* * *
Вечером Палач в сопровождении двух бойцов нанес "визит" родителям Алексея Малкова. У Палача была ксива сотрудника МВД. Она не понадобилась – родители Лешки абсолютно ничего не могли сказать про сына. Да и вообще соображали с трудом. Сына назвали "сукой неблагодарной" и "выблядком". Наперебой вспоминали, как он банку браги у отца-то родного с матерью отобрал и в унитаз вылил.
– Все с ними ясно, – сказал Палач. – Везите их в "колхоз". Попробуем получить генеральную доверенность на квартиру.
"Колхозом" называлась база отдыха одного из ЗАО, принадлежащего Папе. Расположенная в глубине Карельского перешейка, уединенно, она здорово подходила для решения некоторых деликатных задач. Семейку алкашей следовало подержать там и поработать с ними на предмет продажи квартиры.
Алкашей увезли. Палач остался один. Больше трех часов он досматривал Лешкину комнату. Нашел записную книжку и стал названивать по телефонам, записанным в ней… никто ничего сказать ему не мог. Виктор Федорович забрал записную книжку с собой – там оставалось еще шесть телефонов, где никто не снимал трубку.
Потом он поехал в офис, оттуда позвонил Бомбиле и Скутеру, которые безвылазно паслись у дома Таранова. На вопрос: как у вас? – Бомбила ответил: все тихо… а когда нас заменят?
– Искупайте вину, – сухо сказал Палач. Он чувствовал, что и сам очень устал за последние дни. Он выкурил сигарету и еще раз прозвонил те шесть телефонов из Лехиной книжки, которые не отозвались. До одного дозвонился, но никакой полезной информации не добыл. Все это было очень скверно… Только, казалось, получил хороший результат – бац! – и все сорвалось. А Сын – не Папа… "Отец мой слишком мягок и либерален…" Да, гайки, видно, закрутит. Тем более, что молод и горяч. Да с амбициями.
Палач выкурил еще одну сигарету и снова взялся за телефон. На этот раз он позвонил Сизову, который дежурил возле дома Мордвиновых.
– Костя, – сказал зам. директора "Франчески", – что у тебя?
Сизов ответил так же, как и Бомбила:
– Тихо… Сейчас пошла за вином. Второй раз сегодня.
– Понял. Я сейчас приеду, будем с ней общаться. Сильно пьяная она? Разговаривать сможет?
– Если быстро приедете – сможет.
– Еду.
* * *
В 23.44 наряд милиции обнаружил на Новороссийской улице брошенный автомобиль "пежо". Место, где нашли машину, было совершенно глухим. С одной стороны улицы стоял бетонный забор завода "Красный октябрь", с другой находились корпуса складов и строений станции Кушелевка… Место мрачное и безлюдное даже днем. В полночь – тем более… Какого черта сюда занесло престижную иномарку? Старший наряда решил проверить.
Салон машины оказался пуст и… незаперт. Ключи с брелоком сигнализации находились в замке зажигания. Движимые профессиональным чувством бдительности (или желанием поживиться на халяву) милиционеры заглянули в багажник. Внутри лежал труп мужчины.
* * *
Лида даже не спросила: кто там? А просто открыла дверь. На лестничной площадке стояли двое мужчин. Один постарше, лет сорока, в костюме и галстуке, с "дипломатом". Второй, никак не старше тридцати, – в джинсах и кожаной жилетке.
– Здравствуйте, Лидия Викторовна, – сказал тот, что постарше. – Мы из общественного фонда "Родители против наркотиков". Меня зовут Борис Борисыч, моего коллегу – Игорь Юрьевич. Примите, пожалуйста, наши соболезнования в связи с той невосполнимой потерей, которую вы понесли… Вы позволите войти?
Лида пожала плечами, посторонилась, впуская в прихожую. От нее густо пахло алкоголем.
– Лидия Викторовна, – сказал Палач, – мы понимаем, что деньгами горю не поможешь, но тем не менее… наш фонд оказывает материальную помощь родителям, у которых случилась такая трагедия, как у вас. Вы позволите?
– Что я должна позволить?
– Вручить вам деньги… К сожалению, немного – тысячу рублей.
Лидия взялась пальцами за виски, пытаясь собраться, взять себя в руки. Она пила второй день, мысли путались.
– Пройдите в комнату, – сказала она неуверенно. – Разуваться не надо, у меня не прибрано… извините.
– Да ну что вы! Не стоит извиняться.
В комнате был бардак, с экрана телевизора солидный человек в адмиральском мундире говорил о мерах по спасению моряков с "Курска". На столе стояла открытая бутылка водки, стопка.
– Я тут немножко… – сказала Лида, – извините.
– Мы вас понимаем. Извиняться не стоит, – ответил Палач и вытащил из дипломата конверт с печатью "Франчески". Из конверта он извлек десять сторублевых купюр. – Вот, возьмите, пожалуйста, Лидия Викторовна.
На этот шаг Палач пошел для установления контакта. Тысяча рублей не деньги, а у человека появляется какое-то доверие к тому, кто ничего не просит, а, напротив, дает. Нехитрая уловка, которая срабатывает даже в эпоху "лохотронов".
Лида взяла деньги.
– Спасибо, – механически сказала она. – Не желаете чаю? Или, может быть, водки?
– Э-э… чисто символически, – отозвался Палач. – Помянуть вашу дочь, разделяя горе.
Лида подошла к стенке, достала из серванта две хрустальные стопки. Пока она ходила, Палач вытряхнул из маленькой капсулы несколько кристалликов в ее стопку. Кристаллы растворились почти мгновенно. Виктор Тришкин отдавал себе отчет, что рискует: амитал натрия блокирует переработку алкоголя организмом. При изрядном количестве выпитого возможен летальный исход… Но тот же амитал натрия в сочетании с алкоголем вызывает эйфорию, болтливость и полностью притупляет осторожность.
Лида поставила на стол стопки. Сизов налил себе и шефу по глотку водки. Не чокаясь, выпили. Палач выдержал положенную "скорбную" паузу, потом сказал:
– Лидия Викторовна, нам очень горько, что ваша дочь умерла. Она стала жертвой наркотиков… И ее уже не вернешь. Но мы, фонд "Родители против наркотиков", думаем и о других, потенциальных, жертвах. Может быть, среди друзей Ирины есть наркоманы? Мы могли бы им помочь.
Виктор Федорович говорил, а сам внимательно смотрел на Лиду. Воздействие препарата сначала вызывает снижение активности объекта и замедление речи. Предметы и даже люди "расплываются", теряют обычные очертания… Объект в это время нужно контролировать, подталкивать в нужном направлении.
– У Ирины есть знакомые наркоманы? – повторил он вопрос.
– Есть, – односложно ответила Лида. Она не очень понимала, что, собственно, от нее хотят?… В сознании отложилось, что пришли незнакомые, но деликатные люди. Посочувствовали, дали денег… Согласились помянуть Иришку.
– Подскажите – кто конкретно? Может быть, молодой человек Иры?
– Да… да, молодой человек… Леша.
Лида ощущала вялость. Она уже начала терять контроль над собой, но не понимала этого. Голова кружилась, хотелось пить.
– Его зовут Алексей? – спросил Палач. Вопрос был задан только для того, чтобы контролировать объект и удерживать его в русле заданной темы. Лида уже "плыла", визитер представлялся ей розоватым пятном с черной дырой рта… Голова кружилась, говорить сделалось трудно, она кивнула. Палач понял, что амитал натрия – в быту барбамил – уже начал действовать. Скоро придет чувство легкости, желание общаться. Оно длится от нескольких минут до часа. Важно не упустить момент…
– А где его найти? – спросил Палач.
– Кого? – очень медленно произнесла Лида.
– Алексея, – ответил он. – Алексея Малкова. Отвечайте мне, Лидия Викторовна. Это очень важно. Вы понимаете меня?
– Да, понимаю.
– Вам нехорошо? Голова кружится?
– Кружится…
Палач подмигнул Сизову: началось. Потом снова обратился к Лиде. Он говорил короткими, простыми фразами, вбивая их в сознание одурманенной женщины:
– Ничего, скоро это пройдет. Вам станет легко. Мы – хорошие люди. Ваши друзья. Мы принесли деньги. Мы хотим помочь Алексею.
…Действительно, они хорошие люди… денег принесли… Помочь хотят. Деликатные. Хорошо, что есть такие люди… Их мало… А вот ко мне пришли. Разговаривают со мной по душам. Улыбаются. Приятные люди. Такие в беде помогут, как говорится, плечо подставят… хорошо, что они пришли.
Палач смотрел, видел, что у Лиды начинает меняться выражение лица. Через минуту-другую эта коза выложит все, что знает. Лишь бы она знала что-то стоящее. Лишь бы не "пустышка".
…Нет, определенно, они очень милые люди. Неудобно даже, что я забыла, как их зовут… Ах, пустяки, можно переспросить.
– Извините, я забыла, как вас величать?
– Борис Борисыч. Вам уже лучше?
– Да, мне очень хорошо. Давайте выпьем за знакомство.
Палач быстро отодвинул бутылку.
– Чуть позже мы обязательно выпьем, дорогая Лидия Викторовна. А сейчас расскажите нам, где может находиться Алексей.
– Лешка? Он с Ваней уехал, с Тараном… ха-ха-ха.
– Куда?
– Да куда же? Ха-ха-ха… К Ване на озеро. О, какое там озеро! Вы там были?
– Нет, не были. А что за озеро? Где оно расположено?
Лида рассмеялась. Весело, заливисто. Но Палач не давал ей расслабиться – дорога каждая секунда. Действие препарата строго индивидуально. В любой момент объект может начать нести неконтролируемый бред или заснуть. Сон может продолжаться от нескольких секунд до нескольких часов. Но в случае с Лидой сон может оказаться вечным – слишком много в ней спиртного.
– Как называется озеро, Лида?
– О, мы – ха-ха-ха – перешли на ты, Боря?
– Как называется озеро? Быстро!
– Городно. А ты не знал? Ха-ха-ха… Ой, Боря!
– Где это озеро?
– В Новгородской губернии… а ты Ваньку Тарана знаешь? Золотой мужик! Ха-ха-ха-ха…
– А там что – деревня? Дом отдыха?
– Там хутор, Боречка… красотища! А уж озеро!
– Как называется хутор? Как его найти?
– Никак не называется… ха-ха-ха… В Ерзовке спроси любого: где лесник живет? – тебе покажут. Лесник – дядя Саша, его все знают.
Лида снова залилась счастливым смехом. Палач и Сизов тоже засмеялиcь – главное сделано. Даже если Лида вырубится прямо сейчас – уже не страшно. Виктор Федорович, однако, беседу продолжил. Он, как и всякий оперативник, исповедовал принцип: любая информация может оказаться полезной. До того как Лида уснула, выключившись на середине фразы, он успел узнать, что вернуться из отпуска Таранов с Лешкой должны только через три недели. Что Таранов служил в каком-то спецназе. Воевал. Кажется, даже за границей. Что хутор на озере Городно стоит уединенно, в километре от деревни Ерзовка. В принципе – достаточно.
Когда Лида ткнулась лицом в скатерть, Палач забрал и положил в свой карман конверт и тысячу рублей от фонда "Родители против наркотиков", обтер носовым платком водочную бутылку и сказал Сизову:
– Наши стопки оботри и поставь на место. Ее стопку как следует промой водкой.
– А с ней что будем делать? – спросил, кивнув на Лиду, Сизов.
– Да ничего… утром она про нас даже не вспомнит. Если доживет до утра. Но это навряд ли.
– А следы барбамила в организме?
Палач криво усмехнулся:
– Во-первых, следов не останется уже часов через пять. Во-вторых, никто и проверять не будет. Кому это нужно? Померла от отравления алкоголем, и вся любовь.
Через несколько минут, проверив еще раз места, где они могли наследить, сотрудники контрразведки Гранта Матевосяна покинули квартиру. Семьи Мордвиновых больше не было.
* * *
Утром Виктор Федорович позвонил Сыну, попросил аудиенции. Грант, сославшись на занятость, предложил перенести на вечер. Но Палач сказал, что у него есть очень важная информация. Приезжай, буркнул Сын.
Палач приехал в офис "Север-сервис" и доложил, что проведенными оперативно-розыскными мероприятиями он установил местонахождение Таранова и наводчика-наркомана… Готов прямо сегодня выехать в адрес – "закрыть тему".
Палач чувствовал себя победителем, но Сын враз охладил его настрой. Он выслушал доклад и сказал:
– Херня все это, Виктор… подождет. У нас хуже каша заварилась: Савелич убит.
Закрутившийся на розыске Таранова и Лешки, Палач ничего не знал даже об исчезновении Реброва. Он был сейчас откровенно поражен:
– Савелич? Когда? Как? Кто?
Сын закурил, посмотрел на Палача долгим, пристальным взглядом. Он не знал, когда и кем был убит Савелич. Зато знал, что перед смертью начальника охраны зверски пытали. Он вспомнил слова РУБОПовского опера: "За беспредел вчетверо платят".
– Не знаю, – выдохнул слова вместе с дымом Грант. – Но думаю, что война уже началась, Федорыч. Командировка в Новгородскую область подождет, каждый человек на счету… Займись-ка этой темой. Это сейчас самое главное.
Таким образом, Таранов и Лешка получили отсрочку, а "империя" Сына начала подготовку к войне. С какой стороны ждать удара, никто не знал.
Глава одиннадцатая
АФРИКАНСКАЯ НОЧЬ
Питерские события казались очень далекими. Здесь, в глубинке Новгородской области, жизнь текла подругому… Август двухтысячного был теплым, с частыми и обильными ливнями, с грозами. С закатами невозможной красоты и сказочной тишиной утреннего озера в легком тумане. Со стремительным полетом уток и плеском рыбы, с ровным шумом сосен на ветру, с голосом кукушки и парящим в бесконечном просторе неба ястребом… с ящерицей, замершей на нагретом камне… с острым запахом наколотых осиновых дров… с запахом малины и натопленной бани. С криком петуха на рассвете, с мычанием коровы, с полетом толстого шмеля… Ах, август двухтысячного!
Взрыв в подземном переходе, агония подводной лодки в ледяной воде Баренцева моря… все это оказалось страшно далеко, в другом мире. Апокалиптическом, деформированном и напряженном, как тросы в еще не сгоревшей Останкинской телебашне…
Таранов и Лешка жили на озере уже пять дней. Иван Лешку нагружал: на пару они кололи дрова, ходили за малиной, рыбачили. Лешка физически был слаб, быстро уставал, но, как казалось Таранову, начал "отходить". По вечерам сидели на огромном крыльце Иванова дома, покуривали, беседовали. Как правило, приходил лесник дядя Саша с женой, приносил самогон, и они с Тарановым понемногу выпивали. Из их разговоров Лешка узнал, что Таранов – бывший военный, служил вместе с сыном дяди Саши и тети Раи. В 88-м году сын стариков погиб на границе двух африканских государств. Говорилось об этом невнятно, без подробностей… что советские спецназовцы делали в Африке, Лешка так и не понял. Он спросил у Таранова, но тот сказал: забыл… а дядя Саша выругался длинно и забористо.
– Воевали они там, Лешка, – сказал он. – За свободу братских черножопых племен!
– Не надо, дядь Саш, – попросил Таранов.
– Что "не надо", Ваня? Сколько вас вернулось?
– Не надо об этом, дядя Саша.
– "Не надо"… Еще как надо! Мой Олежка погиб… а ты сам-то? Кричишь по ночам… в шрамах весь. Не надо ордена получать… посмертно. Вот чего не надо, Иван Сергеевич.
Дядя Саша махнул рукой и замолчал. Было уже темно, роилась мошкара вокруг зажженного белого плафона на столбе крыльца. Над озером ярко горели звезды. Два крупных пса лежали возле крыльца, смотрели на хозяина внимательно, и свет плафона отражался в умных собачьих глазах.
Таранов налил в пузатые стопки самогону:
– Давай выпьем, дядя Саша.
– Спать пойду, – буркнул лесник и, не прощаясь, ушел. Вслед за ним ушли собаки. Таранов опрокинул в рот стопку, следом – вторую, с хрустом закусил огурцом.
– Переживает дед, – сказал он. – Олежка-то у них единственный сын.
– А как он погиб?
Таранов ничего не ответил, стиснул зубы… Память швырнула его во влажную духоту африканской ночи…
Взвод спецназа ГРУ получил задание присоединиться к отряду полковника Мбванго и принять участие в рейде по Мамбези. Девятнадцать бойцов на двух грузовиках выехали к реке и встретились с отрядом полковника. Среди них были капитаны Таранов и Бабушкин. Впрочем, в документах фигурировали совсем другие, не русские, имена и фамилии.
Уже с момента встречи с отрядом стало ясно, что добром этот рейд не кончится. Отряд на самом деле оказался бандой из двухсот с лишним головорезов. В нижнем течении Мамбези судоходна на длине около четырехсот километров. Они спускались вниз по реке на ржавой самоходной барже и двух десятках разнокалиберных лодок. На баке баржи стояли несколько шестов с отрубленными головами и новенький "браунинг М2" на треноге. Вокруг лежала масса цинков с натовскими патронами калибра "двенадцать и семь". Под навесом на палубе сидел в кресле полковник Мбванго – худой негр лет двадцати пяти в белоснежном кителе с немыслимым количеством наград на груди и длинной саблей на расшитом золотом поясе. Он выглядел опереточно-колоритно, и офицерам ГРУ стоило огромного труда сдержать улыбки при виде этого полупьяного чучела. Впрочем, трезвых в отряде полковника было очень мало. Все или почти все двести с лишним уродов оказались либо пьяными, либо обкуренными. Вооружен этот сброд был чем угодно: топорами, ножами, дробовиками, советскими "ППШ" и "АКМ", винтовками "маузер", "арисака", "галил", копьями, револьверами… у одного Таранов увидел кремневое ружье калибра миллиметров двадцать пять.
Да, спецназовцам стоило большого труда сдержать улыбки. Впрочем, скоро им стало не до смеха: на корме баржи обнаружили клетку. Внутри лениво лежали две пантеры и… наполовину съеденное тело ребенка… Командир взвода, майор Кислицын, сразу отдал приказ шифровальщику сообщить обо всем увиденном на базу. С базы пришел ответ: выполнять задание.
С первых же минут Мбванго заявил Кислицыну, что он – Мбванго – полковник, а Кислицын – майор и обязан выполнять все его приказания. Краска проступила даже сквозь густой загар на лице майора.
– Игорь, – сказал Таранов Кислицыну по-русски, – давай перебьем всю эту сволоту прямо сейчас.
– Выполняем приказ, капитан, – ответил Кислицын.
– Есть, – буркнул Таранов. Над баржей громко орал динамик, звучала местная музычка, нещадно жарило солнце, воняли разлагающиеся отрубленные головы. Полковник пофранцузски объяснил Кислицыну, что "цель великого похода – уничтожение эксплуататоров, конфискация ценностей для дела революционной борьбы".
– Ясно, – решили офицеры, – поход за зипунами… грабеж! Но мы-то тут причем? О чем наши мудаки в Союзе думают?
Спустя час вышли в рейд. Флотилия снялась с якоря, затарахтел старый дизель – пошли. Для воодушевления пили пиво и стреляли в воздух… Великий поход!
Четверо советских разведчиков двигались впереди на надувном катере. Мимо плыли низкие, заросшие лесом берега. Полковник предложил майору Кислицыну выпить. Майор отказался. Тогда полковник предложил майору женщину. Совсем молоденькая китаянка, сказал он, и очень хорошо умеет делать любовь. Майор сплюнул на грязную палубу и ушел. Мбванго рассмеялся и что-то сказал ему вслед. Очевидно, оскорбительное.
К полудню вышли к поселку. Довольно большому, удобно раскинувшемуся на мысу. На берегу стояли лодки, сушились сети. Возле лодок лежали мелкие собачонки с высунутыми языками. Когда появилась баржа, на берег начали стекаться аборигены. Баржа ткнулась тупым носом в берег. Полковник Мбванго вышел вперед и произнес длинную, минут на десять, речь на местном диалекте. Таранов почти ничего не понял.
– Что говорит? – спросил он у Олега.
– Требует сдать все деньги и ценности для дела освободительного движения… И еще чего-то, но мне не понять.
Какие такие деньги и ценности могут быть у этих полуголых людей, Таранов не знал.