Константин БУШУЕВ
САДОВОД
Детективный роман
Глава 1
Мелкий дождь моросил второй день подряд. Небо над городом было сплошь затянуто серо-сизыми облаками. Люди, истосковавшиеся за долгую зиму по теплу и солнцу, недовольно хмурились и нетерпеливо ждали, когда рассосется унылая хмарь и установится нормальная апрельская погода.
Впрочем, в любом правиле случаются исключения. Женившийся в прошлом году молодой человек по имени Сергей Волков не испытывал ни малейшего дискомфорта от сырой и мрачной погоды. Сегодня по крайней мере.
Утром, вернувшись домой после сравнительно халявного суточного дежурства, он наскоро принял душ, выпил чашку крепкого чая с домашним кексом, оставленным на столе заботливой супругой, потом задернул плотные шторы и улегся на диван. Проснулся в половине первого, взбодрил себя короткой разминкой и взялся за книгу.
Около половины седьмого повернулся ключ в замке, и в прихожую вошла молодая женщина, которую Сергей еще два года назад окрестил Снежной Королевой. Причиной тому были не только длинные светлые волосы и типично скандинавская внешность, но и холодное свечение, льющееся из больших синих глаз. Впрочем, свечение это дано было видеть далеко не всем.
- Привет, как добралась?
- Погодка сегодня совсем не шепчет, - с улыбкой сказала Настя, роняя капли влаги с зонта. - На маршрутке ехала, очень уж не хотелось через парк топать по такой сырости.
Дом, в котором они жили, находился недалеко от городского парка культуры и отдыха. А офисное здание, где работала Настя, располагалось тоже поблизости от этого самого парка, только с другой стороны. В часы пик быстрее было пройти пешком через парк, нежели объезжать его на транспорте. Сергей знал, что его супруга, обожающая движение и не терпящая тесноты и давки, чаще всего ходит с работы именно пешком. Но брести полтора километра под дождем, даже с зонтиком, в этом все же мало приятного.
По будним дням они обычно ужинали в разное время. Настя заботилась о сохранении стройной и подтянутой фигуры, старалась воздерживаться от слишком поздних трапез. Волков же приходил со службы позже нее и ел когда хотел, хоть в девять, хоть в десять вечера. Но сегодня он был дома и предпочел составить ей компанию на кухне. Сидел возле стола, ритмично сжимая в руке резиновый эспандер, и краем глаза наблюдал, как любимая женщина насыщается тушеным мясом с зеленым салатом.
Их брак находился еще в той стадии, когда темы разговоров не ограничиваются чисто бытовыми вопросами. Настя с детских лет была натурой увлекающейся, любознательной, проявляла интерес ко многим сторонам жизни. У Волкова сфера интересов была очерчена более строго, зато он копал глубже и никогда не спешил высказывать свое мнение, не разобравшись досконально в том или ином вопросе.
Обсуждая критическую ситуацию в сопредельном государстве, раздираемом гражданской войной и внутренними смутами, Сергей заметил некоторую напряженность в лице Насти. Она как будто возвращалась мыслями к неприятному событию, далекому от темы их разговора.
- Насть, на работе все в порядке?
- А? - рассеянно переспросила она. - Да, все нормально. У меня просто не идет из головы один тип…
- Что за тип?
- Да тот, который вчера тащился за мной через парк. Я уж не стала тебе по телефону говорить, не хотела беспокоить… Понимаешь, я вышла из офиса и пошла пешком, как обычно. Дождик накрапывал, так что людей в парке почти не было. Я случайно обернулась и увидела молодого парня, он шел следом за мной. Держался метрах в двадцати. Я ускорила шаг - и он ускорил, я притормозила - и он тоже…
- А когда ты вышла из парка, он...
- Так и продолжал идти за мной! Даже не особо-то и таился. Я сообразила, что ни к чему показывать ему наш подъезд, зашла в ближайший магазин, поднялась на второй этаж, где бытовую химию продают, и вышла с другой стороны. Огляделась по сторонам, этого парня нигде не увидела.
- Очень правильно ты сделала, - кивнул Сергей, - если он не знал, где ты живешь, то и теперь не знает. Как выглядел?
- Да я его особо внимательно не рассматривала, тем более дождь шел, а у меня еще и зонтик в руках был… По виду - типичный гопник. Кепка-аэродром, короткая кожаная куртка, джинсы. Черты лица не разглядела, но кожа очень бледная.
- Знакомым он тебе не показался?
- Нет, точно нет. А знаешь, что самое неприятное? Я ведь сегодня на маршрутке поехала не только из-за дождя. Еще из-за него! Как только вышла с работы, почти сразу же его увидела.
- В смысле, он тебя ждал?
- Получается, так. Близко не подходил, просто проводил меня взглядом. Я подошла к остановке и села в маршрутку… Сереж, как думаешь, что бы это могло значить?
Волков на пару секунд задумался.
- Наиболее вероятны два варианта. Первый: это действительно гопник, и он, как и всякий гопник, очень любит пугать людей и заставлять их нервничать. Они от этого кайф ловят, понимаешь ли. Причем пугать предпочитают без нарушения закона: он же к тебе не подходил, не бил, не оскорблял, да? А идти вслед за кем-то законом не запрещено. И второй вариант: сексуально озабоченный чудак, которому ты понравилась. Ты ж у меня красавица, Настюша, я уверен, что ты многим нравишься… А среди мужского пола есть и такие экземпляры, которые не знают, как подойти к понравившейся женщине и как с ней заговорить, вот и остается только плестись следом…
Настя покачала головой.
- Не знаю, Сереж. Не уверена.
Она поставила тарелки в мойку, налила чашку чая и снова присела к столу. На ее колени тут же запрыгнул черно-белый Зигфрид, семь лет назад подобранный юной Настей в помоечных окрестностях и прозванный ею в честь героя норманнского эпоса. Своего кота девушка безумно любила, приписывала ему прямо-таки человеческие интеллект и сообразительность, поэтому, переехав в прошлом году к будущему мужу, прихватила Зигфрида с собой в качестве своеобразного приданого. Сергей не был против и со временем тоже привязался к новому питомцу.
- А если это был маньяк? Настоящий маньяк? Что, если он меня выслеживал?
- Сомневаюсь. Такое поведение не типично для маньяка, - уверенно сказал Сергей. - Они, конечно, разные бывают, но те, которые убивают и насилуют, подобным образом себя не ведут. Давай так, Настюша: не паникуй раньше времени, просто перестань на несколько дней ходить через этот парк. Езди на маршрутке. Держись людных мест. И внимательно оглядывайся по сторонам. Если ты увидишь его еще раз, постарайся сфотографировать на телефон. Кстати, на офисных зданиях обычно камеры наблюдения установлены, у вас, наверное, тоже?
- Да, над входом. Но я не уверена, что он сегодня попал под нее…
- Ну вот, если он еще появится, я попрошу наших ребят из Центрального района просмотреть запись. Может, кто-нибудь его и узнает. Особенно если в розыске числится или на учете в психушке состоит.
- Что-то мне не по себе… Предчувствие нехорошее.
- Ничего не бойся, Настя. Ты же не одна, - он погладил ее по запястью.
- Слишком уж гладко все у нас с тобой, - она улыбнулась. - И ты на хорошей должности работаешь, и я при деле. И в отношениях нас все устраивает, я вот ни на секунду не пожалела, что мы стали жить вместе… А когда все хорошо, обязательно должно случиться что-то плохое.
- Да с чего вдруг? Кто это придумал? Мы же не по течению плывем, а сами свою жизнь устраиваем. Помнишь, как все у нас с тобой начиналось? Помнишь встречу возле филармонии?
- Помню… Через полмесяца у нас вторая годовщина знакомства, кстати.
- Отметим, - кивнул Волков. - И не думай ты о плохом, не накручивай себя. Настоящие маньяки-убийцы попадаются гораздо реже, чем в кино. Я вот уже семь месяцев в полиции работаю, и не было за это время в нашем районе ни одного преступления, похожего на дело рук маньяка.
- Но я-то работаю в Центральном районе, - заметила Настя. - Ладно, Сереж, не будем больше об этом. Маньяки маньяками, но мы с тобой пока живы и здоровы… Какой фильм будем сегодня смотреть?
Ближе к ночи дождь усилился, перейдя в настоящий ливень. По северной окраине города прошла гроза, столь непривычная для середины апреля. В уютной теплой квартире двое молодых людей сидели на диване, обнявшись, и смотрели по ноутбуку очередную вампирскую историю. Один из них, впрочем, следил за развитием сюжета весьма мало.
***
К вечеру субботы дождь прекратился, небо стало понемногу очищаться. Вера Ивановна не обращала на погодные изменения никакого внимания. Последние годы она если и выходила на улицу, то только до продуктового магазина, обустроенного в соседнем доме. Ноги, прежде неутомимые, теперь отказывались ей служить. Подустали, видать, за семьдесят пять лет. А просто сидеть во дворе на лавочке пожилая женщина не любила. Не с кем ей там было общаться. Даже в лучшие времена она не поддерживала особо дружеских отношений с соседками, а к данному моменту почти все коренные обитатели старого дома переселились в лучший мир, и в их квартирах теперь жили совсем другие люди, в основном молодые и здоровые, которым она была совсем не интересна.
Кроме того, мысли Веры Ивановны были заняты другим. Она никак не могла понять, куда запропастилась внучка. Не припоминала пенсионерка, чтобы Белла когда-нибудь не приходила домой ночевать, не предупредив об этом. Могла прийти поздно, даже под утро, но и такое случалось крайне редко. Где ж ей ночевать-то, если не дома, с ее нелепо сложившейся судьбой?
Флегматичная старушка, никогда не отличавшаяся повышенной нервозностью, теперь была донельзя взволнована. С домашнего телефона она неоднократно пыталась дозвониться до внучки. И каждый раз слышала в ответ длинные гудки. Ну вот что за дела, почему девчонка не отвечает на звонки?
Вера Ивановна перебирала в уме все возможные варианты, в том числе и самые страшные. Самым страшным вариантом была смерть внучки. Насильственная, ясное дело. В двадцать три года своей смертью не умирают. Разве что наркоманы, хотя вряд ли их смерть можно назвать естественной.
Два вопроса беспокоили старушку. Первый: как она будет существовать, если Белла не вернется? С ее здоровьем одной не прожить, это уж точно. До магазина доползти она может, но ведь ничего тяжелее пакета молока или булки хлеба она оттуда не принесет. Все продукты покупает Белла, она же и в аптеку ходит, и всю домашнюю работу делает. Вера Ивановна и не помнила, когда она сама последний раз мыла пол…
И второй вопрос: кого же она оставит на грешной земле? Кто продолжит ее род, если не Белла?
А ведь так хорошо все начиналось. В двадцать пять лет сына родила, в тридцать три - дочь. Супруг Веры Ивановны занимал ответственный пост в областном комитете Коммунистической партии, получал неплохие деньги, имел доступ к системе специального распределения, так что семья не бедствовала. И квартиру трехкомнатную получили в хорошем районе, с высокими потолками и окнами на две стороны. И дефицитные продукты на столе не переводились, и импортная одежда в шкафу висела, и в Болгарию несколько раз выезжали… Да вот только недолгим оказалось семейное счастье.
Дети Веры Ивановны представляли собой как бы живое опровержение известной пословицы о том, что яблоко, дескать, недалеко от яблони катится. Подолгу копаясь в воспоминаниях, никак она не могла понять, какие ошибки они с покойным мужем Колей совершили, что именно сделали неправильно в воспитании дочери и сына. Ведь ни сил, ни времени на них не жалели. И как же могли в интеллигентной, добропорядочной советской семье вырасти два таких моральных урода?..
Началось с Виктора. Право, не будь он сыном высокопоставленного партийного чиновника, он бы и среднюю школу не окончил. Дерзкий, нахальный, грубоватый, да к тому же еще умственно ленивый. Учителя от него стрелялись и втайне мечтали удавить, но тройки ставили и из класса в класс переводили. В день получения аттестата Витя напился до умопомрачения, устроил драку, сильно избил одноклассника. Был доставлен в ближайшее отделение милиции, откуда его с большим трудом выцарапывал отец. И ведь советовали друзья семьи: да оставьте вы его в покое, пусть идет в армию на два года. Может, так и надо было сделать. Говорят, из некоторых молодых людей срочная служба лишнюю дурь выбивает. Так нет, сама же Вера Ивановна и настояла, чтобы муж помог молодому обормоту поступить в институт. И началась у Вити беззаботная студенческая жизнь: через день он напивался в кабаке или в общаге, постоянно менял девиц легкого поведения, общался с какими-то темными личностями… Столь веселая жизнь требовала денег, а взять их можно было только у родителей. После того как из квартиры пропало несколько дорогостоящих вещей, включая сверхдефицитный японский магнитофон, отец Вити твердо сказал: пошел вон. Снял непутевому отпрыску однокомнатную квартиру и предоставил жить на стипендию. Уже гораздо позже родители узнали, что их сын приноровился по ночам "раздевать" автомобили: четыре колеса и лобовое стекло обеспечивали ему неделю сравнительно безбедного существования. Кое-как он сдавал экзамены, выезжая в основном за счет отцовской фамилии. Если бы преподаватели знали, что завотделом обкома товарищ Квашнин практически не общается со своим сыном, возможно, Виктор и не дотянул бы до четвертого курса.
В марте восемьдесят шестого Вера Ивановна перенесла первый в жизни сердечный приступ. И было от чего. Виктора арестовали по подозрению в групповом изнасиловании. Вместе с двумя друзьями. Как выяснилось на следствии, они пригласили на свою квартиру хорошенькую второкурсницу, отличавшуюся некоторой щепетильностью по части секса. Стыдливостью, проще говоря. Как водится, для начала напоили шампанским, потом стали склонять к групповухе. Девчонка отнекивалась, хотела уйти, да не тут-то было. Все трое получили удовольствие, а тут как раз и отец девушки в дверях нарисовался. Оказалось, одна из ее подруг позвонила ему и сообщила, что дочь собирается проводить вечер в компании не совсем добропорядочных молодых людей. С вещественными доказательствами все оказалось в норме, характеристики всем троим насильникам дали самые прескверные, да вдобавок отец юной потерпевшей оказался сотрудником городской прокуратуры.
А на необозримых просторах Советского Союза вовсю разгоралась горбачевская перестройка. Одним из ее побочных следствий стало то, что принадлежность родителей к партийной элите уже не обеспечивала их детям абсолютную безнаказанность. Скорее, наоборот: группировке молодых реформаторов, дорвавшейся до верховной власти, было очень выгодно выставить в неприглядном свете партийного работника старой закалки. Так сказать, гневно осудить и отмежеваться. Заодно продемонстрировать народным массам, что безвозвратно канули в прошлое те времена, когда карающий меч правосудия боялся ударить по высокопоставленным функционерам и их нашкодившим сыновьям.
На суде Виктору Квашнину предъявили обвинение не только в изнасиловании, но и в кражах автозапчастей. Дали семь лет лишения свободы и отправили в одну из уральских колоний. Очень скоро произошли кадровые перестановки в обкоме, и новые начальники вежливо объяснили его отцу, что человек, воспитавший своего сына лентяем, вором и насильником, недостоин гордо шагать в первых шеренгах борцов за народное счастье, и столь же вежливо попросили уйти на покой. Сердце у Квашнина-старшего оказалось еще слабее, чем у Веры Ивановны, и на покой он таки ушел, в том же году. На вечный покой.
Ни разу за весь срок женщина не ездила на свидания к сыну. Мало того что вел аморальный образ жизни и позорил достойных родителей, мало того что совершил отвратительное преступление, за которое могут наказать даже сами уголовники, так еще и стал виновником преждевременной смерти отца. Вера Ивановна не испытывала более никаких материнских чувств к Виктору. Когда же он после освобождения вернулся в город и заявился к ней, имея твердое намерение вновь поселиться в ее квартире, она решительно показала ему рукой на дверь. Не сына она видела перед собой, а типичного уркагана, с глубоко запавшими хитрыми глазами и зэковскими манерами. Несколько недель продолжалась война: Витя периодически долбил в дверь, орал и матерился на весь подъезд, требуя от матери либо впустить его, либо немедленно разменять "трешку" и обеспечить его жилплощадью. Вконец измучившись, Вера Ивановна пожаловалась участковому милиционеру. Тот отнесся с пониманием, подкараулил Квашнина в подъезде, изрядно помял, а потом пригрозил, что если он не оставит мать в покое и еще раз покажется поблизости от ее дома, то легко может получить вожделенную жилплощадь в местах лишения свободы. Предупреждение подействовало, Витя исчез. Больше Вера Ивановна его не видела, только однажды услышала от знакомых, что сын живет в соседней области, имеет сожительницу и даже ребенка.
Что же касается дочери… Ах, про нее лучше вообще не думать. Как начнешь вспоминать, так и сердце прихватывает.
Вторую ночь Вера Ивановна провела в ожидании внучки. Поминутно просыпалась и вслушивалась в темноту. Еще несколько раз пыталась дозвониться до Беллы. Ближе к утру длинные гудки сменились бесстрастным голосом, извещавшим, что абонент находится вне зоны действия сети.
В половине одиннадцатого в квартире раздался телефонный звонок. Вера Ивановна схватила трубку.
- Оперуполномоченный Черновский, из отдела полиции Центрального района, - услышала она. - Скажите, пожалуйста, у вас есть внучка?
- Да! - выкрикнула пожилая женщина. - Что с ней?
- К сожалению, она умерла… Вы можете приехать на опознание?
Вера Ивановна несколько секунд молчала, опершись рукой на стену и глубоко дыша. Самые страшные ее предчувствия подтвердились. И все же сейчас, когда смерть Беллы стала фактом, она чувствовала себя лучше, чем вчера, когда она страдала от неизвестности и неопределенности.
- Да. Могу, - выговорила она. - Куда мне приехать?
***
Земля под ногами хлюпала, пропитавшись дождевой водой за два дня. Андрей Черновский засунул сотовый телефон в карман и сочувственно посмотрел в сторону кинолога, который тщетно уговаривал своего четвероногого друга взять след. Овчарка принюхивалась, поскуливала, кружилась на месте. Потом обреченно села и с почти человеческой укоризной взглянула на хозяина, как бы говоря: не требуй невозможного.