– И что дальше? – усмехнулся Сухарь. – В экстремальной ситуации ты можешь подвести и себя и других. Глупо! Угробишься, и кому от этого лучше? Это же все равно, как на службу вернуться, а тебе нужно потихоньку восстанавливаться. Здоровье, брат, оно одно!
Серов доел бутерброд, аккуратно вытер салфеткой пальцы и достал сигарету. Такого поворота, честно говоря, он не ожидал и в душе лелеял надежду, что Сухарь поможет влезть в приличную охранную фирму – мало ли у него связей? Но тот не захотел. Или специально отказывает по просьбе отца, напуганного последними событиями?
– Понимаешь, я ничего другого не умею, – признался Сергей. – Что же мне, сидеть дома и принимать по телефону заявки на уничтожение грызунов и тараканов? Или наниматься мыть стеклянные павильончики на остановках? Все на свежем воздухе и работенка не нервная.
Глубоко затянувшись, он выдохнул густой клуб табачного дыма и с горечью подумал: отец был прав, когда просил не гробить себя на службе. И вот он, подполковник милиции Сергей Иванович Серов, начальник отдела, раскрывший множество преступлений, теперь не нужен никому – система органов внутренних дел высосала из него все соки и отринула. И оставила лишь тонкую связующую нить в виде пенсионного обеспечения, на которое не прожить. Прав отец, да что теперь толку корить себя? Раньше надо было думать, ведь перед глазами постоянно был живой пример полковника в отставке Серова-старшего!
– Ну, зачем так пессимистично? – улыбнулся Женька. Он взял со стола конверт и бросил на колени Сергею. Тот открыл его и увидел пять стодолларовых бумажек.
– Ты что? – глаза Серова сузились от гнева. – Я не возьму! И впредь не думай ничего подобного, если хочешь, чтобы мы остались друзьями!
Сухарь в знак возражения махнул длинной рукой.
– Это не милостыня, а первая зарплата. И перестань корчить из себя оскорбленную невинность! Хочешь работать? Я даю тебе работу: по силам и по разуму, а также отвечающую самому главному – твоему умению держать язык за зубами!
– Значит, тут кроется нечто противозаконное? – насторожился Сергей.
В какие дела хочет впутать его Сухарь? Предложит отлаживать контакты с крышей из уголовничков? Нет, на это пусть не рассчитывает. Серов всю сознательную жизнь душил их, как крыс, а теперь, когда его подшибли те же уголовники, тем более ни за какие коврижки не пойдет с ними на сделки.
– Не гони лошадей, – знакомой поговорочкой Фомича ответил Женька, и это болезненно резануло слух Сергея. – Будешь заведовать магазином.
– Каким магазином? – вытаращился Серов.
Естественно, он знал: Сухарь занимается всем, что способно принести деньги, кроме проституции, торговли наркотиками и оружием, но никак не мог представить себя в роли завмага. Ерунда какая-то!
– Так, – Твердохлебов неопределенно покрутил в воздухе рукой. – Есть у меня на окраине павильончик со всяким барахлом: сигареты, газированная водичка, поношенные вещи…
– Сэконд хэнд?
– Вот именно, сэконд хэнд. – Женька тоже закурил и уселся в кресло напротив приятеля. – Никаких спиртных напитков или того, что привлекает нежелательную публику. И никаких продуктов. Одежду закупают за границей на вес, как утиль, и везут сюда, а я продаю.
Сергею стало смешно: кто сейчас купит засаленное барахло?
– Проторгуешься!
– Не проторгуюсь, – серьезно ответил Сухарь, – Немножко книжек, немножко игрушек, немножко парфюмерии. И сэконд хэнд!
– Отмываешь на нем бабки? – наконец догадался Серов.
– А что делать? Людям надо платить зарплату, надо платить налоги и многое другое. Ты просто не представляешь, как тяжела жизнь бизнесмена в нашей благословенной стране, особенно если он не связан с криминалом.
– Хорошо, – Сергей загасил окурок и тут же сунул в рот новую сигарету. Разговор заинтересовал его, и хотелось выяснить все до конца. – Но у меня нет опыта в торговле, как ты мне доверишь свою точку?
– Там две опытные продавщицы, они помогут, – заверил Твердохлебов. – Главное, молчать и, когда я позвоню, отдать людям товар и принять новый.
– Какой товар?
– Все тот же сэконд хэнд.
– И принять его же?
– Да.
– В чем смысл? Погоди, кажется, я въехал! Ты показываешь, что это барахло купили, а сам его уничтожаешь. Не знаю как: сжигаешь на свалке, раздаешь бомжам или закапываешь в землю, но уничтожаешь, поскольку он обошелся в копейки. А деньги перекачиваешь на эти счета с других доходов. Так?
– Ну, в общих чертах, – улыбнулся Сухарь. – Всю механику тебе знать ни к чему. Итак, по рукам?
В принципе предложение Женьки не пахло суровой уголовщиной – сейчас все изворачивались как могли. Настоящую зарплату, по ведомости, Сергею наверняка платить не будут, она осядет в иных местах и чужих карманах, а пятьсот баксов за то, что ты свой человек на нужном месте, на дороге не валяются – на службе ему столько никто никогда платить не станет! Если приплюсовать пенсию, то это спасение.
– Хорошо, – кивнул Серов.
– Учти, на работу придется выходить уже завтра.
– Даже выспаться не дашь? Ведь без персонального транспорта.
– Да, без транспорта тяжко. А насчет выспаться? Пожалуй! Можешь приходить в магазин к обеду, но обязательно должен присутствовать там вечером, чтобы в любой момент решить вопрос с товаром. Потом закрываешь лавку – и вместе с бабцами домой.
– Все под покровом темноты, – натягивая куртку, усмехнулся Серов. – Дамочки молоденькие?
– Таких не держим, – сухо ответил Женька. – Работа есть работа, и нечего ее смешивать с сексом. Кстати, если тебе понравится какая вещь, можешь взять ее даром.
– Что там может понравиться среди барахла?
– Не скажи. Случается, и нечто приличное проскочит. Ну, с Богом!
День догорал. Полный хлопот и наконец-то получивших разрешение неотложных дел, он только к вечеру позволил Леониду Сергеевичу немного расслабиться и собраться с мыслями. Оставалось еще одно дело, вернее, даже не дело, а давно возникшая проблема, превратившаяся в постоянную головную боль, мучившую день ото дня все сильнее и сильнее.
Сирмайса очень беспокоили отношения помощника Президента Алексея Григорьевича Рогозина с красивой женщиной Полиной Викторовной Гореловой, с которой его сам же Сирмайс и познакомил. Да, так и предполагалось – они станут любовниками и это еще крепче привяжет Рогозина к общему делу, но никак не предполагалось, что в игру вмешаются враждебные силы и начнут гнуть линию в свою сторону, создавая серьезную угрозу всем замыслам и выверенным расчетам.
Хотя что толку нервничать и распаляться гневом? Не зря сказано: не будь духом твоим поспешен на гнев, потому что гнев гнездится в сердцах глупых!
Неужели он глуп, если гневается на своих врагов? А что же, прикажете их лобызать и после удара по одной щеке подставлять другую? В Библии много чего умного сказано. Например, что, притесняя других, мудрый делается глупым, а подарки портят сердце; что конец дела лучше начала его, а терпеливый лучше высокомерного. Насчет дела и высокомерия, пожалуй, верно подмечено, однако как жить по христианской морали среди волчьей стаи, когда каждый так и норовит вцепиться в горло, а потом, попирая твой труп, издать победный вопль?! Самый лучший враг – мертвый! Вот какая мораль царит в мире большого бизнеса. Надуй ближнего, отними у него деньги, перехвати выгодный контракт, подкупи власть, заставь ее плясать под свою дудку, и сам стань незримой властью, а того, кто загородил тебе дорогу, смети с пути и уничтожь физически, ибо моральное уничтожение в наше время не значит ничего! Тут всех можно смешать с дерьмом, а они лишь отряхнутся и будут продолжать улыбаться как ни в чем не бывало. И лишь глубоко-глубоко в душе затаят злобу и будут ждать случая, чтобы ответить обидчику. А ответ один – смерть! Иначе тебя перестанут уважать и бояться, а на страхе держится многое, практически все.
– Антипов здесь? – нажав кнопку интеркома, спросил Леонид Сергеевич у секретаря.
– Да, ждет в приемной.
– Пусть заходит. И ни с кем меня не соединять!
Через секунду в кабинет зашел Владимир Серафимович, как всегда гладко выбритый, благоухающий дорогим одеколоном и безупречно одетый, словно сошел с обложки модного журнала.
Сирмайс молча кивнул ему и открыл дверь в комнату отдыха, пропуская помощника вперед. Вошел за ним следом и запер дверь на ключ. Здесь можно говорить свободно, поскольку комнату отдыха защищала суперсовременная электронная техника, готовая подать хозяину сигнал тревоги, если кто-нибудь попытается подслушать или подсмотреть. За кабинет тоже можно не беспокоиться – в него никто не войдет. В приемной ждал телохранитель, а секретарем у Леонида Сергеевича был родной племянник, закончивший высшую школу ведущей спецслужбы страны, но предпочтивший работу у дяди лейтенантским погонам и мизерному окладу.
Навстречу вошедшим из-за стола поднялся Шлыков. Судя по полной окурков пепельнице, он ждал уже давно.
– Привет, Борис Матвеевич, – протянул ему руку Сирмайс и дал знак Антипову прибрать на столе.
Здесь все были свои, и стесняться роли халдея нечего. Владимир Серафимович быстренько вытряхнул пепельницу, достал из холодильника тарелочки с закусками, соки и большую бутылку "Смирновской": Леонид Сергеевич иногда любил пропустить рюмашку для снятия напряжения.
– Курить пора бросать, – Сирмайс снял пиджак, ослабил узел галстука, скинул туфли и с облегчением пошевелил ступнями. – Жмут… Или дворянская подагра начинается?
– Она бывает от устриц и шампанского, – меланхолично заметил Шлыков, нетерпеливо постукивая пальцами по пухлой кожаной папке, лежавшей у него на коленях. – Способствуют отложению солей.
– Шампанское я не люблю, устрицы тоже не ем. Беру пример с американцев, стараюсь вести здоровый образ жизни. Вот только они почти все бросили курить, а мы никак.
– Врут, – улыбнулся Антипов. – Мне доводилось бывать за океаном, там многие курят и пьют похлеще наших забулдыг. Только и слава, что Америка!
– Эта страна знаменита тем, что я в ней никогда не бывал, – засмеялся Сирмайс, но тут же оборвал смех и жестко спросил у Шлыкова: – Что там?
– Всяко, – неопределенно пожал плечами Борис Матвеевич.
Он не спеша раскрыл папку, достал из нее пачку бумаг и большой конверт с фотографиями.
– Неожиданно получили приветик с того света, – Шлыков положил перед Сирмайсом скомканный носовой платок. – Покойный Муляренко передал его в реанимации некоему Серову Сергею Ивановичу, получившему травму головы при попытке освобождения из заложников небезызвестного Левы Зайденберга.
– Подстава? – вытянув из лежавшей на столе пачки сигарету, Леонид Сергеевич щелкнул зажигалкой и глубоко затянулся.
– Я проверял, – чуть ли не до шепота понизил голос Антипов, – Подполковника Серова готовят на увольнение. У него масса неприятностей, и они во многом начались с подачи калеки. Если необходимы подробности…
– Не надо, – Сирмайс вяло отмахнулся. – Дальше!
– Георгий Леонтьевич передал, что его подставила хромая крыса старой выучки, – наливая в рюмки "Смирновскую", сказал Шлыков. – Помянем старика?
– Потом, – буркнул Леонид Сергеевич. – Уже не раз поминали, Царствие ему Небесное. Но это, Боря, не новость, а лишь подтверждение наших косвенных данных! Этого, как его, отблагодарили? Погляди, вдруг он малый нужный и еще сможет пригодиться?
Борис Матвеевич согласно кивнул и налил себе сока: в горле пересохло и саднило от множества выкуренных сигарет, а во рту скопилась горечь. Но что это по сравнению с горечью, которая на душе? Разговор сейчас пойдет не самый приятный, и вряд ли шеф останется доволен услышанным.
Шлыков выпил сок и подумал: как хорошо, если бы он был простым, незаметным человечком и жил в провинциальной глуши, где не слыхали о многомиллионных контрактах, о вражде сильных кланов, имеющих поддержку в правительстве, о закулисных интригах, шпионской технике и снайперах, вооруженных бесшумными автоматическими винтовками. Да, но тогда он был бы нищим! А нищета унизительна. Зато рисковать головой тоже не слишком сладко. А еще нужно иметь мозги, способные мыслить быстрее и лучше противника. Если нет таких своих, то купи и заставь работать на себя чужие мозга! Он сделал все, но в одном месте его успели обойти на повороте, и это потянуло за собой целую серию пусть мелких, однако довольно болезненных проколов, вкупе давших противной стороне тактическое преимущество.
Сейчас придется каяться перед шефом в промахах, но лучше подать их несколько иначе, тем более война хоть и ожесточенная до предела, но тайная!
– Я выставил за всеми участниками нашего матча, – Шлыков иронично улыбнулся, давая понять, что даже в сложных ситуациях есть место шутке, – плотное наружное наблюдение. И вот…
– Погоди, – прервал Сирмайс. – Почему Зайденберг оказался в заложниках? Он же должен был париться в тюрьме за убийство сожительницы! Или я что-то путаю?
– Нет, все верно, – услужливо подтвердил Владимир Серафимович, и Борис Матвеевич почувствовал вдруг неодолимое желание дать этому холую по выхоленной морде.
Кто его, сукина сына, тянет за язык?! Сидел бы и молчал в тряпочку. Впрочем, чего на него злиться, если сам промахнулся, а портить отношения ни к чему: вечно Володька Сирмайсу шепчет на ухо. Наступит момент – шепнет то, что захочет Шлыков!
– Да, – сказал Шлыков вслух. – Владимир Серафимович, как всегда, демонстрирует феноменальную память. Но жизнь вносит свои коррективы: мы не сумели вовремя обнаружить контрнаблюдение противника за квартирой Зайденберга, и после нашего ухода они захватили его. Правда, уже около трупа проститутки и без денег. Благо, еще обошлось без вооруженного столкновения: оно было бы неизбежно при встрече с людьми хромого. Он очень любит использовать вайнахов, а для них мы тени, а не люди.
– Ладно, так или иначе, с Левой все, – Леонид Сергеевич взял рюмку и одним глотком влил в себя спиртное. Жарко выдохнул и закурил новую сигарету. – Подробностей не нужно, я знаю о взрыве. Дальше.
– Подробности как раз нужны, – вновь тонко улыбнулся Шлыков. – С Зайденбергом связана новая игра, в которую втянули подполковника Серова.
– Это тот… – Сирмайс пошевелил пальцами, словно пытаясь подобрать нужное слово, и Антипов немедленно пришел на помощь.
– Да, именно он принес последний привет Муляренко.
– Да! И чего там хромому надо?
– Вот это-то я и хочу узнать, – ответил Борис Матвеевич. – Поэтому выставил наружку, перепроверяю связи и перекупаю любую информацию.
– Чего нарыл?
– Мало утешительного. Они ведут наблюдение за Полиной.
– Я не ослышался? – Леонид Сергеевич даже подался вперед: ведь совсем недавно его убеждали в обратном.
– Нет. Мало того, несмотря на наш запрет, Рогозин продолжает тайком встречаться с ней.
– Этого следовало ожидать, – скривился Сирмайс. – Разыгрался на старости лет! Не догадались вовремя убрать девку. Теперь он завоет, если лишить его любимой игрушки. Впрочем, ты, Боря, подумай, может быть, ей лучше исчезнуть? И насчет мента покумекай. А сейчас отвечай как на духу: они зафиксировали контакты Рогозина с Полиной?
– Ничего не моту с уверенностью сказать, – развел руками Шлыков. – Противник располагает современной техникой, а постоянно устраивать на улицах пальбу тоже как-то… Единственный плюс – встречались они на даче Рогозина, а туда людям хромца хода нет!
– Он присылал за ней машину, – уточнил Антипов.
– Займитесь водителем, – раздраженно бросил Сирмайс, закуривая очередную сигарету. – И хватит тянуть, хватит! Мы и так знаем, кто подставил нам ножку и кто пытается набросить петлю на шею. Я не намерен вечно сидеть на деньгах и ждать у моря погоды. Подготовьте мне встречу с Рогозиным.
– Хотите взять все лично на себя? – Борис Матвеевич поднял на него рысьи глаза.
– Хочу! Если он встречается с бабой, которую я же ему и подсунул, и противник знает об этом, то нечего тянуть, надо идти напролом! Я решу все за один вечер.
– Поедете в машине с правительственными номерами? – деловито осведомился Владимир Серафимович.
– Да, – желчно усмехнулся Сирмайс. – И договорись с Рогозиным о встрече, только не по телефону. А ты, – он обернулся к Шлыкову, – подготовь своих бойцов и пусть отсекут любую чужую наружку. И никаких интеллигентских соплей!
– Я понял, – склонил лысеющую голову Борис Матвеевич. – Тут еще материалы относительно…
– Оставь, я почитаю, – отмахнулся уже занятый своими мыслями Сирмайс. – Утром заберешь. Я вас более не задерживаю, до завтра.
Борис Матвеевич и Владимир Серафимович как по команде одновременно встали и, отперев дверь комнаты отдыха, прошли через кабинет в приемную.
Шагая по ворсистому ковру, Шлыков подумал, как резко может измениться обстановка, а с ней и судьба человека, ставшего пешкой в игре сильных мира сего. Еще недавно Леонид Сергеевич носился с Полиной как с писаной торбой и даже велел дать ей охрану – смазливая девка была не только крючком для стареющего Рогозина, но и прикрытием для задуманной шефом крупномасштабной сделки, а теперь, когда Польке сели на хвост и возникла опасность утечки информации, шеф задумал убрать ее с арены, чтобы она не засветила более важные дела.
Воистину, судьба играет человеком. Девку тоже можно по-человечески понять: наверняка понадеялась, что коли сладилось с помощником Президента, то ей выпала в жизни фишка ломового счастья. Конечно, Алексей Григорьевич далеко не юноша, но лучше остаться богатой вдовой, чем прозябать в нищете при живом муже. Но теперь мечтам не суждено сбыться.
Обсуждать эти вопросы с Антиповым осторожный и недоверчивый Борис Матвеевич почел излишним – все одно, Володька оставит собственное мнение при себе, но толком ничего не присоветует.
Дружески попрощавшись с помощником шефа и секретарем, Шлыков спустился вниз. В машине по мобильному телефону позвонил Ивану Иншутину и попросил его через полчасика подскочить на "кукушку" – так Борис Матвеевич привычно именовал конспиративную квартиру. Надо обсудить сложившееся положение, а с кем обсудить, как не с Иваном Дмитриевичем? В случае чего именно его ребятам придется отсекать чужую наружку…
Оставшись один, Леонид Сергеевич плотно прикрыл дверь и стоя начал читать оставленные Борисом документы. Садиться в кресло не хотелось, ложиться на диван тоже: за день так насиделся, что спина отваливается.
Шлыков старательно отрабатывал деньги, которые Сирмайс тратил на свою безопасность, понимая под этим не только личную безопасность и безопасность членов своей семьи, но в первую голову безопасность бизнеса, который вывел его почти на самую вершину пирамиды власти. Вывести-то вывел, но удержаться здесь очень не просто, особенно когда тебя так и норовят двинуть по затылку и скинуть вниз, чтобы ты сгинул в безызвестности. Не удастся, тогда поступят иначе – как уже не раз поступали и с более значимыми людьми, чем Леонид Сергеевич. Например, с тем же Столыпиным или Кеннеди. Там, где пахнет большими деньгами, нет места никаким сантиментам и той штуке, которую когда-то один из вождей Третьего рейха назвал химерой совести.