Они проехали деревню, оставив ее далеко позади, машины свернули на восток, потом на юго-восток. Салех и Захра ехали в машине вместе с Вазаром – командиром отряда, и еще тремя его людьми. Опасаться было нечего, ведь это был, по словам Вазара, отряд народной армии освобождения, которая состояла из народа – преимущественно, деревенские парни, и призвана была вести борьбу с арабским правительством, оккупировавшим страну. Салех знал, что правительственных войск в этих местах не видели уже давно. Молодые люди в машине были неразговорчивы, на вопрос: "Далеко ли мы едем?" ответа не последовало, лишь угрюмый, уставший взгляд. Вероятно, солдаты из народной армии утомились, долгий путь и бессонные ночи охватили их истомой.
День был жарким, Захре захотелось пить и она робко, боясь, что ее услышат солдаты, тихо сказала о своем желании отцу. Салех подумал, что он имеет право попросить глоток воды для дочери, и обратился к рядом сидящему молодому человеку лет двадцати-пяти.
– Простите, моя дочь хочет пить, есть ли у вас вода?
Молодой человек пристально посмотрел на девушку, а потом с отвращением отвернулся, словно его ни о чем не просили. Просьбу Салеха услышал Вазар, он скомандовал:
– Эй, Дахил, – обратился Вазар к широкоплечему мускулистому мужчине. Тот томно уставился на него, разинув рот, словно рыба. – У тебя была кепка с козырьком, дай ей. – Потом он обратился к Салеху. – Скоро будет деревня, там вода есть.
Дахил передал Захре кепку, она надела и попыталась приветливо улыбнуться отцу. В этой натянутой улыбке проскальзывала тревога и беспокойство.
– Ты голодна? – спросил Салех.
– Так, немного. А что?
Салех положил на колени сумку, порылся в ней и вынул коробочку с печеньем. В коробке, разукрашенной цветами, находилось десять квадратиков печенья, украшенных кондитером замысловатым орнаментом. Захра с любопытством смотрела на коробочку.
– Это тебе, – сказал нежным и заботливым голосом Салех. – У тебя сегодня день рождение. Это твой подарок. Я прниобрел его вчера.
– Спасибо, пап, – сказала Захра, прижимая подарок. – Но откуда это у тебя? А! Я поняла, ты его выменял. Я угадала? На ту пачку сигарет вчера, да, она испытывающе и лукаво посмотрела на отца.
– Это неважно, – Салех поглядел кругом, никакого намека на селение не было, одни песчаные холмы, да несколько пар деревьев. – Я не знаю, когда мы перекусим. По-видимому, эти люди не знают усталости и голода.
Но Вазар оказался прав, спустя несколько часов тряски по неровной и волнистой дороге, появились соломенные остроконечные домики. По дороге, навстречу машинам шли четверо симпатичных молодых женщин, завернуты они были в разноцветные, пестрые ткани, служившие им одеждой; на головах женщины несли котомки тех же оттенков ткани, что и платья. Стройные женщины, грациозно, ровным строем шли мимо проезжающих машин. Солдаты, упоенные желанием овладеть женским упругим, молодым телом, шумно, с выкриком, приветствовали черных молодых красавиц.
Дахил оказался небольшого роста, учитывая его широкую спину и толстые мускулистые ноги, он был похож на круглый шар. Дахил, от переполняющих его чувств к молодым особам женского пола, встал в полный рост и звал девушек в машину, но те лишь робко улыбались, их глаза светились счастьем, которое порой наполняет молодые сердца неописуемой силой, желанием сделать глупость.
– Гасик, ты вывалишься из машины и будешь бежать за нами, – с шуткой заметил Вазар, когда увидел, что один из его людей, худой и сутулый, перевесившись через борт машины, тянулся, пытаясь достать до котомки на голове последней в строю девушки.
– Не хватало, чтобы вы еще повываливались из джипа, – уже сердито сказал Вазар.
Но долговязый Гасик и не думал опускаться на сидение, он молча сопровождал удаляющихся позади женщин, глотая слюну и облизывая губы. Когда девушки исчезли, он сел с недовольным видом, затем вынул из-за пояса флягу с водой и сделал несколько глотков, заменивших ему неусытное и вечное желание любви.
Салех увидел флягу с водой и тут же попросил ее для дочери.
– Это вода для меня, – грубо оборвал его Гасик, закручивая крышку фляги. – Эй, Имад, хочешь пить! – крикнул Гасик, обращаясь к худому, но жилистому мужчине лет тридцати, сидящему у борта.
Имад был среднего роста, худой, но крепкий, самый старший в отряде. Он с самого появления в машине женщины, не сводил с нее глаз. Он сидел рядом, его тело немного соприкасалось с юным телом Захры. Девушка была не худенькой, с пухлыми бедрами, и опытный в женской ласке Имад, уже давно глазел на девушку, впиваясь в ее юное тело. Единственное, что его удерживало от соблазана обладать женским телом, был его строгий командир, который не терпел пьянства и разврата на службе. Поэтому Имаду доставалось лишь утоление желания внешним видом девушки. С упоенным взглядом развратного самца, он изучал юное тело, сидящее рядом, теплое, свежее, пушущее юностью. Потянувшись за предложенной товарищем флягой, он специально притулился к Захре. Девушка, почувствовав стальные мускулы, сдавившие ее грудь, невольно вскрикнула. Имад, как заправский любовник, которого застукали, тут же отодвинулся от девушки к дверце машины. Утолив жажду, он с тонкой улыбкой предложил девушке выпить из фляги, но Захра, почувствовавшая на себе страстные взгляды, испепеляющие ее всю дорогу, прижалась к отцу и робко отказалась от фляги.
Вазар остановил машину на краю селения. Он соскочил с машины, подошел к одинокой старой женщине, сидевшей у хижины, и что-то спросил у нее. Женщина кивнула головой, затем исчезла за домиком. Вскоре старушка передала Вазару кружку с водой. Вазар подошел к машине и протянул кружку Салеху.
– Это вам на двоих.
После утоления жажды машины двинулись в путь. Кавалькада из двух машин еще часа четыре петляла по ухабам, то поднималась на холмы, то спускалась с них. Вдали показались небольшие горы, укрытые кое-где деревьями. Когда машины подъехали в ущелье, то все увидели петляющую среди склонов небольшую шумящую речку. Вода падала вниз, струилась по обросшим камням, и образовывала небольшой, укрытый склонами и отвисшими скалами, уютный естественный неглубокий бассейн. Дальше вода уходила по долине, где-то в глубине сливаясь с Нилом.
Вазар приказал остановиться на короткий отдых. Люди Вазара расположились у воды, несколько человек даже опустились в природный бассейн, чтобы охладить свои тела.
Захра и Салех сидели у машины. Салех попросил одного из солдат дать ему пустую флягу, чтобы наполнить ее водой из родника. Он присел к роднику и опустил в прохладную чистую воду флягу, из которой тут же появились пузырьки.
– Пап, я есть хочу, – жалобным голосом сказала Захра.
Салех посмотрел в глаза дочери и подумал, как ему повезло, что дочь у него не привлекательна. Захра обладала широким лицом, большими черными рыбьими глазами. Это, по-видимому, и спасло их от притяжений солдат к девушке.
– Я спрасил их командира, он сказал, что вечером они остановятся на ночлег в каком-то селении, тогда мы и сможем поесть. Захра, повинуясь отцу, покорно покачала головой.
– Хорошо, папа, – тихо сказала девушка, но потом, как бы вспомнив о своих опасениях, промолвила. – Мне страшно.
– Не бойся, пока я рядом тебе нечего боятся. Их командир, Курбан, нуждается в моей помощи. Мы съездим к нему, а потом вернемся. Может нам что-то, даже заплатят, эти вояки. – Он не мог не обратить внимания на тоскливый, подавленный вид дочери, и потому решил отвести тему разговора. – Ты голодна, но ведь у тебя есть красивое и вкусное печенье.
Девушка развернула коробочку, в ней осталось только три кусочка расписного печенья.
– Это все, что осталось, – сказала Захра. – Я не стану их есть. Хочу сохранить для памяти.
– Но почему три, можешь оставить один кусочек.
– Они такие красивые, даже есть не хочется. Первое – это я, второе – мне напоминает тебя, папа, а третье – это мама.
Последние слова, сказанные дочерью, пробудили в Салехе теплые, грустные воспоминания. Он увидел свою жену, юную, проворную, вечно веселую, и загрустил. Тяжелые напоминания о последних днях жизни его жены, вызвали в нем нежные чувства и его глаза невольно наполнились слезами. Одна из них упала на флягу. Дочь увидела это и спросила:
– Ты что, плачешь?
Салех всегда скрывал от дочери, как и от всех, свою слабость. Он не хотел, чтобы дочь видела его рыдающим, в особенности теперь, когда рядом была опасность. Салех отвернулся, чтобы дочь не видела помутненных глаз, сделав вид, будто его интересует местный пейзаж.
– Вон, смотри, там что-то есть, – сказал Салех, показывая куда-то рукой.
Его взгляд даже не был направлен в ту сторону, откуда послышался приглушенный неясный шум. Наивная Захра клюнула на уловку отца и посмотрела в указанную сторону. Захра от волнения, охватившего внезапно ее, привстала. Девушка напряженно всматривалась в груду камней, лежащих на склоне, с видом лани, почуявшей опасность.
Неожиданно перед ними вырос мускулистый Дахил. Его лицо выражало опасность. Он жестами показал, чтобы они следовали за ним. Прильнув к земле, тройка добралась до зарослей и под их прикрытием спустилась в овраг, на дне которого еще оставалась от воды мягкая земля. Оставив Салеха и Захру лежать в овраге, парень осторожно, с повадками тигра, выполз из оврага и куда-то исчез.
Салех и Захра лежали без движений, прижавшись друг к другу некоторое время. Потом Салеху стало любопытно, и он чуть приподнявшись пополз вслед за Дахилом. Но, не успев подняться к вершине, он упал, как подкошенный, скатившись на дно оврага, потому что услышал громоподобную серию автоматных выстрелов. Оружия, казалось, палили со всех сторон, это отражалось в ущелье и ужасающе налетало на все, что попадется, неся ужас и сея страх. Неистовый бой длился минут десять, он затухал, подобно бушующему шквалу, отдельные выстрелы еще гремели, говоря о скором финале разыгравшейся людской трагедии. Умолк последний рокот выстрелов, уступив место привычным звукам природы, которая замолкла на время ожесточенного боя. Салех взял дочь за руку и осторожно выглянул из-за оврага. К нему шел в весьма приподнятом настроении круглый Дахил. Салех с облегчением вздохнул, но увидев за спиной солдата, в отдалении, у склона, рядом с грудой камней, лежащие тела в военной форме, затаил дыхание.
– Кто они? – спросил Салех.
– Трупы, – коротко, не желая общаться, ответил Дахил.
Тройка спустилась с пригорка и подошла к машинам, на которых сидели трое солдат. Вазар вместе с остальными тремя солдатами медленно ходил среди трупов людей и животных, проверяя карманы и вещи погибших солдат. На земле лежали уже бездыханные тела шести солдат, одетых в ту же военную форму, что и люди Вазара, и тела двух верблюдов. Четверо, чудом спасшихся грациозных животных, кучкой, сжавшихся от страха тел, стояли в ущелье, и с опаской пощипывали травку.
– Папа, что здесь произошло? – тихо спросила Захра.
– Здесь произошло убийство, – шепотом произнес Салех.
Люди Взара обыскивали трупы погибших солдат, один из них нашел какой-то документ и передал его командиру, тот ехидно улыбнулся и сунул документ в свой карман. Трупы солдат отнесли в овраг, и закрыли тела ветками. После этого все погрузились в джипы и отправились в путь.
Ближе к вечеру на горизонте появились ветхие строения. Это было селение, бедное, проживало здесь не более сотни людей. Вазар и его люди вышли из машин, люди приветствовали освободителей, а несколько десятков жителей – женщины, мужчины, ребятишки шли толпой, окружая солдат. Гостеприимство местных жителей успокоило путников, уставших в дороге. Жители предоставили несколько домиков, стены которых сделаны из веток, других домов здесь не было. Несколько жителей принесли кальян для гостей, и солдаты, один за другим, принялись с упоением вдыхать желаемую смесь наркотика. Вечер был жарким, теплые испарения поднимались вверх, с появлением сумерек подул долгожданный прохладный ветерок.
Вазар и его люди расположились на стульях у опустевшего стола. Командир не спал, он беседовал со старейшинами, расспрашивал их о чем-то. Иногда его голос возрастал, старейшины покорно кивали головой или молчали, опустив глаза. Салеху и Захре предоставили комнату в глубине дома. Салех не мог не заметить, как во время всего пути за ним зорко следят две-три пары глаз. Он уже несколько раз планировал убежать с дочерью или хотя бы дать возможность скрыться дочери, но каждый раз побег срывался. Солдаты хорошо знали свое дело. Салех пытался подслушать разговор Вазара, но беседа велась тихо, и до Салеха долетали лишь отдельные слова, и то, лишь тогда, когда эмоциональный Вазар поднимал голос. Салеху удалось уловить слова: христианство, предательство, трусость. Эти слова мало что говорили. Если бы Салех знал лишь десятую правду, которую от него скрывали, он бы был более уверенным в необходимости побега.
Успокоив дочь, Салех, складывая уловимые, едва долетевшие обрывки фраз командира отряда и старейшин, ни к какому ясному выводу не пришел и уснул под прохладой ночи, проникавшей в комнату сквозь многочисленные щели в стенах.
Утром, не обнаружив солдат, Салех разбудил Захру и они вдвоем, покинув дом, пошли по опустевшей дороге. С обоих сторон от дороги стояли неказистые соломенные домики округлых форм. Им встречались одинокие жители, работающие у домов, ребятишки с интересом поглядывали на них. Салех уже намеревался совершить побег, как вдруг он увидел солдата, присевшего у одного из домиков и зорко следящего за ним. Это был часовой, которого Вазар выставил караулить. Салех и его дочь, не взирая на солдата, прошли дальше, а солдат пошел вслед за ними, держась на расстоянии. Какой-то неясный шум долетел до них. Вскоре они заметили один из джипов, на нем сидели люди Вазара, выкрикивая патриотические лозунги, а позади машины медленно шла толпа. Спустя некоторое время, когда машина и толпа местных жителей приблизилась, Салех увидел жуткую картину. За машиной, привязанный к ней, шел, спотыкаясь, опустив голову, молодой священник, европейской наружности. Это был француз, он изредка что-то говорил, бросая молящие взгляды в толпу. На лицах людей было лишь презрение вперемежку с равнодушием. Лицо француза выражало крайнюю утомленность, на нем виднелись кровоподтеки, жуткие синяки. Кровь с лица струйкой лилась на белую рубашку, окрашивая грудь в бардовый цвет. Он шел, спотыкаясь, с открытым ртом, с разбитой в кровь и опухшей губой, его руки были связаны канатом к машине, порванные брюки были запачканы серой пылью, вероятно, он не раз падал. Машина с солдатами остановилась у холма, на котором росло высокое дерево. Толпа местных жителей – от детей до стариков, безропотно обступила место казни. Солдаты отвязали священника от машины, развязали руки, затем привязали к спине толстую палку. Руки бедняги привязали канатом к палке. Француз стоял на коленях, свесив голову на грудь и расставив привязанные к палке руки, в стороны. По форме он напоминал крест. Вазар приказал привязать тело священника к стволу дерева. Один глаз француза, из-за гематомы, закрылся полностью, осталась лишь одна тоненькая полоска. Вторым глазом он смотрел в толпу. Лицо не выражало страха. Он тихо говорил, под звуки обезумевшей толпы, словно самому себе: "Бог все видит…" Но его никто не слушал, одни плевали в его сторону, другие бросали земляные камни.
Салех с дочерью стояли за ликующей толпой, и с содроганием смотрели.
– Пап, что им надо от него? – спросила испуганным голосом Захра. – Что они хотят с ним сделать?
– Как мало людям надо, как легко им внушить чужие мысли, – ответил Салех.
– Кто он, этот несчастный?
– Местный пастор, священник христианской церкви, европеец. Он пришел к нам из далека, по собственной воле. Но люди отвергли его бога и придали его смерти.
Салех увидел, как двое солдат – Гасик и Дахил, вдохновленные яростными словами командира, подошли к дереву, где все еще стоял на нетвердых ногах священник. Обмякшее тело несчастного держалось благодаря канату, удерживающего его от падения, и привязанного к дереву.
Вазар жестом руки вмиг успокоил толпу местных жителей. Он вышел вперед и стал между священником и толпой. Яростно, с ненавистью и презрением, он стал оскорблять христианство и священника. Толпа то взвывала, то умолкала, слушая Вазара.
– Он заслуживает смерти! – крикнул Вазар, выпучив в ярости глаза. – Его душа сгниет без следа, как и его бог.
С этими словами он дал команду Гасику и Дахилу. Он подошли к несчастному. В руке Гасика Салех увидел длинный нож, он обнял дочь, отвернув ее голову от жуткого зрелища. Девочка вцепилась в отца, прижав голову к плечу отца и зажмурив глаза.
Дахил, на всякий случай, крепкими руками держал священника, а Гасик делал глубокий надрез ножом – от груди до живота. Кровь и внутренние органы показались из тела священника. Красная бесформенная масса вывалилась наружу, повиснув на теле бедняги. Толпа взвыла, послышались крики ненависти, ругательства.
Вазар совершенно спокойно подошел к мертвому телу, отрезая кусок кровавой плоти, и разделив его на три части, он раздал их своим товарищам. Солдаты стали жевать мясо, кровь лилась из их ртов. Вазар демонстративно, перед всей толпой, прожевал и проглотил кусочек еще живой плоти. Затем он вырезал сердце умершего священника, поднял его над головой, показывая всем, а затем бросил его к ногам толпы. Несколько человек тут же накинулись на все еще бьющееся в агонии сердце. Разорвав его на части, мужчины съели его. На их лицах засияла гордость, в глазах появился пугающий блеск ярости.
Вазар приказал жителям не снимать тело священника до тех пор, пока его не съедят птицы и звери. После публичной и жестокой казни Вазар велел отправляться в путь. Его люди, взяв продовольствие, отправились к машинам.
Весь день солнце палило нещадно. Вода во флягах подходила к концу, в дороге все молчали. Захра, прижавшись к отцу, не хотела от него отходить, ей было страшно. Поначалу, дрожь, исходившая от ее тела, прошла, но молчаливость и испуг остались. Она не могла прийти в себя. Несмотря на жару, ей совершенно не хотелось пить. Салеха это очень волновало. Он беспокоился, что показательная казнь, учиненная людьми Вазара и им самим, могла повлиять на детскую психику. Он с нежностью, мягко проводил рукой по ее голове, успокаивая, рассказывая ей о том, какой сильной и смелой была ее мать. Спустя несколько часов Захра успокоилась, и даже начала осматривать местный пейзаж.
Вдали, под тенью кучки деревьев разлегся львиный прайд – два самца и шесть самок. Захра даже разглядела несколько маленьких неуклюжих львят, играющих с лапой львицы. Машины двигались вдоль каменистых холмов, с одной стороны, и покрытой пожухлой желтой травой долины, с другой. Где-то вдали замаячили гиены. Показалось небольшое стадо антилоп, гиены развернули свои длинные черные морды в сторону антилоп. Одна гиена облизнулась своим длинным языком, предвкушая славный ужин. Когда солнце уже подходило к линии горизонта, кто-то из солдат голосно крикнул. Он привстал и куда-то указал рукой. Все посмотрели в указанном направлении.
– Папа, что там? – спросила Захра, не решаясь подняться и посмотреть.