* * *
Бергер был взбешен. На его всегда бледном лице даже выступил румянец гнева на скулах. Проклятые умники - окольными путями, роя кротовые ходы, они подвели мину под его выношенный в раздумьях и выпестованный в тиши кабинета замысел серьезной игры с врагами рейха!
Военным тоже нельзя доверять - кичатся заслугами, но даже в полевые бинокли и стереотрубы не видят дальше своего носа: только война, только немедленный результат, а дальний политический прицел начатой операции их не заботит.
Ночью звонили из Берлина. Группенфюрер Этнер, как всегда любезный, подслащал горькую пилюлю, приготовленную для Бергера.
- Я в курсе всех дел, - предваряя доклад оберфюрера, сразу начал Этнер. - Не надо лишних слов.
Группенфюрер ненадолго замолчал, и Бергеру показалось - он сможет наверняка угадать, что тот сейчас делает: взял из пачки американскую сигарету, прикурил и развалился в кресле, далеко вытянув длинные ноги в узких сапогах. Или сегодня он в щегольском штатском костюме? Важнее другое, приказал ли шеф записать их разговор?
"Будь осторожнее в выражениях!" - мысленно приказал себе оберфюрер, чувствуя, как вспотела ладонь, державшая телефонную трубку.
- Наши партнеры добились запрещения игры с польской картотекой, даже ложной, - продолжил Этнер. - Пришлось согласиться с тем, что сейчас для усиления эффекта ушедшей к противнику дезинформации крайне важно разгромить раведгруппы в этом городке, чтобы не у кого было запросить о подтверждении или опровержении данных. Понимаете меня?
Бергер едва сдержался - ему очень хотелось напомнить группенфюреру, как много потрачено сил для подготовки ложной картотеки и разработке ее мнимой достоверности. Теперь, когда англичане наконец клюнули на эту приманку и надо выводить на них русских, дабы показать, что их потенциальный союзник плетет свою новую агентурную сеть на территории России, им начинают вставлять палки в колеса, а ведь вкупе с другими данными эта картотека вобьет серьезный клин между Черчиллем, который и без того не пользуется доверием у Сталина, и русским правительством.
Если такой клин не расколет их совсем, то посеет еще большее недоверие, причем не только между британцами и русскими, но и между русскими и поляками, лишив тех последних надежд на помощь восточного соседа, заставив ориентироваться только на лондонское правительство, которое не слишком опасно для Германии. Да мало ли возможностей открывалось при осуществлении этой операции - возможностей длинной политической интриги, рассчитанной не на сиюминутный успех, позволяющей сорвать всего одно яблоко с дерева, но на сбор всего урожая!
- Понимаю, - оставив при себе все доводы, коротко ответил оберфюрер.
По возвращении в Берлин обязательно состоится беседа с группенфюрером. И надо будет провести ее не в его кабинете, напичканном микрофонами, а в другом месте, хотя бы снова пригласить начальство погостить в имении старого фон Бютцова. Вот тогда-то и стоит поговорить о перспективах.
- Я не в восторге от позиции наших коллег, - продолжил Этнер. - Но следует выполнить приказ. На островах должны верить!
- Могу ли я?.. - начал оберфюрер.
- Свою часть работы вы можете закончить, - с полуслова поняв его, ответил группенфюрер. - Желаю успеха!
В наушнике коротко пискнуло: Этнер отключился от связи. Некоторое время Бергер сидел, машинально держа немую трубку около уха. Потом положил ее и, встав, заходил из угла в угол по кабинету, предоставленному в его распоряжение местным начальником СС и тайной полиции.
Бог мой, какая несусветная, непроходимая глупость! Радоваться, сумев подсунуть англичанам ложные планы подготовки высадки на острова! Ясно, что не Британия будет основным противником в новой войне, а русские. Важно не дать им успеть договориться. Пока это удавалось, но надо постоянно подкреплять достигнутый успех, камень за камнем класть и класть в стену, которая разделит их навсегда. Ничего, свою часть работы он продолжит и постарается закончить. И если она будет закончена успешно, Этнер не преминет нащипать себе лавров из венка победителя.
Срочно вызванный Байер прибыл через сорок минут. Невыспавшийся, помятый, он, ожидая объяснений, уставился на Бергера выпученными глазами.
- Вот адрес, - оберфюрер положил перед ним записку. - Этого человека надо тихо и незаметно взять, и пусть ваши парни вытрясут из него все, что тот знает. И даже больше. К утру иметь протоколы допросов. Когда прибудет комиссия абвера?
- Завтра, - начальник гестапо взглянул на часы и поправился. - Уже сегодня. Они сами хотят решить свои проблемы.
- Отлично! - прищелкнул сухими пальцами Бергер. - Не стоит им мешать. Пусть часть работы сделает сам абвер. Надо только навести их на нужные мысли, а самим тщательно проследить, чтобы ни одна крыса не успела сбежать из замка. Но об этом поговорим утром…
* * *
Комиссия из Берлина прибыла на двух автомобилях; молчаливые офицеры прошли в кабинет Ругге и заперлись с ним. В замке все словно замерло.
Дымша, сидя в своей комнате, потел от страха и прикладывался к заветной фляжке; Mapчeвский - вce так же охраняемый человеком в штатском, сидящем на стуле под дверью его комнаты, - читал, лежа на кровати. Время от времени он ловил себя на том, что не понимает смысла строк, по которым пробегали его глаза.
Выхин неприкаянно болтался из угла в угол своей узкой, как пенал, комнаты; Тараканов, пристроившись у окна, смотрел на зеленые кроны деревьев парка. У всех отобрали оружие, ключи, печати от сейфов и личные номерные знаки
Ближе к обеду в комнату Тараканова без стука вошел Шмидт. Прислонившись плечом к косяку обвел бледно-голубыми глазами скудную обстановку жилья Владимира Ивановича и без лишних слов приказал:
- Пошли!
Тараканов послушно вышел следом за ним в коридор, спустился на первый этаж. Он ожидал, что пригласят в кабинет начальника, но гауптман подтолкнул его к лестнице в подвал:
- Туда!
Со скрипом открылась тяжелая дверь, около которой стоял вооруженный охранник, и они вошли в подвальное помещение, гулкое, освещенное только сильной лампой, стоявшей на небольшом столе, за которым расположились Ругге и двое приехавших из Берлина офицеров.
За их спинами, в отдалении, развалился на стуле человек в белом халате с докторским саквояжем на коленях. Из-под халата виднелся воротник немецкого мундира. Это Владимиру Ивановичу очень не понравилось.
Шмидт указал на табурет, поставленный шагах в пяти перед столом.
- Сядьте!
Тараканов уселся. Сильный свет лампы неприятно резал глаза, и он невольно прищурился. Подполковник и приехавшие из Берлина внимательно следили за каждым его движением.
- Скажите, Тараканов, вы здоровы? - небрежно поинтересовался один из приехавших. Знаков различия на его погонах Владимир Иванович рассмотреть не сумел - мешал бьющий в лицо свет.
- Да. Вполне здоров. В роду не было ни сумасшедших, ни алкоголиков.
- Прекрасно. Вы трезвы?
- Да, господин офицер. Абсолютно трезв.
Краем глаза Тараканов заметил, как Шмидт взял в руки гумен-шляу - резиновую палку, излюбленное орудие эсэсовцев для расправ с заключенными в лагерях и тюрьмах. Поигрывая ей, он начал прохаживаться позади сидевших за столом, словно ожидая приказа броситься на допрашиваемого и начать зверски избивать его.
- Вам надлежит полно и правдиво ответить на все заданные вопросы. Если ответы нас не будут удовлетворять, а вы станете упорствовать, то согласно приказу начальника полиции безопасности и СД от 01.07.1937 года вас подвергнут усиленному допросу. Доводить до таких крайних мер не советую. Готовы отвечать?
Глухо зарычала овчарка Ругге, видимо, поудобнее устраиваясь у его ног. Слепящий свет бил по глазам, из ума не выходила резиновая палка в руках рослого, крепко сколоченного Шмидта. Западня!
- Да, я готов, господин офицер. - Тараканов старался изо всех сил, чтобы голос не дрогнул.
- У вас есть связь с советской разведкой?
- Нет.
- С английской? Интелидженс сервис?
- Нет.
- С французской, Сюрэ женераль?
- Нет.
- Лжете, Тараканов! - голос немца был бесстрастно спокойным, ровным, и от этого становилось еще более жутко - Мы установили, кто вы такой. Больше нет смысла прятаться за чужим прошлым. Вы - Сомов! Несколько человек, в том числе во Франции, опознали вас по фотографиям и дали показания. Будете отрицать?
Шмидт, неслышно ступая, вышел из-за спин сидевших за столом и, помахивая дубинкой, направился к Тараканову.
Неожиданно из глаз Владимира Ивановича выкатилось две крупных слезы, подбородок задрожал мелкой дрожью, губы скривились, и он мешком сполз со стула, бухнувшись на колени перед столом.
- Простите, ради Христа! Простите, - размазывая по лицу сопли и слез, запричитал он. - Не сам, видит Бог, не сам придумал! Не виноват я, правда!
Подскочивший Шмидт схватил его за ворот пиджака и, рывком подняв, усадил на стул. Встряхнул, приводя в чувство.
- Дайте воды, - приказал второй из инспекторов.
Стуча зубами о край стакана Тараканов, давясь и икая, сделал несколько судорожных глотков.
- Ну! - отобрав стакан, Шмидт ткнул его концом палки в спину.
- В тридцать восьмом, - всхлипывая, сказал Владимир Иванович. - Партизаны тогда были… Приказали сменить фамилию… Дефензива новые документы дала! Как Бог свят! - он истово перекрестился.
- Почему меняли фамилию? - так же бесстрастно продолжил допрос немец.
- Как же, красные убить хотели, - немного успокоившийся Тараканов вытер нос тыльной стороной ладони. - Я отказывался, говорил: нельзя мне, русскому дворянину…
- Вы дворянин? - прервал его второй инспектор.
- Да. При Дмитрий Донском, был такой князь, победивший татар на Куликовом поле, из Орды выехал на Москву Осман-Челеби-мурза. От него пошли Ртищевы, а от них Арсеньевы, Павловы, Кремницкие, Ждановы, Яковщевы и Сомовы.
- Не нужно родословной! Почему не указали о смене фамилии?
- Боялся, - некрасиво скривив лицо, снова всхлипнул Владимир Иванович. - Честное слово, боялся!
- Чего боялись? Или кого?
- Красных. Вдруг узнают? Они меня к смерти приговорили… - Тараканов хотел привстать, но свалился на пол от сильного удара резиновой дубинки.
Нагнувшись, Шмидт прихватил его за пиджак, намереваясь приподнять, чтобы еще сильнее ударить обвисшее тело, но Ругге знаком остановил его.
В подвал вошел один из офицеров, приехавших с инспекторами. Даже не посмотрев в сторону валявшегося на полу Тараканова, он подошел к столу и что-то тихо прошептал на ухо главе инспекции. Тот встал, одернул мундир.
- Господа, прибыл начальник СС и тайной полиции. Он просит нас уделить ему несколько минут. Прошу прерваться. Этого, - он кивнул на Владимира Ивановича, - пока оставим здесь под охраной.
Шмидт помог Тараканову встать, грубо повернул лицом к стене. Ругге, проходя мимо, неожиданно спустил со сворки собаку и, указав на Владимира Ивановича, приказал:
- Охранять!
Пес, вздыбив на загривке шерсть, подскочил и, злобно ощерясь, уселся около стоящего у стены человека.
- Можем быть спокойны, господа, он теперь никуда не денется, - усмехнулся подполковник, предупредительно пропуская вперед гостей из Берлина.
Болело отбитое резиновой палкой плечо, но Тараканов все же рискнул чуть повернуть голову и взглянуть на собаку. Тут же раздалось рычание.
Владимир Иванович почему-то вдруг вспомнил, как ему рассказывали о бытовавшей в немецких лагерях забаве охранников - хетцягде, когда беззащитных людей загоняли в котлованы или ямы с гладкими стенками и насмерть травили собаками…
* * *
- … Вообще-то я не сторонник применения усиленного допроса, - поддерживая под локоть главу берлинской инспекции, пояснил Генрих Ругге, поднимаясь по лестнице. - Но небольшое кровопускание никогда не вредит. Человек, когда видит свою кровь, сильно пугается: естество вопит, боясь смерти, воля слабеет… Поэтому не сильно, не досмерти, не калеча, а только до первой крови. По крайней мере в начале допроса. Иногда дает поразительный результат.
- Вы неисправимый гуманист! - улыбнулся инспектор.
* * *
Вилли Байер ждал их в кабинете начальника абверкоманды. Подполковник сумел оценить такт гостя, не усевшегося в кресло хозяина - среди "черных" СС вежливые и тактичные люди встречались крайне редко. Поэтому он с неподдельным радушием предложил начальнику СС и тайной полиции коньяк и сигары. Байер поблагодарил и отказался.
- У меня не очень хорошие вести, - просто начал он после взаимных приветствий.
Ругге, ожидавший трескучих фраз о фюрере, долге перед партией и фатерландом в борьбе с врагами, даже несколько растерялся. Что же надо здесь этому соглядатаю Гейдриха?
- Наш долг выявлять врагов рейха и оказывать посильную помощь победоносной армии фюрера, - все-таки не удержался от напыщенной тирады Байер. - Поэтому, получив по линии своей службы некоторые данные, касающиеся ваших людей, подполковник, - он любезно улыбнулся Ругге, которому эта улыбка напомнила скорее оскал бульдога, - я счел своим долгом поставить вас об этом в известность. Тем более что здесь присутствуют представители вашего командования.
"Выбрал время, подлец! - мелькнуло у Ругге. - Подложил дерьма в карман, а выдает это за помощь, скотина!"
Он терялся в догадках - неужели Байер отдает ему человека, которого выпасала его наружка? Зачем ему это надо? Вырвать у эсесманов добычу еще никому не удавалось, а тут они отдают ее сами? Ловкий ход? Дары данайцев или троянский конь?
Но цель, какова цель столь широкого жеста Байера? Только ли подложить свинью ему, Ругге, в присутствии комиссии из Берлина, или это следствие докладной адмиралу Канарису и эсесманы выходят из игры?
По знаку Байера его адъютант подал пухлую темную папку. Не спеша раскрыв ее, начальник СС и тайной полиции вынул несколько фотографий и листы протоколов допроса.
- К сожалению, мои парни несколько перестарались - допрашиваемый не выдержал, - углы губ гестаповца опустились, придав лицу скорбное выражение. - Но это не влияет на суть дела. Ознакомьтесь, господа. Я имею указание проинформировать вас и передать материалы в руки абвера.
Ругге прямо-таки впился глазами в строчки протокола допроса. Он был потрясен - кто мог подумать о таком?! Черт знает что! Подполковник быстро придвинул к себе небрежно, брошенные Байером на стол фотографии, и сердце его замерло.
"Нет из игры не выходят, - понял абверовец. - Они теперь будут тщательно следить за тем, как мы пережуем то, что они нам дали. И упаси нас Господь выстрелить вхолостую…"
- Извините, у меня много дел, - поднялся Байер, надевая черную фуражку с серебряным черепом на околышке. - Советую внимательно смотреть за своим сейфом, господин Ругге. Ключ уже сделан, и он у преступника. А каждый враг рейха - преступник! Хайль Гитлер!
Абверовцы, вскинув руки, молча ответили на приветствие и еще несколько секунд стояли после того, как за начальником СС и тайной полиции закрылась тяжелая высокая дверь кабинета.
* * *
Поза была жутко неудобной - легко ли стоять на носках широко расставленных ног, упираясь в кирпич стены только кончиками пальцев крестом раскинутых рук. Скоро начали затекать ноги, заломило в пояснице, хотелось плюнуть на все и тихо опуститься на серый бетонный пол. Но перед глазами, устало прикрытыми воспаленными веками, вставало видение злобно оскаленных, блестящих от слюны клыков овчарки.
Он умел расправляться с собаками - порвет, конечно, руку, но и ей не поздоровится: короткий взвизг и сломан хребет. Но потом Ругге сломает хребет ему. Зачем это нужно? Нет уж, лучше потерпеть. Сколько? Это известно только господам из абвера, но никак не бедному Тараканову-Сомову, враскорячку стоящему у стены подвала.
До чего же ломит в паху…
Может быть, он зря стоит здесь, как послушный телок, приготовленный на заклание, ожидая своего палача? Шмидт - мужик здоровый, Владимир Иванович на занятиях убедился в тяжести его кулака и силе натренированных мышц - насмерть может забить. Как им объяснить тот страх, который испытывает затравленный человек, не имеющий больше родины и вынужденный продавать себя чужим спецслужбам? И поймут ли его они - уже подмявшие под себя половину Европы, везде чувствующие себя хозяевами? Нет, могут не понять и не поверить.
Так что же, пока не поздно, прыгнуть на собаку, потом к двери, попытаться расправиться с охранником, взять его оружие и… подороже продать жизнь? Куда побежишь из замка с глухим двором, по углам которого стоят вышки с охраной, вооруженной пулеметами? Ну, вырвешься - один шанс на тысячу, - а потом? Кинуться к любовнице Марчевского и попросить спрятать, или в костел Святого Рафаила, к Ксении и ее дяде? Нужен он им всем…
Словно поставив точку под его невеселыми мыслями, гулко стукнула дверь подвала. Голос Ругге отозвал собаку.
- Можете повернуться.
С трудом опустив затекшие руки и боясь шевелить болевшим от удара плечом, Тараканов обернулся. Сзади него стояли Ругге и Шмидт. Инспекторов из Берлина не было.
- Мы проверили ваши слова, - подполковник показал в улыбке золотые коронки. - Это правда, Тараканов. Если не возражаете, мы будем продолжать называть вас по этой фамилии.
- Не возражаю, - Владимир Иванович устало опустился на пол.
- Пойдемте! - гауптман Шмидт помог ему подняться. - Отведу к врачу.
- Спасибо.
- Не обижайтесь, Тараканов, - вслед ему проговорил начальник абверкоманды. - Война! Вечером Шмидт поедет в город. Можете тоже встряхнуться…