– Д-да… – выдавил Черноусов. – Да здравствует новая историческая общность людей – большой бутерброд. Хлеб – крестьяне, колбаса – рабочие, а мы вроде тоненького слоя масла между ними. Интересно, кто этот бутерброд лопает?
– Что? – Лисицкий нахмурился. – Ты это к чему?
– Ни к чему, просто так, – рассеянно ответил Черноусов и поднялся из кресла. – Не морочьте мне голову, Николай Степанович. Интеллигенция, прослойка… Ерунда какая-то. Может, по-человечески объясните?
– Можно и по-человечески… – Лисицкий задумчиво посмотрел в сторону. – Вообще-то я тут навел справки. Позвонил кое-кому. Так вот, Виктор, не исключено, что ты выступишь в качестве психотерапевта. Видишь ли, Григорий Николаевич тебе не все сказал. У его дочери, Светланы, которую ты будешь опекать, некоторое время назад случилось несчастье. Нервный срыв. Около полутора месяцев она пролежала в клинике. Подробности мне неизвестны.
4
Разговор с Василенко и его просьба настолько поразили Черноусова, что конечно же, он забыл о Наталье. То есть, о том, что она должна была позвонить. И вспомнил об этом только подъезжая к дому. Вернее, на троллейбусной остановке, напротив дома. Настроение у него испортилось окончательно. Вообще ситуация выглядела сомнительно – если не сказать большего. Что бы там Лисицкий ни говорил, но фактически вместо нормального человеческого отпуска Черноусову предлагалась роль няньки при психически ненормальной дочке московского шишки. "Почему я? – уныло подумал он. – Почему в такие истории вечно влипаю я? В конце концов, неужели у такого папаши не могло найтись кого-нибудь поближе и понадежнее, чем провинциальный журналист, которого он никогда не знал? Его упоминание о статье, конечно же, связано со Лисицким. Позвонил, спросил…" Об отношении к нему редактора тоже можно было сделать малоутешительный вывод – если из всего, написанного и опубликованного корреспондентом Черноусовым он сумел вспомнить и назвать только прошлогоднюю статью о БАМе.
Виктор остановился у подъезда и задрав голову посмотрел на окна пятого этажа.
В его квартире горел свет. Поскольку ни у кого, кроме Натальи, не было вторых ключей, он бодро направился к лифту, готовясь к легкому скандалу по поводу отсутствия в назначенное время (интересно, какое время следует считать назначенным?).
И снова остановился. Допустим, сегодняшнее свое поведение он объяснить сможет, но как ей растолковать скоропалительный завтрашний отъезд к морю с неизвестной девицей? Только дура поверит объяснениям товарища Василенко Г.Н.
Или дурак. Вроде товарища Черноусова.
Виктор раздраженно забренчал ключами в кармане. Ключей оказалось неожиданно много. Он вытащил связку, долго и тупо разглядывал два лишних, причудливой формы ключа, прикрепленных к общему брелоку. Ключи напоминали то ли штопоры, то ли отвертки, и Черноусову никак не удавалось идентифицировать находку. Пока не вспомнил о сегодняшнем Женькином подарке. Вот не было печали… Он готов был застонать в голос: так все складывалось замечательно – и на тебе.
Вообще земное притяжение связано с внутренним состоянием каждого человека. Но по-разному. Сегодня сила тяготения давила на Черноусова все сильнее – по мере подъема по лестнице. То есть, по мере приближения к двери собственной квартиры.
Наконец, он обреченно нажал кнопку звонка. Ошибки не было: это действительно оказалась Наталья. Что было неожиданным, так это ее вид. Новое платье, слишком эффектное для обычной встречи, новая прическа. Она приняла удивление Черноусова за восхищение, крутнулась на каблуках.
– Как?
– Обалдеть, – Виктор вошел, закрыл за собою дверь и заставил себя улыбнуться. – Во всех ты, душечка, нарядах хороша.
– Да пошел ты… – обиженно сказала она.
– Я серьезно, – он подошел к ней и они поцеловались.
– Где ты пропадал? – спросила она смягчаясь. – Я звонила, звонила. Ты что, не мог предупредить?
– Извини. Так получилось. А… – Черноусов обвел взглядом комнату и не поверил собственным глазам. Все сияло чистотой. Стол был застелен чистой скатертью, в центре стояла бутылка шампанского, два хрустальных фужера (у него таких отродясь не было), рядом лежала коробка конфет. "Птичье молоко". – С ума сойти, – пробормотал он. – Откуда великолепие?
– Шампанское и "Птичье молоко" из обкомовского буфета. Я сегодня там была, готовила материал о партактиве, – ответила Наташа. – Фужеры – из "Кристалла". Просто я подумала: если есть хорошее шампанское, почему бы не выпить его из красивых новых фужеров?
– Действительно. А за что мы сегодня пьем? – поинтересовался Виктор, разглядывая этикетку. – О, брют. Новый Свет… Так за что?
– Я пришла сегодня к Степанычу и потребовала отгулы. Неделю.
– И он, конечно, отказал? – спросил Черноусов с тайной надеждой.
– Наоборот! – Наталья торжествующе улыбнулась. – Дал и пожелал хорошего отдыха. Конечно, он не знал, что отдыхать я собираюсь с тобой, а с тобой хороший отдых просто невозможен.
"Если бы знал, фиг получила бы ты отгулы", – мрачно подумал Виктор, стараясь в то же время изобразить на лице радостное удивление. Видимо, ему это удалось, потому что моя подруга закончила с той же улыбкой:
– Так что завтра мы с тобой вместе поедем к морю. А точнее, в Лазурное.
Если бы она сказала "На Гаваи", Черноусов бы удивился меньше.
– Почему именно в Лазурное? – спросил он.
– Потому что там замечательно, – ответила она. – И потому что это обойдется дешевле.
– Дешевле?
– Ну да. Разве Женька не дал тебе ключи от квартиры своих знакомых? Я сегодня его встретила, он сказал.
О черт! Болтливость Верещагина выходила за рамки приличия. Виктор хлопнул себя по лбу:
– Ах да, точно! Слушай, а я и забыл о них…
Срочно нужно было придумать что-нибудь убедительное и в то же время сделать так, чтобы Наташа не обиделась. Прокручивая на ходу возможные варианты, он отвернулся и сделал вид, что собирается включить проигрыватель.
– Поставь Сантана, – попросила Наталья, вновь приходя в хорошее настроение.
Черноусов порылся в пластинках, нашел "Лунный цветок".
– Потанцуем? – предложил он.
– Сначала шампанского.
Он послушно откупорил бутылку. Ему никогда не нравились театральные хлопки пробкой. И сейчас он постарался открыть тихо. Наталья, стоявшая спиной ко мне и раскачивающаяся в такт пронзительно-ностальгическим пассажам великого гитариста, удивленно взглянула на него, когда Виктор протянул ей фужер с золотистым напитком.
– За летний отдых, – сказала она. Он поцеловал ее, чувствуя себя законченной скотиной. Вдруг она отстранилась и внимательно на меня посмотрела.
– По-моему тебя что-то беспокоит, – сказала она.
– Вовсе нет, – Черноусов снова улыбнулся. Про себя подумал: "Похоже, мне придется пройти курс лечебно-оздоровительной гимнастики для лицевых мышц…" Мышцы уже начинали побаливать от частоты вынужденных улыбок. – Просто никак не отойду от вчерашнего.
– Да, ты был в форме… – она засмеялась, подняла глаза вверх. – А колбаса все еще висит, – Наталья показала на люстру.
– Колбаса? – Черноусов тоже посмотрел вверх и от неожиданности вытаращил глаза. На люстре болтался кусочек колбасы. – Господи… – сказал он, забыв на мгновение о проблемах. – Эт-то еще что такое?
– Ты не помнишь? Игорек вчера придумал развлечение, – пояснила Наташа. – Привязал кусок колбасы к люстре и предложил прыгать и хватать зубами. Такое соревнование.
– И я прыгал?
– Ты? Нет, ты не прыгал, – сказала она. – Я тебе не позволила.
Игорек.
– Хорошо, что напомнила, – сказал Черноусов. – Он же просил меня позвонить, Игорек наш. Срочно.
– А что случилось?
Ничего не случилось, девочка, подумал он, просто должен же я что-нибудь придумать.
– Ты же знаешь его, – сказал Черноусов. – Вдруг, трах-бах, срочно позвони, очень нужен.
Он снял трубку, набрал номер. Занято. Слава Богу, а то бы Игорек мог не понять. Черноусов немного подождал, потом сказал:
– Привет, Игорек. Да, я. Что у тебя? Да? А-а… Ну ладно, ладно. Я что-нибудь придумаю. Ты уверен? Ну хорошо. Что? – Виктор оглянулся на Наталью, внимательно слушавшую этот якобы разговор. – Нет, она здесь. Конечно, – прикрыв трубку рукой, он сказал: – Тебе привет.
Она пожала плечами. Игорь не относился к числу тех друзей Черноусова, к которым Наталья относилась с симпатией.
– Ну ладно, ладно, – сказал Виктор в трубку. – Я все понимаю. Пока.
Положив трубку он некоторое время смотрел на телефон, напустив на себя максимально озабоченный вид. До тех пор, пока Наташа не спросила:
– Что-нибудь случилось?
– Что? – словно очнувшись, Черноусов рассеянно взглянул на нее. – Нет-нет, все в порядке, Ната. Просто… – он немного помолчал. – Придется нам с тобой ехать не завтра, а послезавтра.
– А в чем дело?
– Ни в чем. Так… мужские проблемы. Надо выручить Игорька в одном деле. В общем пустяк, но как назло – именно завтра. Вечно у него, – с искусственной досадой добавил Черноусов. – Влипнет в историю, а другие отдувайся, – то же самое, боюсь, можно было бы сказать и обо мне.
Наталья заметно сникла. Тем не менее, искренняя озабоченность сыграла свою роль, она и не подозревала, что ее откровенно надувают. Черноусов мысленно поздравил себя и поблагодарил Анатолия Николаевича Маникина, руководителя студенческого театра миниатюр за те несколько уроков актерского мастерства, кои имел честь взять у него в свое время. Как выпутываться послезавтра, пока что было неясно. Но главное – завтрашнее утро.
Настроение у Черноусова поднялось, он выбросил из головы сегодняшние проблемы.
Все шло прекрасно. Музыка успокаивала, вино расслабляло. Виктор полулежал в кресле и слушал воркование Натальи, не особенно вдаваясь в смысл. Впрочем, она и не нуждалась в этом.
Звонок телефона врезался в общую мелодию совсем некстати. Черноусов поставил фужер и снял трубку:
– Алло?
– Добрый вечер, – голос звонившего звучал издалека и неясно, но узнать помянутого уже несколько раз Игоря можно было. Черноусов мысленно выругался, ответил:
– Вы не туда попали, – и положил трубку. Наталья улыбнулась, подошла ближе. Снова зазвонил телефон, и как назло, на этот раз Наташа оказалась к аппарату ближе хозяина.
– Алло? Да, сейчас… Это опять Родимцев, – она протянула Виктору трубку.
– Привет, – хмуро сказал он. Наталья удивленно взглянула на него, но промолчала.
– Привет, слушай, – Игорь говорил быстро, – я тут никак не прозвонюсь к тебе… А почему – "опять Родимцев"? Я, вроде, не звонил.
– Неважно. Говори, что случилось? – Черноусов хотел поскорее закончить разговор.
– Такое дело, понимаешь, нужны бабки, – заторопился Игорь. – Я вчера просадил все, ни копейки. До зарплаты еще две недели, полный зарез…
– Нету, – сказал Виктор. – Ну нету у меня. Я же в отпуск пошел.
– На недельку, а? – начал канючить Игорь. – Ну, на два дня… – он подумал. – Ну, черт с ним, завтра отдам. Только на сегодня, на вечер. Завтра отдам, ей-Богу. Перехвачу еще где-нибудь. Ну червонец-то всего!
– Да-да, я понимаю, – прервал его Черноусов, – но я завтра уезжаю.
– Ах, вот оно что, – осекся Игорек. – И когда же?
– С утра.
– А куда? – спросил он.
– В Лазурное.
– Понятно… – разочарованно протянул Родимцев. – Ладно, попробую выкрутиться. Когда возвращаешься?
– Через неделю.
– Ну, я позвоню через неделю. Пока, извини.
– Пока, – Виктор положил трубку и повернулся к Наталье. Только увидев ее окаменевшее лицо, он сообразил, что влип.
– И с кем же, если не секрет, ты едешь завтра в Лазурное? – холодно спросила она. – На неделю. А?
– Ни с кем, – поспешно ответил Черноусов. – Ни с кем, ради Бога. Это я так… чтобы отстал…
– Заткнись, – посоветовала Наталья. – У тебя на лице все написано.
Черноусов понял, что преждевременно гордился своими актерскими способностями, и нехорошо подумал об уроках актерского мастерства в студенческом театре.
– Я просто хотела посмотреть, что же ты, в конце концов, придумаешь, – она поднялась с дивана. – Ничего путного тебе сочинить не удалось. Кстати, отрегулируй телефон, короткие гудки звучат слишком громко.
Подойдя к двери, Наташа повернулась к нему и добавила:
– Я думала, что ты просто свинья, Черноусов. А ты еще и дурак.
Что интересно: после ее ухода, он почувствовал облегчение. Отнес шампанское и конфеты в холодильник, фужеры в кухню на мойку, посмотрел немного телевизор и завалился на диван. Мысли его постепенно растворялись в наплывающей дремоте. Вскоре он уснул и проспал беспробудно до самого утра.
5
С утра погода неожиданно испортилась. Моросил холодный мелкий дождь, скорее напоминавший позднюю осень, а не разгар летнего сезона. Черноусов прихватил зонтик, замок которого, конечно же, заел при первой же попытке его раскрыть. Троллейбус долго не шел, так что Виктор приехал в аэропорт порядком промокшим.
У выхода с летного поля, под большим брезентовым тентом стояла внушительная толпа. Это Черноусова немного приободрило, ему не хотелось оказаться в одиночестве. Он всегда думал, что тоскливо ожидающие выглядят промежуточным звеном между человеком и, например, собакой. Похожее выражение глаз. Тем более, в его случае, никаких приятных чувств предстоящая встреча не вызывала.
Он успел выкурить две сигареты, прежде чем сообщили о прибытии рейса из Москвы. Встречавшие начали подтягиваться к закрытым воротам. Кроме Черноусова у стены остались несколько пожилых семейных пар, ожидавших, видимо, следующий рейс и двое смуглых парней в спортивных костюмах, по виду – "леваков". Таксисты стояли чуть ближе к воротам.
Он вытащил из кармана лист ватмана, на котором заранее написал фломастером "Светлана Василенко", развернул его и поднял над головой.
Ворота перрона, наконец-то, распахнулись, вытолкнув первую партию прилетевших. Виктор вглядывался в лица проходивших мимо, пытаясь угадать Светлану до того, как она заметит призывный плакат. Толпа плыла мимо, люди равнодушно скользили взглядами по Черноусову и по надписи.
Перрон опустел. Кроме Виктора и "леваков" здесь никого больше не было. Он разочарованно посмотрел на них, они, столь же разочарованно, на него. Виктор свернул плакатик, сунул его в висевшую на плече спортивную сумку. И услышал над собою низкий грудной голос:
– Вы меня встречаете?
Он обернулся. Девушка смотрела на него хмуро и неприветливо. В одной руке держала дорожную сумку, в другой – букет цветов.
– Я Светлана Василенко, – сказала она. – У вас на листке было написано именно это имя? Или я ошиблась?
Прежде чем ответить, Черноусов окинул ее чуть обалделым взглядом с головы до ног. Это ей не понравилось.
– Что вы так смотрите? – спросила она. – У меня тушь поплыла?
– Удивляюсь, как это я вас не заметил, – пробормотал он, медленно приходя в себя. На улицах на нее должны были оборачиваться. "Вряд ли она просто так ходит по улицам, – подумал он. – Во всяком случае, наверняка нечасто. С таким-то папашей…"
Она продолжала смотреть на Черноусова с плохо скрытой неприязнью. Виктор оглянулся в поисках багажа. Светлана протянула ему сумку. Он взял. "Интересно, кому предназначались цветы? – подумал он. – Почему бы не встречавшему?"
– Идемте, – сказала она. – Где ваша машина?
– Машина? – Черноусов удивился. – У меня нет никакой машины. Мы поедем на такси.
Она недовольно поморщилась.
– Где стоянка?
– Справа от выхода из перрона.
Девушка решительно пошла в указанном направлении. Черноусов с трудом догнал ее.
– Послушайте, – сердито сказал он. – Вы не могли бы демонстрировать свое недовольство чуть позже? Хотя бы не с первых минут знакомства?
– А мы и не знакомились, – отрезала она. – И я вовсе не горела желанием знакомиться. Григорий Николаевич дал вам поручение меня сопровождать – сопровождайте. Я согласилась, только потому что иначе он не желал меня отпускать.
Тут уж Черноусов разозлился по-настоящему.
"Кукла столичная, – мысленно выругался он, – мало того, что из-за тебя мой отпуск накрылся, мало того, что я поссорился с Натальей, так теперь я еще буду выслушивать вздорный тон какой-то московской девчонки…" Он остановился и поставил сумку. На этот раз она тоже остановилась и недовольно взглянула на сопровождающего.
– В чем дело?
– В том, уважаемая Светлана Григорьевна, что я вовсе не выполняю ничьих поручений, – сказал Виктор, с трудом удерживая на губах вежливую улыбку. – Ни вашего отца, ни кого-либо другого. Григорий Николаевич не поручил, а попросил меня. И я согласился пожертвовать своим собственным законным отпуском. Теперь думаю, что зря. Если вы собираетесь вести себя так же, как ведете, пойдемте в кассу, купим вам билет и вы сегодня же вернетесь в Москву. А я позвоню вашему отцу, извинюсь перед ним и скажу, что сломал себе ногу. За пять минут нашего знакомства вы ухитрились оскорбить меня примерно пятнадцать раз. То есть, каждой своей фразой.
Светлана смотрела на Черноусова несколько озадаченно.
– Вы инструктор обкома? – спросила она.
Теперь пришла очередь удивляться Черноусову:
– С чего вы так решили?
– А кто вы? Где работаете?
– Журналист. Работаю в газете корреспондентом. Кстати, меня зовут Виктор. Виктор Черноусов. Вы можете обращаться ко мне по имени-отчеству: Виктор Михайлович. Поскольку я собираюсь обращаться к вам только по имени-отчеству, – сообщил он с некоторой язвительностью в голосе. – И на брудершафт пить тоже не собираюсь, можете не беспокоиться…
"Чего это меня занесло? – подумал он. – Все-таки начальство, наверное, нельзя так…" На самом деле его просто уязвило то, что красивая девушка разговаривает с ним как… "Как с лакеем," – решил он и разозлился окончательно. Но Светлана вдруг сменила гнев на милость.
– Ладно, не обижайтесь, – сказала она. – Я думала… Ну, неважно. Пойдемте. У меня немного болит голова, – правда, ее лицо сохранило недовольное выражение, но теперь она, по крайней мере, не убегала вперед, а шла рядом.
Когда они вышли на стоянку такси, там уже не было ни одной машины. Черноусов вспомнил о давешних леваках и завертел головой, надеясь увидеть их. Но и те, очевидно, отчаялись ждать пассажиров. Минуты через две к стоянке подкатило такси с желтой крышей. Пассажиры вышли, водитель скользнул взглядом по парочке.
– Далеко? – спросил он.
– В Лазурное, – ответил Черноусов со слабой надеждой. – Едем?
– Сколько кидаешь?
– Червонец.
– Клади четвертак, поедем. Или ищи еще пару пассажиров.
Искать лишних пассажиров Виктор не хотел. Сошлись на двадцати. Водитель попался неразговорчивый. Так что можно было спокойно подумать, чем Виктор и занялся. Перспектива целую неделю сопровождать человека, с трудом терпящего твое присутствие, мало улыбалось. Хотя и жаль. Он покосился на Светлану. Безупречный профиль. И никаких перспектив. От первоначального плана – поселиться вместе в доме верещагинских знакомых ("Как их, Земляникины, что ли?") – Черноусов уже отказался. Оставался пансионат "Прибой", Виктор хорошо знал замдиректора. Оптимальный вариант, хотя придется раскошелиться. Впрочем, товарищ Василенко обещал возместить расходы.