– Привожу в точности его слова, – объяснила Грушницкая. – Примерно через пять месяцев работы я уезжала в Лондон с целой кучей нерешенных проблем. Степан просил меня встретиться там с ним, так как он сначала поедет в Испанию и Португалию, а уж потом – в туманный Альбион. В общем, до встречи с ним я должна была подготовить встречу с одной капризной, даже не звездой – звездочкой, гастроли которой Варенцов позарез хотел устроить. Перспектива провести два дня за границей очень меня обрадовала. Я немного боялась, как бы Артур не начал ворчать, что работа отнимает у меня слишком много времени, но все прошло гладко. Он лишь пошутил, что будет вполне удовлетворен, если я хотя бы останусь по эту сторону Атлантики. Мне очень нравилась моя новая жизнь. Я чувствовала себя раскрепощенной, хотя у меня появились всевозможные обязанности, обязательства, я стала уставать. Но только теперь я до конца постигла бедность и пустоту моей прежней жизни... если только я все не придумала. – Она лукаво посмотрела на адвоката.
Гордеев даже поперхнулся от неожиданности.
– Нет, конечно нет, – засмеялась она. – Знаете, честно говоря, я очень рада, что рассказываю вам эту историю. Долгое время я как будто с трудом вспоминала, что же побудило меня искать перемен. Как бы сквозь туман видела ту пару, из-за которой пришел в движение любопытный механизм моего освобождения, и иногда спрашивала себя: а существовали ли на самом деле те двое и встречала ли я их? Быть может, рано или поздно все это как-то объяснится, думала я. Конечно, я имею в виду не факты, ибо они неопровержимы. Итак, мы подошли к самому главному.
Из Лондона я поздно вечером позвонила Артуру, и оказалось, что его нет дома. Мобильный телефон не отвечал. Это было просто невероятно! Я ломала голову, где же он мог находиться? Он, мой Артур, у которого нет близких друзей. Только бы с ним ничего не случилось. Мне уже начало казаться, что он в больнице. А я в Англии – и ничем не могу ему помочь. Да в самом ли деле по мне эта новая жизнь? В общем, я провела ужасную ночь, а утром наконец дозвонилась до мужа. Он был в отличном настроении и клялся, что я, должно быть, не туда попала, так как вчера вечером он никуда не выходил. Артур заявил, что решил воспользоваться моим отсутствием, чтобы последить за здоровьем, сходил в бассейн и рано лег спать. После этого разговора на сердце у меня стало тревожно.
Тем не менее я выполняла свои профессиональные обязанности. Довела переговоры с сумасшедшими рокерами до конца. Варенцов остался доволен. Он уезжал утром, а я собиралась лететь вечером, чтобы день провести в Лондоне без всяких дел. Едва ли не впервые после замужества я оказалась одна – совершенно одна! Меня так и подмывало вкусить холостяцкой жизни, но я решила лететь самолетом в тот же день...
Я вот о чем все время думаю: стать свободной женщиной – разве это легко? Освободиться от другого – да, но от собственных влечений?.. Ведь надо от столького отказаться! В который раз я вновь пересматриваю свои как будто бы уже бесповоротные решения. Почему прочность брака в значительной степени зависит от того, сколько времени супруги проводят вместе? Не говорит ли это о ненадежности чувств?
– Я не знаю, – честно сказал Гордеев. – Я знаю много женатых пар и много разведенных. У всех свои истории. Они похожи и... непохожи. Продолжайте, пожалуйста.
– Постепенно я пришла к выводу, что окружающий мир за те полгода ничуть не изменился – поколебалось лишь спокойствие моей скромной персоны. Когда я ехала в аэропорт и думала о муже, я испытывала только одно желание: вернуться в себя, уползти в свою раковину и забыть о вдруг проснувшемся тщеславии, которое едва не стоило мне счастья. Мне кажется, за эти полгода я обошла вокруг себя самой, как вокруг света, и теперь знаю достаточно, чтобы решить, чего я хочу на самом деле. В общем, я поняла, что не могу жить иначе. Разве побег мой был столь необходим, обогатил меня чем-нибудь? Впрочем, это не имеет значения... все равно никогда уже мне не стать той, что я была раньше.
Итак, во второй половине дня, уж точно не помню во сколько, я села в самолет в аэропорту Хитроу. Заснуть я не смогла, как ни старалась. Я не принимаю снотворное в самолетах, после этого голова квадратная. Вы спите в самолетах, господин адвокат?
Гордеев покачал головой.
– И правильно. Я хорошо помню, что уселась, даже не взглянув на соседа, и постаралась устроиться поуютнее. Книга, плеер, коктейль... Лишь вооружившись всеми этими необходимыми вещами, я повернулась налево. И увидела женщину с классическим профилем и гладко зачесанными волосами. Это была Она.
– Кто? – спросил Гордеев.
– Та самая женщина из ресторана, которая изменила мою жизнь.
– Давайте наконец называть вещи своими именами, – взмолился Гордеев. – Вы говорите об Альбине Артемьевой?
– Да, но тогда я еще не была с ней знакома.
– Значит, все же познакомились?
– Наберитесь терпения.
– Да уж терплю, – пробурчал Гордеев.
– Знаете, это просто необъяснимо, что я снова увидела ее. Будто колесико судьбы сошло с места, будто произошла ошибка. Она должна была навсегда исчезнуть с моего горизонта – а она сидела рядом со мной. Такое случается лишь однажды. Я думала: страдает ли она от разлуки, о протяженности которой я, естественно, не могла судить? Нет, конечно, не страдает: такую любовь не может убить разлука. В подобном чувстве нет места сомнениям. Вот это-то и было чудом. Убежденная в главном, я смотрела на эту женщину, а ведь, в сущности, еще совсем молоденькую девушку – но такую спокойную, уверенную в себе, словом, такую же, какой я видела ее в тот первый раз. И конечно, образ ее спутника незримо присутствовал рядом с нею.
– То есть она была одна?
– Она была одна, – подтвердила Грушницкая. – Самолет тем временем взлетал. Небо в иллюминаторах из темного стало черным: в ту секунду, как мы оторвались от земли, опустился густой туман. Помню, я любовалась изысканным багажом своей соседки: все вещи были разных размеров и формы, но близкие по материалу и цвету. Они представляли собой как бы одно семейство. Мне хотелось на чем-то сосредоточить внимание и попробовать отвлечься от болтанки – самолет то и дело нырял в ямы, хотя нас уверяли, что все нормально. Но как?
Я обратила внимание, что на безымянном пальце моей соседки нет обручального кольца, но это в конце концов ничего не значит, ибо она, конечно, выше всяких условностей. Интересно, сколько ей лет, думала я. Должно быть, около двадцати пяти. А может, чуть меньше.
– Меньше, – кивнул Гордеев.
– Вот видите, вы все знаете лучше меня.
– Я, пожалуй, больше ничего и не знаю, – защитился Гордеев, хотя, конечно, это не было правдой. Взять, например, хотя бы то же обручальное кольцо. Он знал, что по договоренности с мужем Альбина его просто не носила: это испортило бы ее имидж молоденькой манекенщицы. – Продолжайте, пожалуйста. Вы познакомились?
– Да. Первой заговорила она. Сама бы я не решилась на это, несмотря на то что мне уже приходилось общаться с довольно знаменитыми людьми, тут бы я спасовала – все-таки эта женщина изменила мою жизнь. Она любезно осведомилась, хорошо ли я себя чувствую. Я что-то пробормотала в ответ, тогда действительно воздушные ямы следовали одна за другой. Я слабо улыбнулась, и вдруг что-то всколыхнулось во мне, словно неистовые волны прорвали плотину. Я позволила накопившимся во мне вопросам вырваться наружу. Сначала самые банальные: как ей удается так спокойно переносить качку? "Я столько часов провела в воздухе и много раз облетела вокруг земли", – ответила она и продолжила разговор: приземление будет нелегким, в любом случае мы намного опоздаем, если вообще нас не посадят на другом аэродроме, как с ней уже бывало... Да, на прошлой неделе... Она посмеялась над подобной перспективой – все непредвиденное явно забавляло ее. Как человека свободного, который наслаждается игрой воображения! Я же при мысли о том, что нас могут посадить где угодно, встревожилась. К тому же мне хотелось как можно скорее добраться до Артура. Или хотя бы предупредить его, чтобы он знал, где я! А моя соседка смеялась над моим волнением, придумывала тысячи возможных осложнений. Тогда я вдруг осмелела и спросила, ждет ли ее кто-нибудь в Шереметьеве. Она, казалось, была удивлена. Нет, но она оставила там свою машину... А кроме этого верного друга, она не представляет себе, кто бы еще мог ее ждать. Сказано это было очень просто, без всякой горечи, как нечто само собою разумеющееся. Но ведь у нее есть друзья? Ну, конечно, у всех есть друзья. Но друзья, которые приехали бы ради нее в Шереметьево... Она сделала недоверчивую гримаску. В сущности, у нее даже есть муж. Но он не знает, что она прилетает. Они уже практически в разводе. Тут же я узнала, что все ее время отнимает работа – подиум, вот почему она много разъезжает. Да, она работает для модельного агентства "Стар Лайтс"... Она произнесла название, которое мне ни о чем не говорило. Внезапно небо просветлело – мы приближались к Москве. Меня охватила паника – нет, я не могу расстаться с ней вот так! Лучше бы я вообще ее не встречала никогда! Но теперь это невозможно. И вновь за меня, без моего участия, сработал некий беззастенчивый механизм. Все, что произошло, несомненно, имело какой-то смысл. И мне пришлось повиноваться и все-таки попробовать разгадать тайну – тайну совершенства, тайну успеха. Как всякий робкий человек, я накрутила себя и с каким-то поистине злобным бесстыдством принялась выпаливать все подряд: и про годовщину, и про ресторан, и про впечатление, которое она на меня произвела, и про открывшиеся у меня вдруг глаза, и про последствия. Я смеялась, чтобы придать большую легкость словам, хотя слезы то и дело подступали к горлу. Я рассказала ей, как, дойдя в своих рассуждениях до логического конца, обрела наконец свободу и вот теперь сижу в самолете рядом с ней. Она смотрела на меня, а я все говорила, объясняла, как я предполагаю строить дальше свою жизнь... Она слушала меня, не прерывая, явно удивленная, но все с тем же непоколебимым спокойствием. Какой же издерганной, уязвимой, растревоженной чувствовала я себя рядом с этой женщиной, исполненной такой безграничной уверенности в себе. Наконец после долгой паузы она заговорила:
"Подождите, когда это было и где? Вы совершенно уверены? Но как все это, однако, странно..."
Она достала из сумочки электронную записную книжку. Ну вот, подумала я, а еще говорят, модели – непроходимые тупицы. Она пощелкала по кнопочкам, пытаясь восстановить в памяти прошлое, найти какие-то зацепки.
"На тот день у меня ничего не записано. Вы правда уверены?"
Отвечать мне казалось излишним. Ну, конечно, я точно помнила – и еще как помнила! Она опять заговорила:
"Ах да! Но это было не приглашение... И не что-то запланированное... Поэтому я и не записала... В тот вечер мы показывали свою коллекцию... И в ресторане я была с молодым англичанином, нашим покупателем. Меня попросили куда-нибудь с ним пойти. Мы ходили в кино, смотрели какой-то дурацкий фильм. Но я совсем не знала его, вот что странно. Впрочем, кажется, он был очень мил. А после того ужина я больше ни разу его не видела".
Улыбка исчезла с ее лица. Она вспоминала.
"Этот мальчик был действительно мил. Совсем-совсем не похож на моего мужа-психопата. У меня муж – знаменитый художник, – она засмеялась, – встретите его, не говорите, что знакомы со мной. А тот мальчик... интересно, я ведь о нем забыла, а вот сейчас вспоминаю и вижу его совсем в ином свете... Но, конечно, не таким, каким вам нарисовало воображение. Совсем не таким". Она еще долго сидела, задумавшись, и потом сказала как-то очень значительно: "А быть может, из нас и правда получилась бы идеальная пара, только вы разглядели это лучше нас самих".
– И все? – спросил Гордеев. – Вы больше с ней не общались? Не обменялись телефонами, ничего такого?
Грушницкая покачала головой:
– Она мне еще сказала одну вещь, совсем не подходящую для молоденькой женщины. Что-то в том духе, что жизнь для каждого – лишь более или менее длительный путь, который человек проходит один, а все остальное – игра воображения. И если, например, со стороны вы производите впечатление женщины, довольной своей жизнью, этакой победительницы, разве вам от этого легче?
Гордеев крякнул от досады. А ведь она врет. Она общалась с манекенщицей и позже. Но почему она врет? Почему?!
– Что вы думаете обо всем этом? – спросила Грушницкая.
Гордеев делано пожал плечами:
– Мне кажется, люди обычно боятся верить в совпадения. Писатели боятся их использовать. Жизнь соединяет в один запутанный клубок и случай, и общее направление человеческой судьбы. Но в конце концов, победителей не судят.
Грушницкая улыбнулась ему с благодарностью:
– Знаете, это ведь моя любимая поговорка! Конечно, сильная воля много значит, но разве может она противостоять обилию свободного времени? И оно разрушило мою прошлую жизнь.
– Да, и еще одно, – спохватился Гордеев, когда они уже прощались. – По поводу предстоящего концерта Маккартни...
– Ну вот, – расстроилась Грушницкая. – Вы все-таки не утерпели, да? Но я же вам сразу сказала...
– Нет-нет, – перебил адвокат, – я просто хотел сказать, что мне всегда больше нравились "Роллинг Стоунз".
Грушницкая выпучила глаза.
15
Проезжая по Неглинной, Гордеев заглянул в "Глорию".
Денис Грязнов в этот день был олицетворением американского частного сыщика – ноги на столе, в руках газета, в голове пустота. Не хватало широкополой шляпы и кольта с длинным стволом. Но шляп Денис не носил, а револьверу предпочитал бельгийский пистолет "глок".
– Кофе хочешь? – спросил Денис, не опуская газету и не здороваясь. Он и так знал, кто мог таким наглым шагом войти к нему в кабинет.
– Воды хочу. – Гордеев сам прошел к холодильнику и взял из него маленькую бутылочку "Святого источника".
Кроме Дениса в офисе был еще, конечно, компьютерщик Макс. На немой вопрос Гордеева тот отрицательно покачал головой: это означало, что господа, которые намеревались шпионить за адвокатом в Химках, пока никак себя не проявили.
Денис газету так и не опустил. Неизвестно, что он читал, но Гордеев, присмотревшись, заметил с внешней стороны следующие строчки:
"...А одним из самых ярких событий открывшейся в Москве Недели мужской моды стал показ коллекции осень-зима 2004/2005 Дома моды Comme des Garcons, состоявшийся в отеле "Арарат Парк Хаятт". Самая загадочная среди дизайнеров – основательница марки Рэй Чжуан – известна тем, что никогда не отвечает на вопросы журналистов".
– Но для обозревателя нашего издания было сделано исключение... – пробормотал Гордеев.
– Что? – сказал Денис, опуская газету.
– Ничего... А знаешь, Дэн, давно ты мне корочек никаких не делал.
– О господи, – сказал Грязнов-младший. – Что на этот раз нужно?
– Аккредитация на Неделю мужской моды.
Денис вытаращил глаза:
– Ты серьезно?
– Вполне.
– На кой черт?
– Не твое дело.
– Как это не мое?! А если ты меня попросишь выдать тебе свидетельство нобелевского лауреата и тебя с ним потом за задницу возьмут, – это тоже будет не мое дело?
– Нобелевского лауреата? – задумчиво сказал Гордеев. – Любопытная идея...
После того как он добился от Дениса (а точнее, от Макса – фальшивыми ксивами ведал бородатый компьютерщик) того, что ему было нужно, Гордеев поехал к Артемьеву. По пути он созвонился с художником и объяснил, что ему срочно требуется картина на азиатскую тему.
Через два с половиной часа Гордеев ("независимый журналист, пишущий для ряда известных изданий") уже брал эксклюзивное интервью у Рэй Ямамото с помощью ее переводчика. По странному стечению обстоятельств, мало того что показ проходил в отеле "Арарат Парк Хаятт", так и сама японка поселилась именно там. Впрочем, видимо, "виновата" в том была принимающая сторона. А ведь в ресторане именно этой гостиницы он встречался с Грушницкой.