Сознание Захры было одурманено, покорено, под действием протяжных завываний мага. Ее мысли находились, словно в тумане. Песня действовала на пленных, подобно сладостному и упоительному вину. Им казалось, что они находятся в небытие, на грани между жизнью и смертью. Они перестали чувствовать свое тело, переживания, полные страстей, куда-то исчезли, растворились, уступив место покою, тишине, абсолютному повиновению. Они чувствовали себя легко, непринужденно, словно колос, изгибающийся при первых дуновениях ветра.
В завершении изваяния, Абрафо сделал несколько надписей на кукле, означающих имена духов мести, чтобы укрепить и без того сильное воздействие черной магии. Потом Абрафо подошел к одной из полок, где взял небольшую шкатулку с серебряными иглами и положил ее на стол, рядом со своим творением. Одну из иголок он осторожно, с мастерством хирурга, воткнул в тело куклы, в области правого бедра. В этот момент, где-то в глубине барака раздался человеческий вой, наполненный неимоверной болью. Захра, глазами ужаса и желанием помочь, глядела на корчившегося на полу отца, но ничего не могла сделать – она была бессильна.
Это была магия вуду – смертоносная, коварная, не знающая пощады. Она, словно пронзала пространство, причиняя боль и страдание человеку, не понимающему и не догадывающемуся о ее причине. Салех чувствовал, как какой-то острый, словно бритва, предмет вонзается в его плоть, разрезая бедро и проникая внутрь, причиняя непосильную боль. Он чувствовал, как острый, раскаленный нож безжалостно режет его ногу. Неистовая боль сопровождалась сильными мышечными судорогами. Внезапно боль исчезла, также неожиданно, как и появилась.
Захра, вместе с отцом, оглядели место боли, но ни шрама, ни пореза они не обнаружили.
– Это магия вуду, – со слезами на глазах, которые выступили из-за боли, немного заикаясь, от памятных следов, оставшихся от мучений, сказал Салех.
Абрафо позвал к себе Салеха, тот подошел к столу, где лежала его миниатюрная ужасная копия – творение Абрафо. Кукла была схожа с мертвым крошечным телом человека, ее размер в длину достигал тридцати сантиметров. Если не знать, что это была кукла, можно было подумать, что это была мумифицированная плоть какого-то не родившегося младенца. Салеху она казалась живой, ее черные глаза, словно следили за ним, несмотря на кажущееся внешнее спокойствие.
– Завтра приезжает Курбан, он здесь главный, – начал Абрафо. – Он даст тебе все инструкции и телефон. Ты должен выполнять их безукоризненно, а иначе твоя плоть вновь испытает эту боль. Я умею ее делать невыносимой. То, что ты чувствовал, это лишь крупинки боли, – парализующий взгляд удава, каким обладали глаза Абрафо, казалось, проникал внутрь мозга Салеха. Ничто нельзя было утаить от этих гипнотических глаз колдуна. – Это для того, если ты вздумаешь обхитрить меня. И помни, у меня твоя дочь. Ты помнишь участь твоего друга, Абу?
– Да, – еле сдерживая ненависть к этому человеку, сказал Салех, – помню, хорошо помню. Я выполню все, но и ты сдержи слово.
– Хорошо, она останется цела и здорова, ее никто не обидит, даю слово бокора, – ответил колдун железным голосом. – А теперь иди, там тебя ожидает Вазар и его люди. Они, вместе с Курбаном доставят тебя в аэропорт и сделают документы.
– Позволь мне попрощаться с дочерью, – сказал Салех.
– Хорошо, только не долго.
Салех вернулся в клетку, где его ждала с беспокойными, печальными, полными слез глазами, его дочь. Он обнял ее, прижав к себе, поцеловал в темя и сказал на прощание.
– Не беспокойся за меня, все будет хорошо. Он обещал мне, что тебя никто не тронет.
Захра, которая за день столько раз проливала слезы, а ее детское, почти взрослое сердце испытывало неимоверные волнения, охваченное страхом и переживаниями, не смогла произнести ни слова, она лишь прижималась к отцу, стараясь, напоследок, запомнить его голос, тепло его тела, дуновение его дыхания.
На прощание, когда Салех прижимал к себе трепещущее тело дочери, он всунул ей в руку какой-то мягкий, бесформенный предмет. Она, догадавшись о секретности этого предмета, тут же спрятала его под одежду, не понимая толком, что ей передал отец.
Салех, Курбангали и его люди выехали из военного лагеря и отправились на восток к городу Эр-Рияд. Погода в горных районах, где с трудом проезжали джипы, была жаркой, солнце безжалостно лило свои потоки, освещая даже непроходимые ущелья.
Преодолев горные массивы, они добрались до крупного города Эр-Рияд, где всюду царствовало богатство, сияли дорогие автомобили, рисовались уникальные небоскрёбы, где красивые женщины вынужденно прятали свои лица под черные платья, окутывающие их, словно мумии, где гордо и надменно расхаживали мужчины, облаченные в белые рубахи – галабии, называемые кандура, а их головы укрыты головным убором гафия.
Гафия – это большой платок, называемый гутра. Опоясан он, для удержания вокруг головы двойным черным шнурком – икал. Богатое, благородное сословие, шейхи, предпочитали белые тона в одежде, тогда, как подневольные люди, прислуга и женщины (но не наложницы) носили одежды пестрых тонов. Шейхи имели много наложниц, о каждой заботились и скрывали их дивную красоту под черными платьями, прикрывавшими даже их лица. Бедным юным особам оставляли только их глаза, которыми они могли наблюдать за миром. Обслуживание среди богатого сословия было на европейском уровне. К их вниманию были предоставлены роскошные виллы, с бассейнами и чудесным видом; изысканные блюда, о которых в Африке можно было только мечтать, дорогостоящие автомобили и масса заискивающей и учтивой прислуги. Шейхи платили хорошо, не скупились на подарки для их многочисленных жен, балуя их всеми изысканными изобретениями человечества, будь то украшения из золота и драгоценных камней или просторные палацы.
В городе Курбан и его люди надели халаты и головные уборы – гутры. Они отдыхали в пристойной гостинице, развлекаясь в бассейне с водными горками, пили, ели и ласкали женщин в свое удовольствие. Салех находился среди них, он тоже наслаждался видами роскошного города, пробовал изысканные блюда. Одежду ему подобрали европейскую – брюки, рубашку, туфли. Салеху не было комфортно в новой для него одежде, ведь у себя на родине, он одевал куда более простую и скромную одежду.
– Теперь ты будешь одеваться как настоящий европеец, – сказал Курбан, оценивая его взглядом. – У тебя будут деньги, женщины, а если захочешь, то и власть.
Все новшества, а главное, сладостный ветер каких-то новых ощущений, был приятен Салеху. Ему нравилось, что его преобразили, сперва, в модном бутике, а потом в салоне красоты, убрав растительность с его угрюмого лица и сделав модную прическу. Теперь Салех стал больше походить на человека обеспеченного. Его выдавали манеры и сутулость, присущие людям из села, где приходилось много работать.
– Ты выглядишь, как студент университета, – заметил как-то Вазар.
Его люди посмеивались над Салехом, видя, как тому все эти преобразования во внешнем виде в диковинку.
– Он стал больше похож на человека, – сказал Курбан искривившись в улыбке.
В одном из крупных торговых центров, где ломились полки от товаров, а за огромными витринами были выставлены золотые украшения, Салеха подвели к фотографу – приятель Курбана. Тот сделал несколько снимков Салеха.
Вся эта роскошь и излишества кружили голову Салеху, простому парню из африканской деревни. Он с любопытством глядел на людей в белых халатах, за которыми шли вереницей девушки в черных платьях, любовался дорогими, блестящими на солнце машинами; у него кружилась голова от небоскребов, стоило ему только взглянуть на их вершины. И от этого всего многообразия изысканности манер, утонченности форм и роскоши у Салеха начала кружиться голова. Ему стала нравиться эта жизнь богатого, преуспевающего господина. Салеху казалось, что весь мир крутится вокруг него, придавая его особе важность и необходимость. Такое легкое существование, беззаботное, хранило в себе некую силу жизни, к которой он только пригубился, еще не распробовав ее на вкус. Но он уже дорисовывал в своем воображении все изысканные краски, утонченные тона этого свободного и легкого существования. Он пока еще не задумывался над основаниями, над причиной такой беззаботной жизни, но вкусив ее сладостные плоды, не хотел возвращаться обратно – в Африку, к бедности, голоду, страданиям и смерти. Он не думал об этом, пленяющие ароматы новой жизни окунули его в сладостный сон, в котором он видел себя на вершине иллюзий, им же построенной. И он ни за что на свете не хотел с нее спускаться. Тот, кто раз поднимется на пик роскоши и легкой жизни, до конца своих дней не захочет спускаться с нее, забыв о том, что пик вершины имеет крошечную площадь, и все там поместиться не могут.
Спустя неделю Курбан передал Салеху подробные инструкции, которые он должен выполнять в далеком и чужом городе под названием Москва. У него будет помощник, который уже живет в Москве под видом студента. Салеху сделали документы и дали новое имя, под которым он отправиться в Россию, где займет место одного из студентов, отосланного из университета на каникулы. Как иностранный студент Салех будет учиться в университете на медицинском факультете и выполнять специальные задания, которые ему будет давать его связной – студент второго курса, внедренный в страну два года назад. Салеху показали фотографию связного и подробно посвятили во все детали предстоящего задания, связанного с его навыками жреца.
Курбан дал Салеху новый паспорт, куда была вклеена фотокарточка, где изображен Салех в костюме, и передал ему в руки деньги в размере трех тысяч американских долларов.
– Это тебе на расходы, – пояснил Курбан. – Снимешь жилье, жить будешь один. Если понадобятся деньги или помощь, то обращайся к этому человеку, – он показал связного, студента второго курса. – Его зовут Мади.
Почувствовав тяжесть купюр, Салех почувствовал и свободу. Она охватила его, окрылила его, придала силы и зародила в нем желание, одно из тех, что вдохновляет людей на подвиги. Курбан еще что-то говорил об Аллахе и вере, о том, что Салех будет достойным сыном своей родины, где его не забудут, и будут почитать, как воина, боровшегося за правое дело, но Салех, польщенный доверием, окутанный сладостной иллюзией – стать богатым, быть одним из людей, которых уважают, пребывал в приятных грезах его богатого воображения. Он мечтал, строил планы о том, как он вернется с деньгами к своей дочери, купит дом в одном из городов этой прекрасной страны и заживет, как шейх. Он желал трудиться много, трудиться четно, выполняя разнообразную работу, даже в разрез со своими минулыми убеждениями. Он даже захотел стать таким же, как Абрафо – быть уважаемым и богатым. Салех готов был выполнить любое задание. Он понимал, что ему улыбнулась удача, которая может быть в его сложной жизни одна. И он не хотел ее потерять. Больше он не станет выполнять дешевые, а иногда и дармовые, заказы. Нет, теперь он станет работать на шейхов. Он стал понимать, откуда у них так много денег, и желал им помочь, чтобы они, в свою очередь, помогли ему. Салех уже забыл о погибшем друге Абу, забыл о своем нищем и убогом селении и его обитателях, не искушенных богатством и роскошью легкой жизни, об их простых и естественных нравах, об их добрых и искренних сердцах, о гибели от голода и болезни многих тысяч соотечественников. Перед его глазами раскрылся в своем полном великолепии мир изысканный, богатый, царский, где нет нищеты, нет голода и болезней, нет мучений свойственных бедным, не защищенным простым людям, а мир полных возможностей, свободы, как ему казалось.
Его посадили в аэропорту на самолет, вылетающий в Европу. На прощание, Курбан обнял его, как своего друга и сказал:
– Смотри, не подведи нас, жрец, – сказал Курбан искренним, волнующим голосом, несмотря на то, что он привык вести раздольную, авантюрную жизнь солдата, готового убивать в любой момент, кого угодно, во славу Аллаха и по требованию начальства.
В числе прочего он пожелал Салеху вернуться богатым и знаменитым. Так расстались Салех и командир террористического отряда Курбан.
Глава 10. Неожиданная болезнь
Молодой мужчина, лет тридцати, прилично одетый, выбежал из парадной и, с опаской оглядываясь по сторонам, словно кто-то преследует его, подбежал к дороге. В руках у него был дипломат, волосы аккуратно подстрижены, лицо выбрито, внешне он выглядел как преуспевающий бизнесмен или чиновник, но его глаза были полны тревоги. На дороге стояла машина с табличкой наверху: "Такси". Молодой человек, недолго думая, открыл дверцу машины, нырнул в нее, словно прячась от кого-то. Он захлопнул за собой дверцу и еще несколько раз бросил тревожные взгляды в окна, пытаясь высмотреть кого-то.
– Куда едем? – спокойно спросил пожилой водитель.
Он посмотрел на пассажира в зеркало, и заметив его нервозность, спросил:
– От кого убегаем?
– Они близко … я чувствую, они близко … – почти заикаясь, прерывисто, тяжело дыша, и нервозно выпалил молодой человек.
– Кто они? – томно переспросил водитель.
– Почему вы стоите, едем! Вы хотите, чтобы они догнали меня? – также напряженно, нервным, натянутым голосом сказал пассажир.
На это водитель, решивший, что клиент не в себе или пьян, спросил тем же невозмущенным голосом:
– Куда, куда едем?
– К Красной площади, – немного успокоившись, ответил молодой человек.
Повертев голову по сторонам, и ничего опасного там не обнаружив, он немного стих, хотя его глаза все еще тревожно бегали.
Машина тронулась, выехала из переулка, где стояли в ряд трехэтажные таун-хаусы, на главную улицу, с тремя полосами, и помчалась по ней.
– На Красную, так на Красную, – повторил водитель. "Видать, что-то там происходит, раз пассажир так нервничает, – подумал водитель". Он еще раз бросил взгляд на странного пассажира, приутихшего на заднем сидении, и стал вспоминать, как ему лучше пробраться к Красной площади, чтобы миновать утренние пробки на дорогах.
Молодой человек, чья ночь была беспокойной, все еще терзал себя, что поехал в такси. Он полагал, что так будет быстрее и безопаснее, ведь те, кто его преследуют, коварны и безжалостны. На улице они бы его уже давно поймали в сети, и он бы сгинул. Сообщить об опасности он не мог, так как его преследователи сумели забраться внутрь и овладеть его телефоном. Ему казалось, что от них нигде нельзя было скрыться. Только в такси, он почувствовал себя в относительной безопасности, на скорости им будет трудно его поймать, он чувствовал себя здесь, как рыба загнанная в банку: достать нельзя, но и уйти не удастся.
Тем временем, машина выехала на круг, перестроилась на вторую полосу и свернула на двухполосную дорогу. Водитель закурил сигарету, и открыл окно, вдохнув дым, он с наслаждением выдохнул его наружу. Сигарета были между двух пальцев руки, которой водитель крутил руль.
Услышав тихий шорох открывающегося окна и запах табачного дыма, молодой человек вспомнил об угрозе – ведь теперь они могут проникнуть внутрь и вновь пытать его. Он бросил нервный взгляд на открытое окно, но потом чуть наклонился вперед и увидел свое отражение в зеркале. Он провел нетвердой рукой по подбородку, затем по лбу, будто проверял – все ли на месте. Его глаза в беспокойстве забегали вновь, он облокотился на спинку и тут … его взгляд столкнулся с изображением в зеркале. Зеркало не лгало, оно показывало ему истинное лицо, а точнее зловещую морду чудовища. "Это был не водитель … Нет, нет, – думал молодой человек, – они пробрались через окно внутрь салона. И почему я только не предупредил его об окне. Все, поздно, они внутри…". Неожиданно для себя он обнаружил, что все двери закрыты – замки были опущены. Он заперт в клетке вместе с чудовищем. Теперь его взгляд был направлен только на водителя, он боялся еще раз посмотреть в зеркало, ведь каждый его взгляд, направленный в глаза монстра, ослаблял его. Он почувствовал, как страх ширится в его сознании, подавляя волю, а вслед за этим он почувствует и недомогание, оцепенение конечностей. Они хотят обездвижить его, покорить, а затем … начнут проникать в его тело. "Нет, этого нельзя было допустить, – думал молодой человек". Мысленно он лихорадочно перебирал в голове варианты выхода из опасной ситуации и вдруг … его взгляд уловил красный тлеющий огонек. Огонек совершал небольшие дуги, то по часовой, то против часовой стрелки. Молодой человек также увидел многочисленные щупальца, окружающие этот огонек. Он наклонился вперед и совершенно отчетливо увидел красный, злобный глаз, окруженный короткими, извивающимися щупальцами. Они кружились вокруг глаза, заметившего молодого человека, и тянулись к нему, пытаясь схватить его, сделать в нем норки, проникнуть внутрь его тела. Молодой человек собрал в себе все крупицы мужества, его пальцы крепко вцепились в мягкое кожаное сиденье. Он не мог отвести своего взгляда от красного всепоглощающего глаза. Ему казалось, что зловещий глаз уже проник в его плоть и ищет … неустанно ищет его мозг.
Тем временем, машина уже подъезжала к дороге, которая должна была вывести ее к Красной площади. Водитель, заметив, что на дороге впереди образовался затор, решил поехать в объезд, чтобы сэкономить время клиента и бензин. Он чуть сбавил ход и повернул голову направо, чтобы сообщить пассажиру о дорожной пробке.
– Там пробка … – это все, что успел сказать водитель. Потому что, как только водитель обернулся, молодой человек навалился на него. Он яростно вцепился в него руками, закрывая видимость. Молодой человек видел в нем монстра, подступно обманувшего его, и пытающегося его съесть. Водитель же понял, что совершил роковую ошибку, когда впустил в салон сумасшедшего. И теперь его ситуация становилась крайне опасна, потому что он не мог управлять рулем. Все, что смог в опасное мгновение сделать пожилой водитель – нажать ногой на тормоз. Завизжали шины, машина резко дернулась, подалась влево и столкнулась с другой машиной. Прозвучал грохот, послышалось несколько ударов, скрежет металла, треск разбившегося лобового стекла.
Президентские апартаменты, где располагался дом президента – место отдыха, несколько лужаек, роща, двух и одноэтажные здания – для приема гостей, находился в окружении каменного забора в живописном месте, окаймленном стройными березами. Весь участок занимал несколько гектар. Апартаменты президента охранялись службой безопасности, которой управлял новый директор – Алексей Громов. Последние лучи солнца скрылись за стройным рядом берез и президентские апартаменты погрузились в сумрак. Зажглись фонари, освещавшие аллеи, в домиках засветились окна. Те здания, где были расположены офисы, погасли, и погрузились во мрак; поляна и роща также опустились во тьму. Горело несколько окон в домике прислуги, в небольшой комнате охраны, расположенной у ворот, и несколько окон в доме президента. Самого президента здесь не было, он был в городе со своей семьей. Но несмотря на отсутствие президента, его апартаменты тщательно охранялись.
У входной двери двухэтажного дома, где обычно отдыхал президент со своей семьей, стояли двое военных. Их лица освещал фонарь, прикрепленный к низкому столбу. Оба военных относились к специальной службе по охране президента. Один был сержантом, другой лейтенантом. Они тихо беседовали между собой.
– Когда же это случилось? – спросил сержант.
– Вчера утром. Машина разбилась вдребезги, – отвечал лейтенант, – водитель тяжело ранен.
– А секретарь?
– Жив, но тоже в больнице, – пояснил лейтенант.
– Что у него пострадало?
– Мозг.
– Не понял, – удивился сержант.