Позвонив еще несколько раз и ничего не добившись, Серов постучал в квартиру рядом. Именно постучал, поскольку звонка там просто не было.
Открыл патлатый мужик в линялой майке и застиранных тренировочных брюках.
– Чего надо? – дохнул он на незваного гостя запахом перегара.
– Соседи ваши где? – Сергей показал удостоверение. Как оно его выручает! Что он только будет делать, когда придется его сдать?
– А черт их знает! – мужик достал мятую пачку "Примы" и сунул сигарету в рот. – Дай огоньку, командир… Спасибо. Они вишь, хатку сдают, и жильцы тут что ни день меняются. Я участковому сколько раз говорил, а он в ответ, что теперича свобода.
– Кто же тут прописан?
– Бабка, Матрена Тимофеевна. Но она не живет, нет, она у дочери обретается, а та квартиру сдала. Чернявый такой малый снял, может, и не русский. Вот он и пересдает.
"Какая знакомая картина", – издевательски прокомментировал внутренний голос.
Сергей поблагодарил соседа и, едва переставляя ноги, пошел к машине. Все впустую, кругом напрасные хлопоты, как любят вещать гадалки на картах. Похоже, вокруг него чуть ли не преднамеренно создали некий информационный вакуум. Но зачем, зачем, черт их возьми совсем?! Или он; притягивает друг к другу разнородные факты, насильственно объединяя их и приводя к одному знаменателю, чтобы найти объяснение непонятным событиям? Но чем же разнородные факты, когда нет ни Константина Михайловича, ни Казакова, ни кого-либо в квартире Полины?
Хотя пока определенно можно говорить только об отсутствии Максимова. Если кто-то жил в одной квартире с Полиной, то этот человек, не исключено, сейчас парится в участке на допросе или занимается невеселыми похоронными делами, а Казаков мог еще не освободиться на работе. Стоило бы все перепроверить еще разок, например, сегодня поздно вечером или завтра поутру.
Но зачем, зачем его нанял Константин – чтобы тут же смыться, как только с Полиной случится несчастье? И родственница ли она ему? Вдруг они бывшие любовники или не успевшие развестись супруги? Или она владела компрометирующей его информацией и поплатилась за это жизнью? Нет, так можно слишком далеко зайти! Наверняка все значительно проще и ответы на все вопросы лежат на поверхности, но он пока их не видит, ослепленный случившимся. Ничего, прозреем!
По дороге домой – больше некуда ехать – Сергею показалось, что за ним увязался подержанный темный БМВ. Похоже, он сегодня уже видел этот автомобиль дважды: когда катался на Сокол к Казакову и когда разворачивался во дворе дома, где жила Полина. Или он нервничает и ему начинает мерещиться черт знает что, а в больном сознании возникают страшные враги? Кому он теперь нужен, для кого может представлять интерес? Что такое отставленный от всех дел мент, который даже охранником работать не может и самое ему место в магазинчике "Сэконд хэнд", поскольку он сам – утиль!
Тем не менее старые привычки возобладали, и Серов, показав в удобном месте, что собирается повернуть направо, неожиданно ушел налево и в зеркало заметил, как заметался БМВ и начал торопливо перестраиваться, а за "жигулями" Серова пошла темная "Волга" с тонированными стеклами. Ого! Это уже было серьезной заявкой на грядущие неприятности.
Кто бы это был? И главное, зачем? Ради спортивного интереса подобными вещами не занимаются – слишком накладное развлечение, а теперь все умеют считать денежки. Ладно, кто бы ни был, нужно отрываться. Уповать, что эти люди не знают, где ты живешь, просто глупо – никто не начнет слежку, пока не установит, по какому адресу базируется "объект". Поэтому стоит попробовать перехитрить их, выждать время, а самому незаметно проскользнуть в квартиру, спрятав машину в укромном месте.
Еще раз неожиданно повернув, он запетлял по переулкам, не снижая скорости, но оторваться никак не удавалось: за рулем "Волги" сидел водитель-ас, прекрасно ориентировавшийся в огромном городе.
Тогда Серов решил проскочить через малопроезжий двор с тоннелями-подворотнями, оставить машину на соседней улице и добираться дальше пешком: если они знают, где его дом, то чего темнить? Удастся прорваться незамеченным, так и слава Богу, а на нет и суда нет. При любом раскладе это не его коллеги – им следить за бывшим начальником "убойного" отдела совершенно ни к чему.
Маневр удался. Сергей погасил огни и свернул во двор, водитель "Волги" ничего не заметил, поскольку в этот момент еще не выскочил из-за угла, а БМВ держался в отдалении, и последние минут пять его вообще не было видно. Самое неприятное, если он отправился к подъезду Серова.
Припарковав машину, Сергей подошел к дому и осмотрелся: не видно ли поблизости его преследователей? В ряде случаев при наружном наблюдении специально применяют такой прием, когда нагло дают понять объекту, что он "под колпаком", и заставляют слабонервных метаться, показывая самые потаенные уголки, где они надеются наши убежище. Однако он на дешевые трюки не покупается.
К счастью, поблизости никого, если не считать редких прохожих, и Серов вошел в подъезд. Поднялся, открыл дверь и чуть не наткнулся на отца – тот разувался в прихожей.
Бросив быстрый взгляд на сына, Иван Сергеевич поинтересовался:
– Все в порядке?
– Да, – Сергей хотел шмыгнуть к себе, но тут из кухни выглянула тетя Клава.
– Ужин готов! Мойте руки и к столу.
– Хорошо, сейчас, – улыбнулся племянник и первым успел снять трубку зазвонившего телефона, опередив отца. – Алло?
– Сережа? – издалека донесся женский голос, показавшийся странно знакомым. – Это ты, Сережа? Ты меня узнаешь?
Кажется, это Татьяна, подружка Володьки Тура? Вот дела, зачем она ему звонит, неужели что-то стряслось? И отчего такая таинственность, как будто нельзя им разговаривать прямо?
– Да, узнаю.
– Извини, я из автомата и у меня нет второго жетона. Поэтому не перебивай. Возможно, тебе уже не безопасно звонить.
– Алло? Что случилось?
– Уходи немедленно, за тобой поехали!
– Кто?! В чем дело?
– Тебя подозревают в убийстве какой-то женщины…
Таксофон отключился. Сергей осторожно, словно она была из хрупкого стекла, положил трубку и досадливо прикусил нижнюю губу: похоже, ужин в семейном кругу отменился или откладывался на неопределенное время.
Услужливая память сразу же вытянула из темноты забвения разговор с Пылаевым, когда тот убеждал, что экспертиза тоже может ошибаться; потом выплыли Мякишев и Фомич, а за ними терзающее душу видение распростертой на земле Полины, в красной куртке, покрытой бурыми пятнами крови.
Выходит, он зря подумал, что она жутко переломалась? Но отчего кровь, не стреляли же в нее? А если кошмар продолжается и Полину сначала застрелили, а потом она упала из окна? Кстати, он так и не посмотрел наверх, чтобы прикинуть, откуда она падала – тогда было просто не до того.
– Кто звонил? – отвлек его от невеселых размышлений голос отца. – Что произошло? На тебе лица просто нет! Ну-ка, давай присядем, расскажи, в чем дело!
– Некогда сидеть, папа, – сглотнув застрявший в горле ком, покачал головой сын. – Звонила Татьяна, подруга Володьки Тура. Меня хотят задержать по подозрению в убийстве.
Сказал – и вроде как свалил с души тяжкий камень. Он ожидал: отец расстроится, схватится за сердце, но он лишь сгорбился и тихо спросил:
– Речь идет о твоем бывшем агенте?
"Папа многое знает, – догадался Сергей, – но ни разу не дал понять, что он в курсе моих проблем. Старая закалка! Смогу ли я стать таким примером для своих детей?"
Ему захотелось обнять отца, встать перед ним на колени и просить прощения за все тревоги и волнения, которые вольно или невольно принес в их дом. Попросить прощения за то, что Ивана Сергеевича до сей поры не радуют звонкие голоса внуков. Попросить прощения за все и с облегчением почувствовать, как из глаз катятся горячие, горько-соленые слезы и на твою непутевую голову ложится легкая рука отца, даря прощение и благословение.
Но чтобы просить прощения и объяснять все, нет времени. И дай Бог, чтобы оно нашлось потом!
– Нет, сегодня погибла женщина.
– Женщина?!
– Это долгий разговор, – заторопился Сергей, взяв в ладони руки отца. – Поверь, клянусь памятью мамы, я ни в чем не виноват! Ни в чем!
– Что же тогда происходит? – губы Ивана Сергеевича дрогнули, он беспомощно заморгал глазами, стараясь скрыть от сына старческую немощь.
– Меня подставили, – Сергей метнулся к шкафу, вытащил из него сумку, быстро бросил в нее бритву, смену белья, пару рубашек, свитер, носки, потом сгреб с полочки лекарства. – Только никак не могу взять в толк: кто и зачем? Однако я в этом разберусь, дай срок!
– Я как раз за то, чтобы тебе его не впаяли, – грустно улыбнулся отец. – Боюсь, времени на разбирательства не остается. Я позвоню Илье Григорьевичу? Он прекрасный адвокат.
"Был! – шаря в ящике стола в поисках денег, мысленно ответил Сергей. – Был прекрасным адвокатом еще лет десять назад, а теперь это семидесятилетний старикан-пенсионер. Как профессор Белкин и другие друзья-приятели папы: все они не заметили, как перешли в разряд бывших, перешагнув рубеж шести десятков".
– Хорошо, – вслух сказал он. – Только лучше ты с ним повидайся. Через день-два я непременно сообщу, как дела. Берегите себя с тетей Клавой.
Сергей вынул из стола тонкую пачку стодолларовых купюр – остаток щедрых даров Бориса за "информацию с того света" и задаток Константина Михайловича, – большую часть положил перед отцом, а остальное убрал в портмоне.
– Возьми, тебе нужнее! – даже не спросив, откуда доллары, запротестовал Иван Сергеевич, но Сергей отказался, у него еще оставались деньги, выданные Твердохлебовым.
О, как бы знать наперед, что с тобой может случиться, он бы прямым ударом в челюсть выбросил Генку Казакова за порог магазинчика "Сэконд хэнд". Черт с ним, что Сухарь там чего-то мухлюет – теперь все так поступают, даже в правительстве, а может быть, именно там в первую очередь. Все это Серова никакие касалось, сидел бы себе тихо и сейчас не нужно было бы бежать из отчего дома посреди ночи.
– Боже, какое время! – обхватив голову руками, застонал Иван Сергеевич. – Эти люди, которые смеют называть себя сотрудниками органов, придут в мой дом?
– Папа! Дай мне ключ от черного хода.
В их квартире имелась одна маленькая тайна – в дальнем углу кухни, ловко замаскированная полками и тумбочкой, была узкая дверь, через которую можно попасть в темный чуланчик, где хранилось всякое ненужное барахло, а из чуланчика еще одна дверь вела на покрытую пылью крутую лестницу черного хода, которым давным-давно никто не пользовался. Еще в те далекие времена, когда Сергей был мальчишкой, черный ход запер домоуправ и дверь заколотили досками, оставив на случай пожара внешнюю пожарную лестницу. Но предусмотрительный Иван Сергеевич имел ключ от черного хода, выходившего прямо в кусты сирени во дворе, и вынул гвозди из досок. В семье Серовых мужчины из поколения в поколение служили в специальных подразделениях и на собственной шкуре испытали, как важно иметь запасной выход. Конечно, всегда оставался еще один способ разом уйти от всех неприятностей – пустить себе пулю в лоб. Но в их роду не было самоубийц, зато хватало правдоискателей, умевших накликать на себя всякие напасти.
Отец молча встал и прошаркал в свою комнату. Вернувшись, он протянул сыну большой старинный ключ на медной цепочке.
– Не потеряй!
Сергей порывисто обнял Ивана Сергеевича, прижал его к широкой груди и поцеловал старика в голову. Тот легко отстранил сына и, пожалуй, впервые в жизни, перекрестил.
– Иди с Богом! Мы будем ждать. Поторопись!
Сергей побежал на кухню, схватил со стола пару кусков хлеба и колбасы, бросил в сумку, закинул ее на плечо, с помощью отца сдвинул тумбочку и открыл дверь в чулан. Дотянулся до замка второй двери, распахнул ее, перешагивая через разный хлам, оказался на маленькой, пыльной лестничной площадке.
Прощальный взмах руки – и отец быстро и бесшумно закрыл дверь. Серов, стараясь держаться ближе к стенке, чтобы оставлять поменьше следов, сбежал вниз. Большой старый ключ вошел в замочную скважину массивной двери легко и так же легко повернулся – неужели Иван Сергеевич смазывал замок, не давая ему заржаветь? И ведь ни разу ни словом не обмолвился об этом!
Приоткрыв дверь, Сергей осторожно выглянул. На улице уже стемнело. Там, куда не доставал свет фонарей, залегли черные тени, и если тебя здесь сейчас не прищучат ушлые оперы, то выбраться из двора не составит труда. Но поскольку время ушлых оперов почти прошло и никто не знает, когда оно вернется, будем надеяться на удачу.
Скрываясь за кустами сирени, Серов запер дверь, быстро перебежал через газон и скрылся в темноте за детской площадкой. Знакомыми закоулками он добрался до оставленных на соседней улице "жигулей" и минут двадцать выжидал поодаль, наблюдал, не желая сдуру попасть в засаду. Но время поджимало, и болтаться лишнего рядом с домом не стоило, поэтому Серов решил рискнуть. Забрался в машину и выехал со стоянки. Пока обошлось.
Уже доехав до Центра, он притормозил у первого попавшегося таксофона и набрал номер Твердохлебова. Сергей не хотел, чтобы тот считал его полным обормотом.
– Привет, Сухарь! Ты извини, так получилось…
– Не надо лишних слов, – прервал его Женька. – Ко мне уже приходили. Знаешь, мне такие визиты ни к чему! Похоже, я сильно поторопился сделать добро.
– Меня хотят утопить в дерьме, – глухо ответил Серов. – Но ты же знаешь, я упрямый, я докопаюсь, кто и зачем!
– Успехов! – немного мягче отозвался Сухарь и, помолчав, добавил: – Мне кажется, ты уже увяз в дерьме по самые ноздри. Но, если сумеешь отмыться, звони.
Глава 8
На Крестовском путепроводе ремонтники в оранжевых комбинезонах вели работы, и машины, как железное стадо, гудели, поневоле снижали скорость и стремились побыстрее протиснуться в оставшееся свободным узкое пространство, не желая уступить друг другу.
"Все как в жизни, – Леонид Сергеевич с усмешкой посмотрел в окно автомобиля на мигающие красные сполохи проблесковых маячков. – Никто никому не хочет уступать, все торопятся, бегут, забывая, что ни одна минута больше не вернется и у тебя, как у всех остальных, одна конечная остановка: кладбище! И не важно какое – захудалый погост за деревенской околицей или правительственный пантеон. Мертвому все равно, где лежать! Но можно подумать, что большинство людей считают себя бессмертными! Какая непростительная, несусветная глупость, однако как же она живуча".
Его водитель, не решаясь нарушить раздумья шефа, только беспокойно ерзал на сиденье да украдкой тяжело вздыхал, хотя ему наверняка тоже хотелось, как другие шоферы, материться в голос и нажимать на клаксон.
Может быть, Сирмайсу тоже хотелось в голос материться, но он молчал, стараясь отогнать дурные мысли – вот приедет домой, выпьет рюмочку коньячка и тогда накрутит хвосты разлюбезным Владимиру Серафимовичу и Борису Матвеевичу. Какой провал допустили, какой немыслимый провал! Позор, впору стреляться! Где, позвольте спросить, была их хваленая охрана и группы наружного наблюдения, спали, что ли? А если так, за что тогда им платят деньги, какие и не снились их коллегам, находящимся, так сказать, "в рядах"?!
Нет, непременно надо накрутить им хвосты и намазать под хвостами скипидаром, чтобы помчались как угорелые выполнять порученное. Хватит успокаивать друг друга байками о непредсказуемом развитии ситуации и перехвате тактической инициативы. Хватит! Хромому уже вынесен смертный приговор, а раз так, надо поторопиться с исполнением!
Хорошо, что сам вышел на Рогозина и обо всем с ним перетолковал, обнаружив полное взаимопонимание, единство взглядов и интересов. Наверное, давно так и надо было сделать, а не слушать заумных советников и не пускаться в пустые игры – все равно все тайное со временем становится явным!
Заурчал радиотелефон, установленный на спинке переднего сиденья, и Леонид Сергеевич снял трубку, уже догадываясь, кто звонит.
– Добрый вечер, если его, конечно, можно назвать добрым, – раздался голос Рогозина, и Сирмайс досадливо прищелкнул пальцами: да, он не ошибся!
– Жизнь состоит не только из радостей, дорогой Алексей Григорьевич, но большей частью из печалей, – философски заметил Леонид Сергеевич. – Но это наш путь, и каждый должен пройти его до конца.
– Вы уже знаете?
Рогозин спросил это без всякого выражения, но именно отсутствие выражения и придавало его словам оттенок невыразимой скорби, тоски и уныния. Сирмайс был бы рад ободрить его, но не хотел это делать по телефону, поэтому ограничился тем, что сказал:
– Естественно.
– Я тоже хочу знать: кто?!
– Зачем? – несколько грубовато поинтересовался Леонид Сергеевич, справедливо предположив, что в том состоянии, в каком сейчас находится помощник Президента, нет резона помогать ему без конца жевать сопли и заниматься самобичеванием. – Все решат без вас, дорогой Алексей Григорьевич. Выпейте таблеточку и ложитесь пораньше почивать, а завтра, Бог даст, я подъеду, и мы обо всем переговорим с глазу на глаз. Идет?
– Идет, – обреченно произнес Рогозин. – Но у меня есть личная просьба.
– Я все устрою, все, – выделив последнее слово, быстро прервал его Сирмайс: не хватало еще болтать о важных делах по мобильному телефону. Техника ненадежна, ему ли этого не знать, но люди в некоторых случаях бывают еще более ненадежны. – Слышите, все!
– Хочу, чтобы все решили поскорее! – Алексей Григорьевич никак не желал закончить разговор.
– Я понял. Давайте подробнее переговорим завтра. Вы же знаете, я не бросаю слов на ветер.
– До завтра, – помощник Президента наконец-то положил трубку.
Сирмайс вздохнул с облегчением и тоже отключился от связи.
Конечно, Алексея Григорьевича можно понять и простить, но… Стоит ли, вот в чем вопрос? Слаб оказался человек, настолько слаб, что Сирмайс даже не ожидал такого – раскис, задрожал, как осиновый лист. А ведь еще лишь только потянуло легким сквозняком, а не налетел порыв леденящего душу смертельно опасного урагана. Что же будет тогда? Прикрывай лавку?
Нет, на такое Леонид Сергеевич согласиться не мог. Значит, сейчас следовало успокоить Рогозина, помочь все пережить, дать утешиться – для этого есть давно испытанные средства, – чтобы использовать его на всю катушку, а потом подумать, кем заменить.