Глава 19
Рекламные издержки
– Мне страшно.
Кэтрин, сидевшая на краю кровати в номере мотеля, просунула руки под ворот футболки, которую привез ей Эван, растягивая его еще больше, хотя футболка и без того была ей не по размеру. Волосы женщины, все еще мокрые после душа, были собраны в пучок, из которого во все стороны торчали пряди. Глаза цвета прозрачной морской волны казались еще более яркими из-за отсутствия подводки. Кэтрин все время отводила взгляд, но он неизменно возвращался к лицу Эвана. Женщина судорожно сжала кулаки и нервно стиснула их коленями.
Эван развернул стул, чтобы сидеть лицом к ней.
– Все будет в порядке.
– Откуда вы знаете?
– Раньше все было в порядке. Это лучшая гарантия.
Воздух, все еще влажный после душа, был тяжелым и пах дешевым мылом, как в больнице. Эван приехал всего несколько минут назад и обнаружил Кэтрин ходящей из угла в угол тесного номера и грызущей покрытые темным лаком ногти. Теперь она вцепилась руками в ворот слишком большой для нее футболки, оттягивая его вниз так, что был виден верх ее груди. Кэтрин била нервная дрожь – женщина явно с трудом контролировала собственное тело.
Черный портфель Эвана, глушивший устройства слежения, которые могли оказаться неподалеку, лежал на бюро рядом с телевизором. Мужчина набрал код на замке, отключая глушилку.
Настало время сделать звонок.
Кэтрин, почувствовав это, взяла в руки телефон, лежавший на матрасе рядом с ней, и поднесла его к губам, закрыв глаза, будто в молитве.
Эван вынул свой телефон.
– Позвоним с этого, – сказал он. – Его нельзя отследить.
Кэтрин коротко кивнула.
– Спокойно. Я спокойна. – Она несколько раз глубоко вздохнула и затем открыла глаза, полные страха. – О’кей.
Эван набрал номер, нажал кнопку громкой связи и положил телефон на край кровати между собой и Кэтрин.
Пока шли гудки, женщина крепко стиснула руки.
– Кто это? – наконец послышался в телефоне мужской голос.
– Сэм у вас? – спросил Эван.
– Я смотрю на него прямо сейчас.
Кэтрин подавила крик.
– Докажите, что он еще жив, – сказал Эван. – Затем мы обсудим условия.
Послышался шорох, а потом хриплый мужской голос произнес:
– Алло? Кэтрин?
– Папа? – Женщина моргнула, и по ее белоснежным щекам покатились слезы. – Я здесь.
– Привет, крошка.
– Они причинили тебе боль?
– Со мной все хорошо.
Кэтрин протерла глаза.
– Прости, что я не послушала их. Прости, что я обратилась за помощью.
– Милая, ты должна знать… Должна знать, что я не виню тебя за это. За все, что случилось. С кем бы ты ни была, я надеюсь, что он защитит тебя. Надеюсь…
Вновь раздался шорох – похоже, у говорившего вырвали телефон. Затем послышался голос мужчины, ответившего на звонок.
– Вы не следовали нашим инструкциям.
– Это моя вина, – произнес Эван. – Но я готов вести переговоры об освобождении Сэма. У меня есть деньги и…
– Деньги не имеют значения. Уже не имеют. Вы не следовали нашим инструкциям.
– Подождите! – крикнула Кэтрин. – Это можно исправить. Все снова будет в порядке.
– Таковы наши рекламные издержки, – сказал голос в трубке, – во избежание следующего раза.
Послышался хлопок выстрела.
Эван вскочил со стула, едва не столкнув телефон, и уставился на него, не веря своим ушам.
Всхлипы Кэтрин доносились до него будто издалека.
– Сэм! Папа? Нет. Нет. НЕТ!
Сквозь шум в ушах Эван снова услышал мужской голос.
– Эта мерзавка будет следующей. А потом ты.
В трубке раздались гудки.
Шум в голове усиливался, пока не заглушил все, даже неверие Эвана в происходящее. Он допустил просчет во время операции. Впервые за восемь лет. Воспоминания о той ночи нахлынули на него, захлестнули вихрем ощущений: берег Потомака, цветы вишни под ногами, металлический запах в горячем, пыльном воздухе подземной парковки.
Всхлипывания Кэтрин вернули Эвана в реальность. Кровь ее отца была на его руках, словно он сам выпустил эту пулю.
Потянувшись к умолкшему телефону, Эван заметил, что в первый раз за бог знает сколько времени у него дрожат руки. Комната закружилась. Четвертая заповедь была отброшена.
Теперь это было личное.
Глава 20
Покрасневшие руки
Эван остался с Кэтрин на весь день. Он дал ей выплакаться, но не пытался ее утешить. Когда настала ночь, женщина уснула, прижавшись к его груди, как ребенок. Эван смотрел на татуировку за ее ухом – три звезды. На покоящихся на его груди пальцах блестели кольца, а браслеты на тонком запястье изгибались змеей, когда рука Кэтрин приходила в движение. Дыхание женщины было неровным после того, как она весь день проплакала. Эван положил руку на бок Кэтрин, чувствуя под пальцами хрупкие ребра. Ее рука коснулась костяшек его пальцев. Ее кожа была мягкой.
– Они найдут меня, – сказала Кэтрин. – И убьют.
– Нет. – Эван поднял глаза к потолку, глядя на выщербленную штукатурку. – Не убьют.
– Почему я теперь должна тебе верить? – В ее голосе не было упрека.
– Потому что надолго они на этом свете не задержатся.
Эван нежно гладил женщину по голове, пока она не заснула. Затем он встал с кровати. Ранее Эван сказал Кэтрин, что ему нужно будет позаботиться кое о чем и что он вернется утром.
Он поехал в Чайнатаун. Тридцать шесть часов спустя в здании все еще продолжалось расследование, и Эван не мог проникнуть внутрь. Он должен был оказаться на том месте, откуда стрелял снайпер, вдохнуть тот же воздух, понять его мысли.
Эван снова и снова слышал хлопок выстрела. Сэм Уайт, старик с обветренной кожей и морщинами вокруг глаз… Эван вновь вспоминал его последние слова: "С кем бы ты ни была, я надеюсь, что он защитит тебя". Эван мысленно представил себе, что происходило на другом конце телефонной линии. Отдачу от пистолета, входное отверстие пули посредине лба, голову Сэма, откидывающуюся назад. Затем последняя конвульсия, когда жизнь покидает тело, конечности сводит судорогой, тело обмякает… и остается лишь меловой силуэт на полу.
Приехав домой, Эван вновь оказался в лифте в компании миссис Розенбаум. Женщина держала свою крохотную сумочку двумя руками так крепко, словно опасалась, что ее вот-вот выхватят.
– Еще два дня, – сказала Ида, вытянув два морщинистых пальца, как будто без визуализации Эван не понял бы ее. – Через два дня приедет сын с внуками. Он починит мою дверь, это точно. И тогда я этому бесполезному управляющему…
В голове Эвана снова и снова звучал голос мужчины с другого конца линии: "Деньги не имеют значения. Уже не имеют".
Лифт поехал вверх. Эван почувствовал на себе пристальный взгляд Иды.
– С вами все в порядке? – спросила она.
Ему удалось кивнуть.
– Вы просто стоите и тяжело дышите, – продолжила Ида. – Ни тебе обычного "да, мэм, нет, мэм" и прочей ерунды. С вами точно все в порядке?
– Да, мэм.
– Ну хотя бы так.
– Полагаю, это ваш этаж.
– О, действительно.
Оставшееся время Эван поднимался в лифте в благословенной тишине.
Войдя в квартиру, он первым делом полез в холодильник и смешал себе мартини с водкой, тряся шейкер так долго, что его пальцы едва не прилипли к стали. Эван положил в стакан лед и вылил в него водку, желая этого холода, предвкушая, что его зубы сведет так же, как покрасневшие руки.
Хлопок выстрела .
Падение мертвого тела .
Папа? Нет. Нет. НЕТ!
Эван поднес стакан к губам, вдыхая запах алкоголя, чувствуя его на языке.
Отправить команду высокопрофессиональных убийц за должником и лишиться двух миллионов долларов казалось перебором, но в Вегасе, похоже, были готовы любой ценой преподать урок следующему должнику.
"Таковы наши рекламные издержки. Во избежание следующего раза".
Эван метнул стакан в раковину, даже не осознавая, что делает. Стакан разлетелся на осколки, преломляющие свет и бросающие на тусклый синий потолок радужные отблески. От металла и бетона эхом отразился грохот.
"Все будет в порядке, – сказал он Кэтрин. – Раньше все было в порядке".
В голове Эвана всплыла фотография Сэма, сделанная в один из обычных дней его обычной жизни. Воротник джинсовой рубашки, взъерошенные седые волосы.
"Папа научил меня всему".
Едва волоча ноги, Эван поплелся по коридору мимо японских циновок и катаны девятнадцатого века на стене. Он открыл дверь и вошел в спальню.
Хлопок выстрела .
Эван упал на колени перед бюро, выдвинул нижний ящик и вынул белье.
Падение мертвого тела .
Он подцепил крышку ногтем, поднял ее и отбросил на пол рядом с собой. По-прежнему стоя на коленях, Эван, затаив дыхание, уставился на содержимое тайника.
На дне ящика лежала порванная рубашка из синей фланели, перепачканная почерневшей от времени кровью.
Реликвия.
Глава 21
Встреча
Вооруженный лишь знаниями и умениями, полученными за семь лет тренировок, Эван оказывается во враждебном новом мире, на враждебных новых землях. Нет ни знакомых лиц, ни безопасных убежищ, ни разговоров на родном языке. Эван учится, когда плыть по течению, когда бросать якорь, а когда показать силу, не свойственную девятнадцатилетнему юноше. Сидя у уютного камина на ферме, они с Джеком выработали оперативную легенду, которая теперь скрывает Эвана, подобно плащу. В ней больше правды, чем лжи, так что юноше проще действовать в соответствии с ней. Джек научил его разнице между актерской игрой и вживанием в роль. Эван не играет. Он искренен, его эмоции настоящие, пусть даже в основе их лежит ложь .
Миссии следуют одна за другой. Эван и Джек поддерживают связь посредством одного и того же сообщения, сохраненного в черновиках имейл-аккаунта Эвана. Таким образом сообщения не передаются по Интернету и не могут быть обнаружены или перехвачены. Из разных стран, с разных континентов Эван получает фотографии, адреса, инструкции. Он читает их, отвечает, сохраняет или стирает .
Для аккаунта, которым никто не пользуется, содержимое папки черновиков аккаунта the.nowhere.man@gmail.com меняется слишком уж часто .
Эван убивает египетского агента в отеле Кении, наркобарона в бане Сан-Паоло, сирийского повстанца в кладовой магазина абажуров в Газе. В трущобах Ливана Сирота Х убирает бомбу из автомобильного салона, когда выясняет, что его цель ездит, только усадив своих детей на заднее сиденье. Эван проникает на охраняемую территорию и ликвидирует цель в ее постели – опасная импровизация, которую Джек не одобряет .
После одиннадцатого сентября количество миссий начало увеличиваться со скоростью приливной волны. На долю Эвана выпадает больше тайных операций, чем когда-либо. Он незамеченным движется по Испании, Франции, Италии, оказывая помощь не знающим о его существовании друзьям. В какой-то момент – хотя это и не был четко определенный момент времени – его псевдоним стал известен различным агентствам на определенных территориях, скрывающимся за трехбуквенными аббревиатурами. Всезнающие базы данных содержали характеристику приписываемых ему моделей поведения. Человек из Ниоткуда: убийца и террорист, разыскивается за многочисленные преступления в нескольких странах, включая Соединенные Штаты Америки. Но Эвана это не волнует. Формально его не существует вовсе. Во всем мире ни один файл не содержит его фотографий. В определенных кругах начинает циркулировать легенда о нем, ему приписывают миссии, к которым он не имел отношения. С целью его поимки осуществляются рейды – часто даже не в том полушарии, в котором Эван находится. Как минимум дважды тот, кого принимают за него, гибнет, и Человека из Ниоткуда считают мертвым до тех пор, пока очередная операция не подтверждает его бессмертия .
Лишь Джек знает правду. Он остается единственной ниточкой, которая связывает Эвана с нормальной жизнью. Для всего мира, для собственного правительства Эван – разыскиваемый преступник. Джек получает приказы от людей из высших эшелонов власти, которые остаются недосягаемыми, в полной безопасности. Эван – воплощение термина "правдоподобное отрицание". Он враг того самого государства, которому служит и которое защищает. Подшипники внутри подшипников .
Эван почти забыл о том, что есть и другие, такие же как он, пока однажды в Копенгагене утром зимой своего двадцать девятого года жизни не получил сообщение:
"Я один из нас. Хочу встретиться. "Айс-бар". Осло". Дата и время .
И подпись: "Сирота Игрек" .
Эван замирает с запиской в руке. Снежинки падают на клочок бумаги, но не тают. Он уже знает две вещи: он пойдет на встречу и не расскажет о ней Джеку .
Эван прибывает на место задолго до назначенного времени, кружит по кварталу, проверяет бар, изучает входы и выходы, лестницы и столики. У северной стены бара находится стеклянное помещение, температура в котором ниже нуля. Рядом с дверью висят шубы, которые выдают входящим мужчинам и женщинам. Внутри бутылки водки и аквавита в огромном количестве покоятся на ледяных полках. Бармен подает напитки в рюмках, сделанных изо льда .
Остальная часть бара выглядит вполне современно. Официантки разносят сельдь с пикулями и жареную оленину на деревянных дощечках. Эван занимает угловую нишу на расстоянии одного прыжка от двери в кухню и кладет рядом с собой на диванчик револьвер, прижимая его к бедру стволом вперед .
Едва человек, с которым он должен встретиться, входит внутрь, как Эван сразу же узнает его, даже семнадцать лет спустя .
Те же рыжие волосы, то же крепкое телосложение .
Он проходит сквозь толпу, снимает зимний плащ, садится напротив Эвана. Они смотрят друг на друга. Руки Чарльза ван Скивера поросли волосами. Напротив них, в холодильнике, пьяные молодые люди, в пушистых шубах похожие на медведей, разбивают ледяные бокалы о стеклянную стену, после чего пожимают друг другу руки .
– Эван. Черт подери, а? – говорит ван Скивер. Он откидывается в кресле, осматривает зал . – Немалый путь мы прошли от приюта "Прайд-хаус", верно?
– Как ты смог найти меня?
– Ну, нас неплохо обучили . – Чарльз улыбается . – Признателен за то, что ты пришел .
– Почему Осло?
– У меня здесь миссия . – Ван Скивер подзывает официантку, заказывает два бокала аквавита, затем вновь смотрит на Эвана . – Я хотел встретиться еще с кем-то, кого не существует. Приятно иногда напоминать себе о том, что мы есть .
Официантка приносит напитки. Ван Скивер поднимает свой бокал. Стекло звенит о стекло .
– Я слышал о тебе во время тренировок, – продолжает ван Скивер . – Они, конечно, использовали кодовые имена, но я знал, что речь идет о тебе. Сирота Ноль и ты. Лучшие из лучших .
Упоминание о его репутации внутри программы "Сирота" кажется Эвану странным. Не менее странным, чем сидеть напротив кого-то, чья жизнь похожа на твою. С кем у тебя к тому же общее прошлое. Бо́льшую часть жизни у Эвана не было не то что прошлого, а и настоящего .
– У тебя был куратор? – спрашивает Эван . – И дом?
– О да, все время. Мой отец был хорошим. Он научил меня Эдиктам, тому, как нужно жить .
Эвану любопытно, ему хочется выспросить каждую деталь, но он одергивает себя, напоминая о том, что следует оставаться наготове, несмотря на это внезапно возникшее, сложно определимое чувство – если не товарищества, то по крайней мере симпатии. Он отпивает из бокала. У норвежского аквавита более густой дымный оттенок, чем у датского .
Эван с ван Скивером какое-то время общаются. Они осторожничают, но не слишком, ходят вокруг да около. Истории о миссиях, лишенные подробностей. Происшествия во время тренировок. Неприятности во время операций .
Стеклянный холодильник напротив заполняется людьми, в него набивается все больше мужчин и женщин в шубах, слышны радостные возгласы и звон ледяной посуды, но Эван едва обращает на это внимание. Слабо освещенный столик, за которым сидят они с ван Скивером, кажется тихой гаванью, отгороженной от всего мира .
Ван Скивер допивает шестой бокал. Похоже, алкоголь его не берет .
– Что мне больше всего нравится, – говорит он, – так это простота. Есть лишь приказы, и больше ничего .
Эвану становится неуютно, хотя он и не может понять почему .
– Ничего?
Ван Скивер мотает головой .
– Только выполнение приказа. Бывают задания, которые выполнять легко, как в песочнице куличи лепить, а бывает и по-другому. Вот как-то раз, значит, я на склоне холма позади здания гляжу в прицел на цель сквозь кухонное окно. Непростой выстрел – двести с чем-то метров, ветер, ограниченный угол обзора. Но я уже поймал его в прицел. Проблема была в его пацане, понимаешь? Около шести лет, сидит у него на коленях. А у нас ведь есть протоколы безопасности для работы в горах, нужно менять позицию. И все время этот пацан мне мешал. А окно возможностей закрывалось – закат был уже близко . – Он облизывает губы . – Ну, я целюсь пацану прямо в глаз. Через глаз-то отклонение у пули меньше будет. И тут я задумался .
Широкая рука ван Скивера обхватывает бокал. Он делает глоток .
Эван бывал в такой ситуации. На самой первой миссии в одной из стран Восточной Европы он прятался в канализации, целясь из снайперской винтовки сквозь дренажную решетку в глаз невинному человеку .
– И что ты сделал? – Эван подается вперед .
– Выстрелил . – Большой и указательный пальцы ван Скивера сжимают бокал, покачивая его . – Двенадцатый эдикт: цель оправдывает средства .
У Эвана кружится голова от выпитого и от слов ван Скивера, но при этом он испытывает благодарность к Джеку. Он думает о том, насколько же разнятся правила разных кураторов. Их заповеди и эдикты .
– Сработало? – выдавливает из себя Эван .
– Пуля его не убила, а вот осколки черепа – да . – Ван Скивер подносит к губам бокал, но потом передумывает и ставит его на стол . – Я превратил череп шестилетнего ребенка в оружие, – говорит он, и Эвану кажется, что в его словах звучит гордость . – Мне нужно было завершить миссию. И я ее завершил. Мы не задаем вопросов. Мы получаем приказы. И следуем им .