На этой фотографии мы были изображены вместе с Константином. На фоне фонтана рядом с цирком. Снимок был сделан примерно через неделю после нашего знакомства. В тот день мы гуляли по городу, погода была отличной, настроение наше – еще лучше, и когда улыбчивый усатый фотограф предложил нас снять, мы согласились не раздумывая.
Когда карточки были готовы, мне не очень они понравились. Во-первых, у меня почему-то были закрыты глаза. Во-вторых, непросвященный человек ни за что не догадался бы, что на фотокарточке изображен фонтан. Он выглядел как непонятное, громоздкое сооружение, причем ощущение было такое, что эта колымага падает прямо на нас. В-третьих, усатый дядечка заломил за свой шедевр такую сумму, что у меня до сих пор в висках ломит. Правда, платила, конечно, не я, а Константин, но все равно было очень жаль впустую потраченных денег.
Зато теперь эта фотография очень могла нам пригодиться. Вдруг кто-нибудь опознает на ней Константина?
Полина посмотрела на снимок, поежилась от увиденного и выдвинула еще один аргумент против моей затеи:
– Ну, а если те люди, которые их знали, уже давно не живут здесь? Может, они переехали или даже умерли? Ведь лет пятнадцать прошло с тех пор!
– Полина, знаешь, что? – спросила я мрачно.
– Что? – переспросила Полина.
– Я тебя сейчас тресну, если ты не заткнешься!
Полина раскрыла рот, но то, что требовалось, сделала: заткнулась.
Я вылезла из машины и пошла вдоль по улице Зеленой. Дом под номером один был высоким кирпичным двухэтажным зданием. В саду были выложены дорожки. Все было очень аккуратно и строго.
Калитка была незаперта, и я прошла по кирпичной дорожке прямо к дому. Полина топала следом. Я поднялась на крыльцо и позвонила.
Дверь никто не открыл. Я еще постояла немного, недоумевая, почему хозяева ушли, оставив калитку незапертой, и пошла обратно. Полина догнала меня у калитки. Выйдя на улицу, я обернулась. Никого.
– Ну, а чего ты хотела? – набросилась на меня Полина. – Чтобы удача улыбнулась нам в первом попавшемся доме? Нет уж, милая моя, если ты хочешь что-то узнать, придется обойти всю улицу. И может даже не одну. И по нескольку раз.
Несмотря на некоторую резкость тона, я все же почувствовала Полинину поддержку. Теперь я знала, что она не бросит меня здесь и станет ходить по всем дворам, стараясь помочь. Когда Полина понимала, что меня не переупрямить, она, выразив свое возмущение, через какое-то время мирилась с моими желаниями и становилась союзницей. Теперь наступил как раз такой момент.
Следующий дом оказался полной противоположностью первому. Он был старый, деревянный и перекосившийся набок. Сад находился в запущенном состоянии. Никакого огорода, все поросло сорняками. Щеколды на калитке не было, петли тоже были сорваны, сама дверь была просто притворена и держалась на честном слове.
Я осторожно отворила ее, пропустила Полину, потом аккуратно закрыла, боясь, что сейчас калитка вообще оторвется к чертовой матери.
Ступеньки крыльца тоже были перекосившимися. Некоторые поломались, но хозяин не спешил их чинить. Ступая крайне осторожно, чтобы не свалиться с этого крыльца и не свернуть себе шею, я поднялась и позвонила. Но кнопка звонка, болтавшаяся на одиноком проводке, не издала никакого звука. Понятно было, что она не работает и выполняет теперь чисто декоративную функцию.
– Интересненько, кто это живет в столь живописном месте? – стараясь не шевелиться на крыльце, спросила Полина.
– Сейчас узнаем, – ответила я и замолотила кулаками в дверь.
Никто не открывал. Из дома напротив вышла полная женщина с ведром и крикнула:
– Вы к Гулькину, что ли? Дома он, дома, стучите сильнее!
– Он что, плохо слышит? – прокричала я.
– Не знаю, как он там слышит, но лакает хорошо – это да! – ответила женщина и пошла к колонке за водой.
Мы забарабанили с Полиной в четыре руки. Минут через пять послышалась какая-то возня, потом хриплый голос произнес:
– Андреич, ты, что ль?
Мы вообще-то были не Андреевичи, а Андреевны. Поэтому не стали вводить Гулькина в заблуждение, а просто попросили:
– Откройте, пожалуйста. Нам нужно поговорить с вами насчет одного жильца.
Гулькин что-то пробурчал, но дверь отпер. Перед нами возникла небритая рожа синеватого цвета, окруженная ореолом взлохмаченных волос. Воспаленные глаза недоуменно уставились на нас.
Гулькин аж рот открыл, увидев меня и Полину. Потом медленно поднял руки и потер глаза. Но видение не исчезло.
– Е-мое! – ошарашенно сказал Гулькин, почесывая затылок. – Все. Допился. Завязывать надо. Уже бабы в глазах двоятся.
Напрасно мы с Полиной пытались убедить бедного Гулькина в том, что мы близнецы. Он только мотал головой и грустно повторял одну и ту же фразу: "Все. Пора завязывать".
Я сунула ему под нос фотографию. Гулькин бросил на нее меланхолический взгляд, потом отодвинул.
– Скажите, вы никогда не видели изображенного здесь человека? – спросила я, ни на что не надеясь. Гулькин с болью во взгляде посмотрел на меня, потом на Полину и покачал головой.
– Посмотрите повнимательнее! – умоляюще сказала я. – Он жил здесь давно, пятнадцать лет назад.
– Не знаю, не знаю! – как в бреду повторял Гулькин и скорбно смотрел на нас обеих.
Потом сказал:
– К Щеглихе обратитесь, если вам так надо. Она всех тут знает.
– А кто это? – спросила я.
– Да вон напротив живет, язва старая, – Гулькин кивнул в сторону дома, из которого выходила женщина с ведром. – А я что? Я теперь человек конченый!
Мы еще раз попытались объяснить Гулькину, что у него не галлюцинации. Но все было напрасно. Поэтому мы просто повернулись и пошли прочь. Гулькин стоял в дверях, тер глаза и что-то повторял потрескавшимися губами.
Полина бросила на меня неуверенный взгляд:
– Слушай, а он не тронется в уме-то? А то еще вообразит, что у него глюки?
– Наоборот, что ты! – успокоила я ее. – Может, пить бросит? Поможем человеку вернуться к нормальной жизни!
Мы расхохотались и пошли в дом напротив. Женщина уже набрала воды и теперь всходила с ведром на крыльцо. Полина взяла у нее ведро.
– Спасибо, – благодарно произнесла женщина.
– Скажите, можно с вами немного поговорить? – спросила Полина.
– Да поговорить-то отчего ж нельзя? – охотно сказала женщина. Видимо, поговорить она была большая любительница. – Вы насчет Гулькина, да? Так я вам скажу: зря ЛТП закрыли! Самое там место для таких, как он! Подумайте сами… – воодушевилась женщина, но Полина прервала ее:
– Извините, но мы, собственно, не насчет Гулькина. Мы насчет одного человека, который жил здесь пятнадцать лет назад. – Полина взяла из моих рук фотографию и сунула ее женщине. Та нахмурила брови и принялась вглядываться в снимок.
– Лицо вроде знакомое… – начала она. – Но вот где он жил? И кто такой? Что-то не припоминаю!
– Он жил здесь с женщиной, – поспешила я на выручку. – Скорее всего, снимал у кого-то комнату или дом.
– Точно! – воскликнула женщина. – Жил он тут, как же, помню! Как раз лет пятнадцать назад. Только он недолго жил. И я почти ничего о нем не знаю, – с нескрываемой досадой добавила женщина. Она явно считала упущение со своей стороны ничего не знать об одном человеке, который жил здесь, рядом, пусть даже пятнадцать лет назад.
– Ой, а как бы нам разузнать про него? – спросила я.
– Так это лучше вам у Анастасии Макаровны спросить. Они ж у нее дом-то снимали. Она всем дом сдает. А вы не из налоговой полиции часом? – забеспокоилась вдруг женщина.
– Что вы, что вы! – замахали мы руками. – Вы нам покажите, пожалуйста, где она живет, Анастасия Макаровна.
Женщина сама довела нас прямо до нужного дома. Видно, ей очень не хотелось пропустить предстоящий разговор.
Мы подошли к маленькому домику с крытой шифером крышей. Женщина постучала в окошко. На стук вышла сухонькая старушонка с маленькими, хитрыми глазками.
– Макаровна, тут к тебе насчет жильцов пришли! – зычно сказала наша провожатая.
– Батюшки! – всплеснула ручонками старушка. – Да что с меня взять-то? Я и беру-то с них копейки, на хлеб да молоко только и хватает! Неужто старуха кому помешала? Все ж для людей делаю!
– Успокойтесь, пожалуйста, – поспешно сказала я, бросив на нашу провожатую укоризненный взгляд. – Мы вам ничего плохого не сделаем. Мы совсем по другому поводу. Нам нужно только выяснить насчет одного человека, от этого, – я протянула старушке уже помятую фотографию.
Анастасия Макаровна прищурила глазки и внимательно посмотрела на карточку.
– Нет, – покачала она головой. – Никого не знаю.
– Да ты что, Макаровна! – вмешалась женщина, проводившая нас. – Этот же парень жил у тебя, лет пятнадцать назад.
Глазки у старушки забегали.
– Если вы окажете нам помощь, – строго сказала Полина, – мы обещаем вам не доводить до сведения властей, что ваши постояльцы живут у вас без прописки.
– Я вспомню, милые, вспомню, – засуетилась старушка. – Простите уж меня, старую, глаза совсем никудышные стали. Она еще раз посмотрела на снимок, изо всех сил щуря глаза, хотя видно было, что зрение у нее отличное.
– Вроде вспоминаю, – проговорила она. – Колей, кажись, его звали.
– Может быть, Костей? – с надеждой спросила я.
– Верно, верно, Костей, – закивала головой старушка. – Еще и женщина с ним была. Дак они недолго у меня жили-то. Враз съехали.
– А женщина, женщина как выглядела? Вы не помните? – спросила Полина.
– Да она все в какие-то чалмы моталась. Голову все цветными шарфами заматывала. Волос ее я и не видала. Высокая это помню. Постарше его. Он-то совсем молоденький был. Волосы черные, бледный такой, будто не загорал никогда. А она постарше.
– А подробнее описать ее вы не сможете? – спросила я.
– Нет, милая, – вздохнула Анастасия Макаровна. – Уж столько годов прошло, постояльцев-то сколь сменилось. Разве всех упомнишь!
Мы потоптались с Полиной еще немного, спросили, не появлялся ли кто из этой парочки впоследствии в Николаевском и, получив отрицательный ответ, ушли.
– Если вам остановиться негде, милости прошу! – крикнула нам вслед Анастасия Макаровна. Женщина, соседка Гулькина, осталась стоять рядом с ней. Видимо, обсуждая наши персоны. Повод для разговоров на ближайшую неделю у них был.
Мы вернулись к машине и поехали в Тарасов. Полина молчала. Я была ей благодарна за это. В сущности, она оказалась права: мы так ничего и не выяснили нового в Николаевском.
Полина завезла меня домой и уехала. Я поднялась к себе, разделась и легла в постель. Несмотря на то, что я сильно устала, спать не хотелось. Мысли о Константине вертелись в моей голове, одна другой страшнее. А может, и правда выбросить все это из головы? Больше меня никто не пугал. Если я забуду обо всем, может быть, и в самом деле все обойдется?
Я сходила в кухню за джин-тоником, поставила его на столик у кровати, налила в бокал и лежала, запивая свою думу этим напитком. Не скажу, что дурные мысли выветрились из моей головы, но страдать в компании с джин-тоником было намного веселее.
Бутылочку я все-таки прикончила. Да что там, собственно, приканчивать: триста граммов всего, да и то я отпивала уже оттуда. Так, немного подлечила нервы. Потом я уснула. Сон был тяжелым и не принес мне успокоения.
Утром я встала, умылась, позавтракала и хотела позвонить Константину. Тут я заметила, что моя трубка сбилась, и в ней теперь пищали короткие гудки. Господи! А если Костя мне звонил? Я быстро набрала его номер. Никто не ответил.
Я села за компьютер. Мне хотелось отвлечься за работой от горьких мыслей. Я напечатала две страницы и поняла, что работа не помогает мне забыться. Лучше уж обратиться к играм.
Я включила морской бой и увлеченно стала взрывать кораблики противника. Через пару часов, когда я встала и пошла в кухню выпить чашку чаю, перед глазами моими не было ничего, кроме полыхающих корабликов.
Я попила чаю и решила поиграть в какую-нибудь интеллектуальную игру. Я погрузилась в обдумывание ходов в шахматах и действительно смогла отключиться от всего остального. Когда до моей победы оставался буквально один шаг, меня вернул в мир реальности телефонный звонок. Я сначала даже не хотела подходить, но телефон заливался долго и настойчиво. Пришлось подойти.
– Оля? – услышала я голос Николая Завгороднего. – Это Николай, здравствуйте!
– Здравствуйте! – ответила я, предчувствуя, что он сейчас сообщит нечто очень важное.
– Что, Костя не появился?
– Нет, – ответила я. – Уж и не знаю, что и думать.
– Вы в Николаевское-то ездили?
– Ездили, – печально ответила я. Поездочка-то оказалась совершенно ненужной.
– Результат, наверное, нулевой?
– Да.
– Признаться, я так и думал. Но вы бы все равно поехали, правда?
– Правда, – еще печальнее ответила я, чувствуя себя круглой дурой.
– Знаете, о чем я подумал. У Константина была дача под Соколовой горой. Недалеко. Он, правда, сто лет на ней не был, но чем черт не шутить? Может быть, туда отправился? Вы подождите меня до вечера, я освобожусь, и мы вместе съездим туда, хорошо?
– Я не могу ждать до вечера, – закричала я. – Я поеду сейчас! Скажите мне, где она находится?
– Но, Оля, это неразумно! Что вам дадут несколько часов? И потом одной ехать туда страшновато.
– Я поеду с Полиной, – пообещала я. – С ней ничего не страшно.
– Ну… ладно, – поколебавшись, ответил Николай и принялся объяснять, как найти дачу Константина.
Я поблагодарила его и повесила трубку. Следом я позвонила Полине, но ее не оказалось дома. Я позвонила бабушке. Там тоже никто не ответил. Странно, куда они все подевались? Тут я вспомнила, что Евгения Михайловна вчера говорила, что ей нужно ехать на кладбище! И просила меня посидеть с детьми! Господи! Ну, как я могла забыть об этом? Теперь Полина, проклиная все на свете, а в первую очередь мне, повезла их всех на кладбище, а это у черта на рогах! Теперь они меня за это убьют!
Я стала ходить взад-вперед по своей квартире, обдумывая мрачные перспективы быть убитой своими родственниками. Потом стала успокаиваться. Ну и что, в конце концов, такого страшного в том, что детей пришлось взять с собой? Они ведь поедут на машине, значит, хлопот не будет. Пусть погуляют, подышат свежим воздухом… У меня есть дела поважнее.
Я собралась и поехала искать дачу Константина. Автобуса я ждала долго. Потом еще мне стоило громадных трудов влезть в него, так как толпа страждущих дачников занимала очередь с раннего утра. Когда долгожданный автобус подошел, вся эта толпа ринулась к нему, грозя смести все на своем пути. Казалось, что для этих людей в данный момент нет ничего важнее их заветных шести соток.
Я вцепилась в какого-то толстого дяденьку с ведром и граблями в руках, намертво прилепилась к нему и мы стали пробираться в автобус. Дяденька орудовал граблями, поэтому окружающие несколько побаивались очень уж приближаться к нему, и влезть в автобус нам удалось.
Конечно, ехать пришлось стоя. Стоя – это еще громко сказано. Я даже не смогла бы описать словами ту позу, в которой протряслась всю дорогу. Я изогнулась в поясе, причем несколько раз, одна моя нога стояла на чем-то мягком и покатом, рискуя в любой момент лишиться своей опоры, вторая вообще болталась в воздухе, так как до пола не доставала.
Пот лил ручьем, жизнь казалась адовой мукой, придуманной каким-то изощренным садистом. Вдобавок сзади на меня давили так, что в глазах моих стали вскоре появляться и лопаться красные точки, похожие на горящие кораблики из морского боя.
Наконец, водитель назвал нужную мне остановку, и я с некоторыми потерями пробравшись к выходу, покинула наконец эту камеру пыток.
Я остановилась на дороге и огляделась. Влево вела тропинка, по которой пошли несколько дачников. Вспомнив слова Николая о том, что нужно идти именно влево от остановки, я поспешила за ними.
Дачники давно уже разбрелись по своим участкам, а я все продолжала идти вперед, так как не встретила пока главного ориентира: Николай говорил, что нужно пройти мимо старого колодца.
Наконец, и колодец попался на моем пути. Я прошла еще немного и повернула направо. Так велел Николай. Тут я увидела одинокий заброшенный домик. Николай говорил, что Костя специально выбирал такое глухое и малолюдное местечко, чтобы уединяться.
Я подошла и постучала. Никто не отозвался. Но мне показалось, что следы на земле были совсем свежими.
Я постучала посильнее, но никто не подавал признаков жизни. Может быть, Константин был здесь и недавно уехал? Что же я, зря сюда тащилась?
Тут я заметила сверху чердак. Может, полезть, посмотреть, что там? Вот и лестница как раз стоит.
Я вскарабкалась наверх и пролезла в чердачное окно. Кроме пыли и паутины я больше ничего не обнаружила. Я походила по чердаку и в углу наткнулась на какую-то доску. Нагнувшись, я поняла, что это не доска, а завернутая в тряпку картина.
Я развернула ее. Это был портрет женщины. Не было сомнения, что писал его Константин. У женщины были гладкие черные волосы и большие глаза. Было в ее лице что-то хищное. Выражение лица производило довольно жуткое впечатление. Картину усиливало еще и то, что во лбу ее было нарисовано пулевое отверстие и сочащаяся из него кровь. Но глаза оставались живыми. В них была даже какая-то усмешка. Женщина словно издевалась над кем-то. Вместо человеческого тела у нее было нарисовано тело змеи. На оборотной стороне холста было написано во весь лист почерком Константина: "Ты сломала мою жизнь. Будь ты проклята".
Мне стало страшно. Очевидно, это вторая жена Константина. Но почему она кажется мне такой знакомой? Где я могла видеть эту женщину?
В этот момент за моей спиной раздался голос:
– Ну, что, нашла, невеста?
Я стала поворачиваться, медленно холодея в душе, потому что уже поняла, чье лицо было изображено на картине. Когда мои глаза встретились с ее, я поняла, что не ошиблась. Но в следующую секунду удар по голове погрузил меня в темноту.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ (ПОЛИНА)
Когда утром я позвонила от Евгении Михайловны Ольге раз пятнадцать, а ответом мне были только короткие гудки, я разозлилась не на шутку. Это же надо, а? Ведь предупреждали ее, чтобы посидела с детьми! С кем она треплется, а?
Я подумала, что скорее всего нашелся ее драгоценный Константин, и теперь они мило воркуют по телефону, рассказывая друг другу о своих приключениях. Со злостью я швырнула трубку на место и беспомощно посмотрела на бабушку.
– Успокойся, милая, – произнесла Евгения Михайловна. – Поедем с детьми.
– Нет, но это уже выходит за всякие рамки! – в отчаянии сказала я. – Что она, ребенок, что ли? Связалась с каким-то художником-голодранцем, детьми совершенно не занимается!
– Ты оставь Олю в покое, – спокойно ответила бабушка. – Она пытается наладить собственную жизнь.
– Уж лучше налаживала бы ее с Кириллом!
– Мне бы тоже этого хотелось, Кириллу я очень симпатизирую. Только не нам это решать. Это все от них самих зависит.
– Ладно, поедем, – сказала я.
– А может быть, попросим Кирилла посидеть с детьми?