"Милые старички, – с горечью подумал Сергей. – Твой профессор такой же всеми забытый пенсионер, как ты сам. Ваши знания, опыт и, главное, порядочность теперь никому не нужны. Ну и что твой профессор: поахает, поохает, даст совет и на этом все закончится?"
Но вслух он сказал совершенно иное:
– Хорошо, позвони.
– Ты согласен лечь в клинику?
– Посмотрим. Надо вообще подумать, как жить дальше. Врачи предупреждали, что такие явления, о которых я тебе сказал, могут возникать при перенапряжении и приеме алкоголя, но потом все пройдет.
– Это не насморк! – отрезал Иван Сергеевич. И, помолчав, добавил: – Иди мойся и спать, утром заклеешь лицо пластырем, а для Клавы что-нибудь придумаем. И я тебя прошу…
– Больше не повторится, – поняв с полуслова, заверил Сергей.
В ванной, стоя под душем, он подумал: если бы остались все доллары, жить было бы куда проще, а теперь этих денег хватит лишь на крайний случай. Но не пойдешь же к Борису вновь – хотя его телефон и сохранился, переписанный с платка в записную книжку – и не поплачешься, что неизвестно куда задевал деньги. Это не в детской сказочке, когда мужичку дарили один волшебный подарок за другим, а он никак не мог их сохранить. Это суровая правда жизни.
Как ни странно, он не испытывал никакой неприязни к Лариске. Мало того, он ревновал ее к этому противному брюнету, даже на свидания таскавшему за собой дюжих мордоворотов. Хотя Лариску тоже можно понять – какой из Серова муж, особенно после травмы мозга? Ему лечиться надо, восстанавливать здоровье, а ей надо замуж, устраивать себя, пока товар, который у нее есть, в самом соку и не перезрел. Это раньше, когда был жив папаша, она не думала о деньгах и могла позволить себе предаваться любовным утехам совершенно бездумно, но после гибели Николая Ивановича ситуация разительно изменилась. Ларка стала просто нищей! В любом случае Сергей не обеспечит ей уровень жизни, к которому она привыкла. Печально, но факт…
Утром, пока сын еще спал, отец, как обещал, позвонил профессору Белкину и рассказал ему о состоянии Сергея.
– Я прекрасно понимаю ваше беспокойство, уважаемый Иван Сергеевич, – проговорил маститый в прошлом медик. – Однако, по моему мнению, особенных причин для паники пока нет. Краткие выпадения сознания бывают у травматиков, особенно после физического или нервного перенапряжения. Вы говорили, он выпил?
– Да, правда, сказал, что немного. Зато ром!
– О! Кто же пьет ром в такую жару, да еще после сотрясения мозга? Хотя сейчас чего только не понавезли в Россию. А были времена, Иван Сергеевич, когда мы за счастье считали армянский коньячок…
– Были… Но что же нам делать, ведь он не помнит ничего. Страшно!
– Чтобы положить в клинику, нужно согласие больного, – помолчав, вздохнул Белкин. – Теперь новые порядки: никто не позволит положить человека в больницу, тем более психиатрического или неврологического типа, против его желания. Стоит Сереже только заикнуться, что он не хотел, как у докторов начнутся неприятности. Поймите меня правильно, Иван Сергеевич, кому охота терять кусок хлеба.
– Я понимаю, – сокрушенно откликнулся Серов-старший.
– Давайте пока понаблюдаем. Пусть принимает элениум и соблюдает режим, я полагаю, подобные явления прекратятся через некоторое время, особенно если вести себя правильно. Вы говорили, сын показался Дударю?
– Да, Валентину Егоровичу.
– Он хороший специалист, даже отличный. Пусть не теряет с ним связи. А вы звоните, всегда рад!..
Подслушивающее устройство, установленное на распределительном щитке телефонов в подъезде Серовых, бесстрастно фиксировало этот разговор и передало его в виде радиосигналов дальше – в стоящий на соседней улице старенький грязный "запорожец", в котором была смонтирована ретранслирующая аппаратура. Поэтому дежурный оператор получил возможность записать разговор Ивана Сергеевича с профессором Белкиным с опозданием всего на доли секунды.
Прослушав запись, он довольно прищелкнул языком и подумал, что шеф будет очень рад. И тут аппаратура выдала сигнал о новом телефонном звонке – на сей раз звонили Серовым.
– Да, – послышался из динамика сонный голос Сергея.
– Проспался? – зло спросила Лариса. – Ты, жуткая скотина! Привези ключи и положи их в почтовый ящик! Я не желаю больше никогда видеть твою образину, мерзавец!
Он хотел что-то сказать, но Лариса уже бросила трубку. Сергей набрал ее номер, но она, по всей вероятности, отключила телефон – из наушника потекли долгие, противные гудки.
Оператор ехидно усмехнулся и щелкнул тумблером, выключая запись. Диктофон перестал мотать ленту и перешел на режим ожидания. Оператор набрал номер и, услышав в трубке знакомый голос, сообщил:
– Есть новости.
– Можете прокрутить?
– Секунду.
Пока шеф слушал запись разговоров Серова-старшего с профессором и Серова-младшего с Ларисой Рыжовой, оператор закурил и флегматично пускал кольца дыма. Судя по всему, совершенно не интересовавшая его работенка по прослушиванию телефона квартиры Серовых вот-вот должна закончиться. Что толку от этих дурачков, если тут нельзя наскрести даже горстки информации, которую можно выгодно перепродать? Кого интересуют эти бывшие менты? Кто способен заплатить за информацию о них, не психиатры же, которые лечат младшего? А стоит начать рыть, как не исключена возможность заработать холодную квартирку на кладбище, откуда уже никогда не переедешь – если точно не знаешь, кому продать товар, вполне можешь нарваться на готового продать информацию о тебе. И тогда ты – покойник.
– Любопытно, – прослушав запись, отметил шеф.
– Снимаемся? – с затаенной надеждой спросил оператор.
– Рано, – немного подумав, решил шеф. – Переведите в автоматический режим, и пусть прослушивают запись в конце каждых суток, а потом станет видно.
– Ясно.
Дождавшись пока шеф отключится от связи, оператор зло брякнул трубку.
Черт бы их всех побрал! Чего они вцепились в припадочного мента и его малахольного папашку? Впрочем, не его дело – перевод на автоматический режим тоже благо.
– Разрешите?
Владислав Борисович поднял глаза и от удивления перестал жевать: рядом с его столиком появился колченогий, одетый в дорогой летний костюм и с неизменной тростью в руке: без нее он не мог сделать и шагу.
– Да, конечно, прошу, – Шамрай с трудом проглотил застрявший в горле кусок и запил его минералкой.
Откуда здесь, в правительственном учреждении, взялся калека, да еще как сумел подкараулить Владислава Борисовича во время обеда? Хотя что удивляться: у старика и широкие возможности, и солидные связи, о которых Шамрай мог только догадываться, ему ничего не стоило пройти сюда и подождать, пока знакомый оставит свой насквозь прокуренный кабинет и отправится перекусить. Сейчас нужно держать себя в руках и не выказывать перед колченогим никакого удивления, а тем паче растерянности или страха. Ясно как божий день, что появился он тут не просто так, но и Шамрай ему не мальчик!
– Что будете кушать? – к столику подошла кокетливая официантка.
– Мне только апельсиновый сок, – попросил колченогий и, когда она отошла, доверительно пожаловался Владиславу Борисовичу: – Погода меняется, все кости болят. При таком состоянии хочется уравнять внутреннее давление с внешним.
– Полагаете, станет еще жарче?
Шамрай уже сумел справиться с кратким замешательством, вызванным появлением колченогого, и обрел прежнее равновесие духа. В конце концов надо и поесть, а то котлетка по-киевски остынет.
– Нет, – калека поджал узкие губы и кивком поблагодарил официантку, поставившую перед ним высокий стакан с соком. – Думаю, пойдут дожди.
– Давно пора.
Владислав Борисович прикидывал про себя, зачем притащился колченогий, не рассказывать же о погоде? За ним раньше не замечалось склонностей подменять гидрометеоцентр. Но не надо его ни о чем спрашивать или торопить: сам скажет, если уже пришел.
С другой стороны, у этого человека есть и такая привычка – разжечь любопытство, напустить туману погуще, внести сумятицу в мысли и, ничего толком не объяснив, уйти, оставив собеседника мучиться догадками.
– Появился наш старый знакомый, – пригубив сок, сообщил колченогий.
– Кого вы имеете в виду?
– Все того же Волкодава, который чуть не вцепился вам в горло, – желчно усмехнулся калека. – Его выписали из госпиталя.
– Оказывается, вы его не добили? – с оттенком презрительного недоумения спросил Шамрай.
Кажется, его мелкий выпад попал в самую точку: хромой очень не любил признавать свои промахи и каяться при неудачах. Ну ничего, пусть проглотит и поерзает, не одному же Владиславу Борисовичу получать острые шпильки под ребра!
– Все вы, молодые, вечно торопитесь, – колченогий развалился на стуле. – Вам хочется немедленно все решить кардинально, а быть торопливым без меры нельзя!
– Возможно. Но вы сами не раз говорили, как сильно он мешает!
– Разве я отказываюсь от своих слов? Отнюдь! Кстати, знаете, где побывал наш друг, едва успев сменить госпитальную пижаму на цивильную одежду?
– На работе? – предположил Владислав Борисович, внутренне уже готовясь, что сейчас, как листья по осени, посыплются новости самого пренеприятнейшего свойства.
Каких же еще новостей ждать, если проклятый Волкодав опять вырвался из лап колченогого и первым делом рванул на работу? Как только старик промахнулся, с его-то опытом и возможностями?! Отрыгнется кровавой отрыжкой этот его промах, ох отрыгнется!
– Туда его вызывали, – едва заметная улыбка тронула губы хромого. – Возникли некоторые сложности у нашего Сергея Ивановича: теперь его попрут отовсюду. А потом он нанес визит Ларисе Рыжовой!
– Да? – Подобные сообщения Шамрая мало интересовали. – Ну и что? Они же сожительствовали. Для мужчины вполне естественно после долгого воздержания отправиться к старой любовнице.
– Ну, девочка как раз далеко не старая, и до старости ей… – колченогий засмеялся, но тут же оборвал смех и наклонился над столом, понизив голос. – Симптоматично, что после гибели Зайденберга он идет к дочери сбежавшего на Запад миллионера! Может, он полагает, что Лариска остается единственной ниткой, потянув за которую ему удастся размотать клубок?
– Что мотать, что? – вскинулся Владислав Борисович. – Вы же сами сказали: его поперли отовсюду. Или не так?
– Так! И мотать он будет только собственные нервы или долгий срок, причем за чужие грехи. – Хромец многозначительно поднял указательный палец с желтоватым от никотина ногтем и показал в улыбке прокуренные зубы. – У своей подруги, – продолжил он, – Серов устроил безобразную сцену, затеял драку с охранниками нового ухажера Ларисы, а когда его крепко поколотили, ударился в бегство, причем усеял путь отступления стодолларовыми купюрами.
– Что? – Шамрай от изумления выпучил глаза. – Вы же твердили, что он из неподкупных, на лапу не берет, а на ментовскую зарплату баксы покупать не станешь.
– Знаете, сколько он выбросил? – прищурился колченогий. – Больше двух тысяч!
– Боюсь, он объехал вас на кривой кобыле, – погрустнел Владислав Борисович. – Даже я не стал бы бросаться такими деньгами. Но, может быть, это связано с его болезнью?
– Хотелось бы надеяться, – калека допил сок и, тяжело опираясь на трость, поднялся. – Но я боюсь, это не так. И вам советую бояться.
Не попрощавшись, он захромал по проходу между столиками к выходу из столовой, неуклюже загребая больной ногой по темно-бордовой ковровой дорожке, покрывающей лакированный паркет.
– Зараза! – бросив на стол скомканную салфетку, выругался Шамрай. – Испортил весь обед, сукин сын!
Вечно хромой пес нагадит в душу и отвалит как ни в чем не бывало! Бояться он, видите ли, советует, старый идиот! А теперь весь обед колом в желудке встал, а нервы и так давно словно расстроенная балалайка. Какая все-таки скотина! Мало того, что вместе со своим хваленым Сергеем Сергеевичем не убрали ментовского опера, не загнали его хотя бы в тьмутаракань подглядывать за доярками, так еще и пугают!
Ладно, надо успокоиться и заставить себя хотя бы на время забыть о неприятном разговоре – впереди еще долгий рабочий день…
Очередной циклон или антициклон обрушился на город внезапно. Еще вчера по телевизору милые девушки обещали жаркую и солнечную погоду, а уже ночью завыл, заметался по улицам сердитый северо-западный ветер, поднимая пыль на тротуарах и мостовых, скручивая ее в маленький смерч и гоня перед собой в неведомую даль. По небу поплыли тучи, и утро пришло блеклым, прохладным, грозя пролиться из низких тучек холодным моросящим дождем.
Как ни странно, по такой погоде Сергей почувствовал себя значительно лучше. В ванной, разглядывая свое отражение в большом зеркале, он отметил, как похудел за последнее время и что физиономия, конечно, серьезно подпорчена и придется ждать еще минимум неделю, пока она примет прежний вид. И то благо: в доме нашлись свинцовые примочки, да использовал старый проверенный способ с прикладыванием мокрой газеты.
За завтраком он сказал отцу, что собирается поехать к Женьке Твердохлебову, с которым они вместе выросли и служили в армии.
– Зачем? – подозрительно покосился на сына Иван Сергеевич. Как было спокойно на душе вчера, когда Сергей весь день провел дома. Но, с другой стороны, не заставишь же сидеть сиднем тридцатипятилетнего мужчину? Противоестественно! Как ему объяснить! Но сможет ли он понять, пока сам не стал отцом, что самое страшное – это пережить своих детей?
– Поговорить, – ответил Сергей. – Насчет работы. Женька теперь в бизнесе, а нам на пенсии не прожить.
– Не рано ли ты собрался работать?
– Я же сказал: хочу поговорить! Это не значит, что уже завтра начну трудиться.
– Хорошо, поступай как знаешь. Только оставь, пожалуйста, телефон Евгения и скажи, когда тебя ждать.
– К обеду. Записку с номером телефона положу на столе.
Из дома Сергей вышел далеко не в радужном настроении: неужели отец начнет постоянно пасти его, как малолетнего недоумка? Ну, было один раз, а это для вполне сохранившего разум нормального человека отличная наука – теперь никто ни под каким видом не уговорит выпить даже кружку пива! Однако не стоит обижаться на отца за чрезмерную опеку, ты и так доставил родителям множество неприятностей и заставил их немало поволноваться.
Да вот беда – чем отплатить за ласку, заботу, бессонные ночи, если сам болен и практически лишился средств к существованию? Может быть, Женька поможет выбраться?
Офис фирмы Твердохлебова располагался неподалеку от Садового кольца, в одном из старых переулков, где раньше был известный научно-исследовательский институт вакцин. Сергей свернул во двор и задержался около небольшого памятника доктору Гаазу. На постаменте было написано: "Спешите делать добро". Доктор бедных, он всю жизнь посвятил борьбе с коварными болезнями. Ах, добрый доктор Гааз, кто бы вылечил наше общество? Где взять такого врача, который заставил бы нечистых совестью властей предержащих перестать обкрадывать народ и страну?
Ага, вон стоит темно-зеленый "мерседес" и рядом с ним еще несколько иномарок – наверное, это машины фирмы Твердохлебова, а сам он, заранее предупрежденный по телефону, должен быть на месте.
Кстати, в бизнесе Женька преуспел и научился лихо втаскиваться во все щели, где пахло хорошими деньгами, – об этом Сергей узнал, наведя некоторые справки через общих знакомых. Что же, Твердохлеб, или Сухарь, как его звали в армии, всегда был деловым парнем и умел пристроиться поближе к кухне и подальше от начальства. Впрочем, старой дружбы он не забывал и несколько раз обращался к Серову с просьбами помочь по мелочи: преимущественно это касалось трений с ГАИ. И каждый раз напоминал, что он, в свою очередь, готов оказать посильную помощь, коли возникнет нужда. Вот нужда и постучалась в двери Серовых.
К удивлению Сергея, секретарша у Сухаря оказалась немолодой и совершенно непривлекательной. Зато хорошо знала свое дело. Сверившись со списком, она связалась по интеркому с шефом, и через минуту гость уже входил в кабинет хозяина фирмы.
За последние два года, пока они не встречались, Женька почти не изменился – все такой же белобрысый, тощий, с выпирающими над воротом сорочки кадыком на жилистой шее и длиннющими руками. Сергей звал его заняться боксом – с такими-то лапами, как у орангутанга, – но Твердохлебова мало привлекал спорт, и он наотрез отказался, особенно от бокса. Теперь, когда у Женьки появилась возможность одеваться за границей, на нем был отлично сидевший модный костюм, и Серов, в стареньких джинсах и потертой кожаной куртке, почувствовал себя немного неловко. Тем более, тут же вошла секретарша с подносом: бутерброды с красной и черной икрой, с семгой и бужениной, вазочки с вареньем, шоколадные конфеты, кофе и чай. Но ничего спиртного, хотя Сухарь иногда любил заглянуть на донышко бутылки. Значит, он уже знает?
– Привет, привет! – Женька пошел навстречу, широко раскинув руки, и крепко обнял приятеля. Потом подвел его к дивану и усадил, устроившись рядом. – Похудел, бродяга. Стареть начинаешь?
– Попал в передрягу, – не стал вдаваться в подробности Сергей. – Здоровье пошатнулось, увольняют в запас.
– Понятно, – протянул Сухарь и подвинул ближе столик на колесиках. – Угощайся! Честно говоря, я рад, что ты обо мне вспомнил.
– Ты не спрашиваешь, что случилось, – взяв бутерброд, полувопросительно заметил Серов. – Значит, знаешь?
– Знаю.
– Откуда?
– Ну, милый мой, – рассмеялся Сухарь. – Не в безвоздушном пространстве живем.
– С отцом говорил? – прямо спросил Сергей.
– Говорил, – так же прямо ответил Твердохлебов.
– И что он тебе поведал?
– Слушай, пей чай! Ты чего, допрашивать меня пришел? Я что, не имею права поговорить с дядей Ваней? Ведь мы жили в одном дворе.
"Не скажет, – понял Серов. – А папа наверняка нагородил ему турусов на колесах. Поэтому и спиртного нет, а не то непременно выставил бы какой-нибудь замысловатый коньячок. Ну да ладно, я сюда не выпивать пришел".
– Ну да ладно, – повторил он вслух. – Знаешь так знаешь. Тогда помоги пристроиться на приличное место. Не пойду же я вахтером или охранником? Хотя бы начальником отдела или замом в приличную службу безопасности или охранную фирму. Кстати, у тебя есть своя безопасность?
– Я живу скромно, – отвел глаза Сухарь и подумал: добрый старый приятель так и остался в чем-то неисправимым идеалистом, готовым самоотверженно ловить жуликов и бандитов, убийц и мошенников, совершенно не замечая, что весь окружающий мир разительно изменился и то, что раньше считали непозволительным для порядочного человека, теперь вознесено на пьедестал и служит предметом поклонения. И все хотят быть такими: крутыми, богатыми, плевать на остальных и жить в свое удовольствие. И хапать, хапать!
Ради старой дружбы, ради памяти о разбитых носах и ободранных коленках, о жарких футбольных матчах около помойки, ради того, что Серега когда-то не щадя себя заступался за него – хилого и тощего, – он готов помочь другу детства и юности. Но вот будет ли тот готов принять помощь, которую ему предложат?
– Зачем тебе службы безопасности или охранные бюро? – Женька слегка поморщился, словно был недоволен сваренным секретаршей кофе. – У тебя не все в порядке со здоровьем. И медики тебе ни за что не дадут справку, что ты пригоден для такой работы.
– Справку можно купить, – возразил Сергей.