Дело об избиении младенцев - Андрей Воробьев 17 стр.


* * *

Сказать, что хозяева кафе "Копенгаген" просто платили Косте Пещере - ничего не сказать. Они его боготворили. И было за что. Года три назад "Копенгаген" обнесли на 30000 баксов. Денежки, кстати, самому Пещере и предназначались, а вытащили их из комнаты владельца кабака трое пацанов, залезших ночью в заведение ради курева и пива. Когда утром хозяина посетил человек от Кости, ему пришлось тотчас же звонить шефу и сообщить грустную новость: денежки, составлявшие полугодовую дань - тю-тю.

Пещера самолично прибыл в кабак час спустя. За это время владелец "Копенгагена" успел выпить полбутылки коньяка и составить собственный некролог - обычную заметку в рубрике "02": "Труп неизвестного мужчины найден в обезображенном и расчлененном состоянии". Костя, услышавший сбивчивое повествование, пристально взглянул в глаза обкраденному, прочтя в них правду, тоску и усталое желание финала этой истории, каким бы он ни был. Выдержав необходимую паузу, за это время на лице хозяина отразились признаки сердечной недостаточности, Костя сказал.

- Собирай по новой. Можешь не торопиться.

Зато поторопился сам Пещера. Ему было обидно, что какие-то пацаны за вечер посмели добыть на халяву столько денег, сколько ему совсем недавно приходилось выбивать по два месяца, рискуя жизнью. Поэтому, простое следствие, состоявшее из бесед с главарями различных компашек, быстро вывело на трех ребят, которые за несколько дней перепробовали все ликеры в местном супермаркете и все импортное мороженное. На эти дегустации ушло не больше трехсот долларов.

Деньги вернулись хозяину "Копенгагена", чтобы, уже из его рук, быть отданными Косте. Воры-дилетанты получили возможность, поправлять здоровье в течение двух месяцев. Затем они отправились заниматься "трудотерапией" в одну из глухих деревень Псковской области, размышляя на тему: "Как мы легко отделались". "Копенгаген" же стал таким домашним заведением для Пещеры, как и кухня в его квартире. Сюда он мог приехать в любой час, и его встречали как настоящего хозяина, стараясь угадать заранее все возможные желания. "Копенгаген" Пещера использовал для важных встреч.

Владелец заведения очень бы удивился, узнав, что собеседник Кости Пещеры, сидевший с ним за одним столом, костин хозяин. А бригадир одной из самых мощных группировок юго-запада Питера - всего лишь слуга. Конечно, Пещере это очень не нравилось. Последние три года он привык работать только на себя. А тут, прямо в его вотчине, ему дают указание, да к тому же таким тоном, будто учат мальчишку. Не дай Бог, услышал бы хоть два слова подданный халдей - хозяин кабака! Однако такой вариант был исключен. Собеседник Пещеры говорил профессионально: тихо, но не шепотом, так что каждое слово отчетливо слышал лишь один человек, сидевший напротив.

- Поздравляю с успешным началом работы. Пока вам следует обслуживать один объект в день. Но, повторяю, результат должен быть обязательно. Рекомендую использовать дубль-группы.

- Это как?

- Постоянно иметь запасную команду. Если намеченная машина ускользнула под Выборгом, она должна быть перехвачена где угодно, хоть перед Большой развилкой, на глазах у поста ГАИ. Но, одна "транскроссовская" машина в день должна быть обработана обязательно - запомните. В крайнем случае, вы просто опрокидываете фуру в кювет, ничего не вытащив из машины кроме шофера.

- А что делать с шофером?

- Все что угодно. Лишь бы он не смог довести машину до города. Летального исхода желательно избегать.

- Это, то есть как? - Костя опять наморщил лоб, пытаясь отыскать в подчерепной библиотеке значение непонятного слова.

- Не надо мокрухи. - Коротко пояснил собеседник. - Впрочем, действуйте по обстановке. Главное правило: один день - одна машина.

- Скажите, - несмело спросил Костя, - условия насчет оплаты в силе?

- Конечно. И насчет оплаты, и насчет неустойки. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду под словом "неустойка"?

- Да, понимаю. - печально согласился Костя. Последний раз к нему с подобной фразой: "Ты знаешь, что это такое?" обращался отец. При этом он держал в руке ремень. Правда, так происходило в те нередкие дни, когда отец был настолько добродушен, что ограничивался исключительно словесной педагогикой.

- Хорошо. Завтра же от вас потребуется еще одна небольшая услуга. Не беспокойтесь, она очень проста и безопасна. Для этого потребуются пять-десять крепких ребят и долларов пятьсот на разные расходы. Вы сможете выделить такую мелочь?

- Конечно, - ответил Костя, - а что надо сделать?

- Сперва вы находите подходящий кабачок в центре, однако такой, в котором ваши ребята не успели ни разу засветиться…

* * *

Охранникам "Транскросса" Игорю Гречкину и Александру Логачевскому повезло. Их пригласили к дружескому столу на следующий день после дежурства. Так уж получилось, что Игорь заночевал у Сашки, ибо последний жил на Загородном, а Гречкину пришлось бы тащиться в Павловск. Утром Гречкин собирался заглянуть на автовский рынок, а так как в свободные от работы дни не любил рано вставать, с радостью принял дружеское приглашение. К Сашке в тот вечер заглянула одноклассница Леночка с подружкой, так что расслабиться удалось по полной программе (если только выражение "расслабиться" можно было употребить в отношении занятий двух друзей).

Однако утренний поход на рынок не состоялся. Часов в двенадцать, когда Гречкин и Логачевский только начали перемещаться между кроватями и ванной, зазвонил телефон.

- Привет, Сашуля, друг мой ментовский, - обратился к Логачевскому школьный приятель Паша-зубчик.

Паша-зубчик получил свою кличку из-за любимого выражения: "А сейчас как зубчики полетят!". Повзрослев, он занимался почти тем же, что и Логачевский - обеспечением безопасности. Правда, его контора не имела ни лицензии, ни названия. Любую "крышу", зарегистрированную на Литейном, Паша считал ментовской, а ее сотрудников - ментами.

- Привет Зубчик, тамбовская волчара, - ответил ему Саша. Не загребли еще?

- Давно загребли, прямо из "Крестов" звоню. Га-га-га! Ты, кстати, свин хороший. Забыл, у школьного друга сегодня день рожденья? Короче, в три часа жду.

- Хорошо. - Саша, сообразил, что вечер у него на сегодня не расписан. - Только я опоздаю слегка. Надо с приятелем на автовский рынок заглянуть, хотим к видакам прицениться.

- Какой на фиг фигынок? Бери своего кореша и приезжай с ним. Он тоже этот твой "Кросс" охраняет? Тем более, хватай и приезжай. А насчет видака, так я с ребятами вам потом подберем, будет дешевле вполовину автовского.

- Хорош. Считай, уговорил. Ты адресок напомни.

- Что я дурак, такие дела дома гулять? Такой праздник пару раз отметишь, а потом спать негде будет. Нет, я квартиру берегу. Кабачок есть хороший на Садовой, "Жеребец" называется. Подъезжай туда к трем. А лучше не заморачивайся, я за вами заеду. Короче, в два ждите. Пока.

Нельзя сказать, что Саша с энтузиазмом воспринял эту идею. Между школой и армией ему приходилось гулять с кампанией Зубчика. Эти праздники почему-то ассоциировались лишь с двумя вещами: ночевкой в отделении и интенсивной блевотой. Последующие пять лет они не встречались и, тем более, на дни рождения друг друга не приглашали. Однако когда Пашка пообещал заехать, деваться было некуда. Поглядим, как сохранился друг детства.

Игорь недолго поругался, но потом сказал: рынок не убежит, ладно, хоть на халяву погуляем вдоволь.

Пашка прибыл почти вовремя. Когда он улыбнулся старому другу, Логачевский понял: у Зубчика своих, природных во рту почти не осталось. Видно, за последние годы, некоторые из тех, кому с ним довелось столкнуться, не понимали шутку про зубчики и принимали превентивные меры. Были следы и других давних увечий, но за то пашкин гардероб, окинув друга оценивающим взглядом с ног до макушки, Логачевский оценил под тысячу баксов.

Машину, девяносто девятый затюнингованный "жигуль", видимо покинувший конвейр месяца четыре назад, Зубчик вел лихо, будто она была одета в танковую броню. Все же, из-за пробок и дорожных ремонтов, к "Жеребцу" они прибыли без пятнадцати три. По дороге Пашка на всякий случай спросил друзей: есть ли у них "ксивы"? А если есть, то какие? Крутые как у ментов - красные с золотом или простые картонки? "А то загуляем, заглянут менты. Нас-то они знают, а вам корочки иметь надо". Узнав, что с документами все в порядке, успокоился.

К удивлению и Зубчика, и его друзей, праздник начался без именинника. Когда они вошли в бар, гости уже гуляли вовсю. Как поняли Гречкин и Логачевский из путаных пашкиных объяснений, стол накрыли к часу, а ребята, видимо, решили, что отмечание должно начаться в два. В кабаке - два зальчика, один из которых целиком пошел под банкет. За двумя сдвинутыми столами - человек десять парней. Девок не было, и Логачевский понял: обычный мальчишник. Когда водка выпьется, можно смотаться и к девчонкам, в хорошую парилку.

- Опоздавшим - штрафную! - Крикнул Колька - так представил друзьям высокого лысого парня Пашка-Зубчик.

- Мужики, совсем охренели. Хотите с моих именин на мои поминки? - Спросил Паша, увидев, как в фужеры для шампанского наливают водку.

Однако настойчивого Кольку победить он не смог, добился лишь, что ему отлили половину водки и дополнили шампанским. Сашка и Игорь не получили и этого послабления.

Выпили за именинника, потом стали пить за друзей. Колька, который, явно верховодил за столом, пустился в длинный разговор о друзьях.

- Эх, пацаны, жизнь пошла такая странная, даже, вообще, не поймешь, где жить опасней, чем лучше заниматься. У меня все друганы, кто был в разных там точках, на Кавказе, в этой армии, что в Молдавии стоит - они все живы здоровы. А ребята, что службу за баксы откосили - уже троих схоронил. Вот ты, Толя, ведь был же в Чечне.

- Не, не в Чечне, а в Моздоке.

- Моздок, Звездок, одна хрень. И вернулся живой. А тут на позапрошлой неделе Димку похоронил. Он дальше области нашей-то никогда не выезжал. Так что, ребята, тут война покруче любой другой будет.

Выпили за хороших ребят, которых нет рядом с нами. Выпили и за работу, на которой гибнут хорошие ребята. Игорь спросил Кольку о работе.

- Мне наш шеф всегда говорил: мы секьюрити с расширенными полномочиями. А вы обычное секьюрити?

- Да. - Кивнул Игорь.

- Ну, это тоже хорошо - по закону работать. У нас не получается. Иногда, как опять наш шеф говорит, приходится переходить границы необходимой самообороны и необходимого самонаступления. Все равно, мы пацаны все хорошие, потому, что заняты одним делом. Давайте выпьем, чтобы друг в друга не стрелять и прочих мелких подлянок не делать.

Выпили и за это. Водка была добротная, поэтому пилась легко. Гречкин и Логачевский, слегка оглушенные первыми фужерами, уже не считали сколько раз наливали-опрокидывали. То и дело за столом рождалась песня, и про девочку-видение, и про то, как танки грохотали, но каждый раз дальше двух куплетов не шло. Игорю иногда казалось, что запевал именно он. Конечно, пора было закругляться, ибо после такой пирушки дай Бог дня хватит отоспаться. Но как тут встать и уйти, когда вокруг отличные ребята, приговаривающие каждые пять минут: "Ничего, скоро к девочкам поедем. Но надо еще раз за именинника выпить. Надо уважить, согласись, брат". От именинника опять перешли к рабочим делам. Кто-то (вроде Колька) спрашивал Гречкина и Логачевского где же они работают? Слово "Транскросс" почему-то вызвало всеобщее удивление, будто ребята сказали, что трудятся массажистами у Кирокорова.

- Этот самый "Транскросс" о котором все говорят? - Вопрошал парень в расстегнутой рубахе. Я тут недавно в вокзальном сортире нашел какой-то газетный клочок. Так и запомнил название: "Транскросс" на счетчике. У налоговиков".

- Тут какие-то твари о нас разную хренотень писать повадились, - сказал Сашка, - делать им нечего, лучше бы своей ручкой себе ж… почесали.

- О, это тоже круто! - Парнишка, сидевший в дальней конце стола, видно настолько заинтересовался "транскроссовскими" делами, что, не удовлетворившись сортирными находками, таскал в кармане целую газету. "Когда у людей, работающих на такую фирму как "Транскросс", отсутствует чувство порядочности - это легко объяснимо. Непонятно другое: почему у них напрочь отсутствует чувство самосохранения"? Кто-то гыкнул, кто-то икнул, не поняв смысл прочитанного.

- А вообще, это, пацаны большое западло. - Колька был серьезен. - Люди работают на контору, тайны из этого не делают, не как мы. Все равно как на завод ходят. И вот какая-то мразь начинает их всех дерьмом поливать. Добро бы сказал: самый главный - чудак на букву "м" и вооще, ему в "Крестах" нары застелены. Нет же, надо всех полить, и шофера, и вас пацанов-охранников, и девчонку-секретаршу, будто она вокзальная… Не дело так.

Гречкин и Логачевский согласно кивнули - не дело, налили и опрокинули. Вечер был немного подпорчен. Свистопляска вокруг родной фирмы действовала им на нервы. Шутки-шутками, а познакомишься с какой-нибудь продвинутой девчонкой, что иногда газеты читает и… "А, "Транскросс"? Слышала, слышала. Это ведь про вас писали: "Кто остановит прихватизаторов"? До девчонок еще было далеко, а вокруг, судя по наблюдению Игоря, все были уже готовые. Пацаны то и дело поднимались из-за стола, прогуливались до известного чулана, возвращались. Всех этих знакомых было и не упомнить. Ты Эдик? Не, я Петр. А ты кто? Я Толян. Похоже, что из тех, кто начинал попойку, за столом остался лишь Колька. Даже Пашка-Зубчик куда-то исчез. А разговор опять перешел на "Транскросс". Кто-то снова начал пересказывать газетные статьи.

- Еще, братва, про них я читал стебовую мульку, как пацан какой-то бегал перед этим "Транскроссом", все приставал к ихним менеджерам: не надо ли помыть машину. Они, ну те, кто к офису на своих тачках подъезжал, ему говорили: сперва сам умойся. Пацан все не отставал. Так они велели охраннику, с какой-то фамилией прикольной, Манкин, нет Гречин, его мордой в ведро с мыльной водой окунуть.

- Какой, блин, Гречин? Я - Гречкин! - Заревел Игорь.

Грянул всеобщий хохот.

- Ну, извини, Игорек. Одно я не понимаю, как ты, да и вообще, вы, братки из вашего "Транскросса" такое терпите. Ведь эта сволочь, небось, пьет сейчас водочку в своем журналистском доме и над нами смеется: я такой вот умный, всех вас за деньги опустил, а сам над вами поднялся.

Кто же это сказал? Ни Игорь, ни Саша уже не могли определить: пил этот парень с ними с самого начала или нет. Они могли только согласно прореветь: давай сюда эту сволочь, мы ей этот салатник в дупло засунем.

- Пацаны, - предложил Колька, - а может, и вправду поможем хорошим ребятам? Раз уж мы с ними закорешились, так нельзя смотреть, как их разные чмошники опускают. До бани еще час остался. Набьем морду и дело с концом. Идет, братва?

Раздался всеобщий одобрительный рев. Игорь и Сашка промычали что-то, согласны, мол. И они, встав из-за стола, направились к выходу. На самом деле, их тащили, толкали, иногда несли. В машине Игорю стало дурно почти сразу, он помнил, как рядом смеялись, держали его за шиворот, раскрывали перед его лицом большой полиэтиленовый пакет.

Мелькнули кони Аничкова моста. Машина остановилась возле незнакомого дома. Гречкина и Логачевского вытащили на асфальт и дали хлебнуть водки, хотя те и пробовали сопротивляться. После этого охранники "Транскросса" воспринимали происходящее как трехмесячные детишки, способные переместиться лишь благодаря заботливым родительским рукам. Игорь, правда, успел заметить, что их машина была не единственной, из другой тоже вылезли несколько недавних собутыльников. Весельчак Колька куда-то исчез.

Их протащили мимо старушки - вахтера, потом начался утомительный подъем по лестнице. Саша, правда, немного пробовал вырываться из рук и бормотать: "Куда мы ребята"?

- В кафе. Там эти твари засели. Тот самый Бананов, который "Транскросс" обсерал, - послышалось над ухом.

Потом начались какие-то события. Уже не на лестнице, а в небольшой комнатке, вроде бара. Послышался женский визг, звон упавшей посуды, чей-то вопль: "Меня не надо, я не журналист"! Кто-то с кем-то боролся, слышались удары, а Гречкин и Логачевский стояли возле стены, икали, царапали ногтями плоскость и думали: скорей бы все кончилось. Правда, Игорь еще разглядел здорового парня (то ли Эдика, то ли Толика), который, держа в руке пластиковую бутыль с кетчупом, писал им на стене: "Транскросс - сила!". Возле надписи он, почему-то, нарисовал свастику. Потом все стало значительно тише. Лишь в углу выла какая-то бабенка, то ли побитая, то ли со страху, да с прилавка на пол капало вино из опрокинутой бутылки. Вдали замер топот, потом послышались испуганные и возмущенные голоса.

"Пацаны, пора сматываться". - То ли сказал, то ли попытался сказать Игорь. Однако пацанов вокруг не было. Гречкин попытался оглядеться. Да, столы опрокинуты, бутылки разбиты, а вот ребят не видно. Чего же они так? Нам же самим отсюда не выйти. И тут его проспиртованную голову пробила странная мысль. Кто вел машины? Выходит, среди нас были ребята, которые не пили вообще. Или, все, кто ходил сюда бить журналистов, пришли в кабак под конец именин? И были совсем трезвые? Мысль выглядела безусловно здравой. Возможно, из нее удалось бы извлечь какую-нибудь практическую пользу. Но сейчас Гречкин мог только стоять у стены, икать и приговаривать: "Б… дешевые", непонятно по какому адресу.

Именно за этим занятием его и застал дежурный наряд Центрального района, примчавшийся на сообщение, поступившие из Дома журналиста о том, что банда из десяти человек разгромила кафе. От несильного удара ногой Игорь Гречкин свалился на пол, присоединившись тем самым к Саше Логачевскому, который валялся уже минут пять, причем упал он без всякой посторонней помощи.

Назад Дальше