Самым сложным, казавшимся непреодолимым для него было то, что Александр с детства не любил змей и различных рептилий. Он брезговал не только брать их прохладные, мокрые и скользкие тела в руки, но даже смотрел на них с отвращением. Всякие ползающие болотные гады были для него, как, порой, лохматые пауки воздействуют на детей. Он, искривив губы от неприятного ожидания, оглядывался по сторонам, чтобы на него не выпрыгнула какая-то мерзкая рептилия. Несколько заостренных зеленых мордочек он уже мельком видел, и старался обойти их. Прямо перед его ногами, почти молниеносно, проползла черная извивающаяся лента, в сопровождении неприятного шипения. Александр отступил и решил поменять направление, ведь для него не было разницы, куда идти, потому что он ничего дальше трех шагов не видел из-за тумана.
Неожиданно все кругом замолчало, затихло, притаилось. Александр тоже насторожился, но поскольку ничего не происходило, он продолжал путь. Александр заметил, что туман начал, как будто рассеиваться, точнее бело-серая дымка расступилась перед ним, как бы уступая ему дорогу. Он стал видеть на десять шагов вперед. И вот, перед ним раскрылась зеленая поляна, в окружении серого, холодного болота. Он перепрыгивал через кочки и, наконец, оказался на этом зеленом острове, охваченном кое-где низкорослым желтым камышом. Раздвигая стебли, пробивая себе ход к мягкому ковру из травы, ему не терпелось оказаться в безопасности, подальше от холодных и мерзких рептилий. Но стоило ему преодолеть заслон из камышей и оказаться на зеленом острове, как он увидел огромную черную анаконду. Он застыл в страхе перед мощными мускулами, гибким сильным телом, смертельно опасной и коварной твари. Анаконда лежала, вытянувшись во весь свой исполинский размер на середине зеленого островка. Она лежала совершенно недвижимая, казалось, бездыханная. Александр из школьного курса по биологии знал, что анаконда может легко проглотить животное, меньше ее размерами. Он прикинул в уме и понял, что его собственные размеры подошли бы для голодной твари. Он стал искать обратный выход, но позади него были шуршащие сухие камыши. Анаконда бы услышала его движения и набросилась на него. Он знал, что эти рептилии очень быстро перемещаются, и ловко ловят в свои упругие кольца жертву, сдавливая ее, а затем спокойно проглатывают ее целиком. Меньше всего на свете Александр желал бы быть проглоченным змеей. И поэтому, почти бесшумно, как ему казалось, он стал обходить анаконду, чтобы добраться до края зеленого острова, который был свободен от камышей. Пройдя метров десять, он увидел, скрытую ранее, голову анаконды. Глаза змеи были чуть приоткрыты, и Александр не решался дальше идти, потому что он мог оказаться прямо перед ее взором. Так, без движения, он простоял несколько минут, чувствуя себя в смертельной опасности. Змея, словно застыла, не двигалась и казалась спящей или мертвой. Александр сделал пробный шаг, но змея не шелохнулась. Он подумал, а что если она и впрямь издохла. И ему почему-то стало ее жаль. Неожиданно он почувствовал под ногами что-то твердое. Он опустил голову, и к своему удивлению увидел топор, большой и острый. Он взял в руки оружие обеими руками на тот случай, если иного выбора у него не будет. Он сделал еще пару шагов и вдруг змея пошевелилась. Ее длинный и могучий черный хвост взвился над травой, сформировав жуткое кольцо и со всей тяжестью ударил вниз, крепкое тело, словно пробудилось, змея совершила несколько витков, сменила позу и повернула свою жуткую голову в сторону Александра. Теперь он понял все коварство змеи, ждавшей удобного случая, он был в ее власти. Александр от страха зажмурил глаза, вцепившись в деревянную ручку топора. Все его тело судорожно сжалось. Он приготовился к смерти. Он услышал, что змея сделала еще несколько ловких и тяжелых движений, меняя позу. Возможно, она охватывала Александра в свои смертельные объятия, а может быть преграждала ему дорогу к отступлению. Всего этого Александр не видел, он стоял напряженный, без чувства, не слыша дыхание, потому что он его задержал, но слышал громкий барабан ударов его взволнованного сердца. Его тела по-прежнему никто не касался. От удивления и с любопытством, но с опаской он приоткрыл один глаз, потом и другой. Огромная змеиная голова анаконды лежала прямо перед ним, ее удивительно синие глаза были наполовину закрыты. Александру оставалось только размахнуться и всадить острый топор в ее голову, и он спасен, но Александр этого не сделал. Напротив, он разжал пальцы и выпустил оружие из рук. Топор упал прямо перед пастью змеи, но она не шевельнулась, не сдвинулись с места и ее удивительные глаза.
Александру показалось, что змея была печальна. Тоска охватила её, словно порой человека в тяжелые дни. Он сделал несколько шагов назад, пятясь и не отводя безумного взгляда от змеи, которая, казалось, все еще смотрела на него каким-то необычным грустным и тоскливым взором.
Его ноги сошли с мягкого острова, и он почувствовал сырую и мокрую поверхность илистого болота. Змея, к облегчению Александра, не бросилась в погоню. Он вновь был охвачен серой непроницаемой дымкой, дыханием болота. Вскоре, к его радостному удивлению, он увидел ту же дверь, через которую попал на болото и вошел в туман. Он нашел выход и вернулся обратно. Не думая о случайности везения, он быстро вошел в дверь и оказался в зале.
Этот зал был залит тем же серым туманом, не высоким, в рост Александра. Видимо туман проник в зал пока Александр бродил по болоту. Теперь ему предстояло пройти через зал и отыскать ступени. Не успел он сделать и десяти шагов в этой дымке, как к его слуху донесся неприятный, пугающий звук ползущей змеи и хищное шипение. Он остановился, сердце его забилось в тревоге. Он понял, что змея догнала его и теперь пытается отыскать его тело, чтобы проглотить. Он даже почувствовал ее холод, который передался и ему. Но холод и мелкая дрожь по телу вскоре прошли, и он почувствовал приятное тепло, пульсирующее по его оболочке. Он подумал, что, видимо, такое состояние наступает в последние минуты жизни, когда весь организм, словно собирается в последний бой, аккумулируя всю оставшуюся жизненную энергию.
Неожиданно для Александра, готовившегося принять смерть, туман, окружающий его, стал собираться в одном месте. Серые слои дымки объединялись, сжимались и подтягивались, будто их что-то собирало. Вот уже осталась зыбкая пена у самого пола, уступающая движению Александра. Однако весь туман не улетучился, а собрался в одном месте, превратившись в сплошное белое молоко. Александр смотрел на странные законы и игры природных явлений с замиранием. Он почти не дышал, весь собравшись, он ожидал, что змея вот-вот выбросит из плотного облака свою зловещую пасть и, с яростью набросится на него. Мимо пролетела чудовищная догадка. Что если эта коварная змея напала на Мора. Вероятно, теперь она поджидала его. Александр не сводил пристального взгляда с облака, внутри которого происходили какие-то перемены. Облако, словно вращалось вокруг своего центра, оно завораживало, околдовывало и манило к себе. Александр, превозмогая себя, сделал несколько шагов, приближаясь к странному облаку.
Неожиданно облако стало рассеиваться, точнее еще больше сжиматься, сворачиваться. Из облака отделилась тень, потом появился силуэт и, наконец, выделилась человеческая фигура. Это был Мор. Он не изменился: черные брюки, белоснежная рубашка, с расстегнутым воротником. Его лицо выражало теплую, дружескую улыбку, синий блеск глаз был полон какого-то небесного спокойствия, и вместе с тем, внутри Александр приметил огонек, разжигающий и поддерживающий его неиссякаемую энергию, но энергию не хаотичную, а контролируемую, сдерживающую бурю. Взъерошенные черные волосы, казавшиеся беспросветной мглой, прикрывали его широкий лоб. По его тонким губам скользила усмешка хищника.
Александр остановился, он был обескуражен внезапным появлением Мора, которого он уже похоронил в уродливом и сильном теле анаконды. Мор, совершенно спокойно и грациозно, приблизился к юноше.
– Я рад, что не ошибся в тебе, – сказал, приятным голосом, Мор. – Ты легко справился со своими страхами – темной стороной человека.
Он жестом предложил Александру пройтись, и они вдвоем, как старые друзья, мерным шагом пошли по мраморному полу. Пока они шли обстановка кругом начала меняться: все засияло, заблестело, как тогда, в первый раз, когда Александр впервые оказался в этом чудесном зале. Длинная серая паутина уползла неведомо куда, пыль исчезла, стены вновь засияли, в свете причудливых шикарных люстр, свисавших с высокого потолка, многочисленные барельефы вновь приобрели чарующие тона, полотна картин, с удивительными изображениями, оживились, разноцветные витражи в огромных окнах вновь засветились, будто за ними засияло солнце, прогоняющее серый туман, сырость и тоску.
Сквозь приоткрытую входную дверь послышалось упоительное пение птиц, радующихся и воспевающих появление солнца, вперемежку со сладкими, чарующими запахами зеленых трав, ароматов цветов и, какой-то удивительной, приятной морской прохлады.
У одной из стен, куда Мор и Александр приближались, располагался огромный камин, в великолепном исполнении мастеров 16 века. Внутри камина были сложены пирамидкой дрова. У камина напротив друг друга, стояли два черных кресла. Мор предложил Александру сесть. Опустившись в кожаное кресло, Александр почувствовал, как его тело мягко погружается в спинку кресла. Мор элегантно, подобно принцу, сел напротив. Он первый продолжил беседу, а Александр наслаждался чарующими звуками и благоуханием природы, его глаза с интересом скользили по великолепию удивительного зала, сделанного на манер эпохи возрождения, в лучших ее традициях.
– Мне нужна твоя вера в меня – в мое существование, – сказал Мор. – Твоя чистая душа помогает мне существовать, не дать пасть в тягостное забвение. Подобно слепому, мне нужна твоя помощь.
– А до меня у тебя были другие… – Александр осекся, он не знал, как ему продолжить фразу.
– Поводыри, – улыбаясь, сказал Мор.
– Да, что-то в этом духе, – согласился Александр. На его лице не было улыбки.
Мор качнул головой, в знак согласия.
– Ты видишь эти редкие подлинники картин, статуй, ваз и прочие творения искусства лучших мастеров человечества? Я вижу, ты не сводишь с них взгляда.
– Они прекрасны, – ответил Александр. – И что, они все подлинники?
– Их мне подарили те мастера, которые при жизни так и не стали известными. Здесь самые удивительные творения эпохи возрождения и просвещения, ибо эти периоды меня всегда привлекали. Они подобны пробуждению первых весенних цветов, почувствовавших теплые лучи солнца – надежды творчества, крика души, оттаивание спящего сознания, уснувшего в холодной тоске и унынии вечного холода забвения и ночного мрака. Что тебя в них привлекает?
– Не знаю, – неуверенно ответил Александр, но подумав, тут же поправился, – их волнение.
– Нет.
– Новые пути.
– Нет.
– Вдохновение, порывы творчества людей, изящные линии, необычные формы.
– Нет, – ответил Мор.
– Они мне не знакомы, – сдался Александр.
– Вот, это оно, – торжествующе сказал Мор. – Все эти работы объединяет одно – они неизвестны человечеству. Их произвели на свет души творцов, подобно первым весенним птицам, исполняющим небесные арии в честь весны, преобразовав в сознании образы и выдав их на полотне, в мраморе. Они увидели то, чего другим не дано увидеть. Их работы не были увидены толпой черни, они были отданы забвению, их бы постигла участь сгоревших или сгнивших чудес света. Первая весенняя песня соловья, первые благоухания цветов, первые порхания бабочки, пробудившейся ото сна, имеет право на существование лишь раз, и лишь мгновение длится. Подобно пробуждению природы, душа человека тоже исполняет свое незабываемое пение. Люди искусства, чей творческий дар имеет равных и является той редкой жемчужиной, которая, появившись на свет, смело демонстрирует себя миру, играя удивительными цветами радуги – сияющее чудо, подарок весне, пробуждению, началу жизни. Она светит и радует мир лишь мгновения, чтобы потом угаснуть навеки. Этот миг нужно поймать и запечатлеть. Я собирал эту редкую коллекцию веками, тысячелетиями. Здесь ты можешь встретить и поздние века, когда человечество стояло у истоков своего развития, с надеждой глядящее в будущее. Всех этих людей, поэтов пробуждения, отворяющих двери человечеству к миру прекрасного, указывающие путь в будущее, демонстрирующие тонкую и причудливую природу, давно уже нет в живых. Их миг жизни давно угас, но память от них, поющих, жизнерадостных и светлых душах не угасла, она жива в их творениях вечно. Это их скромный подарок вечности.
– Все эти предметы, – удивленно сказал Александр, – не видело человечество?
– Совершенно верно, оно отказалось от них, предало их тьме, перечеркнуло, не поняло и отвергло.
– Если бы они знали, чувствовали так же, как …
– Увы, этот дар не дан каждому. Большинство людей проходит мимо удивительного, они бесчувственны, запах еды и богатства ослепили их, повысили иммунитет против красоты и изящества природы. Они способны лишь к уничтожению, ибо они слепы. Их удел – это слепое, бесполезное существование. Поэтому и нет смысла давать им вечность. Они бы не поняли ее и непременно опошлили.
– В чем же она заключается? – спросил, заинтригованный Александр. Его неумолимо притягивал ум Мора, способность мыслить нестандартно.
– Вечность заключается в миге. Увы, это дано понять не многим. И те, кто понял это, не тратят попусту время.
– Что же они делают? Разве можно познать миг?
– Они своим изящным движением – удивительным даром природы, ловят первый луч солнца, пытаясь удержать его кончиком пера или кисти, чтобы запечатлеть его в небывалом, не повторном шедевре.
Александр не мог оторваться от полотен, скульптур и других изящных творений. Они были настолько удивительны, что нельзя было отвести от них взгляда. Они манили, привлекали, подобно весенним благоухающим цветам, привлекающим насекомых. Александр готов был находиться целую вечность среди всех этих цветов человеческого таланта, пробудившегося в свои минуты творчества.
Неожиданный вопрос Мора вывел его из сладостного опьянения:
– Почему ты так долго не приходил? – Мор смотрел на Александра, словно знал ответ заранее.
– Я … я, – он не хотел показать Мору, раскрывшему свои дружеские объятия, слабину, тень страха, который недавно был его спутником.
– Боялся, – ответил Мор, вместо Александра.
– Ну, да, боялся, – с облегчением согласился Александр, будто у него прорвался нарыв.
– И что обо мне говорят? – с интересом спросил Мор.
Александр рассказал Мору, как смотрел фильмы ужасов, как расспрашивал знакомых о смерти, дьяволе, о злых духах и зловещих монстрах, поведал ему рассказ школьного учителя – экскурс в историю смерти. Мор от всего этого расхохотался звонким смехом. Александр, глядя на веселье Мора, не мог удержаться, и на его лице засияла широкая, детская, неподдельная улыбка. Лицо Мора никоим образом не сочеталось с рассказами о монстрах и дьяволе, перед Александром сидел молодой, красивый и жизнерадостный мужчина, с разумными, удивительно красивыми синими глазами.
Сквозь смех Александр спросил:
– У меня такое ощущение, что всё это ты знал, всё, что о тебе говорят. Ты читаешь мысли людей?
– В этом нет нужды, – спокойно ответил Мор, улыбка сошла с его лица, уступив виду человека, размышлявшего. – За многие тысячелетия существования человечества, в каждом человеке, в скрытых глубинах его подсознания, существует страх. На протяжении своего существования люди убивали, уничтожали, мстили, обманывали и постепенно в их памяти – в той части, которая наследуется, запечатлел страх свои жуткие полотна. Страх перед смертью, наказанием, мраком, безысходностью гибели, навеки стало их неотъемлемым спутником, все, чего человек касается, переживает, проходит сквозь этот страх. Он накладывает свою тленную тень на все существование, преследуя человека даже в его снах. И человеку не избавиться от него, ибо он имеет мощнейший механизм самозащиты, уникальное, несокрушимое свойство выживания, он накапливается и становится сильней. Страх непросто существует и находится внутри каждого, являясь его проклятием, но он живет вместе с человеком, паразитируя внутри мозга. Человеку иногда кажется, что он смел и избавился от страха, но это иллюзия человеческой глупости и надменности. Страх сильней и коварней тогда, когда его не видишь. Нельзя недооценивать врага, особенно, что обитает внутри человека, тем более, что он намного старше каждой живущей твари на земле.
– Но, если он был рожден человеком, то человек может и избавиться от него.
– Это верно, но дано это единицам. Но и они лишь жертвы собственного обмана и коварства сознания. Только чистая душа не способна видеть страх, да и она может прозреть и угодить в ее коварные сети. Только тем немногим творцам, чьи работы ты здесь видишь, было дано, но лишь на миг пробуждения, увидеть вечность. В этот творческий миг света и счастья они не ведали страха, и он был повержен ими, но лишь на миг. Увы, человек скован тленным телом, желаемыми вечно голодными потребностями, о облачен в кандалы обязанностей и человеческих законов, сдерживающих его порыв оторваться от серой массы, приобрести истинную свободу. Люди, составляющие массу, цепляются друг за друга, созданными ими же законами, диктуемые страхом, и никого не отпускают, лишь смерть даст каждому способность освободиться от оков тягостной и грязной жизни.
– И ты решаешь, кому умереть? – спросил, захваченный мыслями, Александр.
– Я не просто даю человеку смерть. Я успокаиваю его душу, возбужденную тягостью жизни, вытягиваю из нее, освобождаю ее оболочку от пороков, злобы, ненависти, словом, всей той грязи и тины, что она успела набрать, впитать в себя, когда имела смертное тело.
– А что потом происходит с ней, человеческой душой?
– Они свободно парят над прекрасной землей, радуясь красочными восходами и упоительными, сладостными заходами солнца. Она наслаждается всей той сказочной красотой, какой была лишена при жизни человека.
– А убийцы … души преступников, они тоже радуются?
– Души все одинаковы, они чисты при рождении человека, но испачканы при его жизни. Они легко очищаются, когда страх им неведом, ибо их страх умирает вместе с телом. И кто знает, может в прелестном, чистом личике улыбающегося младенца, живет очищенная душа больного маньяка, убивавшая в прошлой жизни. Как знать …
– То есть ты не знаешь этого?
– Мне отведена забота по ее очищению и возврату. Перевоплощение – удел случая. Они сами выбирают свой жизненный путь на земле, не ведая ни циклов, ни расчетов. Они абсолютно свободны и невинны, они подобно рождающимся лучам зари, первым янтарным капелькам росы на зеленой траве, первым россыпям отрицательных ионов после весенней грозы. Они чисты и свободны, я не властен над их решением, потому что оно без предвзято.
Александр задумался о чем-то. Мор глядел с нескрываемым интересом на юношу, наблюдая, как в нем зарождаются вопросы, тревожащие его сознание, пробудившее в нем само желание познать, открыть неведомое, заглянуть сквозь зыбкую, но недосягаемую вуаль истины. Его всегда удивлял пытливый и безудержный мозг человека, пытающийся все разведать, всюду пролезть. Человеческое сознание напоминало Мору новорожденного, оказавшегося в новом для него мире, огромном, полном тайн, и пытающемся все попробовать на язык, ко всему дотронуться.