Я смотрел на своего товарища и удивлялся. Не хватало, чтобы он заразился этим сомнительным духом. И не иначе как продолжил бы свой жизненный путь в духовной семинарии. Поэтому, чтобы окончательно не потерять друга, я тут же поспешил опустить его на землю. И не с меньшим воодушевлением рассказал о высоконравственной встрече жены мэра и местного журналиста. Не забыв красочно описать реакцию на это дочери мэра Полины.
Мне удалось спасти друга от духовной семинарии. Он смотрел на меня, вытаращив глаза и причмокивая языком.
- Ай да люди!
- Люди, как люди, - пожал я плечами. - И это не удивительно. В белых стенах можно услышать все что угодно. И даже проникнуться этим. Но когда вырываешься из этой стерильности, хочется побольше жизни.
Вано полностью опустился на землю. Ему вообще было несвойственно долго парить над землей, он был слишком тяжел для полета. И поэтому он, почесав лысый затылок, прогудел.
- А от Модеста мы так практически ничего и не узнали. Во всяком случае того, что хотели.
- А мы хотели отвести подозрения от Угрюмого, - продолжил я за Вано - Но почему-то получается все наоборот. Он был связан с адвокатом. И имел все причины его придушить.
- И все же, почему никто не хочет говорить о болезни адвоката?
- Во всяком случае, может быть, мэр окажется более разговорчивым на эту тему. Модест не зря посоветовал нам сходить к нему.
Уже через минут десять мы были возле здания мэрии, построенном безо всяких излишеств, в форме четырехугольного куба серого цвета. Тем самым мэр, наверное, хотел подчеркнуть свою близость к народу.
Мы попали к самому обеду. В холле торчал один единственный охранник с пустой кобурой и абсолютно пустыми глазами, равнодушно бегающими по книжке. Которую, судя по всему, он за годы службы перелопатил вдоль и поперек… Поскольку охранять в принципе было нечего и некого. Завидев нас, в его пустых глазах промелькнуло нечто похожее на вопрос. Но это "нечто" мгновенно исчезло, когда мы представились.
- Он обедает у себя в кабинете, - буркнул он. И вновь уткнулся носом в книжку.
Я про себя подумал, что зря мы не натянули на свои головы чулки, чтобы слегка встряхнуть этого читателя. Хотя не думаю, чтобы это его взволновало. Или испугало.
Мы поднялись на второй этаж и без проблем нашли кабинет мэра. Приемная была пуста, поскольку секретарши обычно предпочитают обедать на стороне. Из кабинета мэра раздавались какие-то странные голоса. Я прильнул ухом к дубовой двери, но так ничего и не понял. Решив поэтому рискнуть. И заглянуть в кабинет без стука. Поскольку уже понял, что самое интереснее здесь можно узнать, только действуя внезапно.
Не ошибся я и на этот раз. И в очередной раз едва сдержал себя, чтобы не присвистнуть от удивления на всю мэрию.
На мягком голубом диване спиной к нам в углу кабинета восседал мэр. В обнимку с какой-то девицей. Они развлекались просмотром видеофильма. Такие непристойные сцены, происходящие на экране, даже меня заставили бы покраснеть, находись я в дамском обществе. Но ни мэр, ни его девица краснеть не собирались. И меня они тоже не собирались замечать. Поскольку были слишком увлечены. Воспользовавшись этим, я решил так же незаметно слинять. Не забыв, правда, при этом повнимательнее разглядеть подружку мэра.
Это была ни кто иная, как племянница доктора Ступакова! Толстушка Галка. Которая ранее беспрестанно опускала глаза долу и без всякого повода краснела.
- Почему ты не заходишь, - шепнул мне Вано.
- Потому что если я туда зайду, то умру от стыда.
И я потащил Вано за собой. Рассказав ему по дороге все увиденное. Упустив разве что пересказ некоторых сцен из порнофильма. Поскольку мой язык не привык к пошлятине. При выходе я заметил охраннику, что мэр так увлечен обедом, что, видимо, не слышал нашего стука. Поэтому не стоит ему сообщать, что мы заходили. И что мы хотим сделать ему сюрприз. И зайдем чуть позже.
Впрочем это было излишне, поскольку охранник все равно ничего не понял. Он все еще пребывал во власти прочитанного. Я бы не удивился, увидев, что он читает какой-нибудь порнороман с картинками. Поэтому похлопал его по плечу и пообещал в ближайшее время подарить полное собрание сочинений Льва Толстого.
На улице Вано дал волю своим чувствам. Он так долго хохотал, схватившись за живот, что я подумал, не треснуть ли его разок. К счастью обошлось без насилия. Вано успокоился и вытер рукавом цветастой рубашки слезы.
- Ну и ну! Бедный Модест. Знал бы он про интересы своих учеников!
- Да ну их! Я даже рад, что это обычные люди. Со своими дурными наклонностями. Во всяком случае их идеальность все время казалась мне подозрительной. А теперь все становится на свои места. Не могу только взять в толк, как можно променять свою красавицу Диану на эту дурнушку-пампушку Галочку. У него что, извращенный вкус?
- Дурак ты, Ник! А я очень даже понимаю мэра. У него как раз со вкусом все в порядке. Как можно жить с такой жердей как Диана! А эта пышечка вполне ничего. Мэру просто надоело спать с вешалкой.
Я решил, что о вкусах не спорят. Тем более с Вано. Он считал, что всего должно быть много. И еды, и выпивки, и женщины. Иначе не насытишься. Поэтому чтобы не продолжать бессмысленную дискуссию, мы решили на время разойтись. Вано отправился к Ступакову, чтобы попытаться расколоть его на тему рака. А я решил повидаться с Сенечкой. Чтобы посплетничать, как подружки. Сенечка был открыт более всех остальных, и ему, наверняка, доставляет удовольствие перемывание косточек остальных жителей Жемчужного.
Мне уже даже нравился этот городок. И не только из-за его слабостей. Здесь не надо тратить много времени на поиски кого-либо. За день только на центральной дороге, ведущей в гостиницу, можно запросто несколько раз встретить нужных тебе людей. И когда мне повстречался Сенечка, бодро шагающий, размахивающий руками и весело напевающий что-то вполголоса, я обрадовался. И схватил его за воротник клетчатой рубашки.
- Попался дружок?
Сенечка остановился и подмигнул.
- А что, я должен был непременно попасться.
- Во всяком случае, дружок, - продолжал ворковать я, - ты мне более всех симпатичен в вашем паршивом городке.
- Весьма польщен, - хохотнул Сенечка. - Но я предпочитаю женщин.
- Вот о женщинах мне бы с тобой и хотелось поговорить.
- Я подозревал, Ник, что ты старый бабник! - Сенечка довольно потер руки. - Ну и на кого ты запал? Я могу посодействовать. Только если это паршивая девчонка, у которой ты прохлаждался этой ночью, то я умываю руки. С ней сам разбирайся. И смотри - не попади в неприятную историю. Она уже всему городу растрепалась, что вы с ней не просто друзья. Это же надо, я пришел поддержать эту сумасбродку. Но как оказалось, ей болельщики уже ни к чему.
Ох уж мне эта Белка! Пусть только попадется мне под руку! И желательно - тонущей в море. Уж теперь я ее точно спасать не стану. А напротив, помогу побыстрее пойти на дно.
- Нет, Сенечка. Это не про Белку. Да и к чему мне она? Ну, если западать, то по крупному. Как ты считаешь? Например, как тебе жена мэра?
Бодрое настроение Сенечки мгновенно улетучилось. Он даже нахмурился. Что крайне не шло к его милому веснушчатому личику.
- При чем тут жена мэра? Жена мэра замужем за мэра.
- Ну об этом я догадываюсь. Но разве замужние женщины не влюбляются?
- Ладно, Ник. Я понял, к чему ты клонишь. Только не могу взять в толк, какая паршивая свинья тебе об этом растрепалась. В любом случае, давай выпьем по стаканчику. А там я, может, тебе и объясню, что с замужними связываться опасно. Хотя это и придает связи пикантность.
Мы пропустили по стаканчику в уже знакомом местечке. Официант Левушка услужливо разлил нам того же коньячку. И предложил той же морской капусты. Про себя я отметил, что сегодня опять приду в гостиницу голодным пожирать акульи плавники.
Сенечка смачно крякнул, опрокинув рюмашку. И развалился на стуле.
- Все-таки жизнь прекрасна, Ник? Ты это не находишь? И прекрасной ее делают совсем незначительные вещи. Чуть коньячку, чуть закусочки, чуть любви. А рядом - синее-синее море. Разве это не рай?
- Мне уже говорили, что ты поэт. Только как насчет рая, который проповедует ваш уважаемый учитель Модест Демьянович. Мне кажется, он его представляет иначе?
- Вот тут-то все и дело! Модеста меньше всего хотелось бы обидеть! Он так в нас верит! И мы его надежды вполне оправдываем. Мы серьезно относимся к делу, мы не напиваемся на улицах, у нас нет притонов. У нас всего понемножку.
- И все шито-крыто…
- А даже если это и так? О, я знаю, ты назовешь это ханжеством и цинизмом! Но ты не прав, Ник! Тысячу раз не прав! Это далеко не так. Это обычные человеческие слабости. Которые не выставляются напоказ, дабы не принести вред окружающему миру. Поверь, много бед происходит из-за чрезмерной открытости. Которую все привыкли называть правдой. А правда небезопасна. Если бы человек не выставлял напоказ свои пороки, было бы меньше бед. Было бы меньше вероятности, что ими заразиться другой. Во всяком случае - дети. Представь, если бы наш город кишел ночными клубами, если бы на каждом углу продавалась водка и женщины, если везде шастали алкаши, а пляж оккупировали сомнительные туристы? Ага! Молчишь! Вот именно! Уже бы любой подросток видел рядом эту свободную, разгульную жизнь и мог так же свободно, безо всякого контроля пользоваться ее плодами. И для него она была бы мечтой. Впрочем, это и происходит в других городах. А у нас…
Нет, у нас каждый имеет права выбора. Человек взрослеет, он все уже знает. Он может выбирать. Но к этому времени он уже являет собой сформировавшуюся личность. Которая морщит нос, видя по телевизору пьяные рожи. Читая в книжках о продажных женщинах. У человека уже есть дело. Но, безусловно, он только человек, и не более. И когда-нибудь у него обязательно откроется потайная дверца его слабостей. Но эти слабости будут настолько ничтожны. Что будут касаться только его одного. И с ними будет бороться только он. Вот и вся философия, Ник. И это не ханжеский цинизм. Это просто чистота нравов. Вернее, борьба за чистоту нравов. И места, в котором мы живем.
- Любопытная философия, - усмехнулся я. - А Модест… Он знает про эти потайные дверцы, где живут маленькие слабости и пороки?
Сенечка пожал плечами.
- Он же не настолько глуп. Хотя… Я думаю, он об этом не хочет задумываться. Ему нравиться жить в идеальном мире. И он идеализирует людей. И верит в них. К тому же, поговаривают, что его прошлое не настолько уж идеально. Он тоже имел слабости, хотя, наверняка, гораздо меньшие, чем мы…
Я вопросительно взметнул брови. Модест и слабости мне казались несовместимыми вещами.
- Да, да, Ник. Он безумно любил одну женщину… И насколько любил, настолько же ее мучил. Без конца подозревал, ревновал. Это была болезненная, ненормальная любовь. Поговаривают, что он даже поднимал на нее руку. Вот она и не выдержала. И смоталась отсюда. И где-то родила от него сына, которого он даже ни разу не видел. От порочной связи незаконнорожденный сын.
- Сын? - искренне удивился я. Модест Демьянович производил впечатление человека, у которого не может быть детей. - Действительно странно. И что, этот парень ни разу так и не наведался к своему отцу?
- Насколько мне известно - нет. Да и к чему ему это? Сколько несчастных ребят растут без отца. И если на то пошло, вырастают не такими уж плохими людьми. Думаю, тоже случилось и с сыном Модеста. Он уже совсем взрослый. Где-то твой ровесник, Ник. Наверняка уже завелся семьей. И к чему ему какой-то учителишка из провинциального городка? Даже если он и его отец.
- Но Модест… Он судя по всему должен был его разыскать?
- Он вообще очень сильно переживал эту историю. После отъезда этой женщины пил несколько дней подряд. А потом… Потому перед ним встал выбор. Либо загубить свою жизнь. Либо сделать ее красивой. И он выбрал второе. Начисто перечеркнув прошлое. И целью его жизни стало преподавание. Не формальное, а истинное. Он посвятил себя воспитанию сильных людей. Тех, которые, как и он, сумеют преодолевать свои пороки. Так что не считай его таким уж закостенелым монстром. Он вполне может понять любого. Но главное, чтобы этот любой сумел бороться со своими слабостями. И ему это удалось. У него крепкие ученики.
- Печально будет, если он когда-либо узнает правду о своих учениках. Которые не всегда побеждают пороки.
- Он ее никогда не узнает, потому что он не хочет ее знать! Ему важно, что он воспитал порядочных людей. И я не иронизирую. Здесь живут вполне порядочные люди. И Модест гордится нами и своим городом. И он видит его чистым: и экологически, и морально. Это прекрасная иллюзия не только для него, но и для всех нас. Потому что это не просто иллюзия. Это иллюзия, основанная на правде. И уже не отделимая от нее. И то, и другое - прекрасно.
Я смотрел на Сенечку и все более поражался. Он был очень уж юн для таких серьезных мыслей. Почти мальчишка. И хотя Модест и говорил о его литературном таланте. О котором, наверняка, можно спорить. Я все-таки ловил себя на мысли, что вовсе не знал этого парня. За открытой веселостью и некоторым легкомыслием которого скрывалась вполне философская, вполне утонченная натура. Впрочем веселость тоже зачастую сопутствует философии. А чрезмерная серьезность - легкомыслию. Так уж устроен мир. Мы скрываем свои настоящие чувства. Потому что это нам дорого…
- А где твой дружок. Кстати не в обиду будет сказано. Он похож на прожженного уголовника, - рассмеялся Сенечка, повторив со мной по рюмашке. Он вновь превращался в беззаботного рубаха-парня.
- Скорее он напоминает бегемота, - защитил я, как умел, своего друга. - Он кстати решил провести время в обществе доктора Ступакова.
- Дай Бог ему удачи!
- Что ты хочешь этим сказать?
- Да ничего. Просто Ступаков занятой человек. И не очень-то любит, когда его тревожат.
Сенечка явно что-то не договаривал. Но я и не настаивал на полной откровенности. Во всяком случае я надеялся, что Вано сможет что-нибудь узнать у доктора.
- А как его племянница поживает, Галка? - и я в свою очередь подмигнул Сене.
- Ах вот оно что! Ты и об этом знаешь! Ну что ж. Сам посуди, Ник… Она долго работает секретаршей у мэра. Возможно, поначалу они и не помышляли о близости. Но… Совместные обеды, совместные заседания, общие темы для разговоров. Тут и женоненавистник не выдержит, если его поставят в такие условия.
- Так она к тому же еще и секретарша мэра? Это для меня новость.
- Именно! Этим все и объясняется. Уверен, не будь она секретаршей, он бы ни разу и не взглянул в ее сторону. Но секретарши - народ особенный. Вот ты бы удержался?
- Перед такой, точно скажу - да!
Сенечка расхохотался во весь голос.
- А ты плут! Чем Галка - то тебе не угодила.
- Ну, вот если бы была секретаршей Диана… Это другое дело. Тут есть о чем подумать. Но как можно бежать к этой квашне от такой красавицы?
- Бежишь не от красавицы. А от сложности, Ник. Диана… Она очень сложная женщина. И от этого быстро устаешь. А Галка - она как на ладони. Не очень умна. Очень сговорчива. И по-детски наивна.
Я тут же вспомнил с какой "наивностью" Галка увлеченно пожирала глазами сомнительную киношку. И решил, что о наивности еще можно поспорить. А вот со сговорчивостью, похоже, все в порядке.
- И Галку понять можно, - продолжал Сенечка. - Ей всегда не везло на мужиков. А тут вдруг попался сам мэр, у которого жена тянет на супермодель. Конечно, ей это польстило. Вот и вся философия, Ник. У каждого свои слабости. Но это не те слабости, о которых стоит говорить всерьез. Разве ты с подобным не сталкивался. И разве ты можешь это осуждать.
- Ты что, Сенечка, - я замахал руками. - Я вообще не претендую на роль судьи. И все же… Подобные слабости могут привести и к трагедии.
Сенечка замотал оживленно лохматой головой.
- А вот здесь ты как раз и ошибаешься. Не могут. Именно потому что здесь срабатывает психология воспитания, которую долгие годы проповедует Модест. Сдержанность, глубина, порядочность. Я думаю, даже если бы кто и узнал о пороках другого, не стал бы делать из этого трагедию. И если бы Диана знала о Галке, она бы всего лишь ушла от мэра. Но без всякого скандала.
- А если бы мэр узнал о тебе? - откровенно спросил я.
- Уверен, и он бы не устроил скандала. Но не ушел бы от Дианы. Возможно, они бы просто повздорили. Я знаю здешнюю публику. Поверь мне, Ник. Мы порой поступаем аморально. Но воспитание наше не искоренить. Оно - внутри нас. Вырвать его будет слишком болезненно. И каждый знает, что это перевернет жизнь. Никто не хочет доводить свою жизнь до трагедии. Она нам нравится. И именно такая, какая есть.
- Ты очень любишь Диану? - я разлил коньяк для поддержания искренности.
Сенечки глаза блеснули.
- Эта любовь без будущего, - вздохнул он.
- А как же Полина?
- Полина… Знаешь, Ник, я вряд ли полюблю кого-нибудь кроме Дианы. А Полина - ее повторение. У меня нет выбора. И я надеюсь, что моя жизнь будет счастливой, если я женюсь на Полине. Со временем я обязательно перенесу свою любовь на нее. Тебя это шокирует? Меня тоже. Но, поверь, женившись на Полине я обязательно порву с женой мэра. И она это знает. Вот почему мы поскорее хотим этой свадьбы. Мы чертовски устали ото лжи. И женись я на любой другой, эта ложь не имела бы конца. Только Полина может нас спасти…
Я посмотрел за окно. Уже темнело. Мне нужно было спешить в гостиницу. Сегодня нам предстояла охота за доктором. И я боялся на нее опоздать.
Я ободряюще похлопал Сенечку по плечу. И оставил его разбираться со своими женщинами. В конце-концов такой случай вполне оправдывает и пьянство.
До гостиницы я бежал что есть силы. И мои мысли едва поспевали за мной. Но все же, несмотря на такую спешку, они были вполне ясны и логичны. Я думал о Сенечке. Пожалуй, в Жемчужном это был самый симпатичный персонаж. Самый живой среди этих картонных персонажей. Тут, конечно, нельзя не учитывать, что Сенечка - начинающий, юный литератор. И его свойство романтизировать родное Жемчужное вполне оправданно.
Впрочем я тоже не мог не признать симпатичной и даже правильной философию городка. И мне не меньше, чем жемчужанам, было отвратительно все то, что сегодня преподносилось как завоевание демократии. Вся эта чернушная аморальность и развращение малолетних, общий разгул и поголовная безвкусица. И так называемая свобода. Какое прекрасное, однако, слово - свобода! И до какого цинизма нужно было дойти. Чтобы так опошлить его значение. Чтобы это слово ассоциировалось не иначе как с грязью, пошлостью и - просто элементарной преступностью.