Он снова взглянул на девушку. Профиль не изменился ни на йоту. И выражение лица (сколько можно было судить по правой его половине) тоже. Черноусов вздохнул. Кто, интересно, муштрует этих детей? Главное, для чего? Ну, у дворян положение было наследственным (до семнадцатого года, во всяком случае). А наши-то господа-товарищи аристократы-феодалы дальше пенсионных льгот ни на какое положение не имеют шансов.
– У меня друзья погибли, – сказала вдруг она, ни к кому конкретно не обращалась. Голос ее был бесцветен, что никак не вязалось ни с яркой внешностью Светланы, ни с трагическим смыслом сказанного; точно теми же интонациями можно было в автобусе произнести: "Передайте пятачок водителю." Черноусов вспомнил слова Лисицкого о нервном срыве. И букет, видимо, предназначен для погибших друзей. Виктор почувствовал легкий укол вины.
– Простите, – сказал он. – Я не знал… И кто же эти друзья?
– Муж и жена Левины. Сеня и Тамара.
– А… Э… Да, – промямлил Виктор. Собственно говоря, он никогда не отличался душевной отзывчивостью и тонкостью чувств. Ну, погибли и погибли. Жаль, конечно, но он-то их не знал, совсем незнакомые люди. Абстрактное горе – это уже не горе, а повод поупражняться в философии. – Молодые? – спросил он – просто, чтобы что-нибудь спросить. И машинально отметил крохотную паузу, предшествующую ответу:
– Чуть больше тридцати.
– Совсем молодые, – заметил он. Просто, чтобы что-то сказать. – Как они погибли? Автокатастрофа?
– Перевернулась лодка. Сеня любил рыбачить с лодки. Поехали вместе, и вот… – она замолчала и отвернулась.
– Извините, – сказал Виктор чуть растерянно. – Я вовсе не…
Светлана чуть отодвинулась вглубь, а он наоборот – подвинулся вперед.
– Тут по дороге есть кладбище, – сказала вдруг она, ни к кому конкретно не обращалась.
Водитель кивнул.
– Вы не могли бы остановиться на пару минут?
– Пожалуйста, – ответил таксист.
– Здесь они похоронены, – на этот раз Светлана обратилась к опекуну. – Я никогда не видела их могилы.
Машина подъехала к кладбищенской ограде. Светлана вышла, не дожидаясь, пока спутник ей поможет. Черноусов потащился следом. Она делала вид, что не замечает. А может быть, и в самом деле не замечала.
Искомая могила оказалась на другом конце кладбища. Большая черная плита, увенчанная стелой. На отполированной грани были два портрета, сделанные, вероятно, с фотографии и надпись: "Левин Семен Израилевич, 5.11.1945 – 12.04.1982. Левина Тамара Геннадиевна, 6.3.1952 – 12.04.1982. Трагически погибшим дорогим детям от мамы".
Светлана молча положила букет на плиту.
– А почему – от мамы? – спросил Черноусов. – Только одна мама?
– Тамара была сиротой, – сухо ответила Светлана. – Памятник поставила Сенина мама… Послушайте, Виктор Михайлович, вы не могли бы оставить меня одну? – спросила она с плохо скрытым раздражением. – В конце концов, это мои друзья. Вы их не знали.
– Да, конечно, – ответил Виктор, чувствуя все большую неловкость. – Конечно, я подожду вас в машине.
– Откуда? – спросил водитель, когда Виктор вернулся.
– Я из Симферополя, она из Москвы. Родственница, – Черноусов вытащил из кармана сигареты, предложил таксисту. Пока они курили, тучи разошлись, появилось солнце. Сразу же стало жарко. Виктор снял с себя куртку.
– Слава Богу, – сказал он. – А то уж подумал, весь отпуск насмарку.
– Да ну, – сказал водитель. – Сейчас самое время. Дождей больше не будет, увидишь.
– Хорошо бы, – Черноусов вздохнул.
– А в Лазурном куда? – спросил таксист.
– Улица Парковая, – назвал Виктор. – Знаете?
Он кивнул.
– Пансионат "Прибой" далеко от нее?
– На той же улице, – ответил водитель.
Появилась Светлана. Оставшуюся часть дороги проделали в полном молчании.
– Парковая, какой номер? – спросил таксист.
Черноусов вытащил из кармана ключи, посмотрел на привязанную к ним бирку.
– Парковая, четыре, – прочитал он.
– Приехали, – сообщил таксист, останавливаясь рядом с одноэтажным домиком абрикосового цвета. – Вот четвертый номер.
– Спасибо, – Черноусов рассчитался, они вышли из машины. – Прошу, – сказал он Светлане. – Вот этот дворец будет вашим прибежищем на ближайшие семь дней. Хозяева уехали в Питер, ключи оставили мне, – он поднялся по четырем ступеням крыльца и отпер дверь. – Входите, не надо стоять на улице.
Войдя в прихожую Светлана осмотрелась и с возмущением сказала:
– Здесь же только одна комната!
Черноусов вошел следом. Да, внутренность абрикосового дома представляла собой одну-единственную комнату. Она была бы очень просторной, если бы не обилие разных художественных диковин: от древних амфор до авангардных статуй.
– Ваши друзья художники? – спросила Светлана.
"Черт их знает, – подумал Черноусов, – может, и художники…" Вслух уклончиво ответил:
– Что-то вроде. Что же до количества комнат, то пусть вас это не смущает. Я отнюдь не собираюсь стеснять вас своим присутствием.
– Да? – она посмотрела на Черноусова с недоверием, к которому тот уже успел привыкнуть. Черт возьми, разозлился вдруг Виктор, по-моему я не давал ей повода сомневаться в моих словах.
– Представьте себе, – сухо сказал он. – Я собираюсь устроиться в пансионате "Прибой". Правда, он находится неподалеку. Кроме того, мне придется время от времени вас навещать, поскольку я обещал приглядывать за вами. Но не волнуйтесь, ночи я буду проводить отдельно.
6
Вестибюль административного корпуса пансионата "Прибой" походил то ли на цыганский табор из фильмов Э. Лотяну, то ли на зал ожидания столичного вокзала. К окошку администратора тянулась длинная очередь одуревших от ожидания людей.
– Вы уверены, что вас здесь поселят? – ошарашенно спросила Светлана, сопровождавшая Виктора.
– Подождите меня здесь, – попросил Виктор, сбросил сумку на пол и поднялся по лестнице на второй этаж, к заместителю директора, Вадиму Казакову.
Черноусову повезло, Казаков оказался в кабинете один.
– Нужно место, – сказал Черноусов после приветствий. – Одно. Выручай, Вадик, на недельку.
– Что ж ты не позвонил? – сердито спросил Казаков. – Ты что, не знаешь что такое курортный сезон? Главное, сейчас. У нас же самый разгар заезда. Видел внизу, что делается? Впору "скорую" вызывать. Психовозку.
– Видел, – ответил Черноусов. – Но у меня безвыходное положение. Понимаешь, – он развел руками, – мне обещали оставить ключи от дома, – здесь, в Лазурном. И не оставили. И я на улице. А психовозку тебе придется вызвать для меня.
– У него безвыходное положение, – проворчал Вадим. – Это у меня безвыходное, – он пододвинул к себе телефонный аппарат и, не переставая ворчать, позвонил дежурному администратору.
– Лида? – он посмотрел на журналиста откровенно ненавидящим взглядом, а потом сказал: – Ты шестнадцатый корпус заселила? А резерв?
На это трубка заверещала так, что даже Черноусов услышал. Хотя и стоял у самой двери, с напускным безразличием разглядывая морские пейзажи на стенах. Верещание продолжалось около пяти минут. Черноусов решил, что психовозку придется вызывать именно к невидимой Лиде. Но тут Лида смолкла, и Казаков сказал:
– Сейчас к тебе подойдет товарищ. Фамилия – Черноусов. Из газеты "Коммунистическая молодежь". Устрой его в резервный фонд. На подселение? – он вопросительно глянул в сторону нахального посетителя. Тот кивнул. – Давай на подселение. Только чтобы не больше двух в комнате.
– Спасибо, – сказал Черноусов.
– Спасибом не отделаешься, – буркнул Вадим. – Иди, гиена пера… глаза б мои всех вас не видели.
Через пятнадцать минут Черноусов в сопровождении Светланы бодро шагал к стоявшему на отшибе домику. Вернее, бодро шагал только он. Светлана была занята своими мыслями.
Дверь в определенную Виктору комнату была открыта. Черноусов остановился. Светлана вопросительно посмотрела на него.
– Я сейчас брошу вещи, познакомлюсь с соседом и можно идти на пляж, – предложил он. Она пожала плечами и ничего не ответила. Черноусов решил впредь считать ее молчание согласием и быстро поднялся по деревянным ступенькам в домик.
Его соседом оказался молодой – лет двадцати с небольшим – парень, белобрысый, с топорщившимися усами и удивленным взглядом. По картинно вытертым джинсам и "акающему" акценту Черноусов определил представителя московской золотой молодежи. Звали его Ильей, он представился выпускником МГИМО, во что Виктор не очень поверил. Стандартный набор курортных профессий: дипломат, режиссер, журналист.
Черноусов поставил сумку в шкаф, мельком глянул в зеркало, пригладил растрепавшиеся волосы. После этого быстро стянул с себя рубашку, надел летнюю майку с какими-то надписями на неизвестном языке – продукт умельцев из братской Грузии.
– Вы уходите? – спросил Илья с некоторым разочарованием. В руке у него появилась бутылка коньяка, которую он явно собирался распить за приезд и знакомство.
Виктор развел руками.
– А куда вы собираетесь? – спросил юный дипломат.
– На пляж. Самое время, – Черноусов посмотрел на часы. – Половина второго, надо ловить момент, – собственно, ему не так уж хотелось нырнуть в море, просто никакого желания пить с едва знакомым не было.
Сосед подумал немного и спрятал бутылку в шкаф.
– Можно с вами? – спросил он.
– Пожалуйста, – без особой охоты ответил Черноусов.
Они вышли из домика, Виктор познакомил Илью со Светланой.
Перед выходом на пляж толпа отдыхающих окружила автоматы по продаже сухого вина.
– О! – сказал Илья оживленно. – Столовое белое! Как насчет стаканчика сухаря за знакомство?
Выпили по стаканчику. Вино действительно оказалось очень хорошим. Правда, Илья больше всего радовался цене.
– Е-мое! – счастливо повторял он. – Всего-то двадцать копеек стакан! Е-мое!..
Одного стакана ему оказалось мало. И двух тоже. Черноусов махнул на него рукой и они с девушкой направились к морю.
Переодевшись в деревянной кабинке, Светлана тем не менее отказалась купаться, сославшись на усталость после перелета.
– Не обращайте на меня внимания, – милостиво сказала она. – Идите, купайтесь. Я тут на галечке позагораю. Терпеть не могу песочные пляжи.
Не обращать внимания – это она, конечно, чересчур многого требовала от своего опекуна. С такой фигуркой и в таком купальнике – Черноусов только удивился тому, что не весь пляж сбежался смотреть. Хотя соседствующие парни пялили глаза без стеснения.
Светлана сидела на гальке спиной к морю и даже не среагировала на возвращение своего спутника, пока тот не попросил ее передать полотенце.
– Как вода? – спросила она безразличным тоном.
– Прекрасная, – бодро ответил Черноусов. – Не надумали окунуться?
– Пока нет.
Виктор насухо вытерся, растянулся на разогретых камешках и закрыл глаза. "Странно, – лениво подумал он. – Проторчать в больнице полтора месяца – и так классно загореть". Он еще некоторое время размышлял о роскошных условиях медучреждений для избранных. Потом мысли начали путаться. Вино и солнце в совокупности подействовали как снотворное. Виктора охватило мягкое дремотное состояние – сон наяву. Он машинально отмечал происходящее вокруг, слышал голоса и шаги, шум прибоя – но в то же время словно спал.
В это расслабленное восприятие действительности неожиданно вплелся тревожный оттенок. Наталья однажды заметила, что у ее друга повышенная чувствительность к чужим взглядам. Вот и сейчас – Черноусов почувствовал, что за ним пристально наблюдают.
Сначала он пришел к лестной для себя мысли, что внимание, наконец-то, проявила мисс Василенко, но осторожно скосив глаза в ее сторону, с некоторым разочарованием понял, что ошибся. Девушка сидела в той же позе, задумчиво подбрасывая на ладони обкатанные морем камешки.
Черноусов неторопливо перевернулся на живот, в то же время быстро оглядывая пространство. Чей-то взгляд, мешавший ему дремать на солнышке, начал его серьезно тревожить. Скорее всего, общее неуютное состояние связано было с неопределенностью его положения – то ли пажа при принцессе, то ли вожатого при половозрелой пионерке.
Он сел и еще раз огляделся. Группа из трех парней резко поднялась с места и направилась прочь от берега – в сторону набережной. Виктор скорее всего не обратил бы на них внимания, если бы они не сделали это одновременно, словно по команде. Лиц Черноусов заметить не успел. Среагировав на движение, он увидел лишь их мускулистые загорелые спины.
Странно, но после этого напряжение его оставило. Возможно, внимание троицы привлекла девушка (Светлане очень шел открытый купальник очень не нашего производства), а неприязненное разочарование вызвало внезапное появление из воды долговязого придурка (корреспондента Черноусова). Что и было отмечено чувствительной натурой последнего.
– Светлана Григорьевна! – позвал Виктор, снова укладываясь на гальку.
Она не отозвалась. Лишь повторное обращение вывело ее из состояния глубокой задумчивости.
– Что?… Вы что-то спросили?
– Да нет, – лениво ответил Черноусов. – Просто советую, все-таки, искупаться. Солнце сейчас жестокое.
Она рассеянно провела рукой по обнаженным плечам.
– Да, действительно… Надоело, – Светлана вздохнула. – Устала с дороги. Давайте просто прогуляемся по набережной, – она накинула поверх купальника джинсовое платье. – Пойдемте. Если хотите, конечно.
А куда деваться? Виктор ведь обещал присматривать. А три обладателя мускулистых спин ему не понравились. Они молча пошли по набережной. Молча – потому что Светлана, по-прежнему, думала о чем-то своем, а Черноусов просто не знал, о чем с ней говорить. Чем дальше, тем более идиотской казалась просьба товарища Василенко Г.Н. И думал Виктор о том, что придется попросить Лисицкого об отпуске за свой счет. Чтобы уж его-то провести нормально. В качестве курортника, а не в качестве то ли няньки, то ли сторожа. Словом, наши герои прогулялись по набережной из конца в конец молча, наподобие двух порядком осточертевших друг другу супругов-пенсионеров. Выйдя к автоматам, у которых оставался новый сосед Черноусова по имени Ильюша, Виктор обнаружили, что тот решил в этом месте поселиться. Мало того, вокруг оживленно шумела компания его друзей.
– Не теряете времени даром, – заметил Виктор.
Ильюша некоторое время сосредоточенно смотрел на него. Потом взгляд прояснился.
– О, ребята… А я думал, вы потерялись. Это мои друзья, – объявил он окружающим. – Знакомьтесь.
Лицо одного из новых поклонников белого столового показалось Черноусову знакомым. Тому, видимо, тоже, но память была лучше у него, потому что он закричал радостно: "Витек!" – а Черноусов нет. Правда, через мгновение Виктор его узнал, но радости особой это ему не доставило. Старым знакомцем был не кто иной, как "нормальный" знакомый гениального художника Верещагина по имени Леня. Черноусов вспомнил колоду у себя дома, после пьянки. "Три карты. Красная выигрывает, черная проигрывает…" А специалист уже подошел, протягивая обе руки – то ли для объятий, то ли не зная, левша Черноусов или нет.
– Витек! – повторил Леня. – Вот так встреча!
– Привет, – сдержанно ответил журналист. – Да, бывает. Мир тесен.
– Точно, тесен.
Леня огляделся, радостно улыбаясь.
– Твои друзья? – спросил Виктор.
– Уже да. А Женечка не приедет? – поинтересовался Леня. – Вы не всей компанией? Отличные у тебя ребята.
– Нет, отпуск выпал мне одному.
Он выразительно посмотрел на Светлану. Черноусов промолчал.
– Понятно. Да, жаль, жаль… – он замолчал.
– А ты? – спросил Виктор, чтобы спросить что-нибудь. – Тоже отдыхаешь?
– Жил в гостинице "Солнечной". До сегодняшнего утра. Вот… – он развел руками и чуть растерянно сообщил: – Представляешь, вчера поддал и забыл закрыть кран в ванной. Всю ночь текло, залило соседей. Так меня утром вытурили из гостиницы, еще и все деньги выгребли впридачу, – видимо, для убедительности он вывернул карманы брюк. – Пусто!
– Да, это трудно, – посочувствовал Виктор. – И как же ты теперь до Симферополя доберешься?
– Черт его знает, – он засмеялся. – Наверное, на попутке. Я не очень тороплюсь, отдохнуть хочется. Только вчера приехал. И выпил-то в связи с приездом. Ничего-ничего, – бодро закончил он, – я найду тут какую-нибудь скучающую москвичку… как-нибудь перекантуюсь.
Общительный Ильюша перезнакомил Черноусова и Светлану с добрым десятком парней и девушек. В руках вновь подошедших оказались стаканы все с тем же восхитившим Илью вином.
– Послушайте, – сказал вдруг Илья. – А что мы, собственно, тут сидим? Айда в домик!
Он был прав. Никто из компании больше не собирался на пляж. А накачиваться сухим, безусловно, лучше в домике, чем на набережной у причала. Только почему этим нужно было заниматься именно в его домике, Черноусов не понимал.
Илью неожиданно поддержала его подопечная. Черноусов с некоторым удивлением заметил на ее лице радостное оживление! "А не связано ли ваше пребывание в неврологическом диспансере, мадам, с чрезмерным употреблением спиртного, а вовсе не с психологической травмой, упомянутой товарищем Лисицким? – подумал Виктор. – Ох-хо-хо, только этого нам и не хватало…"
Компания разделилась. Большая часть, все-таки, решила прогуляться на пляж. Остались Илья, еще один москвич его же возраста по имени Николай. Николай обнимал за талию симпатичную загорелую брюнетку по имени Тамара, а возле пьяненького Ильюши кружилась длинноногая блондинка Оля. Девушки тоже поддержали Илью. Плюс Черноусов со Светланой.
И Леня. В этом как раз Черноусов не сомневался.
Ильюша быстро наполнил вином невесть откуда взявшийся трехлитровый бутылек, и компания отправились в домик.
Как Виктор и ожидал, все оказалось вовсе не столь увлекательным. На продавленных кроватях сидеть было не так уж удобно; единственное, что позволяло ему мириться с положением и даже получать некоторое удовольствие, так это то, что Светлана оказалась притиснутой к нему почти вплотную. Виктор осторожно обнял ее за плечи. Она не возражала. Прядь ее волос чуть щекотала щеку.
Илья вытащил из шкафа гитару – явно боевой инструмент, исцарапанный, с погнувшимися колками и потрепанной оплеткой струн – забренчал и запел: "Какая чудная земля вокруг совхоза Коктебля…"
Коля и Тамара радостно поддержали развеселую песню, с особым удовольствием исполнив припев насчет того, что "сегодня парень водку пьет, а завтра планы продает". Виктор с некоторым облегчением подумал, что отдых вроде бы входит в привычную колею. Особенно его в этом убедило поведение Светланы. Девушка еще теснее прижалась к нему, так что у корреспондента от тонкого аромата духов начала чуть кружиться голова. Впрочем, это головокружение относилось к приятным ощущением. Он, наконец-то, перестал чувствовать себя вожатым при пионерке.