– Завтра вечером, – продолжал мистер Вопплс, – будет идти "Призванный обратно", но на афишах пьеса значится как "Слепой детектив". – Актер с благородным негодованием пояснил: – Таким образом мы избегаем жадных лап скупых мельбурнских импресарио, которые заставили бы нас заплатить за постановку этих пьес. Между прочим, – мистер Вопплс внезапно оставил легкомысленный тон, – когда я шел сюда, я видел одинокую девушку… Настоящую фею, сэр… С золотистыми волосами и яркой улыбкой; ее образ до сих пор преследует меня. Я обменялся с ней нескольким репликами о красоте дня, и таким образом аллегорически сослался на ее собственную красоту… По-моему, очаровательный полет фантазии, сэр!
– Это, наверное, Китти Марчёрст, – сказал Рэндольф, не обратив внимания на последнюю ремарку мистера Вопплса.
– Ах, неужто? – живо отозвался артист. – Как прекрасно имя Китти! На ум тут же приходят стихи… Например: "Китти, чудесная Кэт, прекрасней тебя в мире нет. Господа, вы меня извините, что не славлю в поэме я Китти!" Сочинено под влиянием момента, уверяю вас, сэр! Не напоминает Геррика?
Мистер Вилльерс напрямик сказал, что не напоминает.
– А! Может, больше похоже на Шекспира? – заметил мастер поэтического слова, ничуть не смутившись. – Вы так думаете?
Рэндольф и в этом сомневался и выказал такое нетерпеливое желание уйти, что мистер Вопплс протянул ему на прощание руку.
– Вы уж простите меня, – сказал артист извиняющимся тоном, – но представление начинается в восемь, а сейчас половина седьмого. Не сомневаюсь, что увижу вас нынче вечером.
– Было очень любезно с вашей стороны дать мне билет, – ответил мистер Вилльерс, в котором до сих пор еще не погибли манеры джентльмена.
– Ничего подобного, ничего подобного, – отозвался мистер Вопплс, подмигнув. – Бизнес, мой мальчик, бизнес. На первом представлении всегда надо иметь хорошую публику, поэтому следует ходить по дорогам и проселкам в поисках аудитории. Ха! Прямо как в Библии, видите ли .
И, грациозно помахав рукой, он легкой походкой зашагал по тропе и исчез из виду.
Уже темнело, поэтому мистер Вилльерс пошел своей дорогой и, выбрав шахту, где можно будет спрятать самородок, взобрался на вершину холма и улегся там в тени скалы. Оттуда был хорошо виден дом Марчёрста, и Рэндольф принялся терпеливо ждать, когда его жена отправится домой.
– Я отплачу тебе за все, что ты сделала, – пробормотал он себе, свернувшись в черной тени, как отвратительная рептилия. – Око за око, зуб за зуб, моя леди!
Глава 12
Грабеж на большой дороге
Обед в доме мистера Марчёрста был не таким уж веселым мероприятием. Честно говоря, хотя это событие и носило величественное название "обед", на самом деле то была всего лишь одна из пестрых трапез, известных как "ранний ужин с чаем".
Ванделупу это было известно, и, питая сильную антипатию к беспорядочной коллекции еды, появлявшейся на столе мистера Марчёрста, он отлично поел в отеле Крэйга, а чтобы окончательно себя ублажить, выпил пинтовую бутылку шампанского.
Мадам Мидас тоже не нравились то ли обеды, то ли чаепития, но поскольку она все-таки была в гостях, то приходилось есть то, что подавалось.
За праздничным столом присутствовали лишь миссис Вилльерс, Китти и мистер Марчёрст. Наконец хозяин дома завершил трапезу и произнес длинную речь, благодаря небеса за добрую еду, которой они насладились (каковая еда, будучи тяжелой и плохо приготовленной, гарантировала им несварение желудка и переход от молитв к проклятиям). Честно говоря, благодаря крепкому чаю, кое-как состряпанной пище и отсутствию физических упражнений мистер Марчёрст был подвержен ужасным ночным кошмарам. Он привык расценивать их как видения, но на самом деле их источником служила скорее диспепсия, чем вдохновение.
После обеда Мадам Мидас сидела и разговаривала с Марчёрстом, а Китти вышла на улицу, в теплую темноту летней ночи, и попыталась разглядеть сквозь мрак, не идет ли ее возлюбленный. Ее усилия не пропали даром: примерно в половине девятого вечера она увидела месье Ванделупа, который вернулся после встречи с Пьером, как и обещал.
К этому времени Пьер уже отыскал место, где залег в засаде Вилльерс, и, пока Рэндольф наблюдал за домом, немой наблюдал за ним.
Не сомневаясь, что все идет по плану, Ванделуп в отличном расположении духа взбежал на крыльцо, где его нетерпеливо ожидала Китти, и, обняв девушку, нежно поцеловал. Убедившись, что Мадам Мидас сидит в доме с Марчёрстом и не может их увидеть, француз обхватил Китти за талию, и они принялись расхаживать взад-вперед по тропе. Теплый ветер, разносивший в дремотном воздухе аромат акаций, мягко овевал их лица.
Однако, прогуливаясь и неся любовную чепуху хорошенькой девушке, Гастон не забывал, что Вилльерс злыми глазами издалека наблюдает за домом. И еще он знал, что Пьер наблюдает за Рэндольфом с ненасытной жаждой крови, присущей диким зверям.
Луна встала, как огромный серебряный щит, повсюду протянулись ажурные тени деревьев. Ветер вздыхал в ветвях акаций, заставляя их золотистые цветки трепетать в лунном свете, пока возлюбленные рука об руку прогуливались по тропе и по короткой сухой траве. Вдалеке слышалось пение женщины; высокий милый голос мягко разносился в чистом воздухе.
Внезапно молодые люди услышали, как в доме отодвинули стул, и поняли, что Мадам Мидас готовится уезжать. Они разом двинулись к двери, но на крыльце Гастон помедлил и схватил Китти за руку.
– Крошка, – мягко прошептал он, – после отъезда Мадам я собираюсь вернуться в Балларат, поэтому проводи меня чуть-чуть, ладно?
Конечно, Китти эта просьба привела в полный восторг, и она с готовностью согласилась. После чего девушка вбежала в дом, а Ванделуп последовал за ней.
Миссис Вилльерс надевала шляпку, но при виде француза на мгновение замерла.
– Вы здесь? – удивленно воскликнула она. – А почему не в театре?
– Я туда собираюсь, мадам, – спокойно ответил Гастон, – но сперва решил заглянуть сюда, чтобы помочь вам уложить самородок в коляску.
– О, это сделал бы и мистер Марчёрст, – сказала Мадам, очень благодарная Ванделупу за внимание. – Жаль, что из-за этого вам пришлось лишиться вечернего удовольствия.
– Ах, мадам, я всего лишь обменял меньшее удовольствие на большее, – с милой улыбкой ответил галантный француз. – Но вы уверены, что не хотите, чтобы я отвез вас домой?
Тем временем они уже вышли из дома.
– Совершенно уверена, – сказала Мадам Мидас. – Мне ничто не угрожает.
– И все же, поскольку вы везете это, – заметил мистер Марчёрст, замыкавший тыл с самородком, благополучно водворенным в деревянный ящик, – вас могут ограбить!
– Только не я, – вполголоса жизнерадостно отозвался слышавший этот разговор мистер Вилльерс. – Никто не знает, что я в засаде. И, кроме того, никто не может угнаться за Рори, стоит ему пуститься вскачь.
Браун привел к воротам лошадь и двуколку, и Марчёрст положил самородок под сиденье. Но Мадам Мидас, опасаясь, что ящик может случайно выпасть, переместила его вперед и поставила на него ноги – теперь сокровище находилось под ее неотлучным присмотром и никуда не могло деться. Миссис Вилльерс попрощалась со всеми и велела мистеру Ванделупу не приходить завтра на Пактол до полудня.
Затем, взяв вожжи, она медленно поехала вниз с холма – к восторгу мистера Вилльерса, которого уже начало утомлять долгое ожидание.
Китти и Гастон неторопливо зашагали по освещенной лунным светом тропе, а мистер Марчёрст вернулся в дом.
Тем временем Вилльерс выбрался из своего потайного места и свирепо посмотрел на безмятежную луну: она давала слишком уж много света для успешного осуществления его замыслов. Но, к счастью для себя, Рэндольф увидел быстро приближающуюся большую тучу, которая угрожала вскоре скрыть луну. Он бегом пустился вниз по холму, чтобы перехватить жену там, где дорога была из рук вон плоха и где миссис Вилльерс поневоле придется ехать медленно. Там у него появится шанс выпрыгнуть из засады и застать женушку врасплох.
Но, каким бы быстрым ни был Вилльерс, Пьер оказался быстрее, и Ванделуп с Китти увидели два черных силуэта, мчащихся в лунном свете.
– Кто это? – с внезапным испугом спросила Китти. – Они гонятся за Мадам?
– Маленькая простушка, – со смехом отвечал ее возлюбленный. – Если и гонятся, им ни за что не догнать ту лошадь. Все хорошо, Крошка, – успокаивающе улыбнулся он, видя, что девушка все еще встревожена. – Это просто какие-то рудокопы вышли, чтобы порезвиться спьяну.
Успокоенная его словами, Китти весело засмеялась, и они пошли дальше под яркой луной, болтая всякую любовную чепуху, какая только приходила им на ум.
Тем временем луна полностью скрылась за огромной темной тучей, и вокруг стало черным-черно. Это очень раздражало Мадам Мидас, поскольку, полагаясь на лунный свет, она не зажгла в двуколке лампу и теперь не могла рассмотреть, как удобнее и безопаснее проехать по очень скверному участку дороги, на котором она сейчас находилась.
Дорога здесь круто шла под уклон, с одной ее стороны тянулась высокая насыпь, а с другой был обрыв футов в десять.
Мадам Мидас сердила наступившая темнота, но, посмотрев вверх, она поняла, что туча скоро проплывет мимо. Успокоившись, женщина медленно поехала вниз. К несчастью, она не заметила, что по высокой насыпи кто-то бежит, стараясь не отстать от нее.
Вот повозка завернула за угол, и тут мистер Вилльерс – ибо на насыпи был именно он – внезапно прыгнул в двуколку и схватил Мадам Мидас за горло.
– Господи! – вскрикнула застигнутая врасплох бедняжка и, невольно натянув вожжи, остановила лошадь. – Вы кто?
Вилльерс не произнес ни слова. Он только крепче сжал ее горло и поудобнее перехватил трость, готовясь ударить свою жертву по голове. К счастью, Мадам Мидас поняла, что собирается сделать грабитель, и ухитрилась вырваться; нацеленная в нее трость лишь слегка задела ее по голове, иначе женщина была бы убита.
И все-таки удар оглушил Мадам Мидас, и она упала лицом вперед.
Рэндольф, торопливо бросив трость, нагнулся, нащупал у нее под ногами ящик и, интуитивно догадавшись, что именно там лежит самородок, схватил добычу.
С торжествующим криком он вышвырнул ящик на дорогу и сам выпрыгнул следом. Но этот крик заставил его жену очнуться от оцепенения.
Голова у нее кружилась и была тяжелой после удара, однако Мадам Мидас ясно понимала все, что происходит. А луна уже вырвалась из-за тучи, и вокруг стало светло, как днем.
Вилльерс с ящиком в руках стоял на краю насыпи, собираясь сбежать.
Несчастная женщина узнала мужа и закричала.
– Ты! Ты! – дико завопила она. – Трус! Подлец! Отдай самородок!
И она порывисто рванулась из двуколки.
– Прежде я увижу тебя в аду! – ответил Вилльерс. Теперь, когда его опознали, он полностью утратил осторожность. – Мы квиты, моя леди!
С этими словами грабитель повернулся, чтобы убежать.
Обезумев от гнева и отвращения, женщина схватила оброненную им трость и, едва он сделал шаг, ударила его по голове. С приглушенным криком Вилльерс пошатнулся и рухнул с насыпи, все еще сжимая в руках ящик. Мадам выронила трость и без чувств упала на сиденье двуколки, а испуганная шумом лошадь бешеным галопом понесла вниз по дороге.
Некоторое время Мадам Мидас лежала как мертвая. Придя наконец в себя, она поняла, что все еще находится в двуколке и что Рори спокойно трусиˊт по дороге, ведущей к дому. У подножья холма конь, знавший каждый дюйм этого пути, пустился размеренной рысью по направлению к Пактолу.
Поняв, что происходит, миссис Вилльерс подивилась, что еще жива и не разбилась вдребезги во время безумного галопа вниз по Черному Холму.
Голова болела после удара, но сейчас единственной мыслью женщины было попасть домой, к Арчи и Селине. Поэтому, взяв вожжи, она заставила Рори скакать изо всех сил.
Коляска подъехала к воротам, и Селина с Арчи вышли, чтобы встретить ее. Когда шотландец хотел помочь хозяйке сойти с двуколки, он в ужасе закричал при виде растрепанной женщины с окровавленным лицом.
– Господи, спаси нас! – вскричал старик, снимая Мадам Мидас с повозки. – Что с вами сталось и где самородок?
Макинтош сразу увидел, что ящика в двуколке нет.
– Пропал! – ответила она оцепенело, чувствуя, как в голове все плывет. – Но случилось и кое-что похуже.
– Хуже? – эхом отозвались Селина и Арчи, в ужасе переглядываясь друг с другом.
– Да, – глухо прошептала миссис Вилльерс, подавшись вперед и вцепившись в воротник Арчи. – Я убила своего мужа!
И, не прибавив больше ни слова, она без чувств упала на землю.
* * *
А в это самое время Ванделуп и Пьер вошли в бар отеля "Акация". Они выпили по стакану бренди, после чего Пьер улегся в кровать, а Ванделуп, напевая веселую песню, отправился в театр.
Глава 13
Беглый взгляд на богему
"Ах! – патетически пишет Теккерей. – Прага – приятный город, но все мы в конце жизни теряем дорогу к нему".
Семья Вопплсов принадлежала к истинным представителям богемы и все еще не потеряла дорогу к приятному городу . Вопплсы с изумительным хладнокровием принимали равно как удачи, так и неудачи, и если сегодня их карманы были пусты, всегда существовала возможность, что завтра они будут полны. Когда такое случалось, Вопплсы щедро праздновали, отмечая приятное событие небольшим ужином. А поскольку их нынешние гастроли в Балларате обещали пройти с успехом, мистер Теодор Вопплс решил после спектакля устроить праздничную вечеринку.
То, что в Балларате семейство Вопплс пользовалось популярностью, ясно доказывали толпы, собравшиеся, чтобы посмотреть "Судок". Публика не могла дождаться, когда же поднимется занавес, и не оценила увертюру, состоящую из арий из "Маскотты" , переложенных для скрипки и пианино мистером Хэнделом Вопплсом, музыкальным гением семьи. Он играл на скрипке и одновременно дирижировал оркестром, состоящим в данном случае из мисс Джемаймы Вопплс, которая сидела за пианино.
Семейство Вопплс насчитывало двенадцать светил-артистов, начиная с мистера Теодора Вопплса пятидесяти лет и кончая мастером Шериданом Вопплсом десяти лет, который играл слуг, доставлял письма, изображал в сценах фон и вообще помогал, чем мог.
Поскольку ролей в комедии было всего восемь, то двое членов семьи играли в оркестре, а еще двое принимали деньги у желающих посмотреть спектакль. Покончив со своими обязанностями на сегодняшний вечер, последние отправились в партер, чтобы возглавлять аплодирующую публику.
Наконец оркестр закончил играть, и занавес взлетел, открыв декорации старинного дома, принадлежащего обедневшей семье.
Молодой Сквайр, теперешний глава обедневшей семьи (мистер Сиббер Вопплс), ссорится со своим бесчестным управляющим (превосходно сыгранным мистером Догбери Вопплсом), на чьей дочери он хочет жениться. В акте первом бесчестного управляющего без какой-либо видимой причины охватывают угрызения совести, он составляет завещание в пользу Сквайра и отбывает в Америку (чтобы появиться потом в последнем акте под чужим именем). Управляющий оставляет завещание на столе в гостиной, и бумагу само собой хватает мальчик Итан (мастер Шеридан Вопплс). По какой-то необъяснимой причине он прячет завещание в судок – последний предмет, оставшийся от столового серебра обедневшего семейства. Судок забирает комический персонаж – судебный исполнитель (мистер Теодор Вопплс) и относит к себе домой, а обедневшее семейство, узнав о завещании, начинает гоняться за исполнителем, чтобы вернуть украденную им собственность.
Это подводило пьесу к акту второму, который содержал в основном ситуации, проистекающие из беспорядочного использования дверей и окон в качестве входа и выхода.
Во втором акте появляется теща судебного исполнителя (миссис Вопплс) и, желая получить новое платье, относит судок своему "дяде" и закладывает его. Второй акт заканчивался тем, что все обедневшее семейство набрасывается на миссис Вопплс.
Потом оркестр исполнил "Вальс Вопплсов", посвященный мистеру Теодору Вопплсу мистером Хэнделом Вопплсом…
Как раз во время исполнения этого музыкального произведения в театр вошел мистер Вилльерс. Он был слегка бледен, что было вполне естественно после недавно пережитого им приключения, но, в общем и целом, в порядке. Добравшись до первого ряда, он занял место рядом с молодым человеком лет двадцати пяти, которого явно очень развлекало сегодняшнее представление.
– Привет, Вилльерс! – сказал этот молодой джентльмен, повернувшись к вновь прибывшему. – Как тебе пьеса?
– Я только что пришел, – угрюмо ответствовал Рэндольф, глядя в свою программку. – Что, хороша? – добавил он уже более дружелюбно.
– В общем, недурна, – ответил юноша, потянув себя за воротник. – Я видел ее в Мельбурне. Оригинальный вариант, я имею в виду. А это – сильно переделанная штука!
Мистер Вилльерс кивнул и погрузился в программку. Видя, что он не склонен к дальнейшей беседе, его сосед переключил внимание на "Вальс Вопплсов", который теперь быстро и яростно исполнял оркестр из двух человек.
Бартоломью Джарпер – друзья обычно называли его Барти – служил клерком в банке и приехал в Балларат с визитом. Его хорошо знали в светском обществе Мельбурна, и он считал себя истинным законодателем мод. Барти был вхож повсюду, божественно танцевал – так говорили дамы, – исполнял две-три песенки и сам аккомпанировал каждой из них. Его все время видели в театрах, порой он играл на бегах и, наконец, был законченным дамским угодником. Таким образом, не стоило удивляться тому, что, пресыщенный мельбурнскими развлечениями, Бартоломью крайне критически отнесся к скромным усилиям семьи Вопплс его развлечь.
Обычно Джарпер встречался с Вилльерсом в отеле, где первый останавливался, и, поскольку оба джентльмена были пьяницами, они поклялись друг другу в вечной дружбе. Но нынче вечером Рэндольф был очень уж угрюм, так как голова у него все еще болела, и в перерыве между актами Барти начал высокомерно обводить взглядом публику, посасывая набалдашник своей трости.
Оркестр как раз принялся играть финал "Вальса Вопплсов", когда мистер Ванделуп, хладнокровный и спокойный как всегда, вошел в театр и, увидев рядом с Вилльерсом пустое место, занял его.