- Нет, так. И будет так, покуда он маячит у нас перед носом.
Она вновь расплакалась.
- Ларри, я не знаю, что делать. Мне не нравится, что ты говоришь. Ты меня пугаешь. Скажи, что делать. Я поступлю так, как ты скажешь.
Он сделал затяжку, выждал время и продолжал, надеясь, что линия не прослушивается. Иного выхода не было.
- Он должен исчезнуть, Джейнис. Пока он рядом, у нас ничего не выйдет.
- Я не понимаю.
- Нет, ты понимаешь, - убеждал он. - Прекрасно понимаешь. Ты должна выбрать: или я, или он.
Он услышал, как у нее перехватило дыхание. Она попалась. Возможны колебания, протесты, но она на крючке.
- Ларри, ты говоришь, как сумасшедший.
- Или я, или он. Иначе нельзя. Это для нас решающая ночь.
- Но как? О чем ты просишь? Что ты хочешь от меня? - Ее голос звучал прерывисто, надломленно.
- Он лежит на полу без сознания, не так ли? Ты говорила, что пьяного его не добудиться часами. Все очень просто. Ты же сказала, что никто не видел, как он пришел. Улицы пустынны. Никто ни о чем не дознается.
- Но как? - Ее голос был столь напряжен, что казалось почти осязаемым.
- Возьми большую подушку, которая у тебя на кровати. Ту, что я привез со съемок из Атлантик-Сити.
- О, Ларри, нет. Я не могу. Не могу, - она пыталась прервать его.
Он продолжал, будто не слышал ее слов.
- Иди и возьми подушку, Джейнис. Ты говорила, что он небольшого роста, и лицо у него маленькое. Накрой подушкой лицо, навались на нее и держи пять минут.
- Ларри, я прошу тебя…
- Сейчас он мертв для мира. Так сделай его еще мертвее.
Она заплакала сильнее, словно пытаясь донести до него свою боль за три тысячи миль по телефонному проводу. Престон терпеливо ждал, наблюдая, как проплыл по потолку отблеск от фар машины, проехавшей по улице. Вокруг царила тишина, полная ночных звуков. Он внимательно посмотрел на горящий кончик сигареты.
- Ларри… - в ее голосе вновь послышалась мольба.
- Далай, что я говорю, Джейнис. Ты сама твердила сотню раз, что хотела бы видеть его мертвым. Нельзя упустить этот шанс. Он отравлял каждое наше счастливое мгновение.
- Но он - человеческое существо… Мой муж…
- Он - твое проклятье. И только. И будет им, пока жив. Если ты не решишься сейчас… - он замолчал, пытаясь сквозь тишину внушить ей нетерпение и гнев. И когда он вновь заговорил, в словах звучала непреклонность. - Больше я ничего не могу сказать тебе, Джейнис.
- Ларри! - закричала она. - Ларри, не вешай трубку. Пожалуйста, Ларри. Я покончу с собой, если потеряю тебя.
- Делай, что я сказал.
- Да, да. Все, что ты скажешь… Только я боюсь. Как я хочу, чтобы ты был со мной. Мне нужно, чтобы ты обнял меня.
- Скоро мы будем вместе… Скоро, - успокаивал он.
- Я вся дрожу. Лицо вспухло от его удара. Ты бы видел…
- Возьми подушку, Джейнис. Возьми. Надо избавиться от него раз и навсегда.
- Да, милый. Я люблю тебя. Скажи, что и ты любишь меня.
- Я люблю тебя. Думай, что я рядом с тобой.
- Да, да. Мы вместе.
- Иди, детка. Я подожду тебя.
- Ларри…
- Не надо больше слов. Помни, он - наше проклятье. Сделай это. Я пока буду думать, как нам быть дальше.
- И ты никогда не оставишь меня?
- Никогда.
- О, боже, как я боюсь… - Она снова начала колебаться.
- Сделай это ради меня, детка. Ради нас. Я люблю тебя.
- Я сделаю это, - сказала женщина. - Жди меня.
Престон слышал, как она положила трубку рядом с аппаратом. Затем - тишина. Он закурил еще одну сигарету и выдохнул струйку дыма в темноту. Затем вытянул перед собой руку, чтобы убедиться, что она не дрожит. Но в комнате было слишком темно. Он по-прежнему крепко прижимал к уху трубку. До слуха доносились еле слышные звуки музыки. Очевидно, Джейнис заснула, забыв выключить радио. Она часто так поступала. Он припомнил маленький белый радиоприемник на туалетном столике у ее постели. Как невинно звучала эта музыка, как не соответствовала происходящему там. Струйка пота побежала вниз по - его спине между лопатками. Он подумал, какая сейчас погода в Нью-Йорке. Он курил и ждал, ждал и курил. Ему вдруг показалось, что в трубке послышались шорохи, затем - сдавленные рыдания.
Он не заметил, сколько прошло времени. Телефон словно стал частью его самого, такой же жизненно важной, как рука или нога. Музыка сменилась тишиной. Она обволокла его, отделяя от того, что происходило за три тысячи миль отсюда. Струйки пота теперь потекли по груди. Сердце билось учащенно. По всей вероятности, прошло уже пять минут, может, и десять. Ничего… Ничего… И вдруг вновь ее голос, тихий, безжизненный.
- Ларри?
- Джейнис.
- Все кончено, Ларри. Он умер. Я убила его. Так, как ты сказал. Как будто усыпила. Он выглядит таким маленьким и спокойным.
- Ты уверена?
- Абсолютно. Я подержала зеркало перед его ртом, как это делают в фильмах. Оно не замутнело. Он мертв. - Ее слова стали поспешными и отрывистыми. - Говори со мной, Ларри. Здесь так тихо. Ради всего святого, скажи что-нибудь.
- Тебе не о чем беспокоиться.
- Он лежит так неподвижно.
- Джейнис, послушай меня. Тебе нужно сделать кое-что еще.
- Как скоро ты вернешься?
- Скорее, чем ты думаешь.
- И ты никогда не покинешь меня?
- Я же сказал, никогда.
- Извини, мне нужно было услышать это снова. Спасибо. Что ты хочешь, чтобы я еще сделала?
- Возьми одеяло с постели. Заверни его в одеяло.
- Что дальше?
- Убедись, что на улице никого нет. Затем подгони машину к двери дома. Затащи его в машину, как можно скорее.
- Я вряд ли смогу это сделать.
- Ты должна смочь. Он не тяжелый, ты же сама говорила.
- Милый, я так боюсь.
- Я рассчитываю на тебя, Джейнис.
- Я люблю тебя, Ларри.
- Ты готова?
- Да, только скажи, чем все это кончится.
- Все кончится хорошо.
- И ты будешь со мной через месяц?
- Да.
- И мы поженимся?
- Конечно.
- И ты всегда будешь любить меня? И никогда не покинешь?
- Нет.
- И ты станешь великим актером. И каждый вечер, когда ты будешь приходить с работы, я стану встречать тебя обедом. В доме будет чистота. Мы выпьем вина. И будем целовать друг друга. Скажи, что так и будет.
- Джейнис!
- Скажи мне. Пожалуйста. Я так нуждаюсь в поддержке. Ведь я убила его. Я убила моего бедного пьяного мужа, которому только сорок три года.
- Конечно. Все будет так, как ты сказала. Именно так, даю тебе слово, - сказал мужчина, как бы лаская ее своим голосом.
- Ты - это я. А я - это ты.
- Да, конечно. Только поторопись, пока не стало светать.
- Ты мне позвонишь?
- Через час. Ты должна все закончить через час.
- Я хотела бы, чтобы ты был со мною.
- Я тоже. Но надо реально смотреть на вещи.
- Я думаю о тебе каждую секунду.
- Я тоже.
- Ты не возненавидел меня за то, что я сделала?
- Нет. Я люблю тебя.
- Повтори.
- Я люблю тебя.
- Я сделаю все, - она чуть помолчала. - Позвони мне через час.
- Обязательно.
- Это я и хотела услышать. Теперь я спокойна.
- Ты сможешь избавиться от тела?
- Смогу.
- После того, как положишь его в машину, поезжай по шоссе вдоль восточного побережья. Помнишь тот док, где мы останавливались, поблизости от 16-й улицы?
- Помню. Ты там в первый раз поцеловал меня. О, милый…
- Подъезжай к доку. Убедись, что вокруг никого нет, а затем сбрось тело в воду. Потом отгони машину и оставь ее где-нибудь подальше от своего дома. Не забудь надеть перчатки. Когда все сделаешь, возвратись домой.
Последовало молчание.
- Джейнис, ты слышишь меня? Все надо сделать как можно скорее.
- Я слышу, - отозвалось тихо в трубке.
- Ты умница, моя девочка.
- Я сделаю это ради тебя. Я бы никогда не сделала этого ради другого. Начинает светать.
- Тогда поторопись.
- Хорошо… Ларри?
- Что?
- Ничего… О, господи, как я боюсь!
- Спокойно. Спокойно.
- Доброй ночи, любимый. Будь со мной.
- Я с тобой на всю жизнь..
Раздался щелчок, линия разъединилась. Он мягко положил трубку на рычаг. В комнате по-прежнему было темно и прохладно. Это ночная прохлада в Калифорнии ему была по душе. Он зажег последнюю сигарету и смял в комок пустую пачку. Спустя минуту вновь снял трубку и набрал номер полицейского управления Лос-Анджелеса. Прокашлялся, пока его соединяли. Он должен говорить убедительно.
- Мое имя Ларри Престон, - сказал он дежурившему у пульта сержанту. - Я актер. Живу на Юкка-стрит, недалеко от бульвара Сансет. Примерно десять минут назад мне позвонила из Нью-Йорка жена моего приятеля. Она находилась в состоянии истерики, путалась в словах, поэтому я не знаю, говорила ли она правду. Но она клялась, будто только что убила своего мужа. Сказала, что не могла больше выносить его издевательств. Она намеревается спрятать тело в автомобиле и выбросить его в воду с причала, что поблизости от 16-й улицы. Она говорила, как полоумная. Я полагаю, что надо немедленно предупредить полицию в Нью-Йорке.
Он также описал серый "форд", сказал сержанту, в каком направлении она поедет, и извинился за то, что не может сообщить номер машины. Сержант поблагодарил его за содействие и заверил, что незамедлительно свяжется с полицией в Нью-Йорке, а после сообщит ему о результатах принятых мер.
Закончив и этот телефонный разговор, Престон просидел неподвижно еще минуту, прокручивая в уме все спорные моменты своей версии, и убедился, что, если вдруг его вызовут для дачи свидетельских показаний, неувязок не будет. Все выглядело совершенно правдоподобно. Подумав, что ему нечего опасаться обвинения в соучастии, он сделал последнюю затяжку и ткнул окурком в пепельницу. Затем встал, прошел сквозь темноту в спальню, проскользнул в постель и натянул на себя одеяло. Простыни все еще сохраняли тепло. Он лежал очень тихо, с открытыми глазами, уставившись в потолок, почти не дыша. Ему не спалось.
Спавшая рядом с ним брюнетка заворочалась, перевернулась на бок.
- Кто звонил? - спросила она.
- Друг.
- Тебя долго не было, - заметила женщина голосом, глубоким ото сна и полным скрытых обещаний.
- Надо было уладить одно дело.
- И как, ты уладил его?
Глазами, уже привыкшими к темноте, он посмотрел на ее длинные черные волосы, разметавшиеся по подушке. Потрогал их и обмотал одну прядь вокруг пальца.
- Кажется, уладил.
- Я соскучилась, - сказала женщина.
- Скажи еще что-нибудь ласковое. - Он опустил руку и стал легко поглаживать ее по спине.
Ее звали Дарлин. Она заключила контракт со студией как актриса. Газетчики в Голливуде уже стали упоминать их имена вместе в своих комментариях.
- Ммм… Какая у тебя легкая рука, - сказала она.
- Да, действительно легкая.
Он улыбнулся и продолжал водить ладонью по желобку вдоль спины до тех пор, пока она не повернулась, промурлыкала что-то и притянула его к себе.
Арнольдо Лопес
Самосуд
Солнце, словно огромный огненный зрачок, медленно опускалось в серую сонливую глазницу вечера. Такого красного солнца вышедшая из небольшого дома женщина, как ей показалось, еще не видела. Она пересекла дворик и направилась по дороге к поселку. Женщина подумала, что никто не удивится, если встретит ее. Время от времени она ходила в поселок, чтобы отдать заказанные ей для шитья вещи, купить продукты. И сегодня люди бы тоже решили, что она для этого идет в поселок. Однако сейчас женщина направлялась туда с иной целью.
На протяжении всего пути она останавливалась несколько раз, разглядывала росшие по обочинам дороги фруктовые деревья, раздумывала над тем, не вернуться ли ей обратно и забыть обо всем. Однако неумолимая сила заставляла ее двигаться дальше. Сила, которой было пятнадцать лет и имя которой - Розария.
Проходя мимо парка, где уже начинали прогуливаться влюбленные парочки, и старики на скамейках обсуждали, как лучше переустроить мир, она вновь остановилась, чтобы понаблюдать за полетом майских жуков. Женщина решила, что жизнь прекрасна несмотря ни на что. Но вскоре ее лицо вновь приняло серьезное выражение. Она решительно направилась к стоящему на углу улицы, окрашенному в розовый цвет просторному особняку.
Адвокат Армеро Санчес открыл ей дверь, пропустил вовнутрь и жестом руки пригласил сесть на уютный кожаный диван. Сам опустился в одно из двух кресел, стоявших чуть поодаль.
- Рассказывай, - приветливо сказал он, набивая трубку табаком из старого замшевого кисета.
- Я пришла, чтобы признаться тебе в преступлении.
Губы адвоката чуть искривились. Он поправил пенсне на носу, прикусил зубами трубку и некоторое время молча раскуривал ее.
- Я не ослышался?
- Нет, - ответила она, опустив голову.
- Хорошо… Кто мертв?
- Мой муж.
- Антон? Кто его убил?
- Я.
Старый юрист опустил в пепельницу огарок спички.
- Мм… да… Дело серьезное. Кто-нибудь знает об этом?
- Никто.
Глаза у женщины потускнели. Казалось, ею овладело чувство полной безысходности. Внимание адвоката привлекли глубокая царапина на ее шее и синяк на левой скуле, все еще вспухший. Он пристально посмотрел на женщину поверх пенсне и сквозь разделявшее их облачко табачного дыма.
- Мне всегда нравилась твоя искренность, Анжела.
- Я пришла к тебе за помощью. Мои родители умерли. И как брат моей матери ты… ты - единственный человек, которому я могу доверять.
- Посмотрим, смогу ли я чем-нибудь помочь тебе.
- Я нуждаюсь в юридической консультации и в совете. Понимаешь? Я не убийца. Мне нужно, чтобы кто-то знал, что…
- Расскажи, как все произошло.
- Какое-то время назад Антон связался с полицейским по имени Рамиро. Они просиживали вечера на веранде. Полицейский приносил транзистор, и они слушали музыку, разговаривали о женщинах, о деньгах и о прочем-разном. Однажды я услышала, как они говорили о том, что американцам особенно нравятся девственницы. Этот Рамиро утверждал, что торговля невинными девушками - отличный бизнес. Обманом их доставляли из Баракоа и других мест и затем продавали по сто долларов. Рамиро рассказывал об оргиях, которые устраивались на военно-морской базе в Кайманере. Там-то и происходила эта работорговля. Американцы платили хорошо. "Даже шеф полиции и алькальд занимаются этим, - сказал Рамиро. - Это они приметили голубку… Все останется между нами". Я думала, что они говорят о какой-то девушке из поселка, но вскоре убедилась, что речь идет о Розарии. - Анжела умолкла, чтобы перевести дыхание. - После того, как Рамиро, громыхая сапогами, ушел, Антон плюнул мне в душу, заявив: "Я намерен заработать на Розарии, знай. Если не раскошелятся шеф полиции и алькальд, найдутся другие состоятельные люди, которые хорошо мне заплатят. Взять хотя бы тех же американцев. Сто долларов, Анжела!
Да на эти деньги можно превратить в сплошной праздник целый месяц! А через два месяца мы можем снова продать ее. И так до тех пор, пока они не догадаются. Ведь настоящая девственность не существует, правда?" То, что сказал Антон, меня потрясло. Для него девушка, которой исполнилось пятнадцать лет, была обычным товаром. Во мне словно что-то сгорело. Я почувствовала себя так, будто потолок обрушился и раздавил меня. В этот момент я поняла, что Антон способен на все.
- Пьянство и карточная игра довели его до этого состояния, вне всякого сомнения, - сказал адвокат.
Женщина посмотрела на старика и продолжила:
- Шесть дней назад, в пятницу вечером, Антон пришел, как обычно, пьяный и сказал мне, что заключил сделку. Что на следующий день он отвезет Розарию на военно-морскую базу. Я оскорбила его, ударила по лицу и в грудь, но он был сильнее. Он отбросил меня в угол кухни. Я упала на пол, и тут моя рука случайно наткнулась на топор. Пальцы почувствовали прохладу острого металла и сжались вокруг топорища. Многое промелькнуло в этот момент перед моим взором, но все затмило лицо Розарии с умоляющими глазами. Антон приближался ко мне, хохоча, словно безумный, размахивая хлыстом, которым он избивал дочь. Какая-то страшная сила подняла меня на ноги. Эта же сила взмахнула моей рукой и нанесла ему удар топором между изумленных глаз. Это был всего лишь один удар. Когда я пришла в себя, он лежал на полу с расколотым черепом.
Анжела проглотила накопившуюся во рту слюну и сжала пальцы в кулаки.
- Я не знала, что делать. Такое даже самых умных ошеломляет. Потом я пришла немного в себя и решила спрятать труп. Боясь, что вот-вот Розария придет из школы и застанет меня на месте преступления, я оттащила тело Антона к старому колодцу, что у нас во дворе. Мы им давно не пользуемся, хотя колодец глубокий, и по дну его бежит сильный подземный поток воды. Все, что туда попадает, увлекается водой неизвестно куда. Я сняла цинковую крышку и, напрягая все силы, перебросила мертвое тело через край бетонного основания. Закрыла глаза, услышала глухой всплеск и через мгновение вновь знакомое журчание бегущей воды. Но на этот раз в журчании мне послышались стенания, исходящие из самого ада.
- Кто-нибудь тебя видел? - спросил адвокат, снова набивая табаком трубку.
- Нет, никто. Но все эти дни смерть Антона не дает мне уснуть. Меня мучает желание рассказать кому-нибудь о случившемся, облегчить душу, понимаешь? С другой стороны, не могу заставить себя пойти в полицию. Я не знаю законов. То немногое, что я видела, убеждает меня, что суды созданы для того, чтобы оправдывать богатых и наказывать бедных. И что случится с Розарией, если меня осудят? А вдруг ее настигнет та же участь, от которой я попыталась ее уберечь, совершив убийство. Понимаешь теперь, в каком положении нахожусь? Понимаешь, почему я здесь, а не в полиции?
Женщина закрыла ладонями лицо и опустила голову на грудь. Адвокат уставился своими проницательными глазами на потухшую трубку, которая покачивалась на его пальцах. Он словно взвешивал на весах свои мысли в такт этому покачиванию.
- Послушай, Анжела. Все устроится. Я на твоей стороне. Советую никому ничего не говорить. Тебя не могут обвинить в том, чего никто не знает. Где находится труп? В недрах земли, откуда он никогда не появится. Люди не заметят отсутствия Антона. Если это все-таки случится, они подумают, что в пьяном состоянии он свалился в пропасть или сбежал из дома на поиски долларов… Следуй моему совету. Не говори никому ничего. Ты знаешь, что можешь всегда рассчитывать на мою помощь. С точки зрения закона, ты виновна, но, с точки зрения человеческой справедливости, на тебе вины нет.
Анжела посмотрела на старика и облегченно вздохнула.
- Спасибо, - сказала она.
Когда женщина возвращалась, наступила ночь. В придорожных зарослях весело перекликались цикады. Анжела шла быстрым шагом, не оглядываясь, сосредоточенно смотря вперед. Ветер трепал вершины деревьев, и шелест листвы вливался в симфонию ночных звуков.
Женщина открыла дверь, Розария бросилась ей на грудь. Волосы девушки были растрепаны, платье на ней порвано, лицо залито слезами.
- Он бил тебя?