Утро было серенькое, туманное и сырое. Серов сунул руки в карманы куртки и подумал, что рядом, в Лялином переулке, участок милиции, около которого раньше сиротливо жалась парочка "козлов" для выезда на происшествия и личных нужд начальства, а теперь там стоят роскошные иномарки. Откуда, если зарплата оперативника не позволяет купить даже подержанные "жигули"? Риторический вопрос. Но ходить мимо околотка не страшно: они не станут искать Серова и даже не обратят внимания на ориентировку о его розыске – у тех, кто кормится "от земли", собственные заботы, несколько отличные от забот и чаяний городского начальства.
А идти придется совсем рядом, поскольку если начнут пеленговать телефон – кто знает, какой техникой располагают те, кто отдал приказ о ликвидации Сергея и Ларисы? – то по крайней мере пеленг покажет не на ту улицу, где живет татарин. Хотя вероятность пеленгования невелика, но и ее стоило учитывать.
Ну вот, уже семь. Серов набрал номер Тура. Трубку снял сам Володька.
– Привет, – чуть осевшим голосом поздоровался Сергей и подумал: Татьяна молодец, все передала правильно, и Тур понял, что нужно ждать звонка через каждые два часа.
– Здоров, – тускло откликнулся приятель. – Ты как, жив?
– Пока да.
– Кстати, ты помнишь Ленку из 379-й школы? Она проходила по делу Рыжова.
– Ленку? – недоуменно переспросил Серов. О чем это Володька? Или он хочет дать понять, что его телефон может прослушиваться? При чем здесь катая-то школа? Не помнит он никаких Ленок!
– Ну да, она жила в сорок восьмом доме, квартира двадцать один.
"Телефон! – дошло до Серова. – Тур дает мне телефон и имя: Лена. Наивная уловка, но ведь и я не сразу дошел!"
– А-а, как же, вспомнил. И что?
– Восьмого замуж собирается. Свадьба в ресторане "Балчуг". Роскошный кабак, приходи, там перетолкуем. В суете тебя никто не заметит.
– Схвачено!
Сергей сложил телефон и без всякого сожаления выбросил его в первый попавшийся контейнер для мусора: все, он свое отработал! Дальше им пользоваться опасно.
В булочной на углу он купил несколько жетонов для таксофона и свежих булочек. Вернувшись в квартиру, увидел, что Максуд уже встал и сварил кофе – дразнящий ноздри аромат плыл из кухни по всей большой старой квартире.
– Садись завтракать, – не задавая лишних вопросов, пригласил татарин. И Сергей не отказался.
Он выпил кофе и вновь отправился на улицу, предупредив хозяина, что вернется примерно через полчасика.
Отыскав стоявшую в тихом месте будку таксофона, Серов посмотрел на часы и, убедившись, что уже восемь, набрал номер, который передал ему Володька. Услышал приятный женский голос и спросил:
– Это Лена? Доброе утро. Володя у вас?
– А кто его спрашивает?
– Сергей.
– Привет, бродяга, – тут же раздался в наушнике голос Тура. Видно, он одновременно с Леной снял трубку параллельного аппарата. – Догадался?
– Что же я совсем плохой? – немного обиделся Сергей. – Этот номер чистый?
– Надеюсь, да, но боюсь, что таковым останется не долго. Дело двигается со страшной скоростью и далеко не в лучшую сторону…
– Володя, я ни в чем не виноват! – прервал его Серов. – Я никого не убивал и не крал табельного оружия. Фомич и эта несчастная девушка не на мне! Веришь?
– Я-то верю, – тяжело вздохнул Тур. – А вот начальство не очень и жаждет твоей крови. Понимаешь ли, все складывается отнюдь не в твою пользу, а у нас, сам знаешь, привыкли оперировать не эмоциями или верой в человека, а фактами. Пусть даже, что я вполне допускаю, и подтасованными.
– Найди этого гада Казакова, – попросил Сергей. – Помнишь, я тебе о нем рассказывал?
– Его нет. Он убит в тот же день, когда погибла Полина Горелова.
– Застрелили из ПМ, из моего макарова? – с замирающим сердцем спросил Серов и не сомневался, что да, что в Казакова всадили пулю из его ПМ, как в Фомича. Но ответ поверг его в растерянность.
– Не угадал! Ножом, сзади, прямо в сердце. А вот в Полине пуля из твоего табельного оружия. Почти в упор, в грудь, в область сердца. Оружие не найдено. Понимаешь, что все это значит?
– Понимаю, – упавшим голосом ответил Сергей.
Как не понимать и ему ли не понимать, если на шее все туже и туже, не давая вздохнуть, затягивалась страшная петля! А когда ты хочешь схватить за руки того, кто ее затягивает, то натыкаешься на пустоту и тут же петля затягивается еще туже. Мистика? Называй, как хочешь, но ощущение не из самых приятных и, не дай бог, сейчас попасть в лапы бывших сослуживцев – стоит лишь только Серову оступиться, как им мгновенно завладеют те силы, которые гонят в западню, а там уже недолго и расправиться с ним, чего им пока не удалось сделать на воле. Какой-нибудь "отмороженный" амбал с куриными мозгами ударит тебя камнем по голове – и прощай белый свет.
Не-е-ет, так кончать нельзя, нельзя позволить им торжествовать победу над поверженным Волкодавом, нельзя!
А что, в сущности, он может сделать, что противопоставит невидимым, но крайне могущественным врагам? Что, если ты гол как сокол?! Тур тоже рискует не на шутку, связываясь с ним из квартиры какой-то подружки своей Татьяны. Засекут – могут и со службы выгнать! Хорошо, если догадается наболтать, что специально хотел заманить бывшего начальника в "Балчуг", чтобы там повязать, но могут и не поверить: кругом тоже не все лопухи.
– Попробуй поискать Константина Михайловича Максимова, – попросил Серов и продиктовал Туру номера телефонов.
– Хорошо, – приятель явно намеревался закругляться с разговором. – А ты смени лежку, могут докопаться. И не вздумай соваться или звонить домой!
– Передай отцу, что все нормально. Через неделю будешь здесь в это время?
– Постараюсь.
Сергей повесил трубку и поплелся к Максуду, просто-таки раздавленный свалившимися на него свежими новостями. Грозовые тучи над его головой сгущаются все стремительнее, и не видать ни единого просвета.
Черт бы побрал его жадность и змея-искусителя в лице Генки Казакова, соблазнившего Сергея на охрану Полины и шальные деньга. Но разве виноваты только погибший Казаков и сам Сергей? Вся жизнь превратилась в бесконечную погоню за деньгами, ежедневный, изнуряющий тело и душу марафон, где впереди, в туманной, дали маячит несбыточная мечта разбогатеть, а вперед гонит урчащий от голода желудок. Мог ли Сергей уберечься от всех напастей и соблазнов в магазинчике "сэконд хэнд"? Другие люди и за монастырскими стенами не могут найти спасения от мирских соблазнов и грехов, а чего уж тут хрупкий павильон?
До невозможности стало жаль себя, отца, тетю Клаву и даже взбалмошную Лариску: ведь всем им, включая себя, Серов не давал покоя!..
Максуд ждал его на кухне, лениво покуривая сигарету и пуская дым к потолку. Увидев приятеля, он улыбнулся и сообщил:
– Собирайся, ты переезжаешь.
– Надоел?
– Да нет, мы ведь даже толком и пообщаться не успели. Просто забочусь о твоей безопасности. Извини, я случайно свалил твою сумку и увидел, что в ней лежит. У меня, знаешь ли, дети.
"Ну, сумку ты, положим, свалил не случайно, – отметил Серов, – но дети – это крайне серьезный аргумент, и я не моту подвергать их ни малейшей опасности. В этом Максуд прав!"
– Куда отправимся: за город или куда глаза глядят? – Сергей тоже закурил и устроился напротив татарина.
– Зачем куда глаза глядят? За городом, я полагаю, тебе тоже делать нечего. Помнишь, как у Честертона: где прячет умный человек лису? В лесу! Значит, стоит остаться в городе.
– Хорошо, тогда куда?
– В Теплый Стан. Я созвонился с одним приятелем, он готов приютить тебя на неопределенно долгое время.
– Альтруист или святой?
– Ни то ни другое, – засмеялся Максуд. – Но некоторые странности отмечаются, и тебе придется с ними мириться.
– Ты решил сбагрить меня сумасшедшему? Покорно благодарю!
– Отчего ты решил, что он сумасшедший? Просто творческий человек, непризнанный гений композиции, пишет музыку для детей, но сам одинок и очень скучает. А ты прекрасно умеешь слушать и поддерживать беседы на любую тему.
Сергей вздохнул:
– Ясно. Ему не нужны деньги, но нужен слушатель. Надеюсь, он умеет держать язык за зубами и не пишет авангардной музыки? Я ее терпеть не могу.
– Надейся, – Максуд встал. – У меня есть пара свободных часов, и я могу тебя отвезти на своей лайбе, чтобы не мотаться по метро.
Глава 9
На конспиративную квартиру, где должна была состояться встреча с колченогим, Иван Андреевич Жуков ехал с тяжелым сердцем. Да и чему радоваться, если кругом одни неудачи, то мелкие, то крупные, и даже то, что как будто получилось без сучка, без задоринки и в будущем способно принести определенные дивиденды, на поверку оказывалось очередной неудачей, ловко замаскировавшейся под успешную операцию. Противник начинал переигрывать по всему полю и уже перехватил тактическую инициативу, крепко удерживая ее в руках, а уж о стратегии и говорить нечего. Только идиот может этого не видеть и не понимать, что настала пора выбирать: либо идти на мировую, либо менять хозяина, либо ложиться в могилку. Последнее Ивана Андреевича не устраивало, да разве объяснишь это хромому? Николай Семенович человек тяжелый, со специфическим характером, и стоит лишь заикнуться о первых двух вариантах, как тут же заработаешь третий.
Боже мой, и это все в родной стране, где приходится действовать отнюдь не против агентов ЦРУ или Моссада, а против своих же сограждан, многие из которых тоже носят на плечах погоны офицеров спецслужб, но и ты и они тщательно скрывают, чем заняты помимо службы. Вот и получается – все кругом шпионы и диверсанты: восемь часов в день служат государству, а остальное время – иным хозяевам и самим себе. Да и можно ли считать то время, когда они находились в кабинетах, полностью отданным государству?
В конце концов стоило бы разобраться, что являет собой наше родное государство, ставшее, по сухи, криминальным. Как ни маскируй это слоем румян и трескучими лозунгами, все равно уродливые морщины и гематомы вылезают наружу, причем в самые неподходящие моменты для властей предержащих. И кто такие власти предержащие, тоже стоит приглядеться!
Кстати, Николай Семеныч сам плоть от плоти и кровь от крови всей этой публики, которой давно место если не у стенки, то в Лефортово. Однако они занимают совершенно иные места, ведя бесконечную борьбу за власть – каждый день бой кровавый, но отнюдь не святой и не правый. А ниже, у подножия пирамиды власти, беснуются и плотоядно щелкают зубами те, кому не досталось жирного куска, норовят куснуть за ляжку и стянуть с трона, чтобы взобраться туда самим и начать новый, черный и кровавый передел. Но ведь и эту публику не смей тронуть, поскольку они с депутатскими мандатами и считаются неприкосновенными!
Тьфу, пропасть! Будь они все неладны, но когда колеблется почва под ногами, лучше держаться за руку сильного, а рука Николая Семеновича слабеет день ото дня. С другой стороны, только попробуй вильнуть хвостом: укокошить могут и те, и другие, и третьи. Всем ты, Ваня, успел нагадить!..
В таком отвратительном настроении он свернул под арку старого дома неподалеку от "Белорусской", въехал во двор и увидел, что там стоит машина колченогого. Ага, старый стервятник уже прилетел и поджидает случая, чтобы выбрать жертву?
Положим, Ивана Андреевича в жертвы он записывать не станет – просто нет резона, хотя бы поэтому, – но нервы потреплет. А может, ну его к дьяволу, пусть себе бубнит, а тем временем подумать о другом? Например, как выпутаться из создавшейся ситуации, не ободрав бока до крови и не оставив в капкане лапу, а еще хуже – голову! Объяснять Николаю Семенычу, что происходит и каковы перспективы, бесполезно и небезопасно, так пусть отправляется на дно вместе с тонущим кораблем его капитан с несгибающейся ногой! Буль-буль, и лишь круги по воде.
Поставив машину, Жуков пешочком, пренебрегши лифтом, поднялся наверх. Своим ключом отпер замок и вошел в темноватую прихожую, успевшую насквозь пропахнуть специфическим табаком хромца.
Иван Андреевич прошел в комнату и поздоровался с развалившимся в кресле Николаем Семеновичем.
– Добрый день. Сегодня сыровато и опять прохладно. Может быть, поставить чаю? Есть отличное печенье.
– Не надо, – отмахнулся колченогий и переставил свою сучковатую полированную трость к другому подлокотнику. – У меня мало времени. И чтоб ты знал – у тебя его не больше! Присядь, Иван Андреич, поговорим.
Обращение на "ты" обещало крайне неприятный разговор, а настроение Николая Семеновича, которое Жуков в шутку называл "кладбищенским", лишь усугубляло ситуацию. Наверное, не стоило попусту злить хромца и перечить ему?
Жуков послушно уселся в кресло напротив и, жестом испросив разрешения, тоже закурил.
– Где эта чертова баба? – слегка пристукнув тростью по полу, злобно спросил колченогий.
– Ищем, – лаконично откликнулся Иван Андреевич.
У него не было никакого желания затягивать неприятную беседу и пространными ответами вызывать на себя огонь: лавры самопожертвования Жукова никогда не привлекали.
– Долго, очень долго! – скривился Николай Семенович. – Уже прошло несколько дней, а воз и ныне там.
– Не волнуйтесь, ради Бога! Ее непременно найдут.
– Когда?! Я хочу знать, когда! Вы можете назвать мне определенный срок, указать дату?
Этого Жукову делать очень не хотелось: кому же понравится собственными руками накидывать на свою шею удавку срока? И, как опытный игрок, Иван Андреевич предпринял попытку вырваться из тисков захвата.
– Скоро, – ответил он, чем вызвал лишь презрительную гримасу на лице колченогого.
– Это я уже не раз слышал. Конкретнее, пожалуйста, дорогой Иван Андреевич, конкретнее! Вы дали ей и так слишком большую фору!
– Не волнуйтесь, ее найдут.
– Слушайте, что вы уговариваете меня, словно беременную гимназистку, убеждая, что все якобы имеет свойство рассасываться?! Тут ничего не рассосется. Нужны радикальные меры. Хирургические! Опухоль нужно вырезать, а вы тянете самым преступным образом!
Это Жукову понравилось еще меньше: уже слышна открытая угроза? Раньше Николай Семеныч подобного никогда себе не позволял. Значит, его допекло, заставив забыть про осторожность и лишив умения ладить с любыми людьми. Что же, тем хуже для него. Однако Ивану Андреевичу в отличие от оппонента никак нельзя терять осторожности, если он не хочет пополнить коллекцию охотничьих трофеев колченогого и попасть в число тех, кому он помог оказаться на кладбище.
– Николай Семенович, – улыбнулся Жуков с самым покаянным видом. – Я тоже человек, а не Бог! Мы и так взяли под жесткий контроль все ее связи и места возможного появления. Работаем со школьными подругами, знакомыми, однокурсницами и однокурсниками, по месту ее рождения и прежнего жительства выехала бригада надежных сотрудников. Под наблюдением даже временные контакты, которые нам удалось выявить.
– Ну да, все, кроме одного, – саркастически хмыкнул колченогий. – Его-то вы как раз и упустили. Между прочим, вам он, кажется, лично знаком?
– Встречались по службе, – подтвердил Иван Андреевич: зачем отрицать очевидные вещи и нарываться на лишние неприятности? – Но куда он денется? По его следу идут подогретые менты и мои люди. Кстати, есть сведения, что противник тоже его ищет, но с какой целью, установить пока не удалось. Наверное, хотят отправить к праотцам?
– Сначала душу вытрясут, – уже несколько мягче заметил Николай Семенович. – Но мы должны их опередить во что бы то ни стало! Пойми, Ваня, обратного хода нет!
У Жукова вдруг защемило сердце в тоскливом предчувствии приближающейся большой беды. Бывает так, когда еще ничего не случилось, а сердце-вещун уже ноет.
– Сирмайс получил, что хотел, – помолчав, продолжил колченогий. – И, пожалуйста, не притворяйся, что ты этого не знал. Ты знал! Он все-таки сумел обойти нас на вороных и взял вожделенный приз. Это огромные деньги, а Ленька Сирмайс не глупец и непременно поделится, с кем нужно, чтобы его в следующий раз не бортанули. Но я подставил ему ножку!
– Что вы конкретно предлагаете сделать в данной ситуации?
– Что? Тебя стоило бы примерно наказать!
– Не понял, – Иван Андреевич ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу сорочки. Воротник стал душить его, как будто по приказу хромого сзади уже накинули на шею удавку.
Нет, хромой бес, это тебе не простится никогда!
– Не понял? Тебя просили что сделать? Придумать хитрую интригу и провести ее в жизнь, а ты создал непреходящую головную боль и поставил под удар все предприятие, – проскрипел Николай Семенович. – Теперь речь может идти лишь о тотальной войне на уничтожение, а в ней все средства будут хороши. Абсолютно все!
– Иногда достаточно отсечь голову, и туловище падает бездыханным, даже у колоссов.
– Не всегда, далеко не всегда…
Колченогий закурил новую сигарету и съежился в большом мягком кресле, словно хотел согреться.
– Я много раз предлагал вам охрану… – начал Жуков, но Николай Семенович пренебрежительно махнул рукой и заставил его замолчать.
– Охрана? Что охрана?! Если тебя задумали пристрелить или зарезать, отравить или иным способом отправить в лучший мир, то не спасет никакая охрана. Да и откуда ей взяться у меня, человека тихого, скромного и болезненного? Ведь именно так я выгляжу в глазах окружающих. Нет, лучше беречься самому, а то еще придется опасаться и собственной охраны.
Он засмеялся клекочущим смехом, запрокинув назад голову с тонкими редкими седыми волосками, зачесанными на косой пробор, но тут же закашлялся, побагровел и нагнулся, прижав руки к груди.
"Тебе и так не долго осталось, – наблюдая за ним со злорадством и брезгливостью, подумал Иван Андреевич. – Действительно, зачем тебе охрана? Ты прав в своих рассуждениях: днем раньше или днем позже для тебя уже нет никакой разницы. Хотя, как знать, может быть, именно такие, как ты, и отличаются небывалым жизнелюбием?"
Откашлявшись, Николай Семенович вытер губы носовым платком и, с трудом переводя дыхание, сказал:
– Быстролетна жизнь человеческая… Я часто думаю о смерти и теперь даже не знаю: боюсь ее или нет? Тут больше на ум приходит иное. Как туда пойдешь? – он поднял глаза к потолку, и бледная улыбка тронула его тонкие губы. – Тебе, Ваня, тоже не мешает иногда подумать, с чем ты предстанешь перед Господом, если он вдруг задумает внезапно призвать тебя к себе…
От этих слов у Жукова невольно похолодело внутри. Калека юродствовал, рисовался, одновременно запугивая и угрожая, и от его слов явственно тянуло ледяным дыханием могилы. Пусть он сам отправляется туда, но не тянет других!
"Все, решено, – жалко улыбаясь и подобострастно кивая, чтобы ничем не выдать себя, подумал Иван Андреевич. – В твоей команде я больше играть не стану! Но переход в другой "клуб" нужно оформить тихо, без лишнего шума и суеты. Вот только бы не опоздать!"