Удовлетворив аппетит рыжеволосой девушки – что было нелегко, – Барти оставил ее играть в даму без кавалера и отпускать язвительные шпильки насчет танцующих девушек, а сам взял другую девицу, которая все улыбалась и улыбалась и ступала на цыпочках, когда он танцевал с нею, до тех пор, пока он не пожелал ей провалиться в тартарары. Барти спросил, не хочет ли она есть, но, в отличие от первой девицы, эта не хотела. Джарпер предположил, что она, должно быть, устала… Нет, упаси боже! – она была совершенно свежа. Поэтому юная леди протанцевала с ним весь вальс, стукнув Барти о каждого, кто находился в зале. Потом девица заявила, что он не умеет подлаживаться к ее движениям, чем начисто вывела кавалера из себя… Ведь Джарпер всегда льстил себе тем, что отлично вальсирует. Поэтому он оставил ее как раз тогда, когда она начала с ним флиртовать, и отправился выпить бокал шампанского, чтобы успокоить нервы.
Отпущенный миссис Меддлчип, Гастон поискал Китти и нашел ее флиртующей с Феликсом Роллстоуном, который развлекал ее веселой болтовней.
– Вот чертовски привлекательный юноша, – сказал мистер Роллстоун, вставив в глаз монокль и критически глядя на приближающегося Гастона. – Мистер Ванделуп, не так ли?
Китти ответила, что так и есть.
– О да, – оживленно продолжал Феликс. – Видел его в городе… Но лично с ним не знаком. Ужасно, но один мой знакомый по имени Фицджеральд – Брайан Фицджеральд – теперь женился и завел семью. Забавно, он женился на мисс Фреттби, которая жила раньше в вашем доме.
– О! Убийство кебмена, – сказала Китти, глядя на него. – Я все слышала об этом деле.
– Ей-богу, я так и думал, что вы слышали, – с ухмылкой заметил мистер Роллстоун. – В ту пору это была сенсация… Но вот и ваш друг, представьте меня, прошу, – добавил он, когда Ванделуп приблизился.
Китти так и сделала, и Феликс воспользовался оказией.
– В лицо-то я вас знал, – сказал он, пожимая руку Гастону, – но так уж случилось, что мы никогда не разговаривали, когда встречались на улицах, и все такое… Загляните как-нибудь ко мне в гости в Южную Ярру, – гостеприимно пригласил он.
– Буду счастлив, – учтиво ответил Гастон, беря программку Китти и вписывая свое имя напротив двух свободных вальсов.
– Взаимно, уверяю вас, – сказал жизнерадостный Феликс. – О, клянусь Юпитером! Извините меня, мисс Марчёрст, это полька… Я должен танцевать с одной девушкой… Вы увидите меня через минуту… Она – каланча вроде майского дерева… А я – нет, ха, ха! Можно сказать, Великанша и Гулливер. Пока, до встречи!
Он весело удалился, и вскоре Китти и Ванделуп увидели, как он направляет в танце "каланчу", или, вернее, как "каланча" направляет Феликса, потому что ее концепция танца заключалась в том, чтобы позволить кавалеру весело скакать вокруг себя. Потом она приподняла Феликса, переставила на несколько футов, и там он снова принялся скакать. Дальше танец продолжался в том же духе, к большому веселью Китти и Гастона.
– Клянусь честью! – сказал Ванделуп, упав на стул рядом с Китти. – Она и вправду майское дерево, вокруг которого он весело танцует… Между прочим, Крошка, почему нынче вечером здесь нет Мадам Мидас?
– Ей нездоровится, – ответила Китти, разворачивая веер. – Не знаю, что на нее нашло, но она очень нервничает.
– О, неужто? – вежливо сказал Ванделуп.
"Хм! Все еще боится появления мужа, – сказал он себе, когда Китти увел на вальс мистер Беллторп, затем зевнул и встал. – Как все это скучно! Я не пробуду здесь долго, иначе та старуха снова в меня вцепится. Бедный Кестрайк, он наверняка достаточно искупил свой грех тем, что женился на ней!"
И месье Ванделуп отправился поговорить с миссис Риллер, которая, будучи лишена Беллторпа, делала ему знаки веером.
Барти Джарпер весь вечер тяжко трудился, исполняя роль пуделя. Он танцевал с девушками, которые не умели танцевать, разговаривал с девушками, которые не умели разговаривать, и в награду за свои труды пообещал себе танец с Китти. В начале вечера она посулила ему танец, и теперь, выполнив все свои обязанности, он подошел, чтобы получить обещанное. Беллторп давно уже вернулся к миссис Риллер и флирту, и мисс Марчёрст танцевала с высоким молодым человеком с неустойчивыми ногами и моноклем, который тот не вставил в глаз. Мистер Джарпер с его женоподобными ужимками не особенно нравился Китти, но она была очень рада, что он увел ее от неустойчивых ног и монокля. Танцевали лансье , но девушка заявила, что этот танец она пропустит, поскольку устала, и Барти повел ее отужинать. Джарпер был очень рад такому повороту событий, поскольку и сам проголодался, поэтому они нашли приятный маленький уголок, и Барти отправился за едой.
– Вы в этом доме все знаете, – сказала Китти, увидев, как успешно молодой человек раздобыл всякие лакомства.
– О да, – пробормотал Джарпер в восторге, – я знаю большинство домов Мельбурна… Знаю и ваш.
– Дом миссис Вилльерс? – спросила мисс Марчёрст.
Барти кивнул.
– Раньше я часто там бывал, когда там жил еще мистер Фреттби, – сказал он, прихлебывая вино. – Я знаю там каждую комнату.
– Из вас получился бы бесценный ночной грабитель, – с легким презрением заметила Китти, глядя на его тонкую фигуру.
– А то как же! – Барти принял комплимент за чистую монету. – Однажды ночью я заберусь в вашу комнату и нагоню на вас страху!
– Докажите, как много вы знаете, – потребовала мисс Марчёрст. – Моя комната рядом с комнатой мадам на первом этаже.
– Знаю, – глубокомысленно кивнул Барти. – Раньше там был будуар… Милая комнатушка. Между прочим, где нынче миссис Вилльерс?
– Ей нездоровится, – ответила Китти, зевая за своим веером, потому что уже устала от Барти и его салонных разговоров. – Она очень обеспокоена.
– Денежными вопросами, полагаю?
Девушка засмеялась и покачала головой:
– Едва ли.
– Ну, еще бы! Она ужасно богата. Знаете, я служу в банке, где у нее счет, и знаю о ней все. Богата! Еще как богата! Тому французу повезет, если он женится на ней.
– Женится? – переспросила Китти, побледнев. – Вы о мистере Ванделупе?
– Да, – ответил Джарпер, довольный произведенной сенсацией. – Ее первый муж исчез, знаете ли, и все бьются об заклад, женится ли Ван на соломенной вдове.
– Какая чушь! – взволнованно заявила Китти. – Мистер Ванделуп ее друг, только и всего.
Барти ухмыльнулся.
– Я перевидел много случаев "дружбы, только и всего", – многозначительно заметил он.
Мисс Марчёрст поднялась.
– Я устала, – холодно сказала она. – Будьте добры проводить меня к миссис Риллер.
"Я дал маху, – подумал Джарпер, ведя ее из закутка в зал. – Полагаю, она сама крутит с Ванделупом".
Миссис Риллер была не очень рада видеть Китти, поскольку мистер Беллторп рассказывал ей какие-то забавные скандальные истории о ее дражайших друзьях, и, конечно, при появлении Китти ему пришлось замолчать.
– Ты не танцуешь, дорогая? – спросила миссис Риллер с сочувственной улыбкой.
Она сердито взглянула на Беллторпа, который, судя по всему, был впечатлен Китти больше, чем имел на то право, учитывая, что был собственностью миссис Риллер.
– Нет, – ответила Китти, – я слегка устала.
– Мисс Марчёрст, – вдруг сказал Беллторп, подавшись к ней, – я уверен, что уже видел вас где-то раньше.
Китти почувствовала, как по спине ее пробежал холодок: она вспомнила, где произошла их последняя встреча. Но крайняя опасность ситуации придала ей отваги.
– Наверняка видели, – ответила она, холодно повернувшись к молодому человеку спиной. – Я же не невидимка!
Миссис Риллер таращилась во все глаза, потому что хотела знать все об этой хорошенькой девушке, которая так внезапно вошла в светское общество Мельбурна. И она решила расспросить Беллторпа, когда останется с ним наедине. С этой целью миссис Риллер сделала искусный ход.
– О, тот самый милый вальс, – сказала она, когда оркестр начал играть "Однажды летней ночью в Мюнхене". – Если вы не ангажированы, мистер Беллторп, мы должны потанцевать!
– С наслаждением, – ответил Беллторп, вяло предлагая ей руку.
Сам же он тем временем подумал: "Будь прокляты эти женщины, когда начинают играть роль мужчин".
– А вы, полагаю, – обратилась миссис Риллер к Китти, – останетесь без кавалера.
– Вряд ли, – заметил за их спинами холодный голос. – Мисс Марчёрст танцует со мной… Видите ли, миссис Риллер, – сказал Ванделуп, когда эта леди повернулась и увидела его, – у нее нет вашей способности оставаться без кавалера.
И он бросил многозначительный взгляд на Беллторпа.
Миссис Риллер поняла значение этого взгляда, который пронзил ее до самых глубин ее фривольной душонки, и сердито покраснела. Двинувшись прочь вместе с мистером Беллторпом, она мысленно решила расквитаться с Ванделупом при первой же возможности.
Гастон, полностью сознавая, какой он устроил шторм, безмятежно улыбнулся и предложил руку Китти. Но девушка отказалась, решив выяснить у него напрямую, правду ли сказал Джарпер насчет Мадам Мидас.
– Я не хочу танцевать, – отрывисто сказала она, показывая на стул рядом с собой и тем самым приглашая его сесть.
– Извините, – мягко заметил Ванделуп, – но я хочу. Если желаете, мы можем поговорить после танца.
Их глаза встретились; Китти встала и взяла его руку, очаровательно надувшись. Не было смысла сражаться со спокойными, властными манерами этого человека, поэтому она позволила обхватить себя за талию и медленно закружить в центре зала.
"Однажды летней ночью в Мюнхене" был любимым вальсом публики, и все, кто умел, танцевали, да и добрая часть тех, кто не умел танцевать, тоже вышли. Время от времени сквозь размеренный ритм музыки пробивался веселый смех женщин и более глубокие голоса мужчин, а сияние огней, вспышки драгоценностей на голых шеях и руках женщин, мягкое шуршание их платьев, когда их кружили партнеры, тонкий аромат цветов придавали всей сцене неописуемо чувственный привкус. А вальс… Кто не знает его? С печальным рефреном, который время от времени повторяется даже в самых блестящих пассажах. В этом вальсе – вся история веры мужчины и предательства женщины. "Однажды летней ночью в Мюнхене, – печально и укоризненно вздыхали тяжелые басовые инструменты, – я думал, что сердце твое верно!"
Слушайте меланхолические ноты прелюдии, которые воскрешают в памяти всю сцену… Вы не помните? Звезды сияют, дует ночной ветер, и мы на террасе смотрим на мерцающие огни города. Слушайте! Этот радостно искрящийся мотив, полный веселого смеха, напоминает студентов, которые прошли мимо, а потом из воздушного журчания нот возникает мелодичный, сочный напев виолончели, который говорит, что любовь среди летних роз вечна. Слушайте, как несется нежная мелодия, полная ароматов и ночных загадок. Слушайте! Это соловей поет среди деревьев, или всего лишь серебряные ноты скрипки украдкой пробиваются сквозь ритмичное биение более тяжелых струнных инструментов? Ах! Почему ритм остановился? Несколько аккордов прерывают мечту, звук горна уносит вас прочь, и вальс переходит в прощальный мотив с его нежным желанием и страстной муˊкой. Прощай! Ты будешь мне верна? Твое сердце принадлежит мне, прощай же, милая! Прощай…
Стоп!
Диссонанс сердитых нот: она предает своего любовника-солдата! Звезды бледнеют, соловей молчит, лепестки роз опадают, и печальный рефрен вновь крадется через зал с горьким упреком: "Однажды летней ночью в Мюнхене я понял, что сердце твое вероломно".
Китти немного потанцевала, но она была слишком возбуждена, чтобы наслаждаться вальсом, хотя мистер Ванделуп был отличным партнером. Мисс Марчёрст решила выяснить правду, поэтому внезапно остановилась и настояла на том, чтобы Гастон отвел ее в оранжерею.
– Зачем? – спросил он, когда они начали пробираться через переполненный зал. – Это важно?
– Очень, – ответила Китти, глядя на него в упор. – Это крайне важно для нашей комедии.
Месье Ванделуп пожал плечами.
– Клянусь честью! – пробормотал он, входя в папоротниковую оранжерею, – эта комедия становится монотонной.
Глава 10
В оранжерее
Оранжерея была огромным стеклянным сооружением, пристроенным к бальному залу. В ней росло множество австралийских и новозеландских папоротников, а в центре большой фонтан выбрасывал искрящуюся струю воды, которая падала в мелкий каменный бассейн с чисто-белыми цветами водяных лилий.
В конце оранжереи соорудили имитацию горного потока: настоящая вода перекатывалась через настоящие камни, в щелях и трещинах росли изящные маленькие папоротники. Над головой простирались огромные листья высоких папоротниковых деревьев; крыша казалась сплошной густой массой зелени, и с нее свисали проволочные корзины, полные перепутанных ползучих растений, которые старались вырваться на свободу. Повсюду были умело спрятаны электрические лампы в зеленых круглых плафонах, и оранжерею наполнял слабый аквамариновый свет, делавший ее похожей на грот русалки в морских глубинах. Тут и там встречались восхитительные уютные уголки с мягкими сиденьями; многие из них были заняты хорошенькими девушками и сопровождавшими их кавалерами.
На одной стороне оранжереи широкая дверь открывалась на низкую террасу, откуда ступеньки спускались на лужайку, а еще чуть дальше виднелась темная кайма кустов, в которых спрятался Пьер Лемар.
Китти и Ванделуп нашли очень удобный уголок как раз напротив двери. Они видели белое сияние террасы в свете звезд, время от времени мимо них проходили парочки – черные силуэты на фоне ясного неба. Вокруг слышались приглушенные голоса, музыкальное журчание фонтана, и меланхоличная музыка вальса с его неотвязным рефреном неслась сквозь бледно-зеленый сумеречный свет. Неподалеку Барти Джарпер своим мягким голосом разговаривал с высокой молодой леди в отвратительном зеленом платье, в сторонке мистер Беллторп смеялся с миссис Риллер за дружеским прикрытием ее веера.
– Что ж, – дружелюбно сказал Ванделуп, опускаясь на сиденье рядом с Китти. – На какие великие темы вы желаете поговорить?
– О Мадам Мидас, – ответила девушка, глядя на него в упор.
– Восхитительный предмет беседы, – пробормотал Гастон, закрывая глаза, поскольку догадался, что сейчас будет. – Давайте, я весь внимание.
– Вы собираетесь на ней жениться, – сказала мисс Марчёрст, подавшись к нему и со щелчком закрыв свой веер.
Ванделуп слабо улыбнулся.
– Да что вы говорите! – пробормотал он, открыв глаза и лениво глядя на нее. – И кто рассказал вам эту новость? Потому что для меня это новость, поверьте.
– Значит, это неправда? – слегка задохнувшись, горячо спросила Китти.
– Вот уж не знаю, – сказал француз, вяло теребя ус. – Я пока не делал ей предложения.
– И не собираетесь делать? – выпалила зардевшаяся Китти.
– А почему бы и нет? – с удивлением отозвался Гастон. – Вы что, против?
– Против? Господи боже! – негромко, но страстно воскликнула девушка. – Вы забыли, кто мы друг для друга?
– Насколько я понимаю – друзья, – ответил француз, восхищенно созерцая свои руки.
– И не только, – горько добавила она. – Мы любовники!
– Не так громко, моя дорогая, – холодно предостерег Ванделуп. – Нехорошо оповещать всех о своих личных делах.
– Теперь они личные, – горячо проговорила мисс Марчёрст, – но скоро станут публичными.
– Да ну! И в какой же газете вы их опубликуете?
– Послушай меня, Гастон, – сказала Китти, не замечая его издевательской ухмылки, – ты никогда не женишься на Мадам Мидас! Раньше я открою всем истину и покончу с собой.
– Ты забываешь, – ласково сказал он, – что мы играем комедию, а не трагедию.
– Так я решила. Смотри! – Китти вдруг сунула руку за вырез платья и достала пузырек с красными ленточками. – Он все еще у меня.
– Я так и понял, – улыбаясь, ответил Ванделуп. – Все время носишь его с собой, как современная Лукреция Борджиа?
– Да, – тихо ответила Китти. – Я никогда с ним не расстаюсь. – И она тоже презрительно усмехнулась. – Видишь ли, ты сам сказал, что всегда нужно быть готовым к неожиданностям.
– Похоже на то, – лениво зевая, ответил Ванделуп и выпрямился. – На твоем месте я бы не стал пускать в ход этот яд – слишком рискованно.
– О нет! Он смертелен и не оставляет следов.
– Вот тут ты ошибаешься, – холодно заметил Гастон. – Он оставляет следы, но с виду причиной смерти будет являться апоплексия. Отдай мне пузырек! – безапелляционно потребовал он.
– Нет! – ответила Китти, сжав бутылочку в руке.
– А я сказал – да, – сердито прошептал Ванделуп. – Этот яд – моя тайна, и я не собираюсь позволить тебе безответственно забавляться с ним. Отдай!
Он схватил ее за запястье.
– Мне больно! – ойкнула Китти.
– Я сломаю тебе запястье, моя дорогая, – тихо проговорил француз, – если ты не отдашь мне пузырек.
Китти вырвала руку из его хватки и встала.
– Да я скорее выкину его!
И не успел Ванделуп ее остановить, как девушка швырнула пузырек на лужайку, и тот упал возле кустов.
– Ба! Я его найду, – сказал Гастон, вскакивая на ноги, но Китти оказалась быстрей.
– Мистер Ванделуп, – сказала она громко, чтобы ее услышали все, – будьте добры отвести меня обратно в бальный зал, чтобы мы закончили наш вальс.
Ванделуп отказался бы, но она уже держала его за руку, а поскольку все смотрели на них, француз не мог воспротивиться желанию дамы, не заслужив репутацию невежи. Китти победила Гастона его же собственным оружием, и, бросив на девушку почти восхищенный взгляд, он отвел ее обратно в бальный зал, где как раз заканчивался вальс.
– Во всяком случае, – сказал Ванделуп Китти на ухо, когда они заскользили в танце, – ты не сможешь теперь навредить с его помощью ни себе, ни кому-нибудь другому.
– Да неужто? – быстро парировала она. – Дома у меня есть еще.
– Черт! – воскликнул он.
– Да, – торжествующе ответила Китти. – Я отлила половину из пузырька, который прежде принадлежал тебе. Как видишь, я все еще могу причинить вред, и, – свирепым шепотом добавила она, – я это сделаю, если ты не оставишь свою затею жениться на Мадам Мидас!
– Я думал, ты знаешь меня лучше, – с сосредоточенной страстью отозвался Ванделуп. – Я не оставлю эту затею.
– Тогда я ее отравлю!
– Что? Женщину, которая была так добра к тебе?
– Да, лучше я увижу ее мертвой, чем замужем за таким дьяволом, как ты.
– Как ты добра, Крошка, – со смехом сказал Гастон, когда музыка смолкла.
– Я такая, какой меня сделал ты, – горько ответила Китти, и они ушли в гостиную.
Ванделуп ясно понял, что нашла коса на камень. Мисс Марчёрст становилась так же умна и остра на язык, как и он сам.