СУББОТНЕЕ УТРО
Девять утра. Инносент вошел в свой кабинет в Бельмопане и тут же увидел верного помощника по локти зарывшимся в бумаги.
- Доброе утро, - сказал он. - Трудимся по субботам?
Вернон оторвался от списков и диаграмм.
- Вчера был у зубного, вот и решил сегодня наверстать.
Вид у него был такой, словно зубная боль никак не унималась.
- Мне надо позвонить в несколько мест, - проговорил Сент-Майкл. - Потом встреча в Белизе.
Он ухмыльнулся, думая об этой встрече. О том, как осчастливит Уитмэна Лемьюела, вызволив его из тюрьмы. Не бесплатно, конечно.
- Куда вы хотите позвонить? - Вернон потянулся к телефону. Добрый, старый, надежный Вернон.
- В гараж. Я вчера выписал "лендровер" и хочу знать, вернулся ли он.
Пока Вернон справлялся, Инносент вспоминал вчерашний вечер. В половине восьмого он совсем извелся, позвонил приятелю в полицию и задал два-три осторожных вопроса, в результате чего узнал, что ни одна казенная машина не попадала в аварию (редкий случай). Затем он навел справки в столичной больнице. За последние двенадцать часов туда не поступала ни одна американка. В Пунта-Горда и Бельмопане ему ответили то же самое. В больницы Корозала и Ориндж-Уолк он звонить не стал: Валери уехала на юг, совсем в другую сторону.
Инносент с удивлением обнаружил, что не хочет снимать номер и искать замену Валери Грин. Она крепко запала ему в душу. Поэтому он перекусил в гостинице и оставил у портье записку для девушки с обещанием позвонить утром. А потом поехал домой, окунулся в бассейн и уснул как младенец.
Наутро выяснилось, что Валери Грин так и не вернулась. Вещи ее остались в комнате, но девушка как в воду канула. Он должен был повидать Уитмэна Лемьюела, но исчезновение Валери спутало все его планы. Надо было много звонить, но не из дома, кишащего враждебными ему соглядатаями, в жилах которых текла его кровь. Поэтому он отправился в Бельмопан.
Где преданный Вернон тотчас же взял на себя всю черную работу.
- "Лендровер" еще не вернулся, - сообщил он, вешая трубку.
- Черт!
- Что-нибудь случилось?
- Эта дамочка-археолог, она не возвратилась домой.
Лицо Вернона омрачилось, вероятно, накатила зубная боль.
- А кто ее возил? - спросил он.
Инносент заметно смутился и неопределенно взмахнул рукой.
- Вы же знаете этого парня. Он иногда обслуживает меня.
- Он?! - Вернон казался потрясенным.
- Мне ведь нужен кто-нибудь… кто-нибудь, чтобы держать меня в курсе дел. Человек, в молчании которого я могу быть уверен.
- Человек, которому можно доверить сопровождать женщину? - спросил Вернон. - А он-то вернулся?
- У него нет телефона.
- Где он живет?
- В "Чайнике". - Так называлась маленькая деревушка в нескольких милях от Бельмопана, ближе к гватемальской границе. - Но мне надо в Белиз.
- Я съезжу к нему, - вызвался Вернон. - Может, сумею найти. Вы потом позвоните мне сюда.
- Спасибо, Вернон. И что бы я делал без вас?
ГЛАВА, В КОТОРОЙ ГОВОРИТСЯ О ПРИБЫТИИ ЛЕМЬЮЕЛА В БЕЛИЗ, ЕГО ПУТЕШЕСТВИИ К ХРАМУ С ГЭЛУЭЕМ, НЕОЖИДАННОМ ПОЯВЛЕНИИ ВАЛЕРИ ГРИН, ПОСЛЕДОВАВШЕМ ЗАСИМ УДИВИТЕЛЬНОМ ПОВЕДЕНИИ ГЭЛУЭЯ И РЕШЕНИИ ЛЕМЬЮЕЛА НЕ УЧАСТВОВАТЬ БОЛЕЕ ВО ВСЕМ ЭТОМ СОМНИТЕЛЬНОМ ПРЕДПРИЯТИИ
- Мисьер Витмэн?
Лемьюел пробудился от тяжелой дремы. Он вспотел во влажной духоте камеры и, расставшись с ночными кошмарами, тут же почувствовал, что явь еще хуже сна. Тюрьма. Мерзкие запахи, застывшие в воздухе намертво, как мухи в янтаре. Где-то что-то капает. Ночная духота сменяется дневным пеклом. Тюрьма. Тюрьма в чужой стране. Серый свет пробивается сквозь мутное стекло забранного решетками оконца, падает на бетонные стены и пол, на голый тиковый гамак, в котором Лемьюел провел ужасную бессонную ночь, дергаясь и ворочаясь с боку на бок. Тяжелое забытье наступило только под самое утро. И вот теперь чей-то голос коверкает его имя.
- Вы, там, проснитесь. Вы мисьер Витмэн?
Ошалевший от страха и бессонницы Лемьюел приподнялся и, моргая, уставился на черный силуэт за решетчатой дверью.
- Лемьюел, - сказал он, едва ворочая сухим языком. - Моя фамилия Лемьюел.
- Так вы не мисьер Витмэн?
- Уитмэн - мое имя. - Он попытался проснуться и собраться с мыслями, но те все время разбегались. Лемьюел принялся тереть глаза костяшками пальцев. Ощущение было такое, словно веки засыпаны песком.
- А… - сказал надзиратель и зашелестел бумагами. - Так Витмэн будет ваше христианское имя?
- Да.
- А Лемуель… Лемуель, стало быть, фамилия?
- Верно.
Надзиратель посмеивался, перебирая бумаги.
- Сколько же странных имен на белом свете, - философски заметил он. Послышался звон ключей, лязг замка и чавканье открывающейся двери. - Ладно, мисьер… мисьер Лемуель. Мисьер Витмэн Лемуель, к вам посетитель.
Посетитель? Что это значит? Кто знает, что он здесь? Вчера вечером, после нескольких часов лживых утверждений, насмешек, а порой и полного невнимания к своей особе, Лемьюел потерял всякую надежду даже сообщить о себе в американское посольство. Или в гостиницу. Или куда угодно, лишь бы его вытащили из этого тропического кафкианства. Так кто же пришел к нему в это страшное место?
- Какой посетитель? - спросил он надзирателя.
- Человек, который хочет вас видеть.
- Кто он?
- Вы не хотите посетителя? - Дверь снова чавкнула. - Может, сказать ему, что вы сегодня заняты?
- Нет! Нет! - Лемьюел вскочил и оперся о стену: кружилась голова. В коридоре его принял маленький беззубый конвойный и отвел в тесную пристройку к конторе. Тут дожидался грузный мужчина цвета шоколада. Жалюзи на окнах были слегка приоткрыты.
- Мисьер Сент-Майкл, - объявил конвойный. - Это вот будет мисьер Витмэн Лем… Лемуель.
Сент-Майкл принялся разглядывать Лемьюела, который остро сознавал, что вид у него сейчас жалкий. Наконец посетитель заговорил бодрым голосом радиодиктора:
- Что ж, мистер Лемьюел, надо отдать вам должное: на жулика вы не похожи.
Вот так. То, чего он больше всего боялся, свершилось. Не зря он не смыкал глаз от ужаса: репутация погибла, и теперь он будет навеки похоронен в тюремной камере.
- Нет, сэр, - сказал сломленный Лемьюел, - я не жулик.
- Я уже слыхивал такое от американцев, - заявил Сент-Майкл.
- Это все Гэлуэй. Кэрби Гэлуэй. Он меня обманул, сказал, что ему нужно мнение специалиста, и я слишком поздно понял, что дело нечисто. Я уже был там, возле храма, когда он впервые предложил мне…
- Возле храма? - Глаза Сент-Майкла сверкнули.
- Я не знаю, чего вам наговорила девушка, но я был там только потому, что…
- Девушка? Валери Грин?
- Это ее имя? Что бы она ни говорила, уверяю вас…
- Погодите, погодите, мистер Лемьюел. - Сент-Майкл вдруг заговорил сочувственно и ободряюще. - Садитесь сюда. Начинайте с самого начала, пожалуйста.
Лемьюел и Сент-Майкл уселись на стулья друг против друга, и Лемьюел рассказал все, начиная со своей первой встречи с Гэлуэем в Нью-Йорке. Рассказал о Валери Грин (нет, тогда они с Гэлуэем не были знакомы), о втором своем свидании с Гэлуэем, о том, как приехал осмотреть храм, о неожиданном появлении Валери Грин, о последовавшем засим удивительном поведении Гэлуэя и о своем решении не участвовать более в этом сомнительном предприятии. Он выложил Сент-Майклу всю свою подноготную, почти ничего не наврав.
- Итак, он там, - сказал Сент-Майкл, когда Лемьюел иссяк. - Храм там.
- Да, конечно. Если надо, я с радостью… выступлю свидетелем обвинения. Хотя, когда на карте стоит моя репутация, я хотел бы иметь как можно меньше общего с этим грязным делом.
- Скажите-ка… хм… скажите-ка… Уитчер и Фелдспэн…
- Кто?
- Алан Уитчер и… а, впрочем, смотрите сами. - Сент-Майкл протянул Лемьюелу конверт, на котором было написано: "Алан Уитчер, Джерролд Фелдспэн, улица Христофора, 8, Нью-Йорк, 10014".
- Кто эти люди? - спросил Лемьюел.
- Это я хотел бы узнать от вас. Кто они и зачем вели запись переговоров с Гэлуэем.
- Но я понятия не имею. Я никогда не слыхал…
- Не дурачьте меня, мистер Лемьюел, иначе вам будет худо! - взревел Сент-Майкл. - Уверяю вас! Хотите просидеть в своей камере месяц?
- Нет, прошу вас! - Лемьюел, отдуваясь, подался вперед. - Я говорю правду! Клянусь! Я расскажу вам все, что вы хотите знать!
- Тогда рассказывайте про Уитчера с Фелдспэном и не заставляйте меня попусту тратить время!
- Но я их не знаю! Богом клянусь. Во всем виноват Гэлуэй! Боже, помоги мне… что же делать… А эта девка! Не знаю, чего она вам наплела, но они с Гэлуэем одного поля ягоды. Они в сговоре, я знаю…
- Успокойтесь. - Сент-Майкл перестал сердиться так же внезапно, как и начал. - Вы говорите правду. Хорошо. Больше вам ничего не известно.
- Это так!
- Стало быть, Кэрби привез этих приятелей. А потом - вас. И он знает Валери Грин, но терпеть ее не может. Увидев ее, вы испугались ареста за попытку хищения наших древностей и попытались бежать…
- Я никогда, никогда…
- Вы приехали сюда за свой счет. За свой счет, потому что у Кэрби нет денег на чужие билеты. Вы прикинулись экспертом. Такая вот сказочка, мистер Лемьюел, - сказал Сент-Майкл и зловеще усмехнулся. - И эту сказочку вы поведаете белизскому суду, мистер Лемьюел.
- Я говорю правду, - вяло сказал Лемьюел, но видение белизского суда уже захватило его воображение. Суда далекого, чужеземного и отрешенного, как Бробдигнэг. Суда беспощадного, как инквизиция.
- Мистер Лемьюел, - заявил Сент-Майкл, - я могу освободить вас и отправить обратно в гостиницу. Примите душ, успокойтесь, освободите номер, садитесь в самолет, возвращайтесь в Штаты. Вы вольны сделать все это.
- О, слава богу.
- Но знаете, что вы не вольны делать?
- Ч-что?
- Подходить к американскому посольству ближе, чем на два квартала. Постарайтесь даже не смотреть в его сторону.
- Хорошо, не буду, - совершенно искренне пообещал Лемьюел. - Я усвоил урок, мистер Сент-Майкл. Вы никогда… вы никогда больше не услышите обо мне.
ПЕРЕД БУРЕЙ
Когда раздался звонок, Кэрби простонал и заворочался в тесном закутке. Он разомкнул спекшиеся губы, открыл заплывшие глаза и отыскал на приборной доске "Синтии" проклятущий заводной будильник. Кэрби нажал кнопку, и жуткий звон оборвался. Липкие веки тотчас сомкнулись снова, но было уже поздно: он видел циферблат. Он понял, что утро настало. Он знал, что проснулся.
Проклятье, зараза! Кругом лежала вонючая марихуана. Ветки дерева не полностью закрывали самолет, и металлический фюзеляж нагрелся. Кэрби терпеть не мог спать на борту. То ногам, то голове вечно не хватало места, отчего он просыпался, будто деревянный, и тело часами ныло от боли. Неохотно признав, что бодрствует, он полез в надверный кармашек, достал темные очки и оглядел маленький уголок большого мира к востоку от мыса Романо и к югу от Форт-Майерс во Флориде. Какая-то странная равнина: частично заболоченная, сухие кусты и пыльные карликовые сосны. Часть равнины, правда, пошла под апельсиновые рощи и пастбища для лошадей или скота. Там, где стоял самолет Кэрби, обычно паслись лошади, но пару лет назад земля перешла к другому хозяину и теперь опустела. Хотя, впрочем, не совсем: возле носа "Синтии" паслись три оленя, но и они удрали на болота, едва Кэрби открыл дверцу кабины. Было жарко и влажно. Средство от гнуса уже выветрилось, и Кэрби получил несколько свежих укусов. Злой, голодный, усталый и больной, он неловко вылез из самолета, спустился на землю и сделал несколько неглубоких приседаний для разминки.
Справа протекал тоненький ручеек, в котором Кэрби ополоснул физиономию. Потом он поводил пальцем по зубам, окунул в ручей голову и почувствовал себя лучше. Вернувшись к самолету, закусил прихваченной с собой снедью - яблоком и леденцом для диабетиков. Когда он завершал трапезу, появилась машина. Та, что надо: "кадиллак-Севилья" с номерами округа Дэйд. И все равно Кэрби испытал волнение. Он всегда дрейфил в этот миг. Как-никак торговля краденым, да еще такими ценными штуковинами. Во всяком случае, так их воспринимали. Людей этой профессии иногда приканчивали сообщники или покупатели. Кэрби старался тщательно выбирать клиентуру, но в таких делах никогда нельзя знать все наверняка.
Похоже, в машине сидел только один человек. Так и договаривались. Наконец Кэрби узнал водителя. Звали его Мортмэйн. Семьдесят с лишним лет, красивая седая шевелюра с аккуратной завивкой, широкие брови над веселыми синими глазами, украшавшими загорелое лицо. Белые брюки, сорочка и туфли, голубой китель офицера ВМС - его обычный наряд. Мортмэйн был "в отставке". Кэрби понятия не имел, от чего его отставили, во всяком случае не от работы посредника между продавцом и покупателем, жившим в Лос-Анджелесе художником по интерьеру, который перепродавал товар разным знаменитостям, тем, кто помимо диковин майя скупал и другую контрабанду из Латинской Америки.
Заглянув на заднее сиденье, дабы убедиться, что в машине никто не прячется, Кэрби скользнул в салон.
- Доброе утречко, мистер Мортмэйн, - сказал он.
- С добрым утром, Кэрби.
На заре жизни Мортмэйн, наверное, был представительным мужчиной, да и сейчас сохранил солидность. Голос его звучал глубоко и мягко. Сунув красивую загорелую руку в карман кителя, Мортмэйн достал толстый белый конверт.
- Бобби просит прощения, но это все, что он смог наскрести. Спрос падает, и все такое, понимаете?
- Хм-м-м, - протянул Кэрби, взяв конверт. Там, как обычно, лежала его доля наличными и ксерокопии чеков, полученных Бобби от знаменитостей, фамилии и росчерки которых были старательно вымараны. Так Кэрби знал, что его не надувают, хотя ничто не мешало Бобби попросить любую знаменитость расплатиться двумя чеками. Какой-нибудь туманный предлог, связанный хотя бы с налогами, всегда можно найти. Однако это не имело значения: Кэрби подозревал, что его немножко грабят, но такая уж это игра.
Пока Кэрби считал наличные и изучал чеки, Мортмэйн аккуратно развернул "кадиллак" и подогнал багажником прямо к пилотской кабине.
- Нет, - сказал Кэрби. - Извините, мистер Мортмэйн, но - нет.
На этот раз Бобби зашел чересчур далеко.
Мортмэйн смотрел на Кэрби с легким вежливым изумлением.
- Что-нибудь не так?
- Тут слишком мало. У меня есть покупатели, которые дают гораздо лучшую цену.
- Обещать все горазды, Кэрби.
- Возможно. А может, в Чикаго спрос упал не так резко.
- Так ваши покупатели оттуда?
- Я не могу отдать вам сегодняшний груз.
Теперь Мортмэйн изумился по-настоящему.
- Вы повезете его обратно?
- Нет, оставлю у друзей во Флориде и позвоню покупателю.
Мортмэйн вздохнул.
- Что ж, дело ваше, конечно. Бобби очень огорчится.
- Но не так, как я сейчас. Сказать вам, что я думаю? Бобби берет по два чека. Я считал его честным человеком, но теперь уж и не знаю…
Иногда Кэрби щеголял простодушием и тугодумием, которые принимались за чистую монету, ибо вряд ли человек станет нарочно выставлять себя в таком свете. Мортмэйн кивнул с несколько преувеличенной серьезностью, потом сказал:
- Кэрби, я не думаю, что Бобби способен на такое, но, по правде говоря, не могу в этом поклясться.
- Извините, - проговорил Кэрби и взялся за ручку дверцы.
- Минутку. Не стоит нам так вот расставаться. Вы можете подождать, пока я созвонюсь с Бобби?
- Нет, мне надо отвезти еще один груз.
- Тогда вот что. Я, наверное, немного зарываюсь. Я не имею права говорить за Бобби, но, наверное, сейчас должен это сделать. Он очень рад вашему сотрудничеству.
- Это уж как пить дать, - с горечью сказал Кэрби.
- Вам оно тоже принесло выгоду. Как вы думаете, сколько вам недоплатили?
- Тысячу долларов, по самым скромным подсчетам.
- Давайте мы с вами поделим эту разницу, - предложил Мортмэйн. - Не следует сейчас рвать отношения. Я обещаю поговорить с Бобби и сказать, что даю вам пятьсот долларов сверх цены за последнюю партию. А еще я расскажу о вашем друге из Чикаго и попрошу Бобби поискать на будущее более щедрых покупателей.
Предложение было прекрасное, если учесть, что никаких друзей во Флориде Кэрби не имел и не мог складировать тут грузы. Да и подарка в пятьсот долларов он никак не ожидал. Тем не менее он сделал вид, что размышляет.
- Ладно, - сказал он наконец, как бы забывая обиду.
- Сегодня же переговорю с Бобби, - пообещал Мортмэйн.
- Отлично. - Кэрби доверительно взглянул на него. - По правде сказать, мистер Мортмэйн, я жалею, что не вы мой покупатель.
Мортмэйн скромно улыбнулся, и Кэрби выбрался из машины.
"Прынг", - произнес багажник "кадиллака". Кэрби выгрузил свертки, чувствуя на себе взгляд Мортмэйна, потом захлопнул крышку и помахал рукой. Мортмэйн медленно тронул машину.
Дальше было проще. "Синтия" сожрала почти все горючее и стала гораздо легче. Пролетев девять миль, Кэрби сделал круг над полем, где его ждали шесть человек и два фермерских грузовичка.
Тут работа шла сама собой. Все переговоры были давным-давно закончены, и на месте действия присутствовали только исполнители. Пока "Синтию" разгружали и заправляли, доставая бочки из грузовика, Кэрби лежал под крылышком своей любимицы, наслаждаясь тенью и размышляя о житье-бытье. Вывод, к которому он пришел, гласил, что жизнь - штука сложная и забавная. Ну, и то неплохо. Конечно, в Белизе сейчас маленькие неприятности. Лемьюел сдрейфил, Грин подняла переполох, но все это утрясется. А не утрясется, так он заломит шляпу набекрень и сделает ноги. Да и вообще, чего сейчас-то волноваться.
Заработали двигатели грузовичков, и Кэрби очнулся от легкой дремоты. В небе появились тучи, черные, перенасыщенные влагой.
- Отвези меня домой, Синтия, - попросил Кэрби, забираясь в кабину. - Я хочу поспать с недельку.
Пора перевести дух.
ВРЕМЯ - ВЕЛИКИЙ ЦЕЛИТЕЛЬ
Приятно снова увидеть Белиз-Сити. Крутя баранку побитого пикапа, Кэрби улыбался и чувствовал легкость: как же хорошо дома.
Время - великий целитель. Сегодня 21 февраля (температура воздуха 82°, небо лазурное, влажность 90 процентов при ослепительно ярком солнце), после Черной Пятницы прошло одиннадцать дней. Именно тогда Валери Грин разрушила его прекрасный храм, именно тогда Уитмэн Лемьюел, поджав хвост, в панике бежал в свой Дулут, именно тогда Кэрби с неохотой велел своим ребятам разобрать храм и повез на север партию новоиспеченных древностей, которая вполне могла оказаться последней. Это был ужасный день, и полет совершал взбешенный, усталый и приунывший Кэрби Гэлуэй. Но тот Кэрби Гэлуэй, который въезжал сегодня в Белиз-Сити в обществе улыбающегося щербатого Мэнни, был совсем другим человеком - радостным, довольным жизнью и исполненным надежд.
Что же произошло за эти одиннадцать дней? Да почти ничего. Это его и утешало.