– Вот и доктор не понял, когда секретарь на него набросился. Не понимаешь? – он посмотрел в глаза сержанта, застывшие в изумлении. – Приехала скорая, это было недалеко от Кремля, вышел доктор, водителя сразу увезли в реанимацию, перелом ноги и травма черепа, а наш секретарь …
– Секретарь президента, – поправил сержант.
– Ну да … потерял сознание, лежит без чувств, вроде все цело. Доктор дал нашатырь понюхать, тот пришел в себя и сразу же вцепился ему в горло, еле разняли. Когда посмотрели его документы, то сообщили в милицию, а там передали нам сообщение. Ну, я и приехал. Тогда я был на дежурстве.
– И что? – вопрошал сержант, охваченный любопытством.
– Такого безумного взгляда я еще не видел. Это были глаза крайне испуганного человека, будто он был опущен в самую глубину необъяснимого ужаса.
– Он узнал вас?
– Да, но насторожился, не доверял, – пояснил лейтенант.
– И что вы?
– Я вызвал доктора Черемных. Ведь это все-таки личный секретарь президента. Молодой, перспективный, умный. Жаль его.
– Что сказал Черемных? – спросил сержант.
– Он посмотрел его глаза, послушал пульс. А тот все как-то дико на него глядел, с недоверием. Но мы-то, конечно, держали его, на всякий случай. Было решено поместить его в одной частной клинике для душевнобольных, в отдельную палату, с охраной.
– Помешался видать, – предположил сержант.
– Очевидно, другого объяснения пока не нахожу. Завтра переговорю с Черемных, надо узнать, как его пациент.
Сержант задумался, он прикусил губу, свел брови и невидящими глазами поглядел на фонарь, опутанный пеленой мошек, норовящих приблизиться к свету. Оба окна погасли один за другим, и спустя минуту открылась дверь. На крыльцо вышла женщина лет тридцати пяти, сутулая, в резиновых перчатках и с фартуком.
– Ну что, Марина Николаевна, – сказал лейтенант, – все убрала?
– Да, голубчик, все чисто и сияет, – ответила женщина звонким голосом, – я пошла к себе, буду ложиться.
– Спокойной ночи, – в один голос сказали сержант и лейтенант.
– Завтра его не будет, но все должно быть чисто, – сказала женщина. – Я завтра в магазин выйду, подвезете?
– Павел завтра за рулем будет, он сможет довезти, – ответил сержант, – там какие-то покупки надо будет сделать.
– Мне порошок стиральный необходим, заканчивается, – пояснила женщина.
– Завтра с Павлом переговорите, он по хозяйству.
– Хорошо, сказала женщина и направилась по аллее, освещенной в нескольких местах фонарными столбами.
– Ну, пора и мне, – сказал лейтенант, – проверю караул и поеду домой. Мне еще с добрый час до города добираться. Завтра работа в Кремле, там президент будет. Громов велел, – пояснил лейтенант.
Сержант стоял все такой же, задумчивый, молчаливый.
– Что-то случилось? – спросил лейтенант, глядя на заторможенный вид подчиненного.
– Да как вам сказать, – размышляя, неуверенно сказал сержант. – Это скорее не наблюдение, а ощущение. Понимаете, только вы не подумайте, что я тоже с ума сошел, как и секретарь.
– Так, рассказывай, – у лейтенанта пробудился живой интерес.
– Просто есть кое-что, что меня тревожит, и если бы не ваш рассказ о секретаре, то я бы не осмелился сообщить вам о моих подозрениях, уж больно странные они.
Лейтенант заинтересовался, он оживился и сказал.
– Рассказывайте, сержант, как есть, как чувствуете, все, что видели или слышали, лучше предостеречь заранее, чем потом попасть впросак.
И сержант, не твердым голосом, осторожно, обдумывая каждое слово, начал свой рассказ.
– Это началось где-то неделю назад. Я тогда был на дежурстве. Здесь, в резиденции президента, на Горках-9. Я обходил территорию, было около двух ночи, смотрю, вроде как узкая полоска света в темноте …
– В двери или в окне? – спросил лейтенант.
– Нет, не в доме, а около него.
– Фонарик?
– Я тоже так подумал. Подкрался поближе и давай в оба глаза глядеть, высматривать. И никого не увидел, а свет-то остался, он как будто в воздухе завис.
– Опиши мне это.
– Ну, какое-то неоновое свечение. Когда я был далеко, то оно казалось синим, а когда подошел ближе – белым. Что бы это могло быть?
– Свет перемещался? На что он похож?
– Полоска и все, ну, длиной в метр. Поначалу, свет был неподвижен, а потом стал таять и исчез, растворился.
– Почему ты сразу не сказал об этом?
– Думал, что вы меня неправильно поймете. Если бы не случай с секретарем, то и вовсе не решился бы рассказать.
– Может, померещилось? От усталости …
– Нет, лейтенант, не померещилось. Я тогда подождал, когда свет растворится. Я не боюсь врага, но это было похоже на …
– На кого, сержант?
– На приведение. Я тогда подождал, а потом подошел к тому месту и почувствовал запах серы. Постоял немного, послушал, оглядел все и, ничего не обнаружив, решил было, что все это мне привиделось и пошел … И тут я слышу под собой хруст. Я зажег фонарик и увидел под ногами разбитое куриное яйцо.
– Странно, – сказал лейтенант, задумываясь. – Может, обронил повар или …
– Не думаю, лейтенант.
– Почему? – удивился лейтенант.
– Все бы ничего если… Я ведь поначалу тоже так подумал: "это неосторожность повара". Но вряд ли повар писал бы на скорлупе имя.
– Имя? – удивился лейтенант.
– Да, имя.
– И чье же это было имя?
– Нашего секретаря, там было написано Колесниченко Павел, только задом наперед.
– Где же это яйцо? – с зарождающейся иронией спросил лейтенант.
– Я его там оставил, у дома, где бывает секретарь. Я не решился его взять. А на утро его там не было, наверное, птицы склевали. Я тогда не отнесся к этому серьезно, думал, чья-то шутка.
– А теперь, как считаете?
– Не знаю. Повторяю, если бы не случай с Колесниченко …
– Ясно. Молодец, что сказал. Может и ерунда все это, а может и чья-то неуместная шутка, – лейтенант посмотрел по сторонам, обдумывая что-то, а потом сказал. – Я еще с полчасика побуду в резиденции, если что, звони на мой телефон. Надо этого шутника поймать.
– Вы домой?
– Да, километров пятнадцать до города, потом по окружной и домой. До завтра.
– До свидания, спокойной ночи, лейтенант.
Начальник службы безопасности, Алексей Громов, приехал на своей машине в Горки-9, где располагалась резиденция президента. Утренний звонок от лейтенанта сообщил тревожным голосом, что на резиденцию было совершено нападение. Один или несколько злоумышленников, оглушив сержанта, вероятно, проникли в дом президента. К счастью, самого президента в доме не было.
По прибытии Громова в резиденцию он застал группу людей, столпившихся у двухэтажного дома, где любил отдыхать президент. У дома стояла скорая, дверь в дом была открыта. Лейтенант, завидя машину Громова, поспешил к начальнику.
– Что случилось? – спросил Громов, испытывая волнение.
– Товарищ подполковник, я лично вчера уходил отсюда, проверив посты …
– Кто дежурил у дома?
– Сержант Глухов, – ответил лейтенант. – Его обнаружили без сознания, лежащим у двери дома. На голове большая гематома, сейчас врачи осматривают его. Если что-то серьезное, то его госпитализируют.
– Не будем спешить, идемте к нему.
Громов и лейтенант подошли к дому.
– Он здесь? – спросил Громов.
– Да, его врачи осматривают в гостиной. Я велел перенести его на диван.
Они вошли в дом. Обстановка в гостиной была очень дорогой и изысканной. На диване лежал человек, рядом сидели двое людей в белых халатах, один, стоя, согнулся над лежащим.
Рука пострадавшего дернулась. Громов и лейтенант подошли к сержанту. Тот приоткрыл один глаз, второй заплыл гематомой. Удар, по-видимому, пришелся в висок.
– Как он? – спросил Громов у врача, делающего запись в тетрадь.
– Сотрясение мозга, перелома черепа нет, советую его отправить в госпиталь. Отлежится недельку и будет как новенький, – ответил доктор.
– Он говорить может?
– Думаю, что да, – ответил доктор, осмотрев здоровый глаз больного. – У него еще шок от удара. Били тупым предметом.
– Что ж, забирайте его, я приеду к вам позже, – сказал Громов.
В этот момент больной надул щеки и начал шевелить губами, словно хотел что-то сказать. Его единственный открытый глаз, казалось вот-вот вылетит из орбиты. Он смотрел в сторону двери, где стоял лейтенант. Сержант поднял ослабленную руку и протянул ее в сторону лейтенанта.
– Это он, – с тяжелым выдохом произнес сержант.
– Что, лейтенант? – удивленно переспросил Громов. – Лейтенант Сивцов? – для полной ясности спросил Громов.
Лейтенант стоял, опешив, поначалу, его лицо выражало непонимание, потом возмущение и, наконец, тревогу, перерастающую вновь в непонимание и невольное оцепенение.
Громов подошел ближе к сержанту и еще раз спросил:
– На вас напал лейтенант Сивцов?
– Да, – коротко ответил сержант, тяжело выдыхая.
Сержанта увезли на скорой помощи в госпиталь, лейтенанта арестовали.
Громов решил провести допрос лично. В комнате для допросов, где из мебели были стол и два стула, за столом сидел понуро, свесив голову на грудь, лейтенант Сивцов, на его руках блестели наручники. В комнату вошел Громов. Лейтенант, завидя начальника, встал и преданными глазами щенка посмотрел на Громова.
– Садитесь, лейтенант.
Оба сели, Громов тяжело, лейтенант с осторожностью, прислушиваясь к каждому слову начальника.
– Что происходит? – спросил Громов.
Лейтенант тяжело вздохнул и опустил глаза, выражающие вину, словно провинившийся школьник.
– Я … я не помню.
– А вот сержант все вспомнит, как ни странно. Я из госпиталя приехал. Он пришел в себя и все мне рассказал.
– Что он сказал? – понуро спросил лейтенант. Его глаза бегали, будто он искал какой-то выход, его брови напряженно сузились.
– Сержант утверждает, что вы действительно с ним расстались в десять сорок пять вечера и уехали домой в город. В четыре часа, перед самым рассветом, он услышал какую-то возню в охраняемом доме. Подошел к двери и увидел мужчину, спокойно выходящего из дома. И знаете, кто был этим неизвестным?
– Хотите сказать, что это был я? – сипловатым, неуверенным голосом пробубнил лейтенант.
– Да, это были вы, с его слов. Но и это не все, – продолжал Громов. – В тот момент, когда он подошел к вам и хотел расспросить, что вы делали в апартаментах президента, вы оглушили его, ударив чем-то тяжелым в голову. Возможно, пистолетом.
Лейтенант качал головой из стороны в сторону, тихо бубня под нос:
– Нет, нет, это не я. Я не мог.
Наступила тишина, во время которой оба размышляли. Громов гадал, кто из двух: сержант или лейтенант врет, а лейтенант вспоминал события ночи.
– Вы, Сивцов, работали в спецслужбе года три, характеристика у вас отличная, хорошая семья, я лично знаком с вашей женой и сынишкой. И честно вам сказать, я не могу понять, как вы там оказались и зачем вы ударили сержанта, который нес службу.
– Я и сам не знаю, – ответил в оправдание лейтенант.
– Не знаете, что? Как оказались на территории резиденции, или как ударили своего товарища?
– Не знаю, где я был этой ночью.
У Громова расширились глаза от удивления, он посмотрел, изучающее, на подчиненного. Он, словно ждал ответа от него.
– Я должен побыть наедине и все вспомнить, – ответил неуверенным голосом лейтенант.
– Ну что ж, Сивцов, у вас будет на это время. Я приеду через три часа. Надеюсь, этого хватит. И помните, Сивцов, против вас даны показания, и факты не в вашу пользу. Ваш автомобиль находился на стоянке у резиденции с трех часов.
Лейтенант поднял голову и с удивлением посмотрел на Громова, словно ему вынесли приговор.
Сивцов сидел за тем же столом, в той же комнате, где оставил его Громов. У него сняли наручники, и заперли его за массивной дверью камеры. Поначалу, Сивцов сидел, выпрямив ноги и облокотившись на спинку деревянного стула. Ничего не вспомнив, он стал ходить по комнате, от стены к стене, пытаясь вытянуть из памяти хоть одно воспоминание. Все его напряжение сознания лишь приводило к головной боли и легкому головокружению.
Как бы он ни напрягал память, но мысли таяли, а мозг утомлялся. Тогда он стал предполагать. Сперва, он подумал об автомобильной аварии, вследствие которой он потерял память о ночных событиях. Это он отвел в сторону, почти сразу же, ведь он не чувствовал боли в теле, да и на голове не было ушибов (голову он ощупал).
Затем он предположил, что был пьян, поэтому ничего не помнит. Но зачем ему в этом случае понадобилось идти в таком состоянии на работу, если он с вечера собирался домой. Это он тоже отбросил. Промучившись бесплодными воспоминаниями, из которых он ничего не вытянул, он решил пойти по принципу одного звена и имеющихся, хоть и не точных, фактов. Звенья размышлений он стал строить, начиная с вечера, где были еще живы воспоминания. Он был уверен, что память к нему вернется, только нужно время. И так, он стоит у дома президента – это он точно помнил. Рядом с ним еще кто-то. Он с ним беседует, но лица не видит. Очевидно, в памяти оно потерялось. Он видит лишь форму сотрудника спецслужбы. Лейтенант сделал предположение, добавив, таким образом, звено в воспоминании, что этим собеседником был пострадавший сержант. Он знал, что тот должен был вести дежурство этой ночью. Они дружелюбно о чем-то говорили, потом он вспомнил какую-то юбку, хотя нет, это был фартук, рабочая одежда горничной. Это был кто-то из обслуживания. Потом он вспомнил, как он попрощался с сотрудником и направился по аллее проверить посты. Здесь он начал вспоминать отрывно, эпизодами. Он вспомнил свою машину, как садился в нее, как ехал по темной дороге, затем шоссе, после провал в памяти. Лишь какие-то отдаленные светлые пятна. Он помнил, что этот свет приближался к нему, или он к свету.
После получасовой упорной работы мозга, к нему все же вернулись некоторые, правда, обрывочные воспоминания. Свет, который он видел поначалу, разросся в придорожное кафе, вероятно, он там остановился. Возможно, что-то купил на ужин или для раннего завтрака. Лиц он не помнил, ни продавца, ни официанта, он не мог вспомнить даже число посетителей. Он часто там останавливался и знал всех продавцов и официантов, но сейчас он не мог увидеть их лица. Они могли ему помочь, зацепиться за обрывки памяти, но, увы – лишь свет фонарей и … "Да, да, – мысленно повторил он, заранее радуясь всплывшему эпизоду, – это был автомобиль".
Перед его глазами, словно на маленьком экране, обрамленном белой дымкой, возник автомобиль. Он не мог вспомнить ни номера машины, ни марки автомобиля, лишь темное приближающееся пятно, из которого били два прожектора. Из автомобиля кто-то вышел. Это был мужчина, он видел лишь силуэт из окна придорожного кафе, где сидел за столом. Отношение неизвестного к мужскому полу он смог определить по его походке: уверенная, прямая, твердая, целенаправленная, в ней не было мягкости, как это можно было увидеть у женщин. Мужчина шел в кафе.
Теперь перед ним стояла задача вспомнить, кто же вошел в дверь, кто ее открыл. Людей там было, в этот час, мало, так бывало всегда, значит, этот незнакомец должен был появиться в дверях один. Его надо было вспомнить. Сивцов даже представил, как открываются двери, но, увы, в проеме никого не было. Он начал ходить вновь, пытаясь вспомнить, пробудить уснувшую память. У него уже не было сомнений, что дальше кафе он не ушел. Вероятно, ему что-то там подсыпали, опьянили, затемнили память. Это какой-то наркотик или сильнодействующий препарат. Но зачем? Кому понадобилось, чтобы … И тут Сивцов, неожиданно для себя, дал разгадку происшедшему.
Ведь сержант утверждал, что видел его выходящим из дома президента, значит, преступники одурманили, а может и подчинили его каким-то гипнозом, чтобы он проник в дом президента. Возможно, они хотели, его руками, выкрасть что-то из дома, какой-нибудь документ. "Это были шпионы, – подумал Сивцов". Он пытался вспомнить, как приехал в резиденцию, Горки-9. То, что он не был этой ночью дома, было для него очевидно, иначе бы он вспомнил жену и сынишку, но он их не видел в своей памяти. Огромная дверь в придорожное кафе застыла перед ним, словно картина. Он отчетливо помнил последние события, как он едет по дороге к резиденции, как выходит, как встречает беспокойного охранника, потом женщины, врачи, как он звонит Громову, сообщая ему о нападении на сержанта, и видит разбитое лицо потерпевшего.
Измучив себя тяжелыми и безрезультатными воспоминаниями, Сивцов решил закрыть глаза и успокоить раскаленные нервы. Память сама рано или поздно должна к нему вернуться. Утонув в сладостной дреме, его тело обрело долгожданный покой, а душа окунулась в пленяющий сон. Сознание, хоть и отдыхало, частично искало ответ.
Перед ним вновь возникло видение – двери кафе, напряженное желанием докопаться до истины. Дверь была открыта в темноту, из которой, словно по неумолимому зловещему биению часов, приближалась чья-то тень. Вот появилась голова тени, затем возникло черное тело, кривые ноги. Его сознание пыталось найти разгадку в этом появившемся образе. Постепенно тень приобрела форму, объем, оттенки. И, наконец, перед ним возник образ мужчины с черной, как сажа, кожей. Страх пробудил спящее сознание Сивцова и он проснулся. Перед его глазами, как утренний туман, еще не развеявшийся, отчетливо стоял образ мужчины с черной кожей, будто окрашенный тьмой, из которого он появился.
Сивцов не решился рассказывать о своем неизвестном мужчине Громову, так как этот образ был выявлен во сне тревожным сознанием, переживавшим последние события. Но образ из сна он запомнил, подобно шпиону, привыкшему запечатлевать в памяти малейшие детали.
Глава 11. Размышления Салеха
Салех снимал отдельную однокомнатную квартиру, расположенную на окраине города, но поближе к резиденции президента. Он уже встречался со связным по имение Мади, и тот его проконсультировал: дал план действий, расписание работы некоторых служащих лиц, приближенных к президенту России. Салех знал всё, вплоть до расписания смены караула. Разумеется, ни в какой институт на обучение он не ходил, и занимался исключительно заданием, которое он получил еще в Саудовской Аравии от Абрафо и Курбана.
Сейчас больше всего на свете он хотел знать, как поживает его единственная дочь. На свои просьбы о дочери от Мади он получил короткий ответ:
– После завершения задания вы поговорите с ней по телефону.