Может, угрызение совести? Нет, этот зверь кусал бы иначе, наверное, больнее, но не так. Сейчас же Ане казалось, что кто-то неведомый вгрызается в ее душу исподтишка, сзади. Она даже оглянулась, но никого не обнаружила. Поправив воротник ветровки, она пошла дальше. Среди деревьев за детской площадкой виднелись несколько сбившихся поближе друг к другу гаражей. В этих разнокалиберных домиках чувствовалась какая-то враждебность по отношению к остальному двору. Они напоминали Ане лагерь римских легионеров среди чужих по вере и языку кельтов.
Возле гаражей Аня заметила движение. Подойдя поближе она увидела фургон, похожий на торговый или мебельный. На его борту была надпись: "ООО "Белый Бим – Черное Ухо". Двери его были широко распахнуты. Человек в комбинезоне стоял внутри, словно собираясь торговать с машины, но фургон был пуст. Несколько человек в таких же комбинезонах, но разных кепках стояли поодаль. Тут же стояла полная женщина в оранжевом жилете.
– Ночью это нельзя было делать? – говорила женщина сердито, стараясь громким голосом привлечь единомышленников. – Вон детская площадка. Дети увидят. А они и так у нас жестокие, телевизором испорченные.
– Да ты что, мать! – отвечал ей человек из фургона. – Разве ночью что-нибудь разглядишь, а у нас каждый шприц отчетный.
– Какой шприц? – удивилась дворничиха.
– Одноразовый. Никакой жестокости, сцен насилия. Все тихо, мирно. Духовое метательное устройство УШ-1М. Самые современные, гуманные методы. Семеныч, раскладывай приманку, пока народ не набежал…
– Здравствуйте, – вежливо сказала Аня. – Вы собираетесь отлавливать собак?
– Ну вот, Семеныч, народ уже набежал. Начинается! "Зеленые", "Врачи без границ", "Солдатские матери"… Дамочка, мы работаем не сами по себе, а выполняем…
Тут человек спрыгнул на землю, держа в руке какие-то длинные трубки, и увидел Аню. Его вялое лицо сразу же расплылось в улыбке.
– Здравствуйте, девушка. "В мире животных" смотрели? Как диких животных в Африке усыпляют? Слонов, носорогов… У нас то же самое, даже еще круче. У нас, девушка, Южная Америка! Сейчас сами убедитесь. Да не переживайте вы так. Это снотворное на пару часиков здорового сна. А индейцев Амазонки вам приходилось наблюдать? Вам и в этом сегодня повезло. Жаль, что вы не журналист… Вы журналист? Этого еще нам не хватало…
Лицо человека в комбинезоне опять приобрело прежнее вялое выражение.
– Между прочим, мы выполняем заказ органов внутренних дел, – сказал он сухо. – Можно сказать, у нас сегодня арест преступников…
– Задержание подозреваемых, – поправила милицейская жена.
– Какая у нас сегодня приманка, – сказал пожилой мужчина в таком же комбинезоне, проходя мимо Ани. – Сам выбирал в "Пятерочке". Только бы не потравить собачек…
Собаки появились внезапно. Сначала из-за гаражей выбежала палевая сука. Сделав вид, что спешит по делам, она потрусила стороной, скрылась за кустами. Словно что-то позабыв, вернулась назад. Внимательно посмотрела на группу людей у машины, зевнула с показным равнодушием, почесалась, но к мясу умудрилась приблизиться на пару метров.
Вдруг затрещали кусты, взлетела на дерево тоже заинтересовавшаяся происходящим серая ворона. К машине, к людям выскочил радостный рыжий пес. Болтая из стороны в сторону ушами, он покрутился на месте, замер, поджав переднюю лапу, и недоуменно посмотрел на людей в комбинезонах. Наверное, они что-то напомнили ему. Много собак, много мужчин, в руках у них длинные штуковины… Но сильный запах сырого мяса смутил его, он сглотнул и побежал к приманке, отгородившись рыжими ушами, как шорами, от всего в данный момент несущественного.
Он не успел даже понюхать самый крайний кусочек, как возле его уха громко клацнули мощные клыки. Огромная черная лайка с белыми лапами уже была здесь. Она не трогала приманку, но и остальным не позволяла этого делать. Гончий пес не обиделся, он даже обрадовался появлению черного кобеля, забегал вокруг, всем своим вихляющим телом выражая радость. Колли тоже стояла в отдалении и виновато поглядывала на лайку и вожака, словно извинялась за то, что мысленно уже проглотила кусочек мяса.
– Какая псина, Семеныч! – восхитился бригадир, показывая на лайку. – Тебе бы такого на дачу.
– Ты же знаешь, Саша, я собак не завожу.
– Да это я так. Нам этого здорового велено притащить особо.
В этот момент дворняга-вожак подбежала к мясу, внимательно посмотрела на людей, обнюхала приманку, не опуская глаз, будто следила: не выдадут ли люди своих намерений? Вздохнула совсем по-человечески и принялась за еду. Тут же подбежали остальные собаки и окружили приманку.
– Приготовились, – тихо сказал бригадир.
Четверо мужчин в комбинезонах подняли длинные трубки. Аня увидела у них в руках пластмассовые шприцы. Вставив их в трубочки, они направили свое оружие в сторону мирно закусывающей стаи и посмотрели на бригадира.
– Всех разобрали? Еще раз. Моя цель – черная лайка. Семеныч, попробуй мне не дострелить…
– Надо курить бросать, – виновато ответил пожилой.
– Внимание… Огонь, – тихо-тихо сказал бригадир.
Послышался залп из четырех плевков. Колли и гончая взвизгнули, на мгновение отскочили от приманки, но тут же вернулись и продолжили еду. Лайка, засунув под переднюю лапу черную морду, пыталась дотянуться зубами до торчащего из ее бока шприца. Только палевая сука повела себя странно. Она перестала есть и опять посмотрела на стоявших перед ней людей. Потом сделала по направлению к ним два шага и взвизгнула от боли под правой лопаткой. Ане опять показалось, что собака глубоко вздохнула, как усталый человек, и осторожно пошла к людям.
– Сейчас укусит! – вскрикнула дворничиха, отступая за бригадира.
– Не-а, – успокоил ее пожилой ловец, – хвостом виляет. Не тронет…
Дворняга подошла вплотную к Ане и посмотрела на нее снизу-вверх, задрав палевую морду с черными носом и глазами. Дождавшись ответного взгляда девушки, собака повернулась и стала смотреть на гаражи. Потом опять посмотрела на Аню и опять вытянула острую морду по направлению к гаражам. Она хотела еще раз проделать то же самое, но лапы ее подогнулись. Дворняга опустила брюхо на траву, дернулась, порываясь вскочить, но передумала. Последний раз попыталась поймать Анин взгляд, но не успела и уронила голову. Около мясной приманки уже лежали две рыжие собаки. Только большая черная лайка, наконец, выдернула зубами белый шприц из черного меха и раздавила его зубами. Увидев лежащего на траве вожака, она сделала к ней уверенный шаг, но запнулась и ткнулась тяжелой мордой в траву.
– Спокойной ночи, малыши, – сказал бригадир и хлопнул в ладоши. – Сафари закончено. Грузим, ребята. Семеныч, вколи черному еще кубик. Он мне что-то не нравится.
– А отчетность, Саша? – удивился тот.
– Ну ладно. Грузим…
В этот вечер на столе в кабинете Корнилова и Санчука лежали четыре черных листа, похожих на копировальную бумагу. На каждом из них было полукружье отпечатков, дырявых по краям.
– Ну и что это тебе дало, Санчо?! – кричал Михаил. – Что ты тут увидел, собачий дантист? Что дала тебе эта клыкоскопия?..
Корнилов со свойственной ему привычкой нервно бегал по кабинету и бросал Санчуку один ехидный вопрос за другим, на которые у опера не было ответа. Наконец Санчук принял какое-то решение, взял со стола темный листок без отпечатка собачьих челюстей, догнал бегущего Михаила. Когда же тот резко повернулся, чтобы выкрикнуть очередной вопрос, быстро сунул бумажку напарнику в рот. Зубы Корнилова лязгнули от неожиданности. А Коля Санчук уже рассматривал отпечаток его зубов на свет.
– Так ты и меня подозреваешь, хохляцкая морда! – закричал Корнилов.
– Нет, это не ты, – успокоил его Санчук. -
У тебя прикус неправильный.
Но, увидев, что Корнилов приближается к нему мягким кошачьим шагом мастера дзю-дзюцу, бросился к грейпфрутовому деревцу, схватил его за тонкий стебель и закричал:
– Только тронь меня, Корнилов! Вырву с корнем священное дерево друидов. Так и знай, капитан. У меня в руках заложник. Слушай мои условия. Делаешь два шага назад, берешь чайник и идешь в туалет за водой… Правда, Михась, заварил бы чаю, как ты это умеешь. Мы бы сели с тобой и опять все хорошенько обмозговали…
Глава 7
– Сейчас видно, Санчо, – сказал Дон Кихот, – что это не рыцари, а подлая челядь, низкопробные людишки. Говорю я это к тому, что ты имеешь полное право оказать мне помощь и явиться орудием праведной мести за то зло, которое они на наших глазах осмелились причинить Росинанту.
– Какая тут к черту месть, – воскликнул Сачно Панса, – когда их больше двадцати, нас же всего только двое, а вернее сказать полтора!
– Я один стою сотни, – возразил Дон Кихот.
– Спасибо тебе, Таможенник, за наше счастливое детство, – часто повторяла Аня, входя, например, в свою пусть и однокомнатную, но зато новую квартиру.
В самом начале свадебного пиршества, глядя на богатый стол, она тоже произнесла эту фразу. Находившийся неподалеку капитан Харитонов тут же поинтересовался у невесты, в каком чине находится ее богатый родственник, служащий на таможне. Чин "родственника" на самом деле был небольшой, вернее, самый низший. К тому же, служил он не на российской таможне и вообще, он был француз и жил больше века назад, что тоже говорило не в его пользу.
Наверное, Ольга Владимировна была права, и Аня поспешила продать картину Анри Руссо, известного в мире искусства под кличкой Таможенник. Но Аня слишком торопилась забыть историю с наследством своего свекра, с убийством и покушением на ее жизнь. Ей хотелось поскорее начать новую жизнь, отречься от старого мира, отряхнуть прах и так далее. Картина Анри Руссо, оставленная ей в наследство свекром-художником, тоже принадлежала к "старому миру" и от нее Аня тоже поспешила избавиться, как от неприятного воспоминания, тяжелого груза прошлого.
До сих пор ей казалось невероятным, как это за такую примитивную, хотя и яркую картинку можно было выручить такую сумму денег, что хватило и на квартиру, и на свадьбу, и на свадебное путешествие в Японию. Пальмы, цитрусы, туземная девушка, черная пантера… Она сама когда-то неплохо рисовала, к тому же много раз видела, как это делал ее первый муж, и на Олины упреки отвечала:
– Я потом сама нарисую такую же картину. Даже еще ярче. "У девушки с острова Пасхи украли любовника тигры".
Ольга Владимировна чувствовала себя виноватой, что тогда вовремя не вмешалась и позволила Ане так бездарно продешевить с Таможенником. Поэтому, услышав о том, что Корниловы хотят купить недорогую иномарку, она предложила им свой почти новенький "Фольксваген-Гольф" за смешную цену, считай, сделала им еще один свадебный подарок. Сумму, которую заплатила Аня за машину, можно было сравнить с символической мелочью, которую отдают обычно за щенка или котенка, потому что брать их даром не принято.
Михаил обрадовался машине, как маленький мальчик игрушечной машинке. Аня получила громадное удовольствие, наблюдая, как Корнилов с выражением блаженства на лице складывается в суставах, чтобы засунуть свое длинное тело в "домик кума Тыквы" на колесах.
– Предлагаю оставшуюся от отпуска неделю путешествовать на колесах по Средней полосе, – сказал Корнилов.
– По средней дорожной полосе? – не поняла Аня.
– Средняя полоса, "Золотое кольцо России", Волга, старинные русские города, монастыри… Как это было бы хорошо!
– Надо было съездить в Японию, чтобы понять это, – одобрила его предложение жена. – Я знаю один захолустный монастырь. У меня там знакомая есть. Акулиной зовут.
– Акулина? Можно заехать проведать…
Но это были только планы, а пока они просто решили прокатиться, потолкаться в потоке машин, постоять в пробках, пока это еще было им в новинку.
– Так значит, дело Синявиной закрыто? – спросила Аня на одном из забитых транспортом перекрестков.
– Еще нет, но все к тому идет.
– Значит, собачки скоро будут в конуре подсудимых?
– Собачки? Этот черный пес так тяпнул бригадира живодеров за руку, что пришлось потом рану зашивать. Санчо вот бегает, суетится, слепки с клыков делает, что-то там замеряет…
– А ты? – спросила Аня.
– А я жду… Слушай, эта "семерка" меня уже достала! – впервые выразил возмущение водитель Корнилов за рулем собственной машины. – На Московском проспекте она меня подрезала. Теперь вот дергает…
– Чего ты ждешь? – не сдавалась жена.
– Сам не знаю, – отозвался Михаил каким-то глухим голосом. – Может, у моря погоды. Жду, когда налетит ветер, ясное небо покроется темными тучами, словно звериными шкурами. Толпы небесных демонов, мохнатых оборотней налетят, закружат… Как другая стихия, подобно небесной, заключенная в телесную оболочку, отзовется им снизу, с земли…
– Вот кто стащил у меня статьи Афанасьева по славянской мифологии! – воскликнула Аня. – Терпеть не могу, когда кто-то берет мои книги и не ставит их на место. Запомни, Корнилов. Книг у меня немного, но я их покупаю не просто так. Это такие вехи, ориентиры моей души. Ничего тут смешного…
Я после защиты диплома поняла, что образование мое только начинается. Теперь я, по крайней мере, знаю, что мне нужно учить и что читать. Не только ты один занимаешься самосовершенствованием. Погоди, я еще заставлю тебя заниматься со мной джиу-джитсу.
– Следует говорить "дзю-дзюцу", – поправил Михаил. – Как говорят столь нелюбимые мною американцы: "Я горжусь тобой"… Эта "семерка" меня просто выводит из себя! Красная, с тонированными стеклами. Типичная "звериная"!
– Только не сигналь, ради бога. Как ты громко ездишь, Медвежонок… А зачем тебе понадобился Афанасьев? Что это такое ты мне плел про тучи, звериные шкуры, оборотней?
Но Михаил не ответил. Он вдруг резко затормозил, чуть не вырвав дверь, выскочил из машины с удивительной для его сложения ловкостью. Через лобовое стекло Аня видела, как открываются двери в перегородившей им дорогу красной "семерке" с тонированными стеклами. "Семерка" словно превращалась в насекомое, по бокам у нее выросли ноги коленками наружу. Но это превращение было недолгим, за ногами показались черные головы, покатые плечи.
Аня была спокойна. Она смотрела на мужа, ожидая, что сейчас он спокойно достанет из нагрудного кармана удостоверение, а кавказцы начнут трясти своими документами. Но на ее глазах случилось неожиданное.
В открытое окно машины донеслась разноголосица, в которой Аня разобрала названия нескольких животных: козел, петух… Потом она увидела, как ее Медвежонок (а не козел, не петух, не пес!) дружески положил руку на плечо первого кавказца, который еще оставил в салоне одну ногу, но встать на асфальт двумя так и не успел. Михаила вдруг резко качнуло, словно он собирался падать, но равновесие потерял его противник. Его рука словно застряла в его же нагрудном кармане, неудобно выставив вперед локоть. Медвежонок встряхнул кавказца, словно запылившуюся куртку, отчего тот ударился затылком о распахнутую дверцу "Жигулей" и уже совсем как предназначенная в стирку одежда рухнул вниз.
Аня хотела крикнуть, предупредить, что на Михаила замахнулся водитель, но ее Медвежонок как-то лениво, словно отмахиваясь от комара, без всякого желания его прихлопнуть, повел рукой. Его противник очень неловко провалился вперед, схватился за свой автомобиль. А длинный, худощавый Медвежонок орудовал уже с его шеей, рукой и ногой, уверенно, как слесарь высшего разряда с какой-нибудь заготовкой.
Третий кавказец выскочил из машины с другой стороны. В руках он крутил металлический ломик, но не спешил атаковать Михаила, наоборот, отступал по сырому газону к худеньким, заморенным деревцам, таким же, как грейпфрут в кабинете Корнилова. Михаил быстро обошел красную "семерку", на ходу запуская правую руку себе под мышку. Но, не дожидаясь появления руки на белый свет, кавказец отшвырнул монтировку и довольно профессионально, на взгляд Ани, побежал куда-то за павильоны и кучи накопанного дорожниками грунта.
Аня хотела выйти из машины, но муж довольно жестко велел ей не высовываться. Корнилов, не спеша, проверил у едва шевелившихся кавказцев документы, что-то записал себе в блокнот, сказал им на прощание несколько слов и вернулся в свою машину. Проезжая мимо красной "семерки" с тонированными стеклами, Аня через опущенное с ее стороны стекло слышала, что водитель-кавказец плачет, всхлипывая, как ребенок.
– Никогда мне не мешай, когда я работаю, – тихо сказал Корнилов, когда они уже порядочно отъехали от места происшествия.
– Какие еще у тебя есть для меня "никогда"? – спросила Аня.
– Никогда на меня не обижайся, – ответил Михаил. – Потому что самая сильная боль для меня – твоя обида.
Другие машины явно зауважали синий "Фольксваген-Гольф" и решили держаться от него подальше. На трассе стало свободнее. Они ехали, куда вели их белые на синем стрелки дорожных знаков, и молчали. По сторонам дороги уже мелькали деревянные домики, прозрачные заборы и выставленные к обочине безнадзорные ведра с картошкой.
– Почему ты не показал свое удостоверение? – спросила Аня.
Михаил ответил не сразу.
– На этот счет в дзенских трактатах сказано много красивых, но не до конца понятных слов. Особенно если пытаешься понять их, сидя в кресле, прихлебывая сладкий чай. Я почувствовал, что разойдись мы сейчас мирно, со словами: "Извини, начальник, мы больше так не будем", трещина в этом мире, через которую сочится зло, останется.
– Поэтому ты сделал трещины в их костях?
– Я все контролировал. Могу дать тебе полный отчет, как по медицинской карте, какие травмы ими получены.
– А удар затылком о дверь машины? – удивилась Аня. – Ты был уверен, что не убьешь его?
– Если немного пониже, то да. А так – небольшое сотрясение мозга. Хотя не уверен, что там можно что-нибудь сотрясти.
Корнилов был сосредоточен на дороге, как гонщик "Формулы-1", хотя они ехали не спеша. Аня толкнула его плечом. Не дождавшись реакции, боднула головой.
– Медвежонок, ты сердишься на меня за глупые вопросы? Разве я виновата, что они лезут в голову? Это, наверное, влияние факультета журналистики. Вообще, ты мне очень понравился. Я бы по уши влюбилась в тебя, если бы и так не была влюблена по самую макушку.
Неожиданно Михаил затормозил машину, выскочил также проворно, как во время драки. Но на этом его проворство закончилось. Аня увидела, что он стоит около одинокого ведра с цветами и не знает, что делать. Корнилов, потешно вытянув шею, осматривал огород в поисках хозяйки или хозяина. Он был явно растерян. Потом неуверенно крикнул, вернее, попытался, но у него это плохо получилось. Наконец, он попробовал свистнуть, но лучше бы он этого не делал. У него получился скорее успокоительный, усыпляющий посвист, чем призывный свист.
Аня, сидя в машине, от души насмеялась над Медвежонком, удивляясь, как этот человек, так уверенно разобравшийся с дорожными хулиганами, совершенно беспомощен в такой простой ситуации. Наконец, она сжалилась над ним и бибикнула пару раз. Хлопнула дверь, и из некрашеного приземистого домишки выбежала такая же по росту и по одежде бабулька.