В глазах Чарльза светится уверенность, убежденность истинно верующего, и Эван чувствует укол зависти. Так и правда куда проще. А с завистью приходит некоторая степень восхищения .
– Ты никогда не задумывался …
– О чем? – быстро спрашивает Чарльз .
Эван вращает бокал на столе, рисуя круг конденсатом. Он пытается переформулировать вопрос, задать его точнее .
– Откуда ты знаешь, что тот человек был террористом?
– Потому что я застрелил его .
Эван прикладывает максимум усилий, чтобы его реакция не отразилась на лице, но ван Скивер, похоже, все равно замечает что-то, поскольку добавляет:
– Такая уж это игра. Если тебе не нравятся правила, не стоит в нее играть . – Он отталкивает от себя бокал с остатками выпивки и поднимается, одергивая плащ . – Так уж оно есть, и все тут .
Эван остается сидеть. Несколько секунд они смотрят друг на друга, а затем Чарльз кивает:
– Увидимся еще … где-нибудь .
Он знает, что расшаркиваний на прощание не планируется, но, даже несмотря на это, торопливость, с которой ван Скивер разворачивается и уходит, застает его врасплох. В комнате-холодильнике продолжают пить и бить рюмки о пол. Ван Скивер проходит между столами и заходит в холодильник, теряясь среди тел .
Сквозь стеклянную стену Эван видит, как он обхватывает рукой за шею пьяного мужчину и оттаскивает его от остальных. Спиртное проливается им на рукава, затекает за меховые манжеты. Они пьют водку. Улыбаясь, ван Скивер шепчет что-то мужчине на ухо, и тот согласно кивает – мгновенная дружба между пьяными. Когда следующая порция рюмок разлетается об пол, мужчина вздрагивает в хватке ван Скивера. Все вокруг плещут в ладони. Кто-то забирается на барную стойку, едва не падая при этом. Ван Скивер прислоняет тело мужчины к стеклянной стене и усаживает его на пол. Спина пьяницы оставляет на стекле темный след. Его голова клонится вперед, падает на грудь, тело не шевелится. Ван Скивер снимает шапку с одного из веселящихся людей и надевает ее на голову сидящему телу, надвинув на лицо. Просто еще один дурачок, который перебрал спиртного. Его друзья смеются, указывая на него, и продолжают пить .
Ван Скивер выходит из холодильника, его широкое лицо на мгновение оборачивается к Эвану. Он подмигивает и растворяется в толпе .
Он сам сказал, что у него здесь миссия. Эвану оставалось лишь восхищаться его хладнокровием и эффективностью. Ван Скивер убил сразу двух зайцев .
Эван оставляет на столе пачку крон и уходит .
Следующие несколько месяцев встреча с ван Скивером не дает ему покоя. В самые неподходящие моменты Эван вспоминает обрывки их разговора: "Цель оправдывает средства … ", "Мы не задаем вопросов … ", "Потому что я застрелил его … " Как бы Эван ни старался, он не мог успокоить свою совесть, не разрешив возникшую перед ним моральную дилемму .
А в папке "Черновики" аккаунта the.nowhere.man@gmail.com продолжали появляться новые задания. Летом Эван оказывается в Йемене, где идет по следу финансиста, связанного с радикальными имамами. В столь жаркий полдень, что жизнь в это время, кажется, замирает, он наконец настигает цель на прогулке в парке. Проходят часы. Эван ждет, когда цель отойдет от своей молодой жены. Наконец он удаляется в грязный общественный туалет, где Эван душит его в кабинке .
Неаккуратная работа. Цель оказывает сопротивление и в ходе борьбы ломает один из фарфоровых унитазов. Рубашка Эвана превращается в лохмотья, перепачканные кровью и по́том .
Едва он переодевается и возвращается в отель, как по всем каналам уже передают новости об убитом борце за права человека, лицо которого похоже на лицо мужчины, только что убитого Эваном. Сирота Х чувствует резкий приступ паранойи. Или сомнений? Сомнений он себе позволить не может .
Эван запрашивает телефонный разговор с Джеком и через два часа получает разрешение. Он связывается с Джеком посредством нового протокола связи – через одноразовые телефоны, – и тот сразу же принимается рассказывать о финансах .
– Я перевел восьмизначную сумму через остров Мэн. Она постепенно поступит на твой счет через несколько других счетов, а потом …
– Прекрати, – говорит Эван .
Джек замолкает .
– Он не был финансистом, – продолжает Эван . – Я видел по телевизору, что он был борцом за права человека .
– Так говорят в новостях. Это необязательно правда .
– Давай обойдемся без постулатов, – перебивает его Эван . – Это начинает надоедать .
Джек вздыхает .
– Утром пришлось усыпить Страйдера, – говорит он . – Он уже не мог есть. Опухоли в животе .
У Эвана сдавливает горло .
– Мне жаль .
Он слышит, как на другом конце линии кусок льда падает в стакан. Эван вспоминает, как милый пес лежал под столом, слизывая индейку с его руки. Эта собака была ему почти как брат – ну, или кто-то вроде того .
– Так что ты хочешь сказать? – врывается в его мысли голос Джека .
Эван все еще чувствует горечь. Он не привык к этому ощущению. Ему требуется пара мгновений, чтобы настроиться на нужный лад .
– Возможно, мне нужен отпуск .
– Хочешь приехать?
– Хочу в отпуск .
– Нельзя. Не сейчас .
– Новая миссия?
– Она уже у тебя в папке .
Эван сидит на кровати, скрестив ноги, на верхнем этаже ветхого отеля. Номер столь крошечный, что можно взять ноутбук с шаткого деревянного стола, просто протянув руку. Прижав телефон к уху плечом, Эван заходит на свой аккаунт. В открытое окно видны бежевые дома, перевитые веревками с сушащимся на них бельем. Воздух в комнате горячий, неподвижный .
– Подожди, – говорит Эван в трубку . – Я смотрю .
Он открывает папку черновиков. Отыскивает в ней единственный имейл. Пока открывается фотография, на экране отображается индикатор загрузки .
Эван смотрит на лицо цели, и у него спирает дыхание. В ушах шумит. Эван жмурится, потирает переносицу большим и указательным пальцами, но, когда открывает глаза, фотография не меняется .
На ней лицо Чарльза ван Скивера .
– Узнал его? – Лишь Джек может так понимать его молчание .
– Да .
– Ты говоришь из дома?
– Да. И? ..
– И что?
Эван поднимается, подходит к окну, пытаясь вдохнуть свежий воздух. Но везде здесь – в номере, на улице, во всей этой высушенной стране – воздух один и тот же .
– Мы с ним однажды встречались. Я знаю. Знаю о том, кто он .
– Вы встречались? Неудачное совпадение .
– Называй это как хочешь. Если он, как и я, Сирота, почему я сейчас смотрю на его фотографию?
– Произошла утечка информации. Пара наших …
Эван слышит в голосе Джека боль .
– Что случилось? – настаивает он .
– Они переметнулись к врагу .
– Ты знаешь что-то еще?
– Нет .
– Ну что ж, если ты хочешь, чтобы я охотился на Сироту, лучше тебе заставить Вашингтон вынуть голову из задницы и дать мне конкретную информацию!
– Ее нет. Ты и сам это знаешь .
– Это не значит, что у меня нет вопросов. Шестая заповедь – или ты забыл о ней?
Эван смотрит на экран ноутбука. Он видит изображение ван Скивера, но перед его мысленным взором возникает другой ван Скивер – ребенок на асфальтированной бейсбольной площадке в тени высотного комплекса Лафайет-кортс, где они частенько собирались. Компания лоботрясов, у которых было полно времени и которым было нечем заняться .
– Я не стану этого делать, – говорит Эван . – Не стану убивать своих. Он же пришел со мной .
– Он в любом случае труп, – отвечает Джек . – От твоей ли руки или от чьей-нибудь еще .
– Это аргумент сомнительного морального качества, – говорит Эван .
Тишина. Затем Джек отвечает:
– Справедливо. Возвращайся во Франкфурт. Они пришлют кого-нибудь, чтобы прибраться за тобой .
– Как всегда .
Эван вешает трубку .
Три дня спустя он звонит еще раз, набирая номер одноразового телефона из списка, который он запомнил. Джек берет трубку на кухне, Эван слышит, как работает фильтр кофейной машины .
– Нужно встретиться, – говорит он .
– Это невозможно. Твоя работа в Болгарии многих поставила на уши. За тобой могут следить .
– За мной не следят .
– Откуда ты знаешь?
– Ты сам учил меня этому .
Пауза .
– Это недозволенный контакт, – наконец говорит Джек. В его лексиконе нет слова хуже, чем "недозволенный" .
– Это недозволенная жизнь. Нужно встретиться. Сейчас .
– Нет. Оставайся в Германии. Исчезни с радаров. Сейчас ты не сможешь въехать в страну .
– Я звоню тебе с пересечения Л-стрит и Коннектикут-авеню .
На этот раз пауза тянулась дольше .
– Возможно, утечка происходит с нашей стороны, – наконец говорит Джек . – Не хочу светиться. Я стараюсь не высовываться .
Работа в Болгарии. Утечка. Оправдания, нехарактерные для человека, который не привык оправдываться .
Джек молчит. Эван тоже .
Наконец Джек сдается .
– Подземная парковка на Огайо-драйв на юг от мемориала Джефферсона. Она сейчас закрыта, там проводят строительные работы. Я буду в полночь на уровне Р3. На протяжении пяти минут .
Он нажимает на "отбой" .
Когда наступает ночь, Эван, засунув руки в карманы, идет вдоль берега Потомака. Цветут вишни, и, как всегда, Эван обращает внимание на то, что они почти не пахнут. Под ногами хрустят опавшие лепестки .
Эван находит парковку и несколько раз обходит это место, прежде чем приблизиться, а затем пробирается между оградительных конусов и пролазит под желтой лентой. Он обходит каждый уровень парковки, минуя ряды бетономешалок и машин, загруженных стройматериалами, спускается на уровень Р3, обследует периметр темного этажа и ждет, скрывшись за бетонной колонной. На протяжении двух часов Эван не пошевелился, оставаясь неподвижным, как и окружающие его инструменты и транспортные средства .
Ровно в полночь Джек подходит с дальнего конца уровня Р3, где, насколько известно Эвану, нет лестницы. Впрочем, это вполне подходящий фокус для человека, некогда бывшего резидентом ЦРУ. Подшипники внутри подшипников .
Шаги Джека гулко отдаются в тишине. Силуэт становится виден в свете красной лампы лифта, отбрасывая длинную тень на покрытый пятнами машинного масла пол. Джек останавливается и смотрит прямо на то место, где прячется в темноте Эван .
– Ну? – говорит он .
Эван выходит на свет. Мужчины заключают друг друга в объятия, длящиеся на одно мгновение дольше, чем следовало бы. Прошло двадцать шесть месяцев со времени их последней встречи – пятнадцати минут в карфагенском кафе. За прошедшие годы лицо Джека слегка расплылось, хотя он и остается по-прежнему в форме, ни грамма лишнего веса. Рукава синей фланелевой рубашки закатаны до локтей, на предплечьях видны мускулы. Руки бейсбольного кетчера .
Когда они разжимают объятия, Эван осматривает парковку. Прокашливается .
– Я ухожу, – говорит он .
Джек окидывает его взглядом .
– Ты не можешь уйти. Тебе это известно. Без меня ты всего лишь …
– Военный преступник. Знаю. Но я уйду в подполье .
– Мы не можем об этом говорить, – отвечает Джек . – Не здесь, не сейчас. Понимаешь? Я знаю, ты думаешь, что ты сам по себе. Но я защищаю тебя. Телефонный звонок, услуга от приятеля на паспортном контроле. Я единственный человек, который …
Из груди Эвана рвутся чувства – ему кажется, что он загнан в угол .
– Я не могу так больше!
Резкие слова эхом отражаются от бетонных стен и колонн. Эван не может вспомнить, когда в последний раз в его голосе было столько эмоций. Он вытирает рот, отворачивается .
Джек моргает. Он смотрит на Эвана так, как никогда не смотрел раньше, – взглядом родителя, который только что заметил, что его ребенок повзрослел. Глаза Джека увлажняются, губы плотно сжаты. Он не плачет, но кажется, что готов разрыдаться .
– Я хотел, чтобы ты делил мир не только на черное и белое. Я хотел, чтобы ты … оставался человеком. В этом я, возможно, подвел тебя . – Джек снова моргает, дважды, и опускает голову, глядя на носки туфель Эвана . – Прости, сынок .
Слишком поздно Эван замечает вибрацию от движущегося автомобиля. Его мышцы напрягаются. Слышится рев двигателя; включившиеся фары, подобно прожектору на караульной вышке, выхватывают из темноты кусок северной стены. В дальнем конце парковки черный джип, высекая искры, съезжает по круговому спуску с Р2 .
Сквозь лобовое стекло, покрывающееся паутиной трещин, видны вспышки выстрелов. Джек хватает Эвана за руки и рывком отбрасывает к колонне. Пули выбивают из нее бетонную крошку. Эван выхватывает пистолет, перекатываясь, перемещается на другую сторону от колонны и поднимается, держа пистолет двумя руками. Джип несется на него, и он стреляет сквозь разлетевшееся вдребезги лобовое стекло .
Пуля пролетает так близко от Эвана, что обжигает ему шею, но он не шевелится, выверяя прицел. Пока что он не может видеть через лобовое стекло, но он стреляет вслепую туда, где расположены передние сиденья. Рев мотора начинает стихать, ход машины замедляется. Эван выбрасывает обойму, заряжает в пистолет следующую и продолжает стрелять до тех пор, пока у него не появляется уверенность в том, что в кабине машины не осталось ничего живого; до тех пор, пока джип, замедляя скорость, не замирает, толкнувшись передним бампером ему в ноги .
В свете зеленой лампы лифта видны два тела, лежащие ничком на приборной панели. Пули порвали их на куски .
Эван слышит стон за колонной. Джек прижимается к ней спиной. Его синяя фланелевая рубашка порвана на плече. Кровь ярко-красного цвета, артериальная. Рука Джека, зажимающая рану, полностью залита ею – кажется, что на ней красная перчатка .
Всего миг – и Эван уже на коленях рядом с ним, снимает с Джека рубашку. Алое пятно продолжает расползаться по майке, будто перевязь. Рука Джека вздрагивает, и из-под его пальцев бьет кровавый фонтан .
Джек что-то говорит. Эвану приходится сосредоточиться, чтобы его мозг воспринял эти звуки, вычленил слова, осознал их .
– Я уже мертвец, – говорит Джек . – Задело артерию .
– Ты не знаешь. Ты не можешь …
– Знаю . – Джек поднимает раненую руку и касается ею щеки Эвана – возможно впервые .
Сквозь вентиляционные шахты слышен вой полицейских сирен наверху. В воздухе пахнет опилками и медью .
– Я умру, – говорит Джек . – Не выходи из укрытия. Послушай меня . – Его тело скручивает приступ боли, но он усилием воли заставляет себя говорить . – Это не твоя вина. Я сам принял решение встретиться с тобой. Сам. Иди. Оставь меня. Иди .
Эвану кажется, что он задыхается, но потом чувствует на щеках влагу и все понимает. Звук сирен все ближе, слышатся крики .
– Нет, – говорит он . – Я не уйду. Я не …
Здоровая рука Джека тянется к поясу, слышится звук взводимого бойка. Он нацеливает на Эвана пистолет .
– Иди .
– Ты не сделаешь этого .
Джек не мигая смотрит Эвану в глаза .
– Я когда-нибудь лгал тебе?
Эван встает, отшатывается на шаг назад. Он думает о предостережениях Джека. Работа в Болгарии. Потенциальная утечка. "Не хочу светиться" .
Но именно из-за Эвана он сделал это .
Эван бросает взгляд на дымящийся джип с парой неопознанных тел. Каждый вздох дается Джеку все труднее, воздух выходит из легких со свистом. Эван хотел бы, чтобы у него было больше времени, но времени уже нет. Он понимает, что фланелевая рубашка Джека все еще намотана на его руку. Эван сжимает ее в кулаке, и его ладонь намокает от крови .
Откуда-то сверху слышен визг тормозов, шаги по бетону .
– Сынок … – В голосе Джека нежность . – Тебе пора идти .
Он прижимает ствол пистолета к собственному подбородку .
Эван, делая шаг назад, вытирает слезы. Он отходит еще на шаг, затем еще и лишь тогда отворачивается .
Когда он бежит прочь, за его спиной слышится звук выстрела .
Глава 22
Фрагменты подлинной личности
Эван пришел в себя. Он все еще стоял на коленях в спальне перед выдвинутым ящиком. Испачканный кровью воротник рубашки Джека был намотан на его руку, подобно четкам. Эвану казалось, что он слышит призрачное эхо выстрела, отражающееся от стен его квартиры. С того выстрела началась его новая жизнь. Эван покинул подземную парковку под мемориалом Джефферсона и начал все заново.
После смерти Джека Эван снял домик в Аллеганах и отсиделся там несколько недель наедине с запахом хвойных иголок и хрустом опавших листьев. За всю свою жизнь он был близок лишь с одним человеком, и эта утрата оставила дыру в его сердце. Боль была почти физической, как от пули, пробившей грудную клетку. В каком-то смысле так и было.
Либо это случилось из-за того, что он заставил Джека покинуть убежище, либо за ним самим следили. Двое разыскиваемых людей в одном месте – встреча, на которой настоял именно Эван.
"Это не твоя вина. Я сам принял решение встретиться с тобой".
Эван как будто впал в спячку в продуваемой всеми ветрами хижине, словно горе лишило его сил. Он начал выходить из ступора примерно через месяц и лишь тогда понял, что убийство Джека имело не только эмоциональные последствия. На уровне Р3 погибла и единственная возможность легального существования Эвана.
У него больше не было куратора, не было контакта с правительством, не было ни одной страны, которая не вела бы за ним охоту – включая его собственную. Он ни к чему не был привязан.
В голове Эвана зазвучал голос Джека: "Соберись, сынок. Жалость к себе – самое бесполезное чувство из всех".
Тем утром Эван поднялся с постели, вышел наружу, под порывы пронизывающего осеннего ветра, и посмотрел на склоны гор. Они были усыпаны хвоей, в воздухе витал запах рождественской елки. Иголки впивались в его босые ноги. Ветер дул в лицо, даря Эвану ощущение, что мир куда больше, чем он думает, и что ему в нем найдется место.
В его распоряжении был практически неограниченный банковский счет, у него были навыки, но не было миссии. Да, он не был ни к чему привязан, но это не значило, что он был свободен.