Второй раз я его увидел году в 1994-м, может, в 1995-м. Было это на одной из улиц Города, в Академгородке. Время года - то ли поздняя осень, то ли ранняя зима. Было довольно холодно, градусов около двадцати, и почти бесснежно. Время - около десяти утра, посему час пик миновал. Я стоял и потихоньку замерзал, поскольку автобуса все не было, а одет я был явно не по сезону. Остановка автобуса была пустая. Вдруг, смотрю, к остановке подходит дядя в шикарной длинной дубленке и великолепной шапке - типа пыжиковой. По тем временам - одеяние богатое, редко встречаемое. Знаете - образ дореволюционного, холеного, классического купца! На ногах же и вообще не виданные ранее мной шикарные зимние кроссовки. (Жена потом просветила, что они жуткая редкость, а стоят двух-трехмесячную зарплату врача тех времен!) Вдруг я с изумлением узнаю в этом "купчике" Виктора Петровича. И вот представьте: подходит сей шикарно и дорого одетый мужчина и, не обращая внимания на меня, - прямо к мусорной урне. Там, зажав пальцем одну ноздрю, шумно, звучно сморкнулся другой, выдув из ее нутра приличный объем естественного содержимого. Затем поменял палец и повторил процедуру… После этого Виктор Петрович поднял глаза, пару секунд меня разглядывал, а затем сказал:
- Все это х…я, Вовка, лишь бы не было войны. - И тут же, вскочив в подошедший автобус, уехал…
Я - обалдел! Другого слова просто и не подобрать. Стоял и с открытым ртом изображал идиота! Вот здесь Виктор Петрович меня поразил!!! Сочетание шикарно одетого человека - и не простого человека! - и чисто дворницко-крестьянской манеры. Это - во-первых! Во-вторых! С момента нашего знакомства прошло лет семь-восемь, а он сразу вспомнил меня по имени!!! Я был убит, шокирован, обрадован, поражен этим событием! Посему срочно взял бутылку и поехал к другу делиться новостями. Делились мы долго и упорно, но это уже совсем другая история!
Мой коллега снова помолчал, заново вспоминая и переживая те чувства, и коротко досказал:
- Последний раз видел я Астафьева года за два до его кончины, да и то мельком. В зале, после какого-то заседания. Он шел между рядами. Лицо было брюзгливо-высокомерное, красное, злое. Глаза - колючие. Встретился с ним на секунду взглядом и не прочитал в нем ничего! Совсем другой человек шел. Третий, явно отличающийся от тех двух. Причем в худшую сторону…
Вот и все мои встречи с Виктором Петровичем Астафьевым, - закончил он свой рассказ. И вовремя! Ибо вдали показались домики райцентра - места нашего назначения. Там мы проторчали целый день: эксгумация - вещь не быстрая, особенно если при первом вскрытии дров наломали. К концу дня устали прилично и в обратный путь выехали поздно, уже по сумеркам. Деревню Овсянку миновали ночью и, соответственно, к могилке писателя больше не завернули.
Ночные голоса
Лучший руководитель тот, у кого подчиненные много способней его.
Гудмунд Хернео
Как быстро пролетела учеба в институте! Казалось, совсем недавно мы сидели на лекциях, бегали в кино и пивбары, сдавали какие-то сложные и не очень сложные экзамены. Еще вчера я трепетно и любовно изучал каждую буковку в только что полученном, новеньком, пахнувшем типографской краской документе под названием "Диплом"… А вот уже все друзья разлетелись по селам и весям нашей страны прокладывать свою дорогу в другой, уже взрослой и сложной жизни врача. Такая новая, неизведанная дорога легла и перед доктором - простите, пока только интерном Огурцовым, только начавшим изучать судебную медицину. Интернатура - это годовой последипломный курс углубленного изучения избранной специальности.
Как-то утром, по первому ноябрьскому снежку, интерн Огурцов бежал в наркологический диспансер. Нет, нет - вовсе не для того, чтобы получить специализированную помощь по их диспансерному профилю. Что вы, Огурцов практически не пил. Бежал потому, что было прохладно, бежал потому, что слегка опаздывал, бежал потому, что хотелось захватить на работе отдежурившего всю ночь собрата-интерна и будущего психиатра-нарколога Васю Валягина. Все дело в том, что Вася как-то обмолвился, что у него дома лежит старинная книга по судебной медицине, издания чуть ли не XIX века. И Вася обещал ее принести Огурцову.
- Только ты постарайся или к 19 часам прийти, или утром до восьми утра, ладно?
С вечера Огурцову попасть в диспансер не удалось, а похоже, и сейчас он опаздывает - городской транспорт, леший его раздери! И Огурцов побежал что было сил. Главное - перехватить Василия. Однако, как он ни торопился, минут на десять все-таки опоздал. В диспансере он прошмыгнул мимо вахтера и тихонько поднялся на третий этаж. В коридорах было пусто и непривычно тихо. Просочившись в ординаторскую, обнаружил в ней Валентина - нашего же сокурсника. Валька с крайне унылым видом сидел за столом и меланхолично листал какой-то справочник. Увидев Огурцова, он уныло спросил:
- Че приперся? Ты сейчас совсем здесь не к месту.
- Почему это не к месту? Мы с Васькой договорились… А кстати, где он? Неужели я опоздал? Он что, уже смылся?
И только тут до меня дошло, что Валентин сидит один и нет ни заведующего, ни других врачей. Да и Вася, слышимый обычно издалека, в пределах досягаемости огурцовских органов чувств не идентифицировался, что уже само по себе было удивительным.
- Значит, Вася не дождался, гадюка, - сказал Огурец и сел на диван. - А вообще, куда все подевались? - удивленно озираясь, спросил он.
- Куда, куда, - неопределенно ответил Валентин, - сказал бы я тебе в рифму куда, да лучше помолчу!
- Что, неужели Васенька опять что-то натворил? - догадался Огурцов.
- Сказать "натворил" - значит ничего не сказать, - ответил Валентин и как-то безнадежно махнул рукой.
Надо заметить, что Вася Валягин был человеком очень непоседливым и вечно попадал в какие-то истории, переделки и переплеты и благодаря таким историям был известен всему институту. Огурцов, догадавшись, что Васисуалий опять влип в какую-то историю, посмотрел на Валентина.
- Так что случилось? - спросил Огурцов, наливая чай из всегда горячего электрического самовара. - Колись давай!
- Да он выкинул такой номер, что все его прежние проделки - безобидная детская шалость пред нынешним фокусом! Может, мы Васю больше и не увидим, - делано-грустно добавил Валентин, хитро при этом улыбаясь.
- Ну не томи… Его что, ночью в женском отделении поймали? Или он бегал за водкой по просьбе пациентов наркологического отделения и был публично уличен?
- Не, все гораздо хуже… Он радио слушал!
- ???
Вот что в конце концов Огурцову поведал Валентин. На дежурство Вася - как это было и положено - заступил вместе с опытным доктором. Часам к десяти вечера они закончили все дела и, неторопливо попив чайку, отправились отдыхать каждый на свой этаж. Надо сказать, что наркологические отделения, в отличие от обычных больничных учреждений, были оформлены очень качественно и даже богато - по тем временам, конечно! Стены всех кабинетов были облицованы рифленым деревом - так называемой вагонкой - и покрыты лаком. В коридорах - полированные панели. Всюду цветы в большущих, отделанных затейливой резьбой деревянных емкостях. Ну а оборудование - вообще сказка! Так, например, все кабинеты и даже палаты были оборудованы селекторной связью. А в кабинетах врачей - ординаторских - стояли сверхсовременные и мощные, опять же по тем временам, радиоприемники. Помните такие? Ламповые, стоящие на ножках, сверкавшие полированными боками и огромной передней панелью с большущими ручками настроек. Чудо! Так вот, Васенька, дописав истории болезней, устроился у такого приемника. Крутили, крутили Васины шаловливые ручонки кнопочки настроек и докрутились до "Голоса Америки". Была такая архизапрещенная передача, вещавшая из логова имериализ ь ма на русском языке и адресованная угнетаемым тоталитаризмом гражданам нашего отечества. Ну а теперь, читатель, поднапрягись и реши задачку с тремя… известными. Дано: хорошо звучащий голос загнивающего и продажного капитализма, селекторная связь, ну а третья составляющая - непоседливый выдумщик и озорник Вася Валягин. Тоже мне задачка, ответит вдумчивый читатель! Бином Ньютона! Правильно! Васенька устроил трансляцию этого вражеского голоса на все палаты и посты медсестер нашего этажа! Как говорится, с применением технических средств совершил противоправное деяние, выражавшееся в ведении агитации, подрывающей устои социалистического общества. Голос нашего вероятного противника, падкого на дешевые сенсации, минут десять клеветал на советскую действительность, пока прибежавший держащийся за сердце и видавший виды доктор не прекратил это безобразие!
Ну а утром, уже минут за десять (!) до начала рабочего дня, к главному врачу явились двое очень серьезных немногословных мужчин, и Васю срочно вызвали к ним в кабинет - закончил свой рассказ Валентин.
- Ну ни фига себе! И что теперь будет?
- Не знаю… никто не знает! Заведующему отделением и нашему руководителю велено было сидеть в приемной и дожидаться, пока компетентный и карающий орган проведет разбор Васиных фокусов. Вот все и ждут… А нашего балбеса в кабинете прорабатывают. Нам тоже сказали с рабочих мест не отлучаться! И удастся ли Ваське соскочить с карающего органа - тоже неизвестно…
Они обсудили, чем для Васи это может закончиться, и ни к какому выводу так и не пришли. Потом, попивая чай, Валентин поведал Огурцову о других проделках озорного Василия.
- Совсем недавно, - начал рассказ Валентин, - наш Вася отмочил такой, например, номер. Как-то в конце рабочего дня мы собрались пивка попить. И когда уже стали переодеваться, Вася вдруг вспомнил, что он еще не сделал обход больных! Вот запамятовал как-то! Закрутился! Занят был неотложными делами! Будучи человеком добросовестным, Василий, уговорив нас пару минут подождать, стремглав помчался в палату. Обход - дело святое! По дороге ему в голову пришла блестящая рационализаторская мысль, позволявшая значительно ускорить процесс осмотра. Зайдя к больным в палату, Вася принялся эту "светлую" мысль реализовывать. Он попросил всех раздеться до пояса и встать, плотно прижавшись друг к другу. Мол, сейчас он будет отрабатывать новый метод аускультации. Ну, встали эти пять или шесть больных, руки на поясе, и в такт, по команде молодого предприимчивого доктора, дышат: вдох… выдох… вдох… выдох. Вася же слушает переднего и говорит:
- У первого - хрипы справа, у второго - жесткое дыхание, у третьего… - Однако третий так и не узнал, что же у него с легкими, ибо тут, как на грех, лиса близехонько бежала. А точнее - главный врач проходил мимо палаты. Этот убеленный сединами доктор почему-то не проникся этой новаторской идеей - вот ретроград! - и не смог по достоинству оценить Васины изыски. Гром по сему поводу на планерке был страшный, и Василий аж целых два дня после этого ходил тихий и незаметный.
Огурцов от души посмеялся над Васиной находчивостью и выдумкой и вспомнил, что таких "недоразумений", где главным фигурантом был Вася, имелось предостаточно. Знаете, есть такие люди, которые постоянно влипают в разные истории. Вот Васю и подводила живость и непосредственность характера. В то же время Вася был парнем отзывчивым и добрым, с неплохим багажом знаний, полученных в институте.
Конечно, теперешней молодежи, выросшей в условиях полной и бездумной свободы слова, эта ситуация с радиоприемником не очень-то будет понятна. Однако старшее поколение поймет все прекрасно и легко представит возможные и серьезные - серьезные без всяких дураков! - последствия сего поступка. Однако все закончилось благополучно. Васю прорабатывали в кабинете главного врача часа два, а потом отпустили. Вскоре ушли и хмурые молчаливые дяденьки. После этого Василий, как Огурцову позже рассказывал Валентин, неделю ни с кем не разговаривал, и его контакт со всеми ограничивался только междометиями "да", "нет", "ага" и тому подобное. Короче, был тише воды и ниже травы.
Представив Васисуалия таким тихим и незаметным, Огурцов рассмеялся. Учитывая общительность и какую-то всеобщую шумливость Васи, это, несомненно, указывало на глубочайший психический надлом. Впрочем, через недельку, рассказывал Валентин, Вася полностью оправился от потрясений и все потекло по-прежнему. О том, что с ним произошло в кабинете главного врача, он так никогда и никому не рассказал. В отместку ребята его несколько дней дразнили агентом КГБ, но это прозвище к Ваське так и не прилипло. Лишь позднее всплыла фраза, которой ему и долбили по башке, а именно о технических средствах и подрыве социалистического строя. Да и главный врач при случае и без случая неоднократно напоминал о Васиных умственных способностях и его не в меру шаловливых ручонках. Вот и вся история.
Да, забыл совсем! Книгу по судебной медицине Вася так и не принес. Вероятно, живость характера не позволила вспомнить ему об этом. А может, потерял. Но Вася не был бы Васей, если бы… Короче, вспомнил Василий про свое обещание гораздо позднее - через четверть века! - когда встречались на 25-летие нашего выпуска. Вот тогда-то Василий и вручил Огурцову книгу издания 1898 года, написанную по-немецки. И все бы ничего, но написана она была известным психиатром А. Блейлером с изложением его концепции аутизма и амбивалентности больных шизофренией. Огурцов полистал ее и сказал:
- Вася, я ведь не психиатр, да и в немецком слаб - это если мягко сказать, - и протянул ее Василию.
- Ты прости меня, Дима, но ту книгу по судебке я так и не нашел. А эта… пусть на память от меня останется. - И Огурцов с Василием крепко обнялись.
Дежурство по больнице
Хорошо зафиксированный больной в анестезии не нуждается.
Народная мудрость
Вот и закончилась интернатура! Сдав выпускной экзамен, доктор - уже доктор! - Огурцов поехал работать районным судебно-медицинским экспертом в маленький сибирский городок. Объем работы в том отделении был приличным, ибо три района с расстояниями в добрые 100 км оставляли мало времени для "дуракаваляния", однако молодость и избыток сил (да и вечная нехватка денег) заставляли доктора Огурцова брать ночные или суточные дежурства по районной больнице - четыре дежурства в месяц. Не так уж и трудно. И эти дежурства всегда были разными - то такими, что прилечь и на минутку не придется, то спишь сном младенца часов шесть. Всегда по-разному. Поэтому, когда субботним утром идешь дежурить, всегда гадаешь: какое предстоит дежурство?
Впрочем, то дежурство, о котором пойдет речь, выпало именно спокойным! Бездельным. Доктор Огурцов неторопливо сделал обходы больных по отделениям, попил чайку с пришедшим глянуть послеоперационных больных хирургом. Вот и все! Короче, к вечеру даже утомился от медленно ползущего времени.
Вдруг часов в 8 вечера в приемный покой, где Огурцов нес службу, явился его коллега, врач Генка Левашов. Огурцов сначала обрадовался, мол, партнер в шахматы пришел поиграть! Однако Генка был печален, скособочен и озабочен собственным здоровьем. Он руками поддерживал правую половину живота, и лицо его было страдальческим… Правда, в меру.
- Что случилось, батенька?
- По-моему, у меня аппендицит, - ответил страдалец.
Оба доктора - больной и дежурный - посовещались, сообща помяли живот и, решив, что дело серьезно, вызвали дежурного хирурга. Вскоре требуемый специалист прибыл. Он тоже, сосредоточенно сопя носом, минут десять холодными пальцами перебирал многострадальный Генкин живот и, поднявшись с кушетки, сказал:
- Да, коллега! Похоже, придется это место удалять… Сейчас возьмем анализы, посмотрим, какая у тебя кровь, и, благословясь, приступим?
- А куда деваться? Сам все понимаю! - жалобно ответил Генка, и они, рука об руку, отправились в хирургическое отделение. Когда через некоторое время Огурцов поднялся к ним, то обнаружил сплошную идиллию. Пациент и его лечащий врач вольготно расположились за столом заведующего. На столе красовалась здоровенная бутыль с бесцветной и прозрачной жидкостью, а рядом - небольшие медицинские мензурки. Воздух в комнате был уже напоен благородным запашком спирта. Чистого, медицинского!
- Чего это вы, ребята? Другого времени не нашли?
- Так мы к операции готовимся, - ответил хирург, а Генка, выдохнув воздух и смахнув слезу, пояснил:
- Предпер… предоперационная подготовка!.. Тебе налить?
- Ну вас к черту! Лев Николаевич, тебе ж оперировать!
- Знаю… я капельку… здоровье поправить, да и для уверенности в руках. - И снова набулькал мензурки. Генка поднял свою и взялся за хлеб. Однако хирург, отобрав кусок, сказал:
- Так! Закуска мне, а тебе, пациент, нельзя, желудок должен быть пустым, а то стошнит на операции!
- Ты смотри, как бы его раньше не стошнило, - снова встрял Огурцов. Собутыльники - простите, врач и пациент - переглянулись, ругнули его и, чтоб не мешал, выставили из ординаторской, где уже без помех продолжили подготовку к оперативному лечению.
В ординаторскую Огурцов вернулся, когда к операции уже все было готово и доктор с пациентом выходили в коридор.
- Слушай, Гена, - говорил хирург, - давай операцию под местной анестезией сделаем? А то ты уже… того… анестезиолог будет ругаться. А под новокаинчиком… раз, и готово!
- Давай, - согласился пациент, - где он, наливай!
Был Генка уже весьма хорош и, выходя из кабинета, чувствительно влепился в косяк. Узрев Огурцова, он сказал:
- Ты… это! Если что!.. Проследи, чтоб машина сыну осталась… ик! Ладно? - И они, покачиваясь и приобняв друг друга - для большей устойчивости, надо полагать, - направились в операционную. Огурцов с тревогой глядел им вслед… Случай был сложным!
Подходя к двери операционной, Генка вдруг грянул во всю ивановскую:
Дрожи, буржуй, настал твой смертный час,
Против тебе весь белый свет поднялси…
Он засмеялси, улыбнулси, все цепи разорвал
И за свободу бьется как герой…
В дверях палат стояли "ходячие" больные и с улыбками наблюдали за происходящим…
В операционном блоке Генку увели на операционный стол, а пьяненький хирург, пошатываясь, мылся, переодевался в стерильное, сыпав при этом сомнительными остротами и прибаутками. Ну а затем дежурный врач увидел чудо! Порог операционной переступил весьма "поддатенький" мужчина, что хорошо было видно и неискушенному человеку, а к операционному столу подошел совершенно трезвый, уверенный в себе и своих действиях Хирург. Движения его были точными, команды короткими, четкими, и Огурцов даже залюбовался, глядя на скупые и выверенные движения его рук! Вот что значит профессионал!
Операция, как и ожидалось, прошла успешно. Ведь не зря они к ней так тщательно готовились! Утром Огурцов зашел проведать страдальца. Лицо его было серо-зеленым и очень печальным.
- Что, Гена, тяжело? Больно?
- Да уж!
- Ну ничего, потерпи. К вечеру полегчает… Может, обезболивающее уколоть?