порхающей стали. Центральный телеграф архитектора Рерберга, построенный за два года - 1925–1927 - в центре Москвы обеспечит связь правительства с лунным десантом мировой революции. Первыми заметил на Луне трупные пятна великий немец Хайдеггер. В 1927 году выходит в свет его эпохальный труд "Бытие и время". Мы, говорит он граду и миру, существа, вброшенные в судьбу без ясных на то оснований и потому наш смысл в проживании временности своего проблеска вдоль горизонта событий. Единственное приемлемое объяснение этому парадоксу дал еще Анаксимандр, который сказал: откуда вещи берут свое происхождение, туда же они должны сойти по необходимости, ибо должны они платить пени и быть осуждены за свою несправедливость сообразно порядку времени. Этот общепринятый перевод с древнегреческого Хайдеггер уточняет: откуда вещи берут свое происхождение, туда же должны сойти по необходимости вдоль употребления, потому что они придают чин и также угоду одно другому в преодолении бесчинства. Здесь две сложности. "Вдоль употребления" - это философский эвфемизм слова "жизнь", каковая представляет собой существование в рамках судьбы от рождения и до смерти, а это и есть линия, где есть начало и конец, вдоль которой тебя влечет неведомая сила, которая тебя вызвала из бездны… зачем? А затем чтобы вещи вступили в иерархию отношений, придавая друг другу чин, значение и прочие роли, делясь друг с другом чувствами, доставляя угоду любви, радости, сопричастности в противовес беспорядку и хаосу, который царил до появления вещей, являя собой сутолоку бесчинства (не почитания рангов).
Объяснив существо и цель появления вещей как рождение порядка из тьмы над бездной и проявления порядка в гуще хаоса, ни сам Анаксимандр и никто другой не объяснил нам, почему мы рождаемся внутри этой задачи. Почему, придав чин друг другу и поделившись малым угождением с близкими, тут же уходим обратно в глубь вечной смерти?
Эта временность, сказал Хайдеггер, есть душа нашей жизни. Внутреннее проживание этой тревоги и есть человек. Это переживание и есть личность. Априорные формы личности - забота, тревога и страх, сумма этих тревог - бытие человека, бытие-в-мире. Лишь чувствуя себя постоянно перед лицом смерти, человек в состоянии, говорит философ, увидеть значимость и наполненность каждого мгновения жизни и освободиться - внимание! - от идолов общественного бытия.
Что ж, с этой черты Европа взяла передышку, которая длилась весь блаженный мечтательный год, когда все мы красовались перед взглядом зеркала смерти. Первые звуковые фильмы, Морис Равель по заказу дилетантки-танцовщицы-миллионерши Иды Рубинштейн сочиняет "Болеро", бретельки на платьях становятся тоньше и длиннее, в моду входит томный слоу-фокс, время нежится в ванной, смерть прихорашивается, она помолодела, напудрила щеки, красит губы алой помадой, вся власть - у моды.
- Позвольте! - взлетел с места костюмер Валерий Адонис. - Магда! Герда!
Близняшки выбежали на подиум.
Валентин не успел заметить, когда они переделись. Они просто сбросили на пол свои пелеринки?
Теперь это две бестии-летчицы в шлемах с защитными стеклами.
- Все подражают стилю Чикаго. Вместо длинных волос утопленницы - короткая стрижка. Теперь идеал красоты - Камилла Хорн. Ангел-мотоциклистка. Юбка укорочена. Девушка с оголенными руками может показаться на улице. Закурить. Зайти в ресторан. На пляже купальник в обтяжку. Зонт выброшен. Пляжные кабинки без крыш. Стиль - худоба. В моде глубокое декольте: у девушек больше нет вымени. Она - стриженый мальчик. Талия занижена до линии бедер. Корсет выброшен.
Близняшки сбросили корсеты, надетые поверх рубашек.
- Пик популярности у рубашки. Два шва по бокам и пояс. Алле!