– Я полагаю, надо диагностировать как состояние средней тяжести. Все кости целы, в том числе и черепные, ранений нет, но наверняка имеется сотрясение мозга, о чем свидетельствует потеря сознания на несколько часов. Потом несомненно проявится амнезия, которая быстро исчезнет.
В принципе тощенький, похожий на подростка Володя Кульков прав, но ему не звонил начальственный баритон и он не имел еще такого опыта, как майор Никишин, решивший дать урок молодому коллеге. Иногда полезно слегка охладить горячие головы. Помогает прочувствовать должную дистанцию.
– Вы полагаете? – скучно переспросил Валерий Николаевич. – Ну что же, посмотрим.
Никишин прослушал стетоскопом трудную клетку Серова, взял его запястье и стал считать пульс, словно не доверял монитору, ежесекундно показывавшему на экране, как бьется сердце. Потом вынул из кармана специальный узкий пенал, развинтив его, достал длинную иглу и методично, словно нанося невидимый узор, начал потихоньку колоть неподвижного Сергея, продвигаясь от лба и лицевых мышц к шее и груди, а там и ниже, до кончиков пальцев ног.
– Вот видите? Видите? – полушепотом, словно приглашая Кулькова в сообщники, приговаривал Валерий Николаевич. – Типичная мышечная атония! Видите?
– Вы хотите сказать?.. – Кульков поправил сползавшие с потной переносицы очки.
– Правильно, – с видом профессора, наконец услышавшего от студента верный ответ, важно кивнул начальник отделения. – Состояние тяжелое! Отметьте: у него обездвиженность, нет нормальной реакции зрачков. И без стетоскопа налицо нарушения дыхания, а тут, – он показал на монитор, – ясно видно брадикардию. Посчитайте пульс больного! А вы говорите, состояние средней тяжести. Сейчас мы его подключим к аппарату и потом начнем разбираться. Кстати, в приемном покое видел его удостоверение. Он же из городского управления. Почему его привезли к нам?
Вопрос был задан на всякий случай, чтобы лишний раз прикрыться, если вдруг начнутся какие-то разговоры. Чистосердечный Кульков непременно вспомнит, как внимательно отнесся к поступившему больному опытный Никишин и как недоумевал, почему к нему в отделение вдруг попал офицер из городского управления. Такой свидетель всегда пригодится.
– Там кого-то брали, – жарко зашептал Владимир Викторович, – но когда ворвались в квартиру, все взорвалось. В городском госпитале не оказалось мест и его привезли к нам. Надеюсь, он встанет?
– Мозги у всех одинаковые, – сухо заметил Валерий Николаевич, которому Кульков уже был не нужен и начал даже раздражать. – Я имею в виду не мыслительные способности. Надеюсь, вы это понимаете?
– Да, – быстро согласился тот и прыгающей походкой, за что его окрестили Кузнечиком, направился к выходу.
– Готовить аппарат? – тихо спросила неслышно подошедшая сзади медсестра. – Будем подключать?
– Пока подождем. Идите на пост, я скажу.
Пост был буквально в трех шагах, за стеклянной перегородкой. Сестре неимоверно хотелось спать: чтобы заработать побольше, она часто выходила на сутки и хронически недосыпала. Сейчас лето, надо что-то сколотить к зиме, а с осени опять начнутся занятия в институте, предстоит стиснув зубы тянуть до заветного диплома На помощь родителей рассчитывать не приходилось, они сами сидели почти без гроша, как большинство госслужащих. Сейчас глухая ночь, у нее на попечении лишь трое больных и все под мониторами. Скорее бы убрался начальник отделения, тогда можно и прикорнуть за столом, уронив голову на руки. Хоть полчаса, но сон поможет взбодриться и даст новые силы…
Валерий Николаевич в раздумье остановился у выхода из бокса. Как поступить: залечить подполковника или пустить все на самотек? То, что в подобных случаях необходимо делать в экстренном порядке – инъекции, рентгены и прочее, – сделано, и вполне можно ограничиться ролью пассивного наблюдателя, поскольку в душе Никишин был согласен с Кузнечиком и не считал состояние Серова крайне тяжелым. Но ведь можно и так залечить, что человек уже к утру отправится к Творцу. И потом ни одна комиссия не подкопается!
С другой стороны, ты сам тоже когда-нибудь предстанешь перед Богом! Есть он или нет, еще никто не доказал. Но зачем пускаться в теософические рассуждения – ничему сущему на земле не суждено избежать смерти, и как знать, что ждет тебя за этим порогом: все перешагивают его лишь в одну сторону. Не придется ли там держать ответ за этого человека, стоит ли брать лишний грех на душу, которая и так далеко не безгрешна? Пусть себе лежит Серов Сергей Иванович и пытается выкарабкаться! И пусть спор между жизнью и смертью разрешит тот, кто дал ему счастье или несчастье жить среди людей.
Да, пусть будет так! Одно дело, служить ли еще подполковнику в органах, и совершенно другое – жить ли, ходить ли по траве, целовать ли женщин, плакать и смеяться, любить и ненавидеть! Пусть будет, как будет!
– С аппаратом подождем, – проходя мимо поста, бросил Валерий Николаевич в ответ на вопросительный взгляд медсестры. – Я послежу за больным по компьютеру из ординаторской.
Сестра молча кивнула и, как только начальник отделения удалился, она поудобнее устроилась за столом и почти сразу задремала – если с кем из больных станет плохо, чуткие приборы тут же поднимут вой, и она немедленно проснется, а ей нужно всего-то полчасика, не больше.
Сергей очнулся внезапно, будто его толкнули в бок. Открыл глаза и увидел над собой белый потолок, слабо освещенный лампой дневного света, горевшей где-то сбоку. Прямо от потолка начинался блекло-зеленый кафель стен, и Серов подумал: кто это догадался так выкладывать стены кафелем?
Голова казалась странно пустой и тупо болела, слегка мутило, и не было никакого желания двигаться. Мысли текли лениво, постоянно путались, но, как ни странно, это совершенно не раздражало, а, наоборот, даже доставляло своеобразное удовольствие, словно играешь в некую игру, где нет ни начала, ни конца и можно в любой момент изменить правила. Однако не худо бы и разобраться, где он. Что же такое над ним: ящик, прибор, телевизор? Если телевизор, то почему экран повернут в сторону так, что неудобно смотреть? Дурацкая штука на правой руке и что-то прилеплено на груди, а от липучих фишек к ящику пучком тянутся провода.
Так, а если попробовать вспомнить, где он был и что делал до того, как очутился в странной комнате, где одна стена из кафеля, а другая стеклянная, словно в фильмах абсурдного ужаса? Там тоже часто люди попадали неизвестно куда и им приходилось несладко, пока они не начинали понимать – все вполне реально и всему есть свое объяснение.
Где же он все-таки был? Никак не вспомнить, и стоит напрячься, как тут же головная боль усиливается, а пошевелить рукой или ногой нет ни сил, ни желания. Может, он просто видит нелепый, дурной сон, навеянный духотой раскаленного безжалостным солнцем города? А утром проснется как ни в чем не бывало и вновь ощутит бодрую упругость мышц?
– Т-с-с!
Сергей с трудом приподнял голову и посмотрел туда, откуда донесся звук. Увиденное заставило его от удивления приоткрыть рот.
Придерживаясь рукой за алюминиевый косяк стеклянной двери, на пороге стоял совершенно голый лысый старик с непонятными бляшками на груди, почти потерявшимися в густой седой поросли.
"Я брежу? – равнодушно подумал Серов. – Или это неведомым образом ко мне явился легендарный "снежный человек"?"
– Т-с-с! – повторил старик и опасливо оглянулся. – Не шуми!
Сергей хотел сказать, что он и не собирался шуметь, поскольку старик наверняка призрак или привиделся ему во сне, а там шуми не шуми, этим ни призраков, ни кошмары не прогнать. Но губы не слушались, из горла вырвался лишь хрипловато-сиплый клекочущий звук.
– Тихо! – свистящим шепотом приказал старик и медленно, вытянув перед собой руки, словно слепец, подошел к лежавшему Серову. – Тихо, я тебе плохого не сделаю.
С кряхтением он опустился на край кровати и, одышливо отдуваясь, быстро зашептал:
– Я слышал, ты городской? Кроме тебя, просто некому, понимаешь? Некому! Ты должен помочь.
Серов хотел и понять, и помочь, однако при всем желании ничего не мог понять и ничем не мог помочь странному голому старику. Да и чем поможешь призраку, нежданно явившемуся тебе в сновидениях? Сочувствием? Да вот незадача, язык отказывался повиноваться, поэтому даже слов сочувствия не удалось произнести.
– Худо тебе? – старик пристально вгляделся в лицо подполковника. – Да ты меня слышишь? Моргнуть можешь?
Сергей медленно закрыл глаза, и старик довольно засопел. Он разжал кулак и показал Серову скомканный носовой платок.
– Тут телефон, когда выйдешь, позвони. Спроси Бориса. Это очень важно, слышишь?
Сергей опять медленно прикрыл глаза в знак того, что понял, о чем его просят. Происходящее в этом чудном сне его начинало забавлять – как в приключенческом романе про графа Монте-Кристо, честное слово. В свете люминесцентной лампы лицо старика отливало мертвенной бледностью, глаза казались темными точками, а рот черным провалом, окруженным серебристым облачком седой щетины. Привидится же такое!
– Хромой бес меня подставил, – наклонившись ближе к лицу Серова, зашепелявил старикан. – Крыса проклятая! Он старой выучки, не раскусил я его вовремя, а теперь отсюда уже не выйду! Скажи Боре, мол, Дед просил привет передать. Запомнил или у тебя сейчас голова худая?
Серов игриво подмигнул правым глазом, подумав, что если он закроет оба глаза, то диковинный пришелец может еще, чего доброго, решить: человек, к которому он явился, соглашается с предположением о худой голове. Нет, Сергей прекрасно понимал, что говорил старик, и каждое его слово накрепко врезалось в память.
– Ну и ладно, – облегченно вздохнул Дед и торопливо засунул скомканный платок под подушку Серова. – Прощай, сынок. Ты молодой, выкарабкаешься. Ты должен выйти и позвонить, понял?
– Вы тоже… – неожиданно для себя прошептал Сергей. И, уже бодрее продолжил: – Встанете.
– Ага, – на губах старика появилась слабая улыбка. – Заговорил, молчальник!.. Не, я не выйду. Сон мне сегодня был.
Он сгорбился, уронил руки с набухшими венами между коленей и печально опустил голову. Если бы в его позе не было столько трагизма и безысходности, наверное, он показался бы ужасно смешным: голый, покрытый седым пухом растительности, лысый, небритый, тощий. Не зря говорят, что трагичное и смешное всегда ходят рука об руку.
– Димка приходил, брат мой, – тихо говорил Дед. – В форме, знаешь, как была в сорок первом, с петличками. Я его спросил: куда ты? А он ответил, что на фронт, и позвал меня с собой. Взял за руку и повел… Но с фронта-то Димка не вернулся! Я мальчишкой был, плохо его помню, а тут он как живой. Раньше в снах он ко мне не приходил, а теперь пришел. Значит, срок настал?
"Какие сны, если он сам сон или призрак? – недоуменно подумал Сергей. – Что он рассказывает о своем брате? Или привидения тоже видят сны?"
– Платок мой сохрани.
Старик тяжело поднялся и медленно пошел вон из бокса, переставляя изуродованные подагрой босые ступни по истертому линолеуму. И, словно проплыв мимо лампы, как это и полажено нормальному призраку, исчез во мраке. Не раздалось ни единого звука: ни шороха, ни скрипа, ни шарканья ног…
Внезапно навалилось непреодолимое желание спать, и Серов, едва закрыв глаза, провалился в забытье, из которого его вырвал неприятный звук. Он ныл и ныл на одной ноте, как, стараясь привлечь внимание издерганной матери, ноет капризный ребенок. Однако в этом звуке таилась смутная угроза или предупреждение о страшном несчастье.
Сергей разлепил веки: уже светало – летом рано становится светло. Наверху все тот же белый потолок, с одной стороны все та же блекло-зеленая кафельная стена, а с другой – стенка из стекла, перехваченная алюминиевыми переплетами. Он лежал на кровати, над ним странная, похожая на телевизор коробка на кронштейне, а рядом тумбочка со стаканом воды. Похоже, здесь больница или госпиталь. Ну да, он же не гражданский человек, и случись с ним что, его должны доставить в госпиталь. Значит, что-то случилось?
Попытка напрячь память привела к новому приступу головной боли, да еще противный надоедливый звук словно сверлил мозг, не давая ни секунды покоя и вызывая неудержимое желание немедленно вскочить и куда-то бежать. Однако тело казалось чужим и тупо непослушным, а сонливость заволакивала глаза. Да что же это с ним, в конце концов?
– Выключите монитор! – раздраженно крикнул незнакомый мужской голос, и, к немалому облегчению Серова, терзающий нервы звук оборвался.
Сразу стало слышно шарканье тапочек и сдавленный всхлип женщины, а потом голос того же мужчины:
– Ну, ну, перестань! Тут нет твоей вины, ты же не Бог. Он и так немало прожил, а уж как пожил!
– Все равно, – опять всхлипнула женщина.
– Хватит, – чуть повысил голос мужчина, – я сказал, перестань! Позови кого-нибудь, и опишите вещички, а я позвоню родным.
– Да какие у него вещи?
– Хоть одна зубная щетка, – отрезал мужчина. – Все-таки генерал-лейтенант, не кто-нибудь. Да, солдат вызови, чтобы отвезли тело в морг.
"Кто-то умер? Или это я умер и теперь слышу, что происходит рядом с моим телом на земле?" – эта мысль не показалась Сергею страшной, наоборот, вместе с ней возникло облегчение: больше бояться нечего и самое страшное позади. Хотя, кто знает, позади или впереди?
Послышались приближающиеся шаги, и в бокс заглянул незнакомый моложавый мужчина в зеленом хирургическом облачении. Он бросил быстрый взгляд на монитор, потом всмотрелся в открытые глаза больного и улыбнулся.
– Ну, жив, курилка?
– Жив… – едва слышно прошептал подполковник и спросил: – Где я?
– В госпитале. Лежи, не двигайся, ты жив и, Бог даст, встанешь на ноги. Все нормально, спи! Тебе сейчас полезно поспать.
– Что произошло? Кто-то умер?
– Спи, милый! Обо всем поговорим потом, лады? А теперь спать, спать!
Серов послушно закрыл глаза и опять провалился в забытье, но слова одетого в зеленую хирургическую робу врача уже крепко засели в мозгу и больше не терялись среди разбредавшихся во все стороны мыслей.
Вновь он пришел в себя, когда в окно уже заглянуло солнышко, квадратик яркого света лежал на блеклом кафеле, напоминая, что есть другая жизнь, где плещут волны, шумят деревья ц люди делают то, что им хочется, а не лежат прикованными к больничным койкам. Ах, почему мы все начинаем ценить нашу простую и нервную жизнь только тогда, когда сами ляжем под монитор, чтобы врачи помогли разрешить спор между жизнью и смертью?
Непонятный скрип заставил Сергея повернуть голову. Через стеклянную стену палаты он увидел, как два наголо стриженных парня в застиранных синих госпитальных пижамах толкают каталку, на которой вытянулось полностью укрытое простыней неподвижное тело. Резиновые колесики каталки скрипнули на линолеуме, когда солдатики стали разворачивать ее, и Серов понял, что этот звук и привлек его внимание.
– Эй, – позвал он парней. – Эй, ребята!
Но получился лишь сиплый шепот, и занятые страшным грузом парни не услышали его и не откликнулись. Зато услышала медсестра.
– В чем дело? – в бокс вошла молоденькая, похожая на сдобную булочку девушка. – Больной, вам надо спать!
– Кто умер? – с трудом размыкая пересохшие губы, спросил Серов. – Скажите, это очень важно.
– Вам нельзя волноваться! – Сестра недоуменно поглядела на него: неужели он был знаком с покойным?
– Я буду больше волноваться, если мне не скажут!
– Хорошо, – она тряхнула головой. – Генерал Муляренко, старый и очень больной человек. А теперь спите!
– Пить, – попросил Сергей, а напившись, предпринял новую попытку кое-что узнать у толстушки. – Кем он был? И что со мной?
– Потом вам все скажет врач. Спите!
Она ловко поправила подушку, укрывавшую его простыню и вышила. Серов уставился в потолок и попробовал вспомнить, кто такой генерал Муляренко? Кажется, он слышал эту фамилию, но где, когда и в связи с чем? Ясно одно: сейчас он, Сергей, в госпитале, с ним что-то произошло, но выздоровление возможно, а ночная встреча вполне может оказаться бредом или сном.
Серов сунул под подушку левую руку, и пальцы наткнулись на скомканный носовой платок…
Сколько раз он проваливался в забытье и выныривал из него, как из темного омута, Серов не мог сказать: казалось, его специально накачали снотворными и напрочь отшибающей память гадостью, чтобы он бесконечно соскальзывал из призрачного бытия в серое, такое же призрачное небытие. И не давали покоя вопросы: то, что случилось ночью, случилось наяву или привиделось? И зачем приходил старик? Позвать за собой туда, откуда нет возврата? И почему под подушкой оказался платок?
Наконец удалось зацепиться за берег бодрствования, причем довольно прочно, и больше не поддаваться внезапно наваливающейся дреме. Который час, Серов не знал, но, судя по характерному дребезжанию жестяных кастрюль и запаху больничной кухни, наступило время трапезы. Сейчас все и узнаем.
– Завтракать будете? – в бокс заглянула знакомая уже толстушка.
Что же, если завтрак, значит, еще утро, в больницах обычно кормят довольно рано. Стало быть, сейчас нет десяти утра, а за завтраком должны последовать процедуры и обход врачей.
Сам Серов никогда в больницах не лежал, но успел изучить больничные порядки, когда болела покойная мама и еще когда занимался одним сложным делом, связанным с убийством в известной клинике.
– Да, – ответил Сергей медсестре. – Я голоден как волк.
– Ну вот, поспали и голосок стал лучше, – она, приветливо улыбнувшись, поставила на тумбочку поднос: стакан чая с сахаром, каша, пудинг и бутерброд с сыром. – Осторожно, чай горячий.
Сергей хотел пощупать стакан и с испугом обнаружил – правая рука слушается плохо! Это его правая, которой он не раз отправлял противников в нокаут, его правая, которой он шутя укладывал соперников в армреслинге и жал двухпудовые гири?
Он с усилием сжал пальцы, обхватил стакан и не почувствовал, что в нем кипяток. Надо попробовать, действительно ли чай так горяч? Однако, когда Серов попытался поднести стакан к губам, он выскользнул из руки и упал на пол, но не разбился. Тут же появился его временный ангел-хранитель – пухленькая сестричка.
– Что случилось? Вы не обожглись?
– Там действительно кипяток? – Сергей посмотрел на покрасневшую правую руку: его, родную, вдруг по воле злой судьбы ставшую непослушной, как чужая.
– Устраивайтесь поудобнее, – решительно заявила девушка, – я вас сама покормлю. Не стоит волноваться, пол подотрем.
– Тут реанимация?
– А что? Ну-ка, открывайте рот, вспомним детство золотое.
– Что со мной? – слизывая с ложки кашу, как бы между прочим поинтересовался Серов.
– Ничего страшного. Просто ушиблись.
– Ушибся? – Где это он так приложился, что загремел в реанимацию? – А где и когда?
– Не помните? – как о чем-то совершенно несущественном, спросила сестричка. – Открывайте рот! Вот так, молодцом… Скоро придет доктор, с ним и обсудите.
– Вот приедет барин? – горько усмехнулся Серов, под простыней украдкой щупая левой рукой пальцы правой.