Родители говорили слишком тихо, уединившись в дальнем углу комнаты. Вскоре девочка поднялась и стала, как в далёком детстве, тереть кулачками глаза. Они неожиданно услышали, обращённый к ним, звенящий нежный голос:
– Мам! Кто вы? Чем занимаетесь? А ты, папа? Где работаешь? Почему дети шепчутся за моей спиной?! Никто не хочет дружить со мной? Никто не ходит к нам в гости! Никогда…, – всхлипнула, – никогда не празднуете мой день рождения! Мои одноклассники, – не договорила, закрыла лицо руками.
– Зато, у тебя есть то, чего нет, и вряд ли будет, у них! – по-своему успокаивал её отец. – А день рождения! Хочешь, отпразднуем прямо сейчас?
Мать тяжело вздохнула, сутулясь, подошла к тумбочке, накапала немного в стакан и протянула дочери:
– Это успокоительное. Выпей и ложись спать. – Мягко обняла, поцеловала. – Всё будет хорошо! Спи, моя девочка!
Ужин это был или завтрак, – родители всю ночь просидели за столом. Мать слушала историю отца, изредка вздыхая, ходила по комнате. Рука её в это время лежала на левой стороне груди, словно поддерживая хрупкую субстанцию, – больное сердце.
Поначалу голос отца был спокоен. По мере выпитого, звучал всё громче и громче. Наконец, мать что-то строго произнесла, – всё умолкло.
Рассвет уже проник сквозь щели портьер, когда, наконец, девочка заснула. Ещё одна большущая, не распакованная коробка, стояла в середине комнаты. Телевизор. Цветной.
Наутро она вспомнила ночную исповедь отца. Слово в слово. Оказалось, он был ранен во время стычки с милицией. Дело было стоящим, – грабили, как он выразился, всем кублом, склады внешторга.
– Лиля! Да, та самая, к которой ты меня ревновала! Что уставилась? Было ведь?
– 56 – – Господи! – Воскликнула мать. Затем небрежно произнесла. – Было бы, к кому! Тупая она, как пробка! С ней? На дело? Стареешь!
– Сдала нас, курва! Бровью не повела! Столько наших постреляли! Вот времена настали, а?! Никому доверять нельзя! – достал сигарету, щёлкнул дорогой зажигалкой.
– У нас не курят! – возразила мать.
– Что вы говорите? – куражился отец. – Это где же? У "нас"?
– В доме, где живёт твой ребёнок! – парировала мать. Отец вдруг умолк. Наверняка пересёкся с её тяжёлым, синим взглядом.
– Не смотри так! – воскликнул. – Ранили меня! Спасибо доктору. Прооперировал. Всё сделал в лучшем виде! – Показал на голову. – Знает меня лет, эдак, пятнадцать! Проверенный, свой. Отлёживался, здоровье поправлял у барыги одного.
– Ясно! Ранение, значит! В голову! Так раны зализывал, что о нас с дочерью забыл?! – повысила голос мать. – Сиди! Понятно! Голова твоя…
– Ну, правда, прекрати уж! – взмолился отец.
– Жить! На что будем? Говоришь, перестреляли дружков твоих? – отправила в рот крошечную стопочку коньяку. – Туда им и дорога! Господи, прости!
– Да ты что?! – почти прорычал отец.
– А то! – бесстрашно ответила мать, – с продажными девками не будете путаться! И здесь, в нашем городишке дел хватит, если мозгами пораскинуть! Банк здесь недавно открылся! – Задумчиво произнесла.
Муж, пристально глядя:
– Есть план?
– Есть! Расскажу, когда повязку свою дурацкую снимешь! Позже! Вот будешь, здоров, в общем, там и посмотрим: какая я мать и каков отец нашей…
– Так это ради неё?! Вся затея ради неё? – отец показал в сторону кровати.
– Конечно! Знаешь, сколько стоит лечение…
– Да брось! Ты же вон…, – не договорил, через силу продолжил, – само рассосалось!
– Я родилась, насколько ты помнишь, не в семье воров и бандитов!
– Как я мог забыть! – воскликнул отец с сарказмом. – Как же, помню твою историю. Дворянские корни, родственники, как там? По матери? Во Францию укатили…
– Заткнись, контуженный! Иначе… – Чем-то замахнулась.
– Всё, всё! Давай ещё выпьем!
– Нельзя мне! Дочь у меня! А ты…, – взглянула, помолчала. – С твоей-то "контузией"? Не пей! Дураком станешь! Если хочешь идти на дело, не пей! – с ударением произнесла мать.
– Весь общаг у меня! Поняла?! И делать мне ничего не надо?! Усекла?! Чихал я на твоё дело! – окончательно осмелел вдребезги пьяный отец.
В ту самую ночь посланец беды не ехал, – ворвался в их, без того, непростую жизнь. "Лучше бы ты не возвращался!", – сердито думала об отце девочка. Лишь пару раз отец выходил из дома. Узнав в очередной раз, что его ищут по всей области, а дружков пересажали одного за другим, запил ещё больше.
Странно было другое. Девочку эта перемена радовала необыкновенно. После возвращения отца, мать перестала подолгу лежать в кровати, держась за сердце. С тумбочки исчезли пузырьки и флакончики с лекарствами. Она, о чём-то думая, щурилась. Зло, поглядывая на пьяного мужа, мерила шагами небольшую квартиру. Девочка чувствовала, – мать что-то затевает, но борется с сомнениями. Мать всё чаще и зло поглядывала на опухшего и отупевшего от пьянства мужа, но сама стала выглядеть моложе, даже посвежела. Вот, что так сильно радовало девочку. Что именно поднимало внутренние силы её мамы, оставалось загадкой для дочери. Но кое о чём она всё же догадывалась.
По мере того, как формировался её план и обрастал самыми мелкими деталями, женщина постепенно успокаивалась, в глазах зажглась прежняя доброта…
Мать просто расцвела на глазах.
Но, вот однажды, когда мама ушла в очередной раз из дома, девочка едва услышала шёпот проспавшегося отца:
– Доча! Принеси водички!
Девочка оторвалась от учебников, – поспешила выполнить просьбу. Дрожащая рука перехватила стакан. Неприятно было смотреть на заросшее щетиной, жалкое, – а когда-то холёное, красивое, как ей казалось, лицо отца.
– Присядь, доча! – произнёс он, откидываясь на подушку. – Кое-что хочу тебе рассказать!
И тут она услышала такое. Уши загорелись. Она не хотела этого слышать. Чуть ухмыляясь, поглядывая на дочь, не стесняясь, отец ударился в воспоминания о своих любовных похождениях. Со всеми мелкими подробностями. Девочка, мало что, понимая, глядя на отца испуганными глазами, молча слушала. Психологическое насилие над собственным ребёнком могло продолжаться неизвестно, сколько, если бы однажды…
Мать неслышно вошла в квартиру, немного постояла. Слушала.
– С башкой твоей и в самом деле, – беда! – насмешливо произносит она.
Но как-то раз она поймала взгляд мужа. Тот пристально смотрел на дочь. Девочка, уже подросток, формировалась быстро. Она уже не была той розовощёкой упитанной малышкой. Мама, по-прежнему, очень старалась, и одеть, и накормить любимую дочь. Импортные, дефицитные вещи сидели на ладной, изящной фигурке подростка, как влитые. А сквозь ткань проступали заметные округлости.
Беспробудное пьянство мужа, к тому же, ещё и это… Она легко представила, – он обязательно нападёт на дочь в её отсутствие. Безобразная картина встала перед глазами. План созрел мгновенно. Она приняла окончательное решение. До такой степени одичания она ещё не доходила, но…
Девочка слышала, как та снова мерила шагами большую комнату. А женщина вспоминала, изредка бросая взгляд на пьяного мужа. Вспомнила всё, – от первой встречи до последней минуты. Когда? Почему? Они открыто стали ненавидеть друг друга, уже не таясь, не скрывая этого. А ей так хотелось семью. Нормальную. Как была её собственная, в которой родилась, та, ленинградская. Она, вдруг, отчётливо услышала родные голоса. "Ах, да-а! – пронеслось в голове, – у мамы была старшая сестра! Ей, всё же, удалось выехать за границу!". Вспомнилось некстати, к чему бы это?
Рано утром отец, не говоря ни слова, куда-то стал спешно собираться. Через некоторое время мать незаметно вышла за ним, – проследить, – зная, муж приведёт её к "общагу".
– Завтрак на столе! Поешь обязательно! Я скоро! – только и услышала девочка, как всегда, собираясь в школу. Дверь захлопнулась.
Пошли третьи сутки с тех пор, как ушёл отец.
В комнате темно. Плотно завешены портьеры. Мать нависла над ней. Синие глаза, словно прожекторы, сверлят лицо, всматриваясь, словно ища ответа на известные только ей, вопросы. Дочь отвечает испуганным взглядом.
– Вставай, моя хорошая! Пора нам!
Мать включает ночную лампу, накрытую платком, как тогда… Девочка помнит тот вечер, приезд отца…
– Давай, милая, вставай!
– Куда, мама? А отец?
Девочка видит, как на склонившемся к собранным вещам лице матери губы на мгновение растягиваются в чуть заметной улыбке.
– Отец? Он присоединится позже! – И очень тихо. – Возможно!
Не нравится девочке их внезапный отъезд, тем более, – ночью! Но, хорошо зная мать, – доверяет той полностью. Надо так надо!
Стоя у входной двери, мать придирчиво оглядывает квартиру. Внезапно дочь бросается к кровати. Любимый пупс, тот самый, "из Германии"! Как могла о нём забыть?
– Брось! Не маленькая! – зло приказывает мать. Девочка окончательно проснулась. Та больно хватает её за руку, с силой выводит на улицу…
Глава 12
Франция. Лион. Наши дни.
Солнце рьяно пыталось проникнуть в помещение. Витиеватые металлические решётки на узких вертикальных окнах, напоминающих арку, казалось, пытались перехватить солнечные лучи и взять в плен их отблески.
Женщина в чёрном атласном длинном платье готовилась к проведению ритуала. Чёрный атлас матово поблёскивал, обтягивая протянутую руку, оставляя лишь едва прикрытую белую кисть. Тонкие пальцы медленно выбирают магические инструменты. Мел отложила в сторону. Взяла деревянные диски, окрашенные в соответствии с традиционными цветами. Цвета предписывались каждому из элементов. Диск воздуха окрашен в жёлтый цвет, символ воздуха – фиолетовый. Диск огня – красный, символ огня – зелёный. Рука плавно приблизилась к диску воды. Вот он, синий цвет. Символ воды – оранжевый. Чёрный – земля, символ земли – белый. Кажется, – всё. Нет, забыла. Символ духа – белый цвет, колесо духа – чёрный…
Складки платья взметнулись, блеснули чёрным атласом. Она устремилась к столу. Добавила надписи с магическими именами по кругу. Имена должны соответствовать элементам. Так её учили.
Руах, Эш, Майим, Арец, Руах Элохим.
Расширять список не представлялось возможным. Тем паче, бежать наверх. В комнату за каббалистическим справочником. Кинжал, жезл, чаша и пантакль, а также крест с розой были приготовлены.
В голове пронёсся ураган полученной за последний год информации. "Отдели тонкое от грубого, старательно и с умом". Дух следует выделить из мира материи. Именно духовность способна привести к настоящему равновесию четырёх элементов…
Женщина встала перед алтарём лицом к востоку. Произнесла молитву "Отче наш". Закончила на иврите, как учили.
Последний слабый луч солнца, прощаясь, скользнул по мраморному полу. Сумрак ещё не наступил, в помещении светло.
Церемония, занимавшая весь световой день, закончилась. В конце женщина обратилась к богу. Благодарила за установленную связь с ангелом – хранителем. Она удовлетворила одну из самых насущных потребностей, потребностей любого человека, потому как ангел, – так считали её наставники, – ближайший и самый отзывчивый посредник между человеком, то есть, ей самой, – дрожь пробежала по всему телу, – и Богом, в какой бы бездне заблуждений человек не прибывал. Она перешла на очередную ступень познания.
Женщину ещё недавно мучили сомнения: получится ли? Последующее возвращение к её первоначальному состоянию было мягким и благоприятным. Тепло и радость переполняли. Наконец, и она, самостоятельно, перешла на очередную ступень познания мистицизма и таинства магии…
С улыбкой на лице поднялась наверх. Быстро переоделась. Включила мобильный. Услышав сигнал, не спешила ответить. До конца осознав, – она на земле, – неуверенно взглянула вниз. Внимательно осмотрела кроссовки, джинсы. На панели мобильного – 20.00.
– Мадам! – раздался мужской приятный голос. – Опаздываете!
– О! Валери! – воскликнула обрадовано. Она хорошо говорила по-русски. Лёгкий акцент придавал словам милый, присущий только ей, шарм. Слыша её, ему чудилось:
– 59 – сказанное подразумевает нечто большее. Вот и сейчас. "О!". Для него – "скучаю по тебе!", ну, а "Валери!", как песня, само собой – "любимый мой!".
– Я, мадам, вас не узнаю! – насмешливо продолжали в трубке. Затем, открыто смеясь, – у тебя такой голос, словно из космоса вернулась!
– Да, милый! Почти угадал! Где ты?
"Милый"! Сердце приятно зашлось.
– Да вот, брожу! Пытаюсь понять душу французской нации. Я на площади Беллькур! У статуи Людовика ХIV нашего, так сказать, Короля Солнца! Малыш! Очень кушать хочется, прости, дурака бездуховного!
– О! Валери! Не смеши! Быть русским, уже, "так сказать", значит, не быть бездуховным!
– Вон оно, как! – усмехнулся. – Лерка, не мучь! Бегом, давай! А то начну грызть этого самого бронзового Людовика! Попаду в полицию, будешь вытаскивать! – услышал заливистый смех. – Смешно тебе! Жду!
Лерка! Он так её звал. Когда слышала это имя, произнесённое его голосом, сокращённое от Валерии, сразу представляла себя маленькой девочкой в одном из ленинградских дворов. О нём часто, с любовью живописала покойная бабушка, родом из далёкой, загадочной России.
И вот, она бежит ему навстречу, комично, как птица, расставив руки. Хрупкая, стриженная под мальчика, задорный курносый нос, любимый ею молодёжный стиль, – в очередной раз пронзительно напоминая покойную жену. Гулко забарабанило под лопаткой, в левой части груди. Почувствовал толчок, затем тонкую острую боль. Женщина не заметила, как мимолётная судорога пересекла его лицо. В глазах появилась предательская влага. Он опустил веки. "Нет! Не надо! Не смотри!". Осторожно прижал её лицом к плечу, нежно провёл по коротким волосам.
– Ну и как тебе, Валери, мой город, моя родина? – спросила она, держа книжечку-меню.
– Неплохой городишко! Буржуйский, одним словом! – Взяв её руки, очень серьёзно добавил, – спасибо тебе, что притащила меня сюда.
– Обязательно покажу тебе Лион, ведь я здесь родилась!
– А как же твои "дела"? – покрутил пятернёй в воздухе.
Не ответив, она снова рассмеялась, затем серьёзно: – Давай угостимся! Та-ак! Лягушечьи лапки, устрицы, андалузские улитки и-и-и…
– Жареная картошка, солёный огурчик с водкой в запотевшем графине! – выпалил скороговоркой. Женщина бросила на него удивлённый взгляд: – Здесь не пода…, – громко рассмеялась, – разыгрываешь?
– Лерка! Ты же наша русская, даром, что из эмигрантов, должна понимать, вникнуть… Русская душа и всё такое. – продолжал шутить, – пора уж!
В ответ, сморщив носик, она проговорила: – Если бы не моя любовь к тебе, – иронически заметила, – таким бы русским матом ответила! Твои уши закрутились бы… А так…
– Завяли! – рассмеялся в ответ, – в России говорят: уши завяли! Знаешь, даже забавно! А ну, попробуй!
На следующий день они побывали на холме Фурвьер, рядом с базиликой Нотр – Дам, куда поднялись пешком, так захотела она. С террасы, где смотровая площадка слегка наклонена, открывался вид на весь город. Лера стала размахивать руками опять же, словно птица. Решили покататься на лодке по Роне и Соне. В образовавшейся излучине этих двух рек и был когда-то основан город. Берега по обеим сторонам оказались один ниже другого, благодаря чему, старинные замки, возвышающиеся на холмах, хорошо просматривались.
– Устала?
– Есть немного!
– Ну! Так куда желаете, королева? Приказывайте!
– А давай – в парк Тет – д'Ор!
– 60 – Они зашли в знакомый с детства Леры, маленький магазинчик, захватили с собой сыровяленой колбасы, багет, сыр, белое вино. Расположились прямо на траве.
– Дорогая! – воскликнул Валерий, поглаживая выступающий животик. – По наивности своей, думал, еду во Францию – худеть! А в результате?
– Попал в город гурманов! Всё верно! Поль Боюз…
– Один из твоих родственников? – не дал договорить, разливая вино.
Лера упала на траву, закинув голову, зашлась в хохоте.
– Лерка! Ты что? Да что с тобой?
– Валери! Нет, ты меня доконаешь! Я всё же, когда-нибудь умру от смеха. – Вытирая слёзы, – Поль Боюз – лучший повар и ресторатор ХХ века! Он здесь родился!
– Вон оно, что! Ни черта не понимаю, ни в кухне, ни в готовке…,-закусил травинку.
– Валери! А твоя жена? Умела гото… Ой, прости!
– Нет, не умела! А вот тёща. Она мне как мать. Обязательно познакомлю. Готовит лучше всех твоих Боягузов! Веришь?
– Верю! Только, – Боюз!
Вечерело. Взявшись за руки, они немного побродили по мощёным улочкам и переулкам старого Лиона. Забрели в лабиринты квартала Круа Русс.
– Знаешь, дорогая, обстановка в Лионе менее напряжённая и, я бы заметил, более дружелюбная, чем в Париже!
– Правда? – прошли ещё немного. – О! В этом домике родился автор Маленького Принца! – наклонив голову, скользнула, синим взглядом. Неожиданно погрустнела и задумалась.
На набережной, глядя на воду, что переливалась в свете вечерних огней и плывущих по ней прогулочных небольших судёнышек, Лера тихо произнесла:
– Лион – родина одного замечательного человека. Звали его – Филипп из Лиона. Был самым известным магом, ясновидцем девятнадцатого века. Кстати, он был советником русского царя задолго до сомнительного Распутина, занявшего его место. Филипп из Лиона. Он был почитаемой и спорной фигурой, некоторые считали его равным Иисусу… Мэтр Филипп.
– Мэтр Филипп? – равнодушно переспросил Валерий.
Глава 13
_.
Саломея вздохнула, посмотрела прямо. Красный свет приказал водителям стоять. А пешеходы, наконец, дождались своего: светофор позволил им переход. Она лениво наблюдала, как дисциплинированно люди пересекали "зебру". Бросился в глаза молодой человек. Тату на бритоголовом черепе. Кое-кто из пешеходов, привлечённых росписью, даже споткнулся. Пожилой мужчина, в примятой старой шляпе, взглянув несколько раз в его сторону, демонстративно сплюнул на асфальт. Молодой человек не смотрел по сторонам. Он просто шёл, и яркие оранжевые кроссовки лениво двигались по белым полосам. Перед самым тротуаром, в конце перехода, резко обернулся. Стремительно вытянул руку, сорвав шляпу с головы пожилого человека, отшвырнул куда-то на середину проезжей части. Также демонстративно сплюнул тому под ноги. И растворился в толпе.