История сводилась к тому, что у Уэйна был дядя по фамилии Крейк, у которого имелся партнер, Мертон, – номер третий в числе тех богатых коммерсантов, кому принадлежала чаша. Первый из них, Тит П. Трэнт, медный король, в свое время получал письма с угрозами от неизвестного, подписывавшегося именем Судия Даниил. Имя это было, скорее всего, псевдонимом, но именно его стали использовать для обозначения человека, ставшего очень известным, если не сказать знаменитым персонажем народной молвы, который вскоре начал восприниматься эдаким Робин Гудом и Джеком Потрошителем в одном лице, поскольку вскоре стало понятно, что автор угрожающих писем не намерен ограничиваться одними лишь угрозами. Как бы то ни было, дело закончилось тем, что однажды утром старика Трэнта нашли лежащим у собственного пруда с кувшинками, головой он был опущен в воду. Никаких следов убийцы рядом с ним не обнаружилось. К счастью, сама чаша надежно хранилась в банке и вместе с остальной собственностью Трэнта перешла к его племяннику, Брайану Хордеру, тоже человеку весьма состоятельному, который также вскоре стал получать письма с угрозами. Брайан Хордер был обнаружен мертвым у подножия расположенного на берегу моря утеса, на котором стоял его дом. На этот раз не оставалось сомнений, что в доме побывали воры, поскольку, несмотря на то что чаша снова оказалась в безопасном месте, исчезло такое множество принадлежавших Хордеру ценных бумаг, что это даже отразилось на общем состоянии его финансовые дел.
– Вдове Брайана Хордера, – объяснил Уэйн, – пришлось продать большую часть его ценных вещей, и, наверное, именно тогда чашу купил Брандер Мертон, потому что, когда я с ним познакомился, она уже принадлежала ему. Но этот сосуд, как вы сами понимаете, не та вещь, обладание которой приносит счастье.
– Мистер Мертон получал письма с угрозами? – после недолгого молчания спросил отец Браун.
– Да уж, наверное, получал, – вставил мистер Дрейдж, и что-то в его голосе заставило священника с любопытством обратить на него взор, пока ему не стало понятно, что человек в круглых очках беззвучно смеется, отчего отцу Брауну стало как-то не по себе.
– Я уверен, он получал такие письма, – нахмурившись, сказал Питер Уэйн. – Сам я их не видел – все письма, приходящие на его имя, имеет право просматривать только его личный секретарь, поскольку мистер Мертон, как и положено любому крупному финансисту, весьма щепетильно относится к своим делам. Но я видел, до какой степени его расстраивало и раздражало чтение писем, еще я видел, как он рвал какие-то письма даже до того, как они попадали в руки секретаря. Сам секретарь очень волнуется и не сомневается, что теперь кто-то подбирается к старику. Короче говоря, мы были бы очень благодарны тому, кто посоветовал бы нам, как поступить в этой ситуации. Ваша слава дошла и до нас, отец Браун, и секретарь попросил меня узнать, не согласитесь ли вы сразу же отправиться к мистеру Мертону.
– О, понятно, – произнес отец Браун, для которого наконец начал проясняться смысл его похищения, – но, право же, я не вижу, что я мог бы сделать такого, чего не можете сделать вы сами. Вы ведь находитесь, так сказать, в гуще событий и у вас наверняка в сто раз больше информации для научных заключений, чем у случайного заезжего.
– Да, – сухо произнес мистер Дрейдж, – я бы сказал, наши заключения даже слишком научны. Только кажется мне, что, когда нечто убивает такого человека, как Тит П. Трэнт, оно приходит с Небес, не дожидаясь научных объяснений. Как говорится, гром среди ясного неба.
– Не хотите же вы сказать, – воскликнул тут Уэйн, – что все это имеет сверхъестественную природу!
Между тем, понять, что на самом деле имеет в виду мистер Дрейдж, было делом совсем непростым. Имелось, правда, одно исключение: если он называл кого-то "действительно толковым парнем", можно было почти не сомневаться, что он придерживается об этом человеке прямо противоположного мнения. Мистер Дрейдж сохранял восточную неподвижность до тех пор, пока автомобиль спустя какое-то время не остановился, судя по всему, у места назначения. Это было весьма необычное место. Проехав через редкую рощицу, за которой открывалась широкая равнина, они увидели перед собой сооружение, окруженное одной высокой стеной, точно римский военный лагерь, которое чем-то напоминало аэродром. Стена не была похожа ни на деревянную, ни на каменную, и при ближайшем осмотре выяснилось, что она сделана из металла.
Все трое вышли из авто, и после хитрых манипуляций, напоминающих возню с сейфовым замком, маленькая скользящая дверь в стене была открыта и осторожно сдвинута в сторону, но к немалому удивлению отца Брауна, человек по имени Норман Дрейдж входить не стал, а напротив, распрощался с ними со зловещей веселостью.
– Заходить я не буду, – сказал он, – чтобы не волновать старика Мертона. Он так меня обожает, что, если увидит, умрет от счастья.
И он зашагал прочь, пока отца Брауна, удивление которого росло с каждой минутой, не провели через стальную дверь, захлопнувшуюся сразу за его спиной. Внутри обнаружился большой ухоженный сад с кустами ярких веселых расцветок, но полностью лишенный деревьев и цветов. В самой его середине высилось здание интересной, если не сказать удивительной архитектуры: оно было таким высоким и узким, что сильно напоминало башню. Пылающее солнце ослепительно сверкало на стекле под крышей, но внизу, похоже, окон не было вовсе. Над всем царило ощущение безупречной, искрящейся чистоты, порожденное кристально прозрачным американским воздухом. Когда они вошли в дом, их окружило сверкание мрамора, металла и эмали самых ярких цветов, но лестницы они не увидели. Единственным путем наверх была шахта лифта, окруженная со всех сторон массивными монолитными стенами, и подход к ней охраняли могучего вида мужчины, похожие на полицейских в штатском.
– Знаю, знаю, что вы подумали, – сказал Уэйн, – охрана действительно серьезная. Может, вам и покажется смешным, отец Браун, что Мертону приходится жить в такой вот крепости даже без единого дерева в саду (чтобы никто не мог спрятаться за ним), но здесь, в этой стране, можно ожидать чего угодно. Вы, наверное, даже не знаете, кто такой Брандер Мертон. С виду это обычный тихий человек, на улице на такого и внимания не обратишь… Не то чтобы он часто выходил на улицу, в последнее время он вообще выезжает только в закрытом автомобиле, но, если с Брандером Мертоном что-то случится, земля содрогнется от Аляски до островов каннибалов. На земле не было такого короля или императора, который обладал бы той властью над целыми народами, какую имеет он. В конце концов, если бы вас попросили нанести визит царю или английскому королю, вы бы не отказались хотя бы из одного лишь интереса, верно? Вам может совершенно не быть дела до царей или миллионеров, но я просто хочу сказать, что подобная власть всегда интересна. Надеюсь, встречи с современными императорами, такими как Мертон, не противоречат вашим принципам?
– Вовсе нет, – спокойно ответил отец Браун. – Долг велит мне встречаться с узниками и любыми несчастными, которые томятся в неволе.
Молодой человек нахмурился, на его тощем лице появилось странное выражение, чем-то напоминающее коварный прищур. После недолгого молчания он сказал:
– Не забудьте, что ему угрожают не обычные преступники или какая-нибудь "Черная рука" . Этот Судия Даниил – сущий дьявол. Вспомните, как он расправился с Трэнтом в его собственном саду и Хордером у его дома, и его ведь так и не нашли.
На верхнем этаже здания, за необычайно толстыми стенами, разместились две комнаты: внешняя, в которую они вошли, и внутренняя – рабочий кабинет великого миллионера. Они как раз входили во внешнюю комнату, когда двое других посетителей выходили из внутренней. Одного из них Питер Уэйн приветствовал, назвав дядей. Невысокий, но явно очень крепкий и деятельный мужчина с головой, выбритой так тщательно, что казалось, будто волосы его выпали, и кожей до того загорелой, что возникало сомнение, была ли она вообще когда-то светлой, – это и был старик Крейк, которого, поминая его боевые успехи в последней войне с краснокожими, часто называли Гикори Крейком в память о еще более прославленном Старом Гикори . Его спутник являл собой вид разительно противоположный: аккуратный до щеголеватости костюм, очень темные и гладкие, точно лощеные волосы, монокль на широкой черной ленте – это был Барнард Блейк, адвокат старого Мертона, он обсуждал с партнерами дела фирмы. Четверо мужчин встретились посреди внешней комнаты и остановились, чтобы обменяться любезностями. В глубине комнаты, рядом с дверью в кабинет неподвижно восседала еще одна фигура. Приглушенный свет из окна озарял лицо негра с гигантскими плечами. Это был один из тех, кого американцы с присущим им чувством юмора называют головорезами, тот, кого друзья назовут телохранителем, а враги – преступником и убийцей.
Этот человек не пошевелился и даже не сдвинулся с места, чтобы приветствовать кого-либо, но, взглянув на него, Питер Уэйн нервно передернул плечами и спросил:
– Рядом с шефом есть кто-нибудь?
– Успокойся, Питер, – усмехнулся его дядя. – С ним Уилтон, секретарь. Этого более чем достаточно. Уилтон в последнее время, по-моему, даже не спит, так его заботит судьба Мертона. Он лучше двадцати телохранителей, к тому же ловок и передвигается бесшумно, как настоящий индеец.
– О, про индейцев вы уж все доподлинно знаете, – рассмеялся племянник. – Помню, как вы учили меня всяким индейским хитростям, когда я был мальчишкой и зачитывался рассказами про краснокожих. Только в рассказах тех индейцы всегда в проигрыше оказывались.
– В настоящей жизни все было не так, – строго произнес ветеран Фронтира.
– В самом деле? – вежливо поинтересовался мистер Блейк. – А я полагал, им нечего было противопоставить нашему огнестрельному оружию.
– Однажды я своими глазами видел, как индеец перед сотней стволов простым ножом для скальпирования убил белого, стоявшего на стене форта, – сказал Крейк.
– Как же ему это удалось? – изумился Блейк.
– Он метнул нож, – пояснил Крейк. – Метнул его так быстро, что никто не успел выстрелить. Не знаю, где он этому научился.
– Надеюсь, вы так не умеете? – рассмеялся его племянник.
– Мне кажется, – задумчиво вставил отец Браун, – эта история может быть не лишена морали.
Пока продолжался этот разговор, из внутренней комнаты вышел мистер Уилтон, секретарь. Он остановился у двери и замер, ожидая, пока остальные договорят. Бледный, светловолосый, с квадратным подбородком и по-собачьи настороженными глазами, – в нем действительно можно было увидеть что-то от сторожевого пса.
Он сказал лишь: "Мистер Мертон примет вас через десять минут". Но этого оказалось достаточно, чтобы рассеять заговорившуюся группу. Старик Крейк заявил, что ему пора, и его племянник вместе с компаньоном ушли вместе с ним, оставив ненадолго отца Брауна наедине с секретарем (чернокожий гигант в другом конце комнаты не воспринимался как человек или вообще как живое существо, настолько неподвижно он сидел, повернувшись к ним широкой спиной и неотрывно глядя на дверь кабинета).
– Боюсь, наша система безопасности покажется вам чересчур строгой, – сказал секретарь. – Но вы, вероятно, уже слышали о Судии Данииле. Хозяина нельзя оставлять совсем одного.
– Но сейчас он ведь совсем один, не так ли? – спросил отец Браун.
Секретарь серьезно посмотрел на него серыми глазами.
– Пятнадцать минут, – произнес он. – Пятнадцать минут за двадцать четыре часа, вот и все время, которое есть у него для себя. Он настаивает на этом, и на то у него есть веская причина.
– Что же это за причина? – поинтересовался гость. Глаза секретаря были все так же внимательно устремлены на священника, но до сих пор строгие губы грозно сжались.
– Коптская чаша, – сказал он. – Может, вы и забыли о коптской чаше, но он не забывает ни о ней, ни об остальном. Во всем, что касается чаши, он не доверяет никому из нас. Она спрятана где-то в его кабинете, и только он знает, где именно и как ее оттуда извлечь. Он никогда не достает ее, если рядом с ним кто-то находится. Поэтому нам приходится рисковать и оставлять его на четверть часа одного, пока он сидит там и молится на нее. Я думаю, это единственное, чему он поклоняется. Не то чтобы тут действительно был какой-то риск, я ведь превратил все это место в настоящую крепость, внутрь не проникнуть и самому дьяволу… По крайней мере, выйти отсюда никто не сможет. Если к нам в гости наведается этот чертов Судия Даниил, клянусь Господом Богом, он останется здесь не только на обед, а намного дольше! Все пятнадцать минут я сижу здесь начеку и прислушиваюсь. Если только услышу выстрел или звук борьбы, я тотчас же нажму вот эту кнопочку, замкнется цепь, и электричество побежит по стене, окружающей сад. Всякий, кто решит взобраться на нее или перелезть, погибнет на месте. Но, разумеется, ни о каком выстреле не может быть и речи – это ведь единственный вход в его кабинет, и единственное окно, у которого он сидит, находится на самой верхушке башни со стенами гладкими, как столб, смазанный жиром. Вдобавок к этому все мы тут, конечно же, вооружены, так что, если даже Судия каким-то образом проникнет в эту комнату, живым он из нее не выйдет.
Все это время отец Браун, чуть прищурившись, рассматривал ковер у себя под ногами, но вдруг, слегка встрепенувшись, сказал:
– Прошу прощения, но мне только что пришла в голову одна мысль. О вас. Я надеюсь, вы не станете возражать, если я скажу?
– Обо мне? – несколько удивился Уилтон. – Что же это?
– Мне кажется, что вы – человек одной мысли, – сказал отец Браун. – Извините за такие слова, но, по-моему, вам на самом деле больше хочется поймать Судию Даниила, чем защитить Брандера Мертона.
Уилтон вздрогнул, но продолжал буравить своего компаньона глазами. Очень медленно его непреклонно сжатые губы растянулись в некое подобие усмешки.
– Как вы… – не без любопытства в голосе начал он. – Почему вы так думаете?
– Вы сказали, что, если услышите выстрел, тут же поразите электричеством врага, который попытается скрыться, – заметил священник. – Как мне кажется, вы считаете само собой разумеющимся, что сначала будет убит ваш патрон и лишь после этого его враг получит смертельный удар электричеством. Я не хочу сказать, что вы не защитили бы мистера Мертона, будь у вас такая возможность, но создается впечатление, что для вас не это главное. Система безопасности здесь, как вы говорите, очень строгая. Да, вы принимаете все меры предосторожности, но только цель всего этого – поймать убийцу, а не спасти человека.
– Отец Браун, – медленно произнес секретарь, к которому уже вернулось его спокойствие, – вы очень умный человек, но в вас есть нечто большее, чем ум. Вы можете расположить к себе, вам хочется говорить правду. К тому же вы, кажется, искренне готовы выслушать ее. Понимаете, надо мной здесь и так уже подшучивают. Говорят, что я превратился в маньяка и поимка этого страшного злодея превратилась для меня в навязчивую идею. Может, так оно и есть, но я скажу вам одну вещь, о которой никто из них не знает. Мое полное имя – Джон Уилтон Хордер.
Отец Браун кивнул, точно ожидал этого признания, секретарь же тем временем продолжил:
– Этот парень, который называет себя Судией, убил моего отца, убил моего дядю и погубил мою мать. Когда Мертону понадобился секретарь, я взялся за эту работу, потому что подумал: там, где находится чаша, рано или поздно объявится и преступник. Но я не знаю, кто преступник, я могу только дожидаться его появления и верно служить Мертону.
– Я понимаю, – мягко произнес отец Браун. – И, к слову, не пора ли войти?
– О, конечно же! – воскликнул Уилтон, снова вздрогнув, будто отгоняя задумчивость, отчего священник решил, что секретарем снова на какое-то время овладела его мания. – Прошу вас, входите.
Отец Браун направился прямиком во внутреннюю комнату. Слов приветствия не последовало, и после нескольких мгновений гробовой тишины он снова появился в дверях.
В тот же миг ожил молчаливый телохранитель, и это произвело такое впечатление, будто неожиданно пришел в движение какой-то громоздкий предмет мебели. Очевидно, что-то в самой фигуре священника насторожило его, поскольку прямо за головой отца Брауна располагалось окно кабинета, и его лицо из-за этого оставалось в тени.
– Думаю, вам следует нажать кнопку, – произнес священник, печально вздохнув.
Уилтон вскочил, точно очнувшись от мрачных размышлений, и пронзительно воскликнул:
– Но ведь выстрела не было!
– Это зависит от того, – сказал отец Браун, – что называть выстрелом.
Уилтон бросился вперед, и они вместе нырнули в кабинет. Это была сравнительно небольшая комната, обставленная просто, но красиво. Окно напротив двери, выходящее в сторону сада и рощицы, было раскрыто. Рядом с окном стояли стул и небольшой столик, словно пленник этих стен за то короткое время, которое ему было позволено провести в одиночестве, хотел насладиться чистым воздухом и светом.
На столике стояла коптская чаша – ее явно принес сюда владелец, чтобы рассмотреть на свету. Тут было на что посмотреть: яркий белый свет превратил драгоценные камни чаши в роскошное пламенное многоцветие, достойное Святого Грааля. Зрелище было невероятное, но Брандер Мертон смотрел не на чашу. Его откинутая голова лежала на спинке стула, грива белоснежных волос свешивалась вниз, а седоватый клинышек бороды указывал на потолок. Из горла миллионера торчала длинная коричневая стрела с красным оперением.
– Беззвучный выстрел, – чуть слышно пробормотал отец Браун. – А я думал о новых пистолетных глушителях. Но это старинное оружие, стреляющее очень тихо, почти беззвучно. – Немного помолчав, священник добавил: – Боюсь, он мертв. Что вы намерены предпринять?
Бледный секретарь усилием воли взял себя в руки.
– Нажать на кнопку, разумеется, – сказал он. – И если это не убьет Судию Даниила, я весь мир переверну вверх дном, но поймаю его.
– Как бы это не убило кого-то из наших друзей, – заметил отец Браун. – Все они не так уж далеко отсюда, я думаю, их стоит позвать.
– Все наши люди знают об электрической стене, – ответил Уилтон. – Никто не станет через нее перелезать, разве что… Разве что будет очень торопиться.
Отец Браун подошел к окну, через которое стрела, очевидно, влетела в комнату, и выглянул. Сад с плоскими клумбами лежал далеко внизу и чем-то напоминал разноцветную карту мира. Весь открывающийся вид, такой огромный и пустынный, создавал впечатление, будто башня парит высоко в небе, отчего отцу Брауну вспомнилось недавно услышанное выражение.
– Гром среди ясного неба, – пробормотал он. – Как там кто-то говорил о громе среди ясного неба и внезапной смерти? Посмотрите, как мы высоко! Стрела просто не могла сюда долететь, если только она не послана с Небес.
Уилтон посмотрел на него, но ничего не ответил, и священник продолжил так, словно произносил монолог:
– Тут поневоле подумаешь об аэроплане, – задумчиво произнес он. – Нужно будет расспросить юного Уэйна… о полетах.
– Сюда их много залетает, – добавил секретарь.