– Гляньте-ка! – сказал Граттлс, становясь на цыпочки в своих огромных ботинках, чтобы выглядеть повнушительней. – Когда дело доходит до жира, у меня в пузе творится черт-те что, а я хочу получить вкуснятину за свой пенни. Дай мне с бараниной, и чтоб подливы побольше.
– Ну так получай! – ответил Спилсби, совершенно выведенный из себя привередливым покупателем. – Вот тебе пирог из одной баранины, и жира в нем не больше, чем в тебе!
Граттлс с критическим видом обследовал продукт, столь многообещающе разрекламированный, потом выложил свой пенни и взял пирог.
– Это ж фирменный, а? – спросил он, подозрительно принюхиваясь.
– Фирменнее у меня просто не бывает, – обидчиво заявил Спилсби, кладя пенни в карман. – Ты бы сожрал целую овцу, если б смог получить ее за пенни, жадный дьяволенок!
Тут Китти, которая чувствовала себя слабой и больной после долгих блужданий по улицам, шагнула вперед и попросила чашку кофе.
– Конечно, дорогая, – осклабившись, сказал Спилс-би и налил кофе. – Всегда рад услужить хорошенькой девушке.
– Никакой это не кофе, – проворчал Граттлс, который прикончил свой "фирменный" и теперь облизывал пальцы. – Это сплошная земля и прорва воды.
– Убирайся, мерзавец, – мягко сказал Спилсби, протягивая Китти кофе и сдачу с ее денег. – Или я натравлю на тебя полицию.
– Вот те на! – завопил Граттлс, подражая гримасе успешного комика. – Это не пирожок, о нет – это фирменный, фирменный с бараниной! Он не убивает котят, чтоб выдавать их за ягнят, о нет! Он не покупает цикорий, чтоб выдавать его за кофе! Черт бы его побрал, если б он стал такое проделывать! Он хохмач, вот он кто, и фамилия у него не такая, как у его папашки!
– Ты это о чем? – свирепо спросил Спилсби – верней, настолько свирепо, насколько позволяла его кроткая внешность. – Что ты знаешь о моих родителях, ты, кривоногий дьяволенок? Ты кто такой – основатель рода, хотел бы я знать?!
– A то как же, – ответил Граттлс надменно. – Но из-за того, что важная персона спуталась с матерью старика, не будем предъявлять низкорожденному пирожнику фамильные скелеты!
И он с очередной гримасой помчался по улице во всю прыть своих кривых ножек.
Спилсби этого не заметил: он увидел, как несколько человек вышли из-за угла, и принялся нараспев нахваливать свои "фирменные".
– С пылу с жару! – выкрикивал пирожник голосом, напоминавшим громкое блеяние, что еще больше подчеркивало его сходство с бараном. – Фирменные "спилсби"… О, красотка, разве они не скусные? Ну и ну, что за прекрасные пироги с бараниной! Кто говорит? Спилсби! Возьмете штучку, мисс? – обратился он к Китти.
– Спасибо, нет, – ответила Китти со слабой улыбкой, ставя на прилавок пустую чашку. – Мне надо идти.
Спилсби явно заинтересовали и поразили ее правильная речь и утонченные манеры.
– Шагайте домой, дорогая, – добродушно сказал он, подавшись вперед. – Не стоит молодой девице вроде вас околачиваться на улице в такое-то время.
– У меня нет дома, – горько сказала Китти. – Но если б вы смогли показать мне…
– Эй, ты! – пронзительно завопила женщина, одетая в вызывающее голубое платье, и ринулась к ларьку. – Быстро, гони пирог! Я помираю с голоду, и нету у меня времени ждать!
– И манер тоже нет, – укоризненно проблеял Спилсби, пододвигая к ней пирог. – Ты кто такая, Энни Портвейн, чтобы отталкивать тех, кто получше тебя?
– Лучше меня? – издевательски повторила леди в голубом, оглядывая Китти с ног до головы с пренебрежительной улыбкой на размалеванном лице. – И где ж эти дамы, хотелось бы мне знать?
– Эй, придержи язык! – сердито проблеял Спилсби. – Или я позову полицейского, что торчит за углом.
– Да плевать мне! – все так же пронзительно ответила женщина. – Вишь ли, тот полицейский – мой близкий дружок.
– Ради бога, скажите, где мне найти место, в котором можно будет пожить? – шепотом спросила Китти хозяина кофейного ларька.
Энни Портвейн услышала ее и с готовностью пригласила:
– Пойдем со мной, дорогая!
Но Китти отпрянула и, завернувшись в плащ, побежала по улице.
– Ты зачем ее заманиваешь, шлюха? – раздосадованно сказал Спилсби. – Разве ты не видишь, что девушка – леди?
– Да уж конечно! – ответила Энни, приканчивая пирог. – Все мы леди. Глянь на наши шмотки, разве они не шикарны? Глянь на наши дома, разве они не роскошны?
– Да, а глянь на ваши нравы – разве они не отвратны? – отозвался Спилсби, ополаскивая грязную тарелку.
– Уж, как ни крути, они не хуже нравов многих светских леди, – ответила Энни Портвейн и, надменно вскинув голову, зашагала прочь.
– Ох, этот жестокий мир, – мягким голосом проблеял Спилсби, глядя вслед удаляющейся женщине. – Мне жаль ту бедную девушку… И вправду жаль… Но это не мое дело.
И, снова возвысив голос, он принялся восхвалять свой товар:
– Ох и скусные! Разве они не с бараниной? Фирменные "спилсби", все до единого! Один пенни!
* * *
Тем временем Китти быстро шла по Элизабет-стрит, и, повернув за угол, столкнулась с женщиной.
– Привет! – сказала эта женщина, схватив ее за руку. – Куда бежишь?
– Отпустите меня! – задыхаясь, воскликнула Китти.
Женщина была высокой и красивой, с добрым выражением лица, и ее, похоже, тронул перепуганный голос девушки.
– Бедное дитя, – сказала она с легким презрением, выпустив ее. – Я тебя не обижу. Иди, если хочешь. Что ты делаешь на улице в такое время ночи?
– Ничего, – дрожащими губами выговорила Китти, подняв лицо к бледной луне.
Женщина увидела это лицо и заметила, какое оно чистое и невинное.
– Иди домой, дорогая, – тихо сказала она, добродушно прикоснувшись к плечу девушки, – негоже тебе быть на улице в такое время. Ты не одна из нас.
– Господи! Конечно, нет! – отшатнувшись, вскричала Китти.
Женщина горько улыбнулась
– А! Теперь ты от меня отшатываешься, – сказала она с ухмылкой. – Но что же ты, такая чистая и добродетельная, делаешь на улице в такой час? Ступай домой, дитя, не то сделаешься такой же, как я.
– У меня нет дома, – ответила Китти, поворачиваясь, чтобы уйти.
– Нет дома! – повторила женщина более мягким тоном. – Бедное дитя! Я не могу взять тебя с собой… Господи, прости… Но вот немного денег, – она вложила шиллинг в руку девушки. – Ступай к миссис Ролинс на Виктория-плейс, Фицрой… Кто угодно покажет тебе, где это… И она тебя приютит.
– А что это за место? – спросила Китти.
– Дом для падших женщин, дорогая, – дружески ответила ее собеседница.
– Я не падшая женщина! – отчаянно вскричала девушка. – Я ушла из дома, но я туда вернусь… Все, что угодно, лучше этой ужасной жизни на улицах.
– Да, дорогая, – ласково согласилась женщина. – Ступай домой. Ступай домой, ради бога, и если у тебя есть отец и мать, которые защитят тебя от зла, возблагодари за это небо. Позволь разок поцеловать тебя, – добавила она, наклонившись, – так много времени прошло с тех пор, как я чувствовала на своих губах поцелуй хорошей женщины… Прощай.
– Прощайте, – всхлипнула Китти, запрокинув лицо.
Женщина наклонилась и поцеловала это детское личико, а потом с приглушенным плачем бросилась бежать в лунную ночь.
Китти повернулась и медленно пошла по улице. Она знала, что от Таун-холл отъезжает кеб, направляющийся в Ричмонд, и решилась поехать домой. В конце концов, какая трудная жизнь ни ожидала бы ее там, это будет лучше, чем жестокая грубость улиц.
Она как раз собиралась перейти через Сванстон-стрит, когда в конце улицы из-за угла вышла группа молодых людей в вечерних костюмах. Они напевали и явно были сильно навеселе. То был не кто иной, как мистер Джарпер со своими друзьями. Они выпили куда больше вина, чем требовалось для их блага, и созрели для любой озорной выходки. Беллторп и Джарпер шли рука об руку, оба порядком пьяные, и каждый пытался не дать другому упасть. Поэтому их продвижение вперед состояло в основном из диких рывков и требовало немалого чувства равновесия.
– Хэлло! – важно вскричал Беллторп – он всегда был важен, когда напивался. – Девушка… Хорошенькая! Э!
– Пош… шли, – сказал Барти, пошатнувшись и наткнувшись спиной на стену. – Мы х… христианские м… молодые люди.
Китти попыталась уйти от этой пьяной толпы, но ее окружили, и девушка в отчаянии заломила руки.
– Если вы джентльмены, позвольте мне уйти! – закричала она, пытаясь вырваться из круга.
– Сперва поцелуй, – сказал красивый молодой человек в шляпе набекрень, обвивая рукой ее талию. – Заплати пошлину, дорогая!
Китти почувствовала его горячее дыхание на щеке и дико завопила, изо всех сил пытаясь его оттолкнуть. Однако молодой человек не обращал никакого внимания на ее вопли. Он и вправду собирался ее поцеловать, как вдруг его схватили за шкирку и швырнули в сточную канаву.
– Джентльмены! – низким раскатистым голосом возвестил тучный мужчина, только что появившийся на сцене. – Я удивлен!
Он так подчеркнул единственное число первого лица, как будто был человеком очень высокого положения.
– Старина, – перевел Беллторп остальным, – удивлен.
– С виду вы джентльмены, – продолжал незнакомец, грациозно взмахнув рукой, – но увы! Вы всего лишь гробы повапленные: внешность порядочная, а внутри – груда костей мертвецов.
– Джарпер, – важно сказал Беллторп, беря Барти за руку, – ты надгробный памятник со скелетом внутри… пошли… Старина прав… Кучка хамов, оскорбляющих беззащитную девушку… Спокойной ночи, сэр!
Остальные вытащили своего товарища из канавы, и вся компания весело повалила дальше.
– И это поколение, – проговорил джентльмен, запрокинув лицо в немой мольбе к небесам, – должно унаследовать Австралию! О, отец Адам, какая у тебя распущенная семья… Ах! Сойдет для комедии, по-моему.
– Ой! – воскликнула Китти, узнав знакомую реплику. – Это же мистер Вопплс!
– Он самый, – сказал веселый Теодор, положив руку на сердце. – А вы, моя дорогая… О, господи помилуй! Та самая хорошенькая девушка, которую я встречал в Балларате… Боже мой… Не может быть, чтобы вы дошли до такого…
– Нет-нет, – быстро сказала Китти, положив ладонь на его руку. – Я расскажу вам все, мистер Вопплс, но вы должны отнестись ко мне по-дружески, потому что я отчаянно нуждаюсь в друге!
– Я буду вашим другом, – твердо пообещал актер, беря ее под руку и медленно идя по улице. – Поведайте же, волею каких судеб я нашел вас в такой ситуации.
– Вы никому не расскажете, если я вам откроюсь? – умоляюще спросила Китти.
– Слово чести джентльмена, – важно ответил мистер Вопплс, полный чувства собственного достоинства.
Китти рассказала, как она покинула Балларат, умолчав только об имени своего любовника, потому что не хотела, чтобы на него пали какие-то обвинения. Но все остальное девушка поведала без утайки, и когда мистер Вопплс услышал, как этой ночью она оставила погубившего ее человека, он произнес могучее богохульство.
– О, злая человеческая натура! – высокопарно возгласил актер. – Так предать доверчивого ребенка! Где, – продолжал он, вопрошающе глядя на безоблачное небо, – где громы и молнии Небес, почему они не обрушиваются на головы таких людей?
Никакие громы и молнии, конечно же, не обрушились после его вопроса, и тогда мистер Вопплс сказал Китти, что отвезет ее домой, к своей семье. А когда Вопплсы продолжат театральное турне, она сможет отправиться вместе с ними.
– Но примет ли меня миссис Вопплс? – робко спросила Китти.
– Моя дорогая, – серьезно сказал актер, – моя жена – хорошая женщина. Она сама мать, поэтому может посочувствовать бедному ребенку вроде вас, преданному из-за своей чистейшей невинности.
– Вы меня не презираете? – тихо спросила Китти.
– Моя дорогая, – спокойно ответил Вопплс, – разве сам я так чист, что могу судить других? Кто я такой, – вопросил он, красноречиво взмахнув рукой, – чтобы первым бросить камень? Гм… Это из Священного Писания. С сего момента я буду вашим отцом, миссис Вопплс – вашей матерью, и у вас будет десять братьев и сестер… Все – знаменитые артисты!
– Вы так добры ко мне, – всхлипнула Китти, доверчиво цепляясь за его руку в течение всего времени, пока они шли по улице.
– Я всего лишь поступаю с другими так же, как хотел бы, чтобы они поступали со мною, – важно сообщил мистер Вопплс и снял шляпу. – Это сказал тот, в чью божественную сущность мы можем верить или не верить, но кто навсегда останется самым возвышенным образцом идеального человека, какого когда-либо видел мир!
Китти не ответила. Они быстро шли по улице, и наверняка совершенное мистером Вопплсом доброе дело с лихвой искупило некоторые недостатки актера.
Глава 6
На бирже
Молодая Австралия питала удивительную любовь к волнению азартных игр. Уведите австралийца с бегов, и он отправится прямиком на фондовый рынок, чтобы искупаться в акциях на золото и серебро.
"Великий Блеф" очередной "Золотодобывающей компании" на мельбурнской бирже – сам по себе идеальный способ сколотить состояние, и влиятельные люди поддерживают этот блеф в полуфилантропической манере: и ради всего человечества, и ради самих себя.
Начинается все с доклада компетентных геологов; потом доверчивой публике предъявляют богатые образцы рудных жил. Создается компания, имеющая пятьдесят тысяч акций на каждый фунт; два шиллинга нужны за заявку, два шиллинга – на ассигнования. Остаток взносов в оплату акций никогда не понадобится, как торжественно заверяют доверчивую публику влиятельные люди. Молодая Австралия видит шанс сделать тысячи за неделю и покупает тысячу акций – да они и стоят каких-то четыре шиллинга, это же всего двести фунтов! Акции поднимаются, и Молодая Австралия с надеждой предвкушает, как кладет в карман две или три тысячи в результате своего рискованного предприятия. Компания держится на плаву, акции медленно растут. Молодая Австралия не будет продавать свои акции ради сиюминутной выгоды – она все еще ослеплена химерическими тысячами. Требуется сделать взнос, чтобы установить механизмы; теперь цена на акции имеет тенденцию снижаться. Но неважно, ведь всего-то будет один-два взноса! Поэтому держись за свои акции, как за родителей возможных тысяч! Механизмы установлены, идет дробление; две или три унции золота на тонну будет наверняка. Акции начинают повышаться. Идет промывка… Всего две пеннивейт на тонну. Отчаяние! Акции падают до нуля, и Молодая Австралия видит, что ее тысячи растаяли, как снег под солнцем. Жила "Великий Блеф" доказывает, что стоит своего названия, и компания терпит крах под стоны доверчивой публики и тайную радость влиятельных людей, которые продали свои акции по самой высокой цене.
Ванделупу было известно все о таких случаях, потому что он видел, как это происходит снова и снова в Балларате и Мельбурне. Столько жертв попадали в паутину, откуда не выбирались живыми, однако всегда находились новые мухи!
Сам Ванделуп по натуре был склонен к риску и, если б у него имелись лишние деньги, без сомнения, дерзнул бы пожонглировать ими на фондовом рынке. Но поскольку Гастон ничего не скопил, он стоял в сторонке и развлекался тем, что наблюдал за вечным бизнесом "паука и мухи". Иногда, правда, муха наносила поражение пауку номер один, но не могла удержаться вдали от паутины и наверняка должна была угодить в липкие сети паука номер два.
Из-за всего этого мистер Ванделуп считал подобные игры слишком рискованными, чтобы вступать в них без неограниченных капиталов; но теперь у него имелся шанс сделать деньги, и француз решил испытать себя в бизнесе. Правда, Гастон знал, что участвует в мошенничестве, но ведь он находился за сценой и его преимуществом были сведения, которые он получил. Если б речь шла о настоящей добыче золота из жилы и выплате дивидендов с прибыли, Ванделуп пренебрежительно щелкнул бы пальцами и остался в стороне; но дело должно было ограничиться взлетом акций после обнаружения жилы. Он намеревался купить акции по их теперешней рыночной цене, которая составляла четыре шиллинга, и продать, как только сможет получить хорошую прибыль… Скажем, один фунт. Тогда будет маловероятно, что он потеряет деньги. Акции, наверное, снова упадут, как только "карман" с золотом иссякнет, но это уже будет не его делом. К тому времени он продаст все свои акции и сколотит состояние!
Мистер Ванделуп был мухой, которая собиралась влететь прямо в паутину пауков-маклеров, но, с другой стороны, насчет этой заманчивой сети ему было известно столько же, сколько и самим паукам.
Полный идей обогащения, француз отправился в город, чтобы повидаться с брокером.
Но для начала он уладил дела с миссис Палчоп, связанные с исчезновением Китти. В спальне Ванделуп нашел письмо Китти, в котором та прощалась с ним навсегда, но не показал письмо миссис Палчоп, а лишь сообщил этой достойной леди, что "жена" бросила его.
– И неудивительно! Оскорбленный ангел, – сказала леди Гастону, который стоял у дверей, безукоризненно одетый, готовый отправиться в город. – Вы обращались с нею постыдно!
Француз пожал плечами, зажег сигарету и улыбнулся миссис Палчоп.
– Моя дорогая леди, – вежливо проговорил он, – занимайтесь своими пузырьками с лекарствами и оставьте в покое мои семейные дела. Вы определенно разбираетесь в первом, но сомневаюсь, что в состоянии хоть как-то разобраться во втором!
– Красивыми словами сыт не будешь, – злобно ответила достойная леди. – А Палчоп хотя бы не был Аполлионом, у него было доброе сердце!
– Избавьте меня от семейных историй, пожалуйста, – холодно сказал Ванделуп. – Они меня совершенно не интересуют. Поскольку моя "жена", – с издевательской ухмылкой добавил он, – уехала, я покину ваш гостеприимный дом. Я пришлю за своими вещами сегодня или завтра, и если вы к тому времени подведете счета, мой посыльный оплатит их. Доброго дня!
Миссис Палчоп от негодования утратила дар речи, а Ванделуп, не прибавив больше ни слова, медленно пошел по дороге.
Сначала Гастон отправился в "Городской Мельбурнский банк", где обналичил чек Меддлчипа на шестьсот фунтов. Потом, вызвав экипаж, поехал в "Ирландский банк", где открыл счет и положил на него деньги, оставив себе десять фунтов на непосредственные расходы. И, наконец, снова сел в экипаж и отправился в офис биржевого брокера по имени Полглэйз. Тот был членом "Холостяков", и Ванделуп намеревался доверить ему ведение своих дел.
Полглэйз был невысоким тучным мужчиной, тщательно и аккуратно одетым, с торчащими седыми волосами. У него была привычка ронять слова по одному, так что слушателю приходилось мысленно сооружать между одним словом и другим целую историю, чтобы уловить их смысл и найти их связь друг с другом.
– Утро! – сказал Полглэйз.
Позволив себе быстро выпалить это приветствие, он снова захлопнул рот на тот случай, если следующее слово уже приготовилось вырваться без его ведома.
Ванделуп сел и коротко изложил свое дело.
– Я хочу, чтобы вы купили для меня акции "Сорочьей Жилы", – сказал он, облокотившись о стол.
– Много? – выпало изо рта Полглэйза, прежде чем брокер снова захлопнул его со щелчком.
– Зависит от цены, – пожав плечами, ответил француз. – Я видел в газетах, что они идут по четыре шиллинга.
Мистер Полглэйз взял свою записную книжку и быстро пролистал. Найдя нужные сведения, он кивнул.