- Какого черта ты вообще припер ее сюда? - продолжал орать Саблин, только теперь на Францевича. - Максимыч, - Саблин принял на себя роль руководителя и посмотрел на Антипова, - забери у нее аппарат.
- Не волнуйтесь, Глеб Филимонович, - Антипов оттолкнул Наперченова и стал выбираться из-за стола, - никуда она не денется.
Я не стала дожидаться, пока Леонид Максимович доберется до меня, и бросилась вон, захлопнув за собой дверь.
- Держи! Лови! Охрана! - раздался позади меня нестройный хор полупьяных голосов.
Положим, охраны, кроме оленического мордоворота, я не заметила, а если она и была, то скорее всего отрывалась по полной программе где-то в другой комнате. Только бы наружная дверь была незапертой!
Добежав до вестибюля, где раздевалась, я схватила с вешалки плащ, надевать который у меня не было времени. Поэтому я просто сунула его под мышку и понеслась дальше. Спасительная дверь была уже близко, как вдруг прямо перед ней, отрезая мне путь, появился мордоворот Оленича. Видимо, шум, поднятый Саблиным, долетел до него, и он вылез проверить, в чем дело. Я развернулась и кинулась назад, но увидела в конце коридора Антипова, возглавлявшего погоню. Он притормозил, видя, что я в западне, и неторопливо пошел ко мне, расставив руки, мерзко улыбаясь и поблескивая стеклами очков. "Вот влипла-то!" - подумала я, останавливаясь и лихорадочно соображая, что делать.
Прямо рядом с собой я увидела окно, за которым было спасение. Конечно, меня бы не убили и, может быть, даже не тронули бы, но уж с "Никоном" мне бы точно пришлось распрощаться. Вцепившись в ручку окна, я повернула ее и с силой рванула створку на себя. Она подалась, и мне в лицо ударил сырой холодный воздух. Я кинула в окно плащ, сумку надела на плечо и перелезла через подоконник. До земли было метра два. Я оттолкнулась и прыгнула. Приземлившись, почувствовала небольшую боль в левой ступне, но тут же вскочила и, схватив плащ, кинулась бежать вдоль стоянки. Сзади были слышны крики Антипова: "Держи" и топот охранника, опередившего его.
Спасибо, мамочка, что уродила меня с такими длинными ногами! Я хоть и прихрамывала, но бежала так, что намного опередила грузного охранника. Только вот долго ли придется бежать? Я выскочила за освещенную территорию турбазы и уперлась в сплошную черноту. Не было видно даже на расстоянии вытянутой руки. Где же он? Я зажмурилась и, постояв немного с закрытыми глазами, снова открыла их. Это помогло, я начала различать стоящие по краям дороги тополя и, оглянувшись на приближающегося монстра, снова припустила вперед.
Яркий свет автомобильных фар осветил дорогу - со стороны турбазы двигалась машина. Я метнулась в сторону и спряталась за деревом. Машина, поравнявшись со мной, остановилась. Заметили? Я затаилась и старалась даже не дышать.
- Оля, - вдруг услышала я голос Самаркина, - ты где?
- Лешечка, миленький! - Я выбежала из-за дерева и бросилась к своей "Ладе", за рулем которой сидел Самаркин.
Я плюхнулась на сиденье, мотор взревел, машина рванула с места.
- Я уж думала, ты заснул, - сказала я, едва переводя дыхание.
- Обижаешь, - произнес Алексей, крутя баранку.
Я с благодарностью посмотрела на него, потом приподнялась и, обхватив его за шею, чмокнула в щеку. Навстречу нам по краям дороги неслись стволы деревьев, дождь перестал, и я, опустив голову на грудь, задремала.
* * *
Я проснулась дома и, открыв глаза, посмотрела на часы. Девять утра. Я лежала на кровати в одних трусиках, рядом на стуле аккуратно висела моя одежда. Накинув халат, я вышла в гостиную. Алексей спал на диване, накрывшись покрывалом. Его длинные волосы разметались по подушке.
- Привет, - он открыл глаза и улыбнулся, - как спала?
- Это ты меня раздел? - спросила я.
- А что, надо было уложить тебя прямо в костюме? - Он хитро посмотрел на меня. - Ты вчера полностью отключилась.
- Да, коньяк сделал свое дело, - кивнула я. - Во сколько мы приехали?
- Около трех.
- Ты всю ночь спал здесь? - Я подозрительно посмотрела на него.
- Да, - просто ответил он. - А где я должен был спать? Не мог же я оставить тебя одну после всего, что вчера произошло.
- Спасибо тебе, Лешечка, - я шагнула к нему, наклонилась и поцеловала в губы, которые ответили мне долгим поцелуем.
- Это за помощь? - спросил Алексей, когда я выпрямилась.
- Не только, - я улыбнулась ему и пошла в ванную.
- Да, всю ночь надрывался твой сотовый и домашний, - крикнул мне Самаркин, - я их отключил.
- Разберемся, - буркнула я себе под нос, вставая под горячие струи.
Приняв душ, я вышла из ванной с полотенцем на голове и, включив телефоны, пошла на кухню. Тут же зазвонил домашний аппарат.
- Алло, - сказала я, приложив трубку к уху.
- Наконец-то, - узнала я голос Михаила. - Ты что, телефон отключила?
- Что-нибудь случилось? - наивно спросила я, проигнорировав его вопрос.
- Не прикидывайся глупенькой девочкой, - Оленич был серьезен и, мне показалось, даже подавлен, - нам нужно поговорить. Почему ты не сказала мне, что руководишь "Свидетелем"?
- Хотела сохранить инкогнито, - усмехнулась я. - Ты о чем-то собирался поговорить? Говори, только предупреждаю, у меня мало времени.
- Это не телефонный разговор. Я к тебе приеду.
- Я уже ухожу, - соврала я, - так что говори по телефону, если хочешь.
- Ладно, - вздохнул он, - ты должна вернуть пленку, которую снимала вчера на базе, и тогда тебя никто не тронет и даже заплатят.
- И сколько же? - поинтересовалась я.
- Ты, я вижу, деловая дама, - сказал он, - значит, мы договоримся. Я думаю - двести тысяч…
- Ты меня удивляешь, Миша… - хмыкнула я.
- ..долларов, - глухо сказал Михаил.
- Я знаю, сколько стоит предвыборная кампания, Миша, - я села в кресло рядом с телефоном. - Если снимки появятся в прессе, а ты еще не знаешь, какие я кадры сделала в номерах, как минимум два наших кандидата пролетят мимо Думы, как фанера над Парижем… Собственно, тебе-то что волноваться, ты ведь в политических дрязгах не замешан?
- Считай, что я выступаю в качестве посредника.
Мне поручено предложить тебе триста, и это последняя цена. Это огромные деньги, Оля. Ты сможешь уехать отсюда и спокойно жить, где тебе понравится. И не думать больше о деньгах. Я гарантирую, что тебя никто не тронет.
- Вот как? Значит, ты гарантируешь? А кто мне компенсирует моральный ущерб за вчерашнее нападение в собственном подъезде? Думаешь, я не знаю, откуда ветер дует?
- Моральный ущерб мы тоже сможем возместить, - он говорил так сухо и по-деловому, как будто речь шла не о моем здоровье или моей жизни, а о чем-то вроде вложения капитала в недвижимость. - Скажем, еще двадцать тысяч?
- Ладно, Миша. У меня есть другое предложение. Вы оставляете свои грязные деньги у себя, а пленка останется у меня. Я не буду публиковать эти скабрезные снимки и не передам пленку никому другому. Но если со мной что-нибудь случится, Миша, фото появятся не только в тарасовских газетах, но и в московских тоже. Ты меня понял? Так и передай своим шефам. Пленка мне гарантирует безопасность.
- Ты очень рискуешь, Оля, - в его голосе проклюнулась человеческая теплота, - я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.
- А у меня их не будет, если вы об этом не позаботитесь.
Все, у меня мало времени. И пусть больше не следят за мной.
- Я передам, прощай, - вздохнул Францевич и повесил трубку.
Я еще некоторое время сидела, держа трубку в руке, а Самаркин с восхищением глядел на меня.
- Круто ты с ними! - уважительно произнес он.
- Я, как и ты, не люблю, когда мне приказывают, - ответила я.
Нажав на рычаг, я набрала номер главного редактора еженедельника "Криминальный Тарасов" Шварца Юлия Моисеевича. Мы с ним были давно знакомы по работе и время от времени делились информацией. Мне было необходимо прояснить ситуацию с "ЮНК-Ойл", и я надеялась, что у Шварца в архиве найдутся сведения, которые помогут мне разобраться в этом.
Трубку взяла секретарша и, узнав, кто говорит, тут же соединила меня со своим шефом.
- Олечка, здравствуй, - обрадованно произнес Шварц своим прокуренным голосом, - совсем забыла старика.
Юлий Моисеевич в свои шестьдесят два мог дать фору некоторым сорокалетним, но частенько прикидывался этаким дедушкой.
- Я как раз собиралась к вам зайти, - сказала я. - Вы через часик будете на месте?
- Куда же я денусь? Конечно, заходи.
Пока я готовила на кухне завтрак, Алексей тоже отправился в ванную. Когда он вышел, у меня уже было все готово, и мы, быстренько перекусив, отправились в редакцию "Криминального Тарасова".
- Это со мной, - сказала я, показав глазами на Алексея знакомой вахтерше, и мы прошли к лифту.
В кабинете Шварца, обставленном допотопной мебелью, было накурено, и большая хрустальная пепельница, несмотря на то, что до обеда было еще далеко, уже наполовину была заполнена окурками.
Он поднялся нам навстречу, поправил свои жидкие седые волосы и внимательно оглядел Самаркина.
- Это Алексей Самаркин, - представила я своего приятеля.
- познакомьтесь.
Юлий Моисеевич.
- Ну-с, чем могу, так сказать, служить? - Шварц опустился в кресло и сунул в зубы новую сигарету.
- Меня интересует фирма "ЮНК-Ойл", - сказала я, закуривая, когда мы сели рядом на стулья, - дочерняя компания "ЮНК-Консалтинг".
- А-а, директора которой Александра Петровича Петрова убили недавно на своей даче?
- Я не знала, что его убили на даче, - сказала я.
- Ну, у меня свои каналы, - скромно ответил Шварц. - Ну-ка, говори, что ты об этом деле знаешь?
- Знаю, что у него была любовница, некая Дина Дашкевич, но не так давно она, кажется, стала оказывать знаки внимания его шефу.
- Корниенко? - Шварц уставился на меня своими карими глазами, в которых было что-то детское.
Я молча кивнула.
- Очень интересно, - сказал Шварц, затушил сигарету и тут же достал новую, - мне кажется, что про Дашкевич я где-то слышал. Да, да, да, Дина Дашкевич, - он держал незажженную сигарету во рту, - ну, конечно, мы же давали об этом заметку, правда, фамилию ее не упоминали.
Он щелкнул зажигалкой, но не прикурил, а держал ее в руке и вспоминал:
- Пару месяцев назад была небольшая драчка в ресторане "Русь": молодой человек вступился за свою невесту, к которой пристал какой-то посетитель.
Шварц положил на стол зажигалку, вынул изо рта сигарету и подошел к стеллажам, на которых стояли разноцветные папки. Достал одну из них и положил на стол.
- У меня все по старинке, - произнес он и, открыв папку, начал листать подборку, беззвучно шевеля губами.
Наконец он нашел нужную бумагу и, вынув ее, стал читать заметку вслух:
- Третьего августа тысяча девятьсот девяносто девятого года в ресторане "Русь", защищая свою невесту Дину Аркадьевну Д., господин Петров… - он остановился и поднял на меня глаза, потом продолжил:
- ..господин Петров Валерий Александрович… Похоже, что это сын погибшего помощника, - вставил он, - Петров Валерий Александрович нанес телесные повреждения господину Шадрину… Ну, дальше неинтересно, - остановился Шварц и наконец закурил.
- Вот это номер, - произнесла я, - выходит, невеста сына была любовницей папаши? Вот тебе и примерный семьянин. Это про нее сказала Ольга Юрьевна, что эта женщина обладает такой властью над мужчинами… Да, она именно так и сказала: во множественном числе. Значит, она знала и про мужа.
- Ты что, и с Петровой уже успела пообщаться? - удивился Шварц.
- Да, но она тоже не терялась, а крутила роман с Теодором Георгиевичем.
- Это она сама тебе сказала?
- Нет, просто я увидела у нее на мизинчике колечко, которое принадлежало раньше жене Теодора Георгиевича. Только он мог ей его подарить. А это значит, что они - любовники и, вполне возможно, Супрун имеет непосредственное отношение к смерти Петрова. Супруну была на руку смерть Петрова, в результате этого он занял место Петрова в бизнесе и, может быть, претендовал на его место на супружеском ложе.
- Иногда я жалею, что ты не работаешь у меня в штате, - с улыбкой посмотрел на меня Шварц. - Так ты говоришь, тебя интересует "ЮНК-Ойл"? Что-то конкретное?
- Меня интересует продажа нефтепродуктов за границу.
- Эк куда тебя занесло, - лицо Шварца помрачнело. - Это очень серьезно, девочка. Ты даже сама себе не представляешь, насколько это серьезно.
- Ладно, Юлий Моисеевич, не томите, вы же знаете, я упрямая, как сто ослов. Все равно не испугаете.
Он кинул короткий взгляд на Самаркина.
- Это свой человек, Юлий Моисеевич, - успокоила я его.
- Ну хорошо, только…
- ..вы мне ничего не говорили, - закончила я за него.
- Не в этом дело, - он снова встал и снял с полки другую папку, - мне известна вся схема продажи нефтепродуктов, но нет ни одного документа, подтверждающего это. Я бы и сам давно вывел их на чистую воду, но… - он со вздохом опустился в свое кресло, - без документов не могу ничего опубликовать.
- Мне не нужны документы.
- Ты, может быть, знаешь, - закурив новую сигарету, начал Шварц, - что продажа нефтепродуктов за рубеж, согласно инструкции Государственной налоговой службы, не облагается налогом на добавленную стоимость, не берутся акцизные сборы и железнодорожный тариф, но эти льготы не распространяются на страны СНГ.
Так вот, "ЮНК-Ойл" приобретает в огромном количестве нефтепродукты якобы для их дальнейшей реализации за рубежом и продает их своим же компаниям, зарегистрированным в офшорных зонах. Далее оформляются липовые документы о том, что нефтепродукты отправляются для продажи в Румынию, Венгрию, Турцию транзитом через Белоруссию, Украину или Молдавию. В тот момент, когда нефть находится на территории, скажем, Украины, вдруг появляются бумаги, предписывающие переадресовать данный товар покупателю на Украине. Таким образом, участники этого мошенничества умудряются продавать нефтепродукты в страны СНГ, не платя практически никаких налогов. Соответственно, прибыль увеличивается на сумму украденного налога и оседает на западных счетах.
- Как вы это узнали? - не удержалась я от вопроса.
- У меня есть друзья на таможне, в органах, в администрации… - Шварц сделал неопределенный жест, - кое-где еще.
- И что же, в администрации об этом знают?
- В этом-то вся загвоздка.
- стукнул Шварц кулаком по столу. - Администрация знает и закрывает на это глаза, потому что Корниенко финансирует избирательную кампанию губернатора, а губернатор, в свою очередь, закрывает глаза на махинации Корниенко. Да и не так-то просто схватить его за руку - все операции проходят через дочернюю компанию "ЮНК-Ойл", где директором был Петров. Если, конечно, губернатор захочет, то найдутся и документы, и доказательства, но пока, видимо, ему выгодно такое положение дел.
- Юлий Моисеевич, я все поняла, - закричала я, - это Корниенко убил Петрова.
- Ты хочешь сказать, - Шварц внимательно посмотрел на меня, - что Юрий Назарович, грубо говоря, замел следы. Нет директора - не с кого и спрашивать?
- Вот именно, - поддержала я его, - ему нужно было обезопасить себя на время избирательной кампании. Ведь губернатор мог включить в действие все свои силы, если бы почувствовал, что у Корниенко есть шансы на победу. А так - все шито-крыто, да еще и рейтинг поднялся - не подкопаешься.
- Очень похоже на правду, - произнес Юлий Моисеевич, - если ты права, то остается только добыть доказательства виновности Корниенко в убийстве Петрова.
- Да, - протянула я, - начать и кончить.
- Ты, кажется, говорила, - встрял Самаркин, - что Корниенко в день исчезновения Петрова ушел из штаба только через час после своего помощника.
- Ну и что? - возразила я. - Мне кажется, что здесь не обошлось без той блондинки, на которую ты положил глаз в офисе Корниенко, - Дины Дашкевич.
- Ничего я не положил на эту Дашкевич, - обиделся Самаркин, - просто она так неожиданно появилась.
- Ладно, разберемся, - продолжила я, обратившись к Шварцу. - Скорее всего Дина по просьбе Корниенко, на которого она переключилась после Петрова, потому что Юрию Назаровичу в случае победы на выборах светила московская прописка, завлекла своего бывшего любовника на дачу, где подъехавший позже Корниенко его и застрелил.
- А как же они избавились от трупа? - снова вклинился Самаркин.
- Дальше могло быть так, - продолжил мое рассуждение Шварц. - Они погрузили труп в машину Юрия Назаровича, а Дина села за руль петровской "Волги". Они доехали до оврага, Дина вышла из "Волги", а Корниенко толкнул ее под уклон. "Волгу", конечно, а не Дину, - с хитрой улыбкой пояснил он, - потом они, чтобы еще больше запутать следы отъехали в другое место и там выбросили труп Петрова.
- Мне только кажется, - произнесла я, что Корниенко должен был убить и Дину она ведь очень опасный свидетель.
- Не забывай, Оля, - Шварц закурил очередную сигарету, - что Дашкевич, после того как пригласила Петрова на дачу, стала не просто свидетелем, а соучастником Корниенко. Ведь если бы все раскрылось и Юрий Назарович оказался бы за решеткой, она тоже не осталась бы на свободе. И хотя ей как соучастнице дали бы гораздо меньший срок, но согласись, сидеть в тюрьме на нарах или в московской квартире в престижном районе - две большие разницы.
- Да уж, не поспоришь. - Я тоже достала сигарету и закурила.
Некурящий Самаркин, задымляемый с двух сторон, брезгливо поводил носом.
- Надо сообщить в милицию, - сказал он, - а то Корниенко еще кого-нибудь замочит. Ведь наверняка это он подослал головорезов, которые вчера напали на тебя, когда почувствовал, что ты начинаешь приближаться к нему.
- Сообщить, - передразнила его я, - и что мы можем сказать в милиции?
- Ну, что Корниенко - убийца.
- Знаешь, как на тебя там посмотрят? - насмешливо спросила я. - А если представим себе, гипотетическую ситуацию, что Юрия Назаровича арестуют и вмешается Федор Дмитриевич, побоявшись, что Корниенко не будет молчать о финансировании его предвыборной кампании, то дело вообще спустят на тормозах.
- Ну и что же ты предлагаешь? - вопросил Самаркин.
- Нужно добыть неопровержимые доказательства его вины, а уж тогда передавать дело в органы, - заявила я.
- И как же ты собираешься добывать эти доказательства? - не без ехидства поинтересовался Алексей.
- Я поеду к Дашкевич и заставлю ее во всем признаться. Пусть она позвонит Корниенко и вынудит его встретиться с ней. Когда он приедет, она устроит истерику по поводу убийства Петрова, а я запишу их разговор на диктофон. Тогда уж Корниенко не отвертится.
- Я поеду с тобой, - заявил Самаркин.
- Нет, одна я скорее разговорю Дину, ты будешь только мешать.
- А если они сговорятся и убьют тебя, - заявил Алексей, - терять-то им нечего. Нет, одну я тебя не отпущу.
- Похоже, парень прав, - вставил Шварц, с одобрением глядя на Алексея.
- Ладно, - согласилась я, - только в разговор не вмешивайся.
- Я не из болтливых, - равнодушно пожал плечами Самаркин, но я видела, что он доволен поддержкой Юлия Моисеевича и тем, что настоял на своем.