Китти и Вилльерс глядели друга на друга, скованные ужасом, а Ванделуп, не сказав больше ни слова, быстро покинул камеру. Охранник поманил Вилльерса, веля ему выходить, и тот с глубоким вздохом повиновался.
– Куда вы сейчас? – спросила Китти, когда Рэндольф направился к двери.
– Куда? – переспросил тот. – Я иду повидаться со своей женой!
С этими словами Вилльерс покинул камеру.
Выйдя из тюрьмы, он увидел быстро удаляющийся кеб, в котором уезжал Ванделуп. Рэндольф безнадежно посмотрел ему вслед.
– Господи, – пробормотал он, запрокинув к голубому небу лицо, искаженное ужасным отчаянием. – Как мне вырваться из лап этого дьявола?!
Глава 16
И испытаете наказание за грех ваш, которое постигнет вас
Мадам Мидас была удивительно отважной женщиной, но и ей понадобились вся ее отвага и весь ее философский подход к жизни, чтобы выстоять перед лицом обрушившихся на нее ужасных событий.
Ее вера в людей была полностью уничтожена, ей больше не доставляло никакого удовольствия вершить добро. Мадам Мидас глубоко ранила нечестность Китти. Она поняла: очень нелегко убедить себя, что девушка стала всего лишь жертвой обстоятельств. Если б только Китти доверилась ей, когда стала жить с нею, этого преступления, всех этих бед можно было бы избежать. Ведь тогда Китти узнала бы, что Мадам Мидас никогда не выйдет замуж за Ванделупа, и у девушки не было бы никакого мотива совершать преступление.
Что же касается претензий Ванделупа на ее руку – при мысли об этом миссис Вилльерс лишь мысленно горько рассмеялась. После злоключений ее прежнего брака было маловероятно, чтобы она вверила себя и свое второе состояние чести мужчины.
Мадам Мидас вздохнула, представив, какой теперь будет ее жизнь. Она богата, это верно, но среди всего своего богатства она никогда больше не познает дружбы, – ведь все, кто отныне сблизятся с ней, будут делать это небескорыстно. И хотя ей очень хотелось с помощью богатства творить добро, она знала, что никогда не сможет ожидать ответной благодарности.
Комедия человеческой жизни превосходна, когда ты выступаешь в качестве зрителя, но – ах! – актеры знают, что они всего лишь играют, и должны прятаться за улыбками, должны сдерживать слезы, которые иначе полились бы ручьем, должны говорить остроумные вещи, несмотря на свои разбитые сердца. А самое горькое из всех чувств – это, пожалуй, циничное неверие в человеческую натуру, столь характерное в последнее время для нашей цивилизации.
Теперь, когда Мельбурн стал ей ненавистен, Мадам Мидас решила уехать и послала за мистером Калтоном, чтобы обсудить с ним этот вопрос. Калтон приехал в Сент-Килду, и его проводили в гостиную, где миссис Вилльерс, столь же безмятежная и непроницаемая с виду, как всегда, сидела и писала письма. Она встала, когда вошел адвокат, и протянула ему руку.
– С вашей стороны было очень любезно прийти так быстро, – сказала она со своим обычным спокойным и сдержанным видом. – Я хотела бы проконсультироваться с вами по некоторым важным вопросам.
– Я весь к вашим услугам, мадам, – ответил Калтон, садясь и пристально глядя на ее мраморное лицо. – Рад видеть вас в столь добром здравии, учитывая, через что вы прошли.
Тень улыбки скользнула по лицу миссис Вилльерс.
– Говорят, краснокожие индейцы спустя некоторое время становятся совершенно нечувствительными к пыткам, которым их подвергают враги, – бесстрастно сказала она. – Думаю, то же самое произошло и со мною. Меня так низко обманули, в столь полной мере лишили иллюзий, что я окончательно очерствела, и теперь ничто не может вызвать во мне ни сожаления, ни радости.
"Любопытный ответ любопытной женщины, – подумал Калтон, посмотрев на нее, сидящую за письменным столом. Строгое черное платье, отделанное фиолетовыми лентами, было очень к лицу миссис Вилльерс. – Какими причудливыми созданиями нас делает жизненный опыт".
Мадам Мидас сложила руки на столе и мечтательно смотрела в открытое французское окно и на решетки с вьющимися растениями, сквозь густую листву которых пробивались лучи золотистого света. Жизнь была бы для нее столь приятной, если б только она согласилась, подобно остальным людям, быть обманутой; но миссис Вилльерс была другой. Когда-то вера в человека была ее религией, а когда у тебя отбирают религию, что у тебя остается? Ничего!
– Я собираюсь в Англию, – внезапно сказала Мадам Мидас Калтону, очнувшись от болезненных размышлений.
– Полагаю, после суда? – медленно проговорил Калтон.
– Да, – нерешительно ответила женщина. – Как вы думаете, они… они… Они повесят девушку?
Калтон пожал плечами.
– Этого я не знаю, – ответил он с полуулыбкой. – Если ее признают виновной… Ну… Думаю, ее приговорят к пожизненному заключению.
– Бедная Китти, – печально проговорила Мадам Мидас. – В недобрый час она повстречалась с Ванделупом… Что вы о нем думаете? – внезапно спросила она.
– Он подлец, – решительно заявил Калтон. – И все-таки умный подлец, с гениальным даром интриги. Ему следовало бы жить во времена римских Борджиа – тогда его таланты были бы высоко оценены. А ныне мы утратили искусство утонченного убийства.
– Знаете, – миссис Вилльерс задумчиво откинулась на спинку кресла, – я не могу отделаться от мысли, что Китти невиновна в этом преступлении.
– Может, и невиновна, – неопределенно ответил Калтон, – но улики против нее кажутся очень весомыми.
– Чисто косвенные улики, – быстро перебила Мадам Мидас.
– Чисто косвенные, вы правы, – согласился Калтон. – К тому же во время суда могут выявиться некоторые новые факты, которые докажут ее непричастность. После тайны, которая окружала смерть Оливера Уайта в деле убийства кебмена, я не решаюсь дать определенный ответ, во всяком случае, до тех пор, пока не будет проведено тщательное расследование. Но если убийца не Китти Марчёрст, кого же вы подозреваете – Ванделупа?
– Нет. Он хотел на мне жениться и не стал бы меня убивать.
– Значит, у вас есть враг, который мог бы совершить такое?
– Да – мой муж.
– Но он мертв!
– Он исчез, – поправила Мадам. – Но доказательства его смерти так и не найдены. Он был мстительным, злым человеком и, если б мог меня убить, не пострадав при этом, убил бы!
Миссис Вилльерс встала с кресла и принялась медленно расхаживать по комнате.
– Я знаю вашу печальную историю, – сказал юрист, – и знаю об исчезновении вашего мужа. Но, учитывая все обстоятельства, считаю, что он вас больше не побеспокоит.
Внезапное восклицание заставило его повернуть голову, и он увидел, что Мадам Мидас, смертельно бледная, глядит в открытое французское окно, в котором стоял мужчина среднего роста, с черной бородкой, с измученным затравленным взглядом.
– Кто это?! – вскочив, воскликнул Калтон.
Мадам покачнулась и вцепилась в каминную доску, чтобы не упасть.
– Мой муж, – шепотом ответила она.
– Он жив?
Калтон повернулся к мужчине у окна.
– Я предпочитаю думать, что да, – грубо ответил Вилльерс, спрыгивая в комнату. – Я не похож на мертвеца, верно?
Мадам Мидас метнулась вперед и схватила его за руку.
– Итак, ты вернулся, убийца! – прошипела она ему в ухо.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Рэндольф, вырывая руку.
– Что имею в виду?! – неистово вскричала женщина. – Ты знаешь что! Своим покушением на мою жизнь и кражей золота ты полностью разорвал отношения со мною. Ты не осмеливался показываться, чтобы не получить по заслугам за свое преступление, поэтому втайне плел против меня интриги. Я знала, что ты рядом, хотя и не видела тебя, – и вот ты совершил второе покушение на мою жизнь!
– Я этого не делал, – пробормотал Вилльерс, съеживаясь и отступая под негодующим взглядом ее сверкающих глаз. – Я могу доказать…
– Ты можешь доказать? – выпалила она презрительно, выпрямившись во весь рост. – Да! Ты можешь доказать что угодно с твоей трусливой натурой и лживым языком, но докажи, что это не ты явился посреди ночи и отравил предназначенное для меня питье, которое выпила моя няня. Ты можешь доказать… Да, и Бог мне судья, ты докажешь это на скамье подсудимых или отправишься на виселицу!
Во время этой ужасной сцены Вилльерс в страхе пригнулся, а жена возвышалась над ним, величественная в своем гневе. Однако в конце концов Рэндольф слегка оправился и начал хорохориться.
– Каждый человек имеет право быть выслушанным! – с вызовом сказал он, переводя взгляд с жены на Калтона. – Я могу все объяснить…
Мадам Мидас указала на стул.
– Я не сомневаюсь, что своей ложью ты легко докажешь, что черное – это белое, – холодно проговорила она, снова опускаясь в кресло. – Я жду объяснения!
И тогда Вилльерс сел и рассказал всю историю своего загадочного исчезновения; рассказал, как его одурачил Ванделуп. Когда он закончил говорить, Калтон, который вернулся на свое место и с глубоким интересом слушал это повествование, бросил взгляд на Мадам Мидас, но та казалась бесстрастной и непроницаемой, как всегда.
– Теперь мне ясна причина твоего исчезновения, – холодно сказала миссис Вилльерс. – Но дело не в этом. Я хочу знать причину, по которой ты пытался убить меня во второй раз!
– Я не пытался тебя убить, – тихо ответил Рэндольф, покачав головой.
– Значит, Селину Спроттс, раз уж ты так дотошен, – издевательски ответила Мадам. – Но именно ты совершил это преступление!
– Кто говорит, что я? – воскликнул Вилльерс, поднявшись.
– Никто, – вставил Калтон, остро глядя на него, – но, поскольку вы питаете недобрые чувства к жене, естественно, она подозревает вас. И в то же время необязательно, чтобы вы совершили преступление собственноручно.
– Я и не собирался никого убивать, – запротестовал Вилльерс. – Если вы думаете, что я такой дурак, чтобы стать отравителем, а потом вверить себя чуткому состраданию моей жены, вы очень сильно заблуждаетесь! Я так же не виновен в убийстве, как и бедная девушка, которая сидит в тюрьме!
– Значит, она невиновна? – встав, воскликнула миссис Вилльерс.
– Да, – холодно подтвердил Рэндольф. – Невиновна.
– Вот оно что, – спокойно сказал Калтон. – Тогда, если вы оба невиновны, кто же преступник?
Вилльерс уже собирался ответить, когда еще один человек шагнул в открытое окно.
Это был не кто иной, как Килсип.
– Он уже вошел в ворота, – подойдя к Вилльерсу, быстро сказал он.
– У вас есть ордер? – спросил Рэндольф, услышав резкий звонок у входной двери.
Килсип кивнул, и мистер Вилльерс повернулся к жене и Калтону, которые были слишком удивлены, чтобы заговорить.
– Вы спросили меня, кто совершил преступление, – сказал он, едва сдерживая возбуждение. – Сейчас вы увидите появление настоящего убийцы Селины Спроттс!
Калтон и Мадам Мидас разом повернулись к двери. Секунды тянулись, словно часы, когда они, затаив дыхание, ждали, когда же откроется роковая дверь. Одно и то же имя было у них на уме во время этого напряженного ожидания, и имя это было – Гастон Ванделуп.
Шум приближающихся шагов, дребезжание дверной ручки, дверь распахивается настежь, и слуга объявляет…
– Мистер Джарпер!
Да, вот он стоит – слабый, с извиняющейся улыбкой на губах; прожигатель жизни, банковский клерк, любимец светского общества и тайный убийца – мистер Бартоломью Джарпер.
Джарпер с улыбкой вошел в комнату, но его улыбка сразу угасла и лицо побелело, когда взгляд его упал на Вилльерса. Барти сделал шаг назад, словно намереваясь сбежать, но в то же мгновение перед ним возник Килсип.
– Именем королевы я арестую вас за убийство Селины Спроттс. – И Килсип защелкнул на запястьях Джарпера наручники.
Гнусный молодой человек с мучительным воплем упал на пол.
– Это ложь… это ложь! – простонал он, колотя руками в наручниках о ковер. – Никто не сможет доказать, что это сделал я!
– А как насчет Ванделупа? – спросил Вилльерс, глядя на корчащегося человека у своих ног. – И его доказательств?
И он поднял пузырек с красными ленточками.
Джарпер вскинул глаза с выражением малодушного страха на белом лице и с пронзительным криком снова упал, потеряв сознание.
Килсип подошел к окну; в ответ на его зов явился полисмен. Они вдвоем подняли жалкого негодяя, отнесли в ожидающий кеб и вскоре уехали в полицейский участок, откуда Джарпера препроводили в мельбурнскую тюрьму.
Калтон повернулся к Мадам Мидас и увидел, что та тоже лежит на полу в глубоком обмороке. Он позвал слуг, чтобы они привели ее в чувство, а после вместе с Вилльерсом отправился в свой офис в городе, чтобы выслушать всю историю разоблачения убийцы.
* * *
На следующий день газеты были полны этой историей, и показания Вилльерса публиковались бок о бок с признаниями Джарпера. Оказалось, тот жил далеко не по средствам и, чтобы раздобыть денег, подделал подпись миссис Вилльерс на нескольких чеках на большие суммы. Боясь, что обман раскроется, он собирался отдаться на ее милость и во всем признаться. Он бы так и поступил, если б Мадам Мидас приехала на бал Меддлчипа. Но, подслушав беседу Китти и Ванделупа в оранжерее, он решил, что будет в безопасности, если сможет отравить Мадам Мидас так, чтобы никто его не заподозрил, а вся вина легла на девушку.
Он завладел пузырьком, как только Ванделуп отвел Китти в бальный зал, после чего отправился в Сент-Килду, чтобы совершить преступление. Джарпер отлично знал этот дом, поскольку часто в нем бывал. Он увидел, что окно комнаты Мадам открыто, набросил свое пальто на битые бутылки на верхушке стены и перепрыгнул в сад, не задев кустов. Он прокрался по лужайке и перешагнул через клумбу, очень стараясь не оставлять следов. При себе у него был пузырек с ядом, но, очевидно, Джарпер понятия не имел, как пронести его в дом. Однако, посмотрев сквозь щель в занавесках, он увидел на столике стакан с питьем. Решив, что Мадам Мидас в постели и, вероятно, ночью выпьет напиток, он просунул руку за занавески и вылил весь яд в стакан, а потом бесшумно удалился.
Барти снова перепрыгнул через стену, надел пальто и уже считал себя в безопасности, как вдруг обнаружил, что за ним наблюдает мистер Ванделуп, который видел все, что совершил Джарпер.
Острый ум Ванделупа немедленно увидел возможность избавиться от Китти: если Мадам Мидас умрет, он сможет обвинить в этом девушку, не ставя под угрозу себя самого. Он согласился хранить молчание, но заставил Барти отдать ему пузырек. Когда Джарпер ушел, Ванделуп, отойдя на несколько ярдов, повстречался с Вилльерсом, но решил, что тот только что появился на месте событий.
Однако Вилльерс наблюдал за домом всю ночь, как наблюдал до этого за домом Меддлчипа (он думал, что жена его на балу, и хотел поговорить с нею). Рэндольф последовал за Китти и миссис Риллер в Сент-Килду, вися на запятках их экипажа, в уверенности, что в экипаже его жена. Обнаружив свою ошибку, Вилльерс бесцельно слонялся вокруг дома около часа и уже повернул было за угол, чтобы отправиться домой, как вдруг увидел, как Джарпер перепрыгнул через стену. Укрывшись в тени, Вилльерс подслушал беседу Джарпера и Ванделупа и понял, что произошло преступление. Но он не осмелился обвинить негодяя Барти в убийстве, считая, что находится во власти Ванделупа, который может донести на него как на убийцу Пьера Лемара. Поэтому ради собственной безопасности Вилльерс молчал.
Услышав от Китти правду в тюрьме, Рэндольф тотчас заявил бы, что настоящий преступник – француз, но был так ошеломлен тем, что Ванделуп мгновенно обернул все против него, и особенно тем, что Гастон вытащил пузырек из его кармана (каковой пузырек Ванделуп, конечно, все время держал в руке) – что позволил тому сбежать.
Однако, покинув тюрьму, Вилльерс отправился прямиком к полицейскому офицеру и рассказал ему всю историю. Немедленно был выдан ордер на арест Джарпера. Килсип взял ордер и отправился в Сент-Килду к дому миссис Вилльерс, чтобы повидаться с ней перед арестом Джарпера, но Барти явился в дом по делам банка и был немедленно арестован.
* * *
Конечно, раскрытие настоящего убийцы вызвало большой переполох, тем более что Джарпер был широко известен в светском обществе Мельбурна. Но никто его не жалел. В дни своего процветания Барти был раболепен с вышестоящими и высокомерен с теми, кто стоял ниже его, поэтому заслужил лишь презрение одних и ненависть других. Счастье еще, что у него не было родни, на которую легло бы бесчестье его преступления.
Поскольку Джарперу не удалось избавиться от Мадам Мидас, он собирался бежать в Южную Америку и подделал ее имя на чеке на большую сумму, чтобы обеспечить себя деньгами. Но негодяй нанес миссис Вилльерс тот роковой визит – и тут же был арестован. После ареста Барти малодушно трясся за свою жизнь, умоляя о пощаде. Однако его преступление вызвало такое негодование, что делу закона было позволено идти своим ходом, и одним ранним холодным дождливым утром Барти Джарпер был препровожден в руки палача, и его злая жалкая душонка отправилась на тот свет.
Китти, конечно же, выпустили, но, охваченная стыдом и муˊкой оттого, что всю ее прошлую жизнь выставили на всеобщее обозрение, девушка не захотела повидаться с Мадам Мидас, а исчезла в толпе и попыталась спрятать от всех свое бесчестье, хотя бедняжка не столько согрешила сама, сколько стала жертвой чужих грехов.
Ванделуп, на арест которого был выписан ордер за убийство Лемара, тоже исчез; предполагалось, что он отправился в Америку.
Мадам Мидас испытала жестокое потрясение, обнаружив всеобщую низость. Она назначила некоторое содержание своему мужу при условии, что никогда больше его не увидит, и тот с готовностью принял это условие. Потом миссис Вилльерс устроила все свои дела в Австралии и уехала в Англию, надеясь в путешествии если и не забыть свои прошлые беды, то хотя бы найти в нем некоторое облегчение.
Хорошая женщина… Благородная женщина. Однако она отправилась в путь с разбитым сердцем, в одиночестве, не веря никому и не радуясь жизни. Душа ее была слишком прекрасной, чтобы миссис Вилльерс погрузилась в низкое, циничное равнодушие мизантропа, и она использовала свое богатство в благих целях, облегчая ужасы нищеты, помогая тем, кто нуждался в помощи. Как греческий царь Мидас, в честь которого она получила свое причудливое прозвище, эта женщина превращала в золото все, к чему прикасалась. Это не приносило ей счастья, зато приносило счастье остальным. Но она, пожалуй, отдала бы все свое богатство за то, чтобы восстановить свою веру в людей, которая была так жестоко попрана.