В душе, подобно отдаленному, еще плохо различимому звуку, который с каждой минутой становится все громче и громче, начала нарастать глухая, неясная тревога, готовая заполонить его всего. Нет, нельзя паниковать и впадать в истерику, но и происходящее отнюдь не внушало оптимизма! Как он оказался в госпитале, а это явно не городская больница, а госпиталь, если в нем умирают генералы?! Что с ним стряслось, отчего никто не хочет ему сказать? Он осмотрел и даже ощупал всего себя – конечности на месте и, если не считать ломоты в теле, словно его били палками несколько дюжих молодцов, да странностей с правой рукой, все в полном ажуре. Впрочем, какой тут ажур?
Не успели закончить завтрак, как появился уже знакомый мужчина в хирургической робе. Его сопровождали одетые в белые халаты некрасивая высокая женщина в очках и среднего роста бородатый крепыш.
– Стаканчик не удержали? – сразу догадался хирург. – Ничего, Сергей Иванович, бывает. Давайте мы вас посмотрим, не возражаете? Меня зовут Валерий Николаевич, я начальник отделения, а это мои коллеги. Как вы себя чувствуете?
– Ничего, – уклончиво ответил Серов, прикидывая, с какой стати к нему пожаловала целая комиссия.
– Как вас к нам доставили, помните? – спросил бородатый.
– Нет, – чуть помедлив, признался Сергей. – Просто проснулся в этой палате голым и с проводами.
– В котором часу? – вступила в разговор очкастая врачиха. Серов лишь недоуменно пожал плечами: разве он может это знать, не имея часов? О загадочном сне, или явлении призрака в виде голого лысого старика, он решил умолчать – кто знает, как эта троица отреагирует на подобные рассказы? Вдруг это психиатры? А он тут им и подкинет дровишек в костер! Обеспечена тогда ненужная запись в истории болезни.
С другой стороны, под подушкой лежит платок. Утром Сергей украдкой достал его и развернул: на ткани шариковой ручкой нетвердым почерком был крупно выведен номер телефона и имя: Боря. От него тянулась стрелочка к слову "Дед". Носовой платочек в коричневатую клетку, замызганный, мятый, но… реальный!
Вот поди и разберись, что тут к чему? Стоит ли привлекать себе в помощь врачей, собравшихся около его больничной койки? Наверное, не стоит.
Естественно, про то, помнит он что-нибудь или нет, они спрашивают не из праздного любопытства. Но не кроется ли и тут какая западня для простодушного дурачка? Всякое случается – умирающий генерал мог так подействовать на Сергея, что тот, подобно лунатику, сам накарябал нечто невразумительное на носовом платке. Не зря же утверждают, что в момент смерти у человека высвобождается огромная психофизическая энергия, способная действовать на других людей. Сергей никогда не был мистиком, но… Но в жизни всегда есть место совершенно необъяснимым вещам.
– Прекрасно, – снова взял инициативу в свои руки Валерий Николаевич. – А какой вчера был день недели?
– Среда? – неуверенно предположил Серов.
И тут начали сыпать вопросами очкастая мымра и бородач. Их интересовало, в каком году и когда родился больной, как зовут его родителей, что он любит, где служил и с кем.
Потом Валерий Николаевич достал из длинного пенала тонкую иглу и осторожно начал колоть ею Сергея сначала в лоб около волос, потом над бровями, около носа, в шею, плечи, руки. При этом он постоянно спрашивал:
– Говорите, что вы чувствуете? Здесь больно? А тут?
Бородатый подтянул рукава халата, и когда начальник отделения закончил, промял всего Серова от макушки до ступней.
– Мне скажут наконец в чем дело? – не выдержал Сергей. – Или я должен оставаться на положении безгласного болвана?
– Ну, ну, не нужно волноваться, – успокаивающе похлопал его по плечу Валерий Николаевич. – Все не так страшно. Вчера вы участвовали в серьезной операции и в результате стычки с преступниками получили легкую травму головы. Ушиб. Все пройдет, мы вас подлечим, и снова встанете в строй. И месяца не пройдет, я вам обещаю.
Сергей посмотрел на него с недоверием: вчера? Какая-то операция, бандиты? Нет, ничего не отложилось в памяти. Ничего!
Но какой смысл врачу лгать? Наверное, все именно так и есть, как он говорит?
– Дома знают, где я?
– Позвонили, не переживайте. Вот через несколько дней переведем в отделение, и ваши родные придут навестить. Да вы сами их встретите в коридорчике или на улице, ручаюсь!
"Ручается он, – тоскливо подумал Серов. – Казенные слова, легко слетающие с губ и не обязывающие совершенно ни к чему. Потом я с него не сумею потребовать ответа ни за какие торжественные обещания. А что делать?"
Пригласив после осмотра больного членов консилиума в свой кабинет, Никишин включил электрочайник и угостил бородатого коллегу сигаретой. Обмен мнениями начали, не дожидаясь чая.
– На мой взгляд, картина ясная, – на правах хозяина заявил Валерий Николаевич. – Не повезло парню, да что поделать. Жалко, конечно, когда такие молодые мужчины, но…
После такой преамбулы он пустил в ход свои аргументы, не забыв упомянуть и "кузнечика"-Кулькова, дежурившего ночью в приемном покое: ведь он тоже осмотрел поступившего в госпиталь подполковника и полностью согласился с диагнозом Никишина. Таким образом, сам того не ведая, бедный Кузнечик сослужил ему добрую службу.
– Ярко выраженная атония, – прихлебывая чай и глубоко затягиваясь табачным дымом, уверенно вещал Валерий Николаевич. – Не отмечалось реакции зрачков, не чувствовал холодного и горячего, не смог даже удержать во время завтрака стакан с чаем. Паралич правой руки, пусть частичный, но паралич.
– Скорее у него парез, – не согласилась очкастая дама, так не понравившаяся Серову. – Просто парез и нет никакого паралича! Посмотрите, как он быстро восстанавливается! Могучий организм. Я уверена, все полностью нормализуется, причем очень скоро.
– Я не разделяю вашего оптимизма, – возразил бородач. – А наоборот, склоняюсь к мнению Валерия Николаевича и Кулькова, первыми осмотревших раненого.
– Да поймите, с таким диагнозом мы оставим его на улице, – не выдержала очкастая. – А если у него нет выслуги, на какие шиши жить?
– Получит пенсию по инвалидности, – ободренный поддержкой, Никишин немедленно перешел в атаку. – Что вы предлагаете? Оставить в строю инвалида, больного человека? Он же начальник отдела в уголовном розыске, носит оружие, командует офицерами, ему доверяют судьбы людей. Вы понимаете, что это значит? А если у него на почве мозговой травмы начнутся припадки? А я более чем уверен, что их не удастся избежать! Нет, уважаемая Галина Ивановна, органы не богадельня! А оставлять больного на улице никто не собирается.
– Конечно, конечно, – тут же согласился бородатый доктор. – Кто гонит? Полечим, пройдет медицинскую комиссию…
– Ваш диагноз перечеркивает все, – нервно поправила очки Галина Ивановна, но больше спорить не стала, понимая, что, во-первых, это бесполезно, а во-вторых, себе дороже пререкаться с Никишиным, который, как говорили, имел связи наверху и быстро делал карьеру.
Как знать, пройдет год или два и он запросто может занять кресло начальника госпиталя, и ей тогда уже не работать в этом тихом сытном месте – зарплата регулярная, дежурства раз в несколько месяцев, к трем ты уже свободен и еще можешь покормиться за казенный счет. Некоторые брезгуют больничной кухней, но когда в кошельке не густо, становится не до брезгливости: полковники и генералы тоже эту кашу едят.
Так стоит ли заводиться из-за незнакомого, чужого ей человека и в лице Никишина наживать себе смертельного врага? Ну, положим, Валерий Николаевич несколько ошибается в диагнозе, и что? По ее мнению, травма у этого подполковника не столь тяжелая и он скоро встанет на ноги. И пусть встает! А она подумает о себе и детях, о маме и муже и… согласится с Никишиным.
– Впрочем, если вы настаиваете, – нерешительно проговорила Галина Ивановна, стараясь отступить, сохраняя достоинство. – Вам виднее, поскольку вы принимали пациента ночью. И лечить его тоже вам.
– Вот именно, – сделал полупоклон в ее сторону Валерий Николаевич. – Благодарю вас, коллега, что мы пришли к единому мнению…
Проводив сослуживцев, Никишин блаженно развалился в кресле. Он заслужил отдых после тяжелой ночи! Надо же, сколько событий сразу. Иногда и за месяц не наберется стольких потрясений, как сегодня – одна смерть генерала Муляренко чего стоит! Все, включая самого Георгия Леонтьевича, знали, что это вот-вот может случиться, но как всегда, при всем ожидании случившееся оказалось совершенно неожиданным.
Да, ушел "Дон Джорджи", отлетела его душа, унося в адское пламя или райские кущи множество неразгаданных тайн, за обладание которыми не только историки будущего, но и сотрудники современных спецслужб дали бы очень многое. Однако "Дон Джорджи" ушел и теперь никогда ничего не скажет. Никому! А в последние недели Муляренко находился в строгой изоляции – при желании руководства для отдельных пациентов в реанимации можно создать режим похлеще тюремного.
К тому же свалился на голову подполковник Серов – сколько с ним возни! Сегодня додавили Гальку, а бородатый Игорек свой человек, потом к нему в отделение Сергея Ивановича и спихнем. На этом карьера молодого многообещающего сыщика закончится. Естественно, нужно помочь ему встать на ноги, и пусть себе шагает, только подальше от системы, забравшей у него лучшие годы и здоровье.
Валерий Иванович начал переодеваться. И тут затрезвонил телефон. Догадываясь, кто звонит, Никишин поторопился снять трубку и официально представился:
– Слушаю, майор Никишин.
– Что? – как всегда, не поздоровавшись, коротко бросил начальственный баритон.
– Сегодня ночью скончался Муляренко, – слегка понизил голос Валерий Николаевич.
– Царствие ему Небесное… Один был?
– Да. Скорее всего, умер во сне. Рядом дежурила медсестра на посту, – сразу догадавшись, о чем идет речь, поспешил успокоить врач. – Нормальная девушка, проверенная.
– Ладно. Родным позвонили?
– Конечно, все как положено. Тело сейчас в морге, вскрывать я пока не велел: может быть, родные не захотят?
– Умница, – похвалил баритон. – За это и люблю! Ну а как герой с Петровки?
– Еще не все обследования проведены, – немного замялся Никишин. – Однако он пришел в себя, и обнаружились весьма неприятные вещи. В общем, я буду настаивать на комиссовании из органов с диагнозом "травматическая энцефалопатия". Думаю, так и для него будет лучше. Еще молодой, найдет новую дорогу в жизни.
Майор говорил и боялся остановиться, а еще пуще страшился, что начальственный баритон внезапно прикажет замолчать или на том конце провода просто бросят трубку, и в наушнике зачастят гудки отбоя, ставя точку за точкой на карьере, на отдыхе за границей, на новой шубе для жены, на квартире, на машине, на всей жизни…
– Это серьезно? – перебил его баритон. – Ну, эта твоя… "патия"? Жить-то он с ней будет или нет?
– Какая жизнь у припадочных дураков? – отважился на циничную шутку Валерий Николаевич. – Вы это считаете жизнью?
Понравится такой ход руководству или нет? От этого сейчас зависело многое. И когда в трубке послышался легкий смешок, Никишин с облегчением перевел дух.
– Спасибо, подполковник, – пророкотал баритон.
– Прошу прощения, – быстро проговорил Валерий Николаевич, опасаясь, что собеседник положит трубку. А хотелось понять все правильно. – Я майор медицинской службы…
– Был! – рявкнул баритон. – Мне лучше знать, подполковник!
На Цветной бульвар Мякишев вышел через Колобовские переулки. Машину брать не стал, отправился пешком, решив сегодня отобедать не дома и не в закрытом для рядовых сотрудников зале для руководства ГУВД, а в городе. Тому была весьма немаловажная причина – очередная встреча с "Чичиковым".
Идя навстречу пожеланиям Александра Трофимовича, тот пригласил его в китайский ресторанчик, расположенный в тихом переулочке неподалеку от Неглинной. "Чичиков" обещал хорошую кухню и гарантированное отсутствие чужих глаз и ушей. Естественно, по телефону во время приглашения на встречу он об этом прямым текстом не распространялся, обошелся намеком.
Ругаясь про себя последними словами, Мякишев несколько раз проверился, чтоб убедиться в отсутствии "хвоста". Кто бы подумал, что на старости лет придется заниматься подобным? Тем не менее приходилось, черт бы их побрал! С этими пертурбациями вообще скоро перестанешь понимать, где свои, а где чужие, кому можно доверять, а кому никогда и ни под каким предлогом, и кому ты на самом деле служишь?!
В не столь уж давнем прошлом одного из министров внутренних дел назначили в министры госбезопасности, и один из его новых подчиненных, страстно желавший стать генералом, сделал начальству неоценимый подарок, раскрыв агентуру госбезопасности в органах внутренних дел. Да, он получил вожделенные лампасы, но сколько голов полетело сначала в одной системе, а затем в другой!.. А сколько светлых умов покинули органы госбезопасности и внутренних дел, когда один министр поделился с другим плодами предательства нового подчиненного!.. До чего доходят люди, лишь бы урвать кусок посытнее!..
Позже и сам предатель – иначе Александр Трофимович его назвать просто не мог, да и как еще назвать человека, поднявшего руку на святая святых, на агентуру? – получил по заслугам. Министра обвинили во всех грехах и посадили в "Лефортово", а новоиспеченного генерала вышибли на гражданку, перед которой любой служивый человек, особенно в чинах, всегда испытывал панический страх, подобный страху младенца, которого отрывают от мамкиной титьки: как жить без мамки-системы? Она обует-оденет, накормит-напоит, денег даст и защитит. Сирый ты без нее, голый и голодный!
Министры сменялись, а оперативная работа как была, так и осталась, поэтому стоило и поберечься, тем более в нынешней неразберихе, когда нет друзей, но есть временные альянсы, и тебя в любой момент, с одной стороны, могут заподозрить и начать разрабатывать, вычисляя, кому ты продался, а с другой – могут тривиально сдать, когда станешь не нужен. Это раньше своих людей прикрывали и "консервировали" до лучших времен, устраивали на теплые места и продолжали вести по жизни. Раньше, но не теперь.
Переулки были почти безлюдны, и Трофимычу ничего не стоило провериться. По Цветному он дошел до Трубной и, продолжая петлять, направился к месту встречи, надеясь, что никакой шальной опер из управления не залетит сейчас туда, куда он держит путь. Не то поползет слушок о Мякишеве, обедавшем в китайском ресторане. Плевать бы на любые разговоры, но вот беда – они непременно дойдут до ушей, которые прикреплены к умной голове. И она отдаст приказ потянуть за нитку… Есть же мудрая присказка про коготок, погубивший всю птичку?
Впрочем, глядишь на нынешних оперов и диву даешься: иные на таких иномарках раскатывают, к каким осторожный Трофимыч и близко не стал бы подходить. У него старая выучка и выставляться на всеобщее обозрение он ни за что не захочет, даже если обломится миллион долларов и с ним удастся удрать на Багамы или на Фиджи. И там Мякишев вел бы довольно скромный – естественно, по местным меркам – образ жизни. Это уже в крови и никаким щелоком не вытравить, поскольку такое поведение для разумного человека то же самое, что для зверя или птицы защитная окраска. По-научному – мимикрия!
"Вот и будем мимикрировать", – усмехнулся Александр Трофимович, входя в ресторанчик. Услужливый узкоглазый молодец в белом кителе и тонких черных брюках проводил его в зал с декоративными фонариками, разноцветными занавесями из стекляруса и лакированными бамбуковыми перегородками.
Кабак Мякишеву начинал нравиться. Зал от входа не просматривался, нет бьющей по ушам музыки и шумных компаний. Правда, где-то едва слышно играли национальные китайские инструменты, выводя тарабарскую мелодию, но придется отдать дань уважения национальным традициям и немного потерпеть. А вот и драгоценный "Чичиков".
Поздоровавшись с Павлом Ивановичем, гость присел напротив него за столик и отметил, что нынче его тайный поводырь выглядит задумчивым и несколько озабоченным. Дай-то Бог, если эта озабоченность не по поводу дел Александра Трофимовича.
– Неприятности? – взяв протянутую "Чичиковым" папку меню, настороженно спросил Мякишев.
– Нет, все нормально, – вяло ответил Павел Иванович. – Жара донимает. Возраст, друг мой, к сожалению, уже далеко не юношеский, давление скачет, сердечко шалит.
"Врет, подлец, – решил Трофимыч. – Где-то ему хвост прижгли, да разве этот темнила сознается? Из него все калеными щипцами вытягивать нужно, да кто мне позволит такое? А как хотелось бы попробовать себя в роли Малюты Скуратова, особенно с этим рафинированным интеллигентом, вечно грозящим тебе удавочкой".
– Мне остается полагаться на ваш вкус, – он бегло просмотрел меню и вернул его "Чичикову". – Блюд китайской кухни я не знаю.
– Но есть желание попробовать?
– Отчего нет?
– Тогда возьмем капустку по-сычуански, рис с овощами, супчик из плавников акулы и пельмешки. А запьем пивком и чаем с печеньем. Кстати, они вкладывают в печенье бумажки с предсказаниями. Довольно любопытная штука.
Мякишев кивнул и закурил сигарету. Суп из акульих плавников? Попробуем, все равно, насильно есть никто не заставит, да и не обед важен, а беседа за столом. Что-то ему на сегодня приготовил Павел Иванович: чем огорчит, обрадует или озадачит?
– Что там у вас случилось? – "Чичиков" потер ладонью затылок. Видно, его действительно донимало давление. По такой жаре гипертоникам не сладко.
Заметив это, Мякишев подумал: вот было бы славно, если бы Паша взял и окочурился. Да хоть прямо здесь, сейчас. И свобода нас примет радостно у входа? Нет, избавишься от одного – появится другой, а деньги все равно нужны.
– Вы о чем? – сделал он непонимающее лицо.
– О Серове, – морщась от боли в затылке, "Чичиков" бросил в рот маленькую таблетку из пластикового пенальчика и запил соком.
– Неприятная история, – скривился Трофимыч. – Поехали освобождать заложника, а квартира оказалась заминирована. Радиомина. И не одна, а две. Когда ворвались в помещение, откуда-то дали сигнал, и сначала рвануло в комнате, потом на кухне. Мне до сей поры неясно: как они могли узнать, когда взорвать мины?
– Техника, – заметил Павел Иванович, оживавший просто на глазах. Импортные лекарства действовали безотказно, но вполне вероятно, что это и обычный нитроглицерин.
– Наверное. Теперь там работает следственная бригада: разбирают завалы кирпича. Приложило прилично, почти во всем доме и рядом стекла вышибло.
– М-да… Много жертв?
– Хватает. Заложника и обоих бандитов в лепешку, несколько бойцов ранено, один, находившийся в квартире, погиб. Серов и майор, командовавший группой спецотряда, госпитализированы. У нашего крестничка что-то с головой, а майору руки-ноги перешибло и тоже сотрясение мозга. Ничего, я его знаю, он малый здоровый, выкарабкается.
– Кого вы имеете в виду: майора или Серова?
– Оба хороши. Надеюсь, встанут.
– Да, будем надеяться, – принимаясь за закуски, согласился "Чичиков". И предупредил: – Суп подадут в конце, у них такой обычай. Кушайте.
Пища оказалась острой, обильно сдобренной непривычными специями и пряностями. Она разжигала аппетит и пробудила у Трофимыча желание выпить – грех без рюмки при такой богатой и острой закуске, но обстоятельства диктовали необходимость воздержания. Что же, придется запечатать себя, как джинна в бутылке, и терпеть.
– Что-нибудь уже нашли? – осведомился Павел Иванович.