Конечно, я не стала говорить ему о том, что в данный момент пытаюсь жить на деньги, которые зарабатываю преподаванием французского языка. То, что отец поставил меня в такие условия, были лишь наши с ним отношения, которые никого не касались.
Я обратила внимание, что Кирюхин вел себя как-то излишне подобострастно, словно от меня зависела его дальнейшая судьба. И еще мне показалось, Эмиль тоже говорил об этом, что Анатолию Валентиновичу очень хотелось закрыть это дело, повесив убийство Андрея на покойного Тимура или готку Ксюху. Во всяком случае, когда я спросила, почему он не вызывал меня на допрос раньше, он промямлил, что получил насчет меня специальные указания. Какие и от кого, узнать не удалось, и я подумала об отце. Возможно ли, чтобы сидя в своем уютном офисе в Париже, он не терял из вида расследование? Зная то, как долго он наводил справки, чтобы накопать информацию на Андрея, я могла это допустить. К тому же он смертельно боялся огласки и мог даже заплатить, задействовав определенных людей, чтобы дело пылилось на полке долгие годы. Конечно, второе убийство вкупе с признанием Эмиля спутало карты, но и дало им хорошую возможность закрыть дело. В конце разговора я спросила о моей догадке насчет камеры. Здесь я получила на удивление исчерпывающий ответ.
Конечно, у Тимура не было привычки просматривать видеозаписи музея, просто на следующий же день после того, как мы нашли драгоценности, он дежурил ночью. Но на этот раз к нему заявилась Ксюха. Напившись водки, они занялись сексом на кожаном диване в гостиной, принадлежавшем писателю Конькову. Протрезвевший с утра Тимур вспомнил о видеокамере и во избежание неприятностей решил стереть запись. И к своему удивлению обнаружил наш разговор с Андреем. Это оказалось его звездным часом. Кирюхин даже повторил: "Представляете, занимались этим прямо на диване Конькова". Он противно захихикал, но мне было не до смеха.
* * *
Через две недели я выписалась из больницы. Голова продолжала болеть. Особенно по утрам. Или не прекращала с того самого момента, как меня ударили. Покрутив в руках пачку "Нурофена", я отложила его в сторону. Сколько можно жить на таблетках? Может, эта головная боль на всю жизнь? Не переставая морщиться, я взяла турку и сварила кофе. Поможет ли кофе? К сожалению, я знала ответ. От тупой головной боли - нет, но поможет проснуться и тогда, может, мыслительный процесс пойдет лучше.
Я налила кофе в чашку и вышла на маленький балкончик. Зачем я здесь, если я до сих пор не могу найти убийцу? Почему вдруг неожиданно я перестала думать, что убийца - это Тимур. Подозреваемый номер один. Совсем недавно я была настолько убеждена в этом, что заставила рисковать жизнью молоденькую девчонку. Вспомнив, что я пережила, когда Варька пропала, мне стало нехорошо, а головная боль усилилась.
С большим трудом с помощью трех чашек кофе мне удалось собрать себя по частям, чтобы принять несколько учеников, которые приходили ко мне на дом. В обед я приготовила в микроволновке сосиски и отварила картошки. В Москве я выяснила, что, оказывается, обожаю картошку. Особенно вареную со сливочным маслом, посыпанную укропчиком. А еще борщ, который варила баба Настя на настоящей украинской свекле, которую ей привозили какие-то родственники, раз в году приезжавшие в Москву насладиться прелестями шопинга. Такой свеклы не продают в Москве, она произрастает только на Украине. И какой наваристый борщ варит из нее баба Настя. Какой там луковый суп, который я ела с отцом в ресторанах. Да разве можно сравнить?! Я почувствовала, как от одного воспоминания от неприлично огромной тарелки борща, у меня потекли слюнки. Оказывается, несмотря на непрекращающуюся головную боль, становившуюся уже привычной, но все равно раздражающей, я проголодалась.
После обеда позвонил Эмиль и нетерпящим возражения тоном сказал, что случайно, в чем я засомневалась, но не сказала вслух, оказался на Белорусской и зайдет меня проведать. Эмиль никогда не был у меня дома, и я ради порядка решила сделать беглый осмотр единственной комнаты, отметив про себя, что любая другая женщина на моем месте бросилась бы переодеваться и прихорашиваться. Наверно, все-таки не случайно я так и не вышла замуж. Женские привычки у меня начисто отсутствует.
Ну что ж, комната оказалась в полном порядке. Нигде не валялись мои вещи, это тоже неженская привычка, а на журнальном столике аккуратной стопочкой лежали книжки. Вздохнув, я вышла в прихожую, где висело единственное зеркало, и посмотрела на свое бледное лицо с темными кругами под глазами и вытянутую футболку непонятного цвета. "Да уж, - сказала я равнодушно самой себе, - и раньше-то красавицей не была, а уж теперь и вовсе подурнела". И все же, чтобы не испугать Эмиля, я заставила себя переодеться и накраситься.
- Привет! - Эмиль с порога протянул мне прозрачную упаковку с тортом и два пакета из магазина "Седьмой континент".
- Спасибо! Зачем так много? - я смущенно посмотрела на нежданного гостя, осознавая, что никто никогда не приходил ко мне домой с продуктами. Наверное, это еще одно проявление русской заботливости.
- Тебе надо хорошо питаться, - авторитетно заявил Эмиль, расшнуровывая ботинки. Почему-то мне показалось, что ему тоже неловко.
Я вышла на кухню, чтобы его не смущать. Пока я разбирала сумки, Эмиль по-хозяйски вымыл руки в ванной и молча стоял, наблюдая за мной.
- Будем обедать? - нерешительно предложила я, глядя на гору деликатесов, заполонивших весь кухонный столик.
- Нет, я только из ресторана. Обедал с клиентами.
- Тогда может чай с тортиком?
- С удовольствием. С детства помешан на сладком, - Эмиль улыбнулся. - Мама все время надо мной смеется. Говорит, что я девчонка.
Я стала выгружать продукты в холодильник, как вдруг почувствовала сильную головную боль, от которой даже присела на корточки.
- Что с тобой? - участливо спросил Эмиль.
- Голова болит каждый день, - пожаловалась я. - А сейчас, вообще, что-то кольнуло, даже в глазах потемнело.
- Садись, я сам все сделаю.
Пока я приходила в себя, Эмиль убрал продукты в холодильник, потом повернулся ко мне и нерешительно произнес:
- Думаю, я мог бы помочь тебе снять эту головную боль?
- Боюсь, что только вместе с моей головой, - иронично заметила я.
- Я серьезно, Лиз. Есть один способ. Помнишь, я рассказывал? Тебе нужно пройти этот эпизод, когда тебя стукнули по голове.
- Что значит, пройти? Пройти можно в магазин, - скептически заметила я. - Но как можно пройти то, что случилось три недели назад.
- Хорошо, я скажу по-другому, пережить.
- Пережить, - повторила я. - И как это?
- Пойдем в комнату, - Эмиль протянул мне руку. - Это несложно. Какая-то боль осталась внутри тебя, и мы должны ее убрать. Это очень простой процесс. Ведь ты же не хочешь всю жизнь страдать?
Я удобно устроилась в кресле, а Эмиль взял стул и сел напротив.
- Пусть тебя не удивляет: я буду обращаться к тебе на "вы". Не пугайся, если у тебя появятся неприятные ощущения или усилится головная боль. Сейчас ты вернешься в тот момент, когда тебя ударили и проживешь его несколько раз. С каждым разом будет легче и легче. Не пытайся ничего контролировать. Просто поверь мне, это работает.
- Я верю, - тихо сказала я. - И вдруг совершенно некстати вспомнила, как боялась, что Эмиль стукнет меня лопатой по голове, когда мы искали драгоценности в подвале. Наверно, на моем лице что-то отразилось, потому что Эмиль сразу спросил:
- С тобой все в порядке?
- Да, да, - я усилием воли отогнала нахлынувшие мысли. - Начинай.
- Закройте глаза, - услышала я его спокойный голос. - Что вы сейчас чувствуете?
- Голова болит.
- Понятно. Возвращайтесь в момент, когда вы получили эту головную боль и рассказывайте мне, что вы видите.
Он говорил в настоящем времени, и это меня удивило. Еще больше меня удивило, что я, несмотря на то, что часть моего сознания оставалась в настоящем, другая его часть смогла вернуться в прошлое. Я чувствовала страх, видела спину "гребешка", слышала шаги сзади. Внезапно я почувствовала удар, потом сильную боль. Я смотрела на свое обмякшее тело откуда-то сверху и понимала, что в этот момент я и оказалась без сознания.
Спокойный голос Эмиля вернул меня в начало эпизода. Появились новые подробности, я почувствовала, как кто-то поднял меня и перекинул через плечо. Снова потеряла сознание и стала видеть себя со стороны. После нескольких раз мне удалось вернуться в тело. Боль стала ослабевать, эмоции высвобождались, пока в какой-то момент я просто не рассмеялась над тем, что произошло.
- Возвращайтесь в настоящее время, - услышала я голос Эмиля. - Открывайте глаза. Какое сегодня число, год?
- Понятия не имею, - улыбнулась я. - Никогда не помнила чисел.
Эмиль тоже улыбнулся, надел очки, спрятав под ними свои серьезные бархатные глаза.
- Как ты себя чувствуешь? Головная боль прошла?
В процессе я совершенно забыла, что все началось из-за моей жуткой головной боли. Не веря себе, я основательно потрясла головой, последнее время при этом у меня появлялось жуткое головокружение. Я даже зажмурилась в ожидании. Открыла глаза. Чувствовала себя прекрасно, так словно никакой травмы не получала вовсе.
- Эмиль, ты волшебник! Ты меня вылечил.
- Мне приятно помогать другим людям, а тебе особенно, - он как-то поспешно встал со стула. - Может, выпьем кофе?
- Да, конечно, - я вскочила с кресла, чувствуя себя полной сил и готовой снова включаться в жизнь.
Уже на кухне, мешая кофе в турке, я спросила Эмиля:
- Послушай, если я смогла вернуться на неделю назад, нельзя ли вернуться еще раньше.
- Можно даже пройти твое рождение, - он улыбнулся. - Очень полезная вещь. Новорожденный, как правило, получает много травм.
Я нахмурилась. Все это, конечно, интересно.
- Ну а еще раньше, - спросила я тихо. - До моего рождения. Когда я была…
Я остановилась и смущенно посмотрела на Эмиля.
- Конечно. Это нормально. Расскажи, что тебя беспокоит, чтобы я знал, как провести сеанс.
Я все еще смотрела на него, за спиной зашипел убежавший кофе. Сейчас или никогда.
- Думаю, раньше я была Фаиной Гурьевой. И ты прав, все не случайно. Мне все время кажется, что и этот дом-музей Конькова, и дедушка Андрея играли какую-то роль в моей той жизни. - я вымученно посмотрела на Эмиля. - Он снился мне по ночам. Только недавно перестал. После того, как у нас с Андреем… - я замолчала, молясь про себя, чтобы Эмиль не посчитал меня сумасшедшей.
- Все это нормально, Лиза. Успокойся. Если ты готова встретиться со своим прошлым, то я помогу тебе. Ты очень смелый человек.
- Нет, я трусиха! Я боялась в это верить. Всегда считала, что после смерти ничего нет. Но тогда зачем я здесь? Почему мне все знакомо? Это дежавю сводит меня с ума.
Эмиль занялся кофе, пока я в прострации сидела за столом.
- Ты справишься, - наконец, сказал он, разливая кофе. - Не все могут так хорошо возвращаться в прошлое, как ты. У тебя открытая память. Уверен, ты во всем разберешься. У тебя уже есть опыт. Как видишь, это не страшно. Ты все делаешь сама. Я нужен лишь, чтобы не дать тебе сбиться с пути.
Мы вернулись в комнату и снова устроились друг против друга. Я закрыла глаза и услышала спокойный голос Эмиля:
- Когда я сосчитаю от одного до пяти, вы вернетесь в то время, когда были Фаиной Гурьевой. Вы там? Рассказывайте, что происходит.
Глава 25
Я возвращалась домой от подруги, у которой гостила три дня, с каким-то неприятным чувством страха. Впрочем, в это сложное время все казались сбитыми с толку и напуганными. Все разговоры были о том, как безопасно переправить свои капиталы за границу, как уцелеть и не оказаться на Лубянке. Об этом же думали мои родители, торопившиеся выехать. И только я совершенно не знала, что мне делать. Мой любимый оказался от всех нас по другую сторону. Он открыто перешел на сторону большевиков, пойдя на полный разрыв со своей семьей, которая в это время уже выехала в Париж.
Меня встретила тишина, когда я решилась позвонить. Это показалось странным. Наша служанка Марфа всегда быстро открывала дверь. Я постучала, но ответа снова не было. Прошло какое-то время, прежде чем мне пришла в голову мысль просто толкнуть дверь.
Беспорядок, нет, разруха, которая встретила меня в холле, чуть не заставила мое сердце выпрыгнуть из груди. В ужасе я ходила по нашему особняку, наблюдая вывороченные ящики, разбитую мебель, сорванные со стен испорченные картины. Но больше всего меня потрясло то, что рояль, который отец привез из Германии, стоял с оторванной крышкой. Некоторые клавиши были выворочены, струны порваны. И то, что любимый нашей семьей инструмент, за которым прошло множество музыкальных вечеров, восстановлению не подлежит, не вызывало сомнений. Варвары! Да как они могли? Я бережно погладила уцелевшие клавиши, и мой старый друг отозвался стоном. Слезы хлынули из глаз, застилая мою прошлую жизнь, казавшуюся до этого дня такой легкой и прекрасной.
Откуда-то раздались тихие шаги. Повернулась: ведь я обошла весь дом и никого не видела. Но эта оказалась Марфа.
- Фаиночка! - старая женщина, прежде чем я сообразила, в чем дело, бросилась к моим ногам, покрывая мои руки поцелуями, смешанными со слезами. Через ее рыдания не удавалось ничего понять.
Я опустилась с ней на колени и обняла ее. Как в бреду, она произносила мое имя. Страх сковал горло, я боялась спросить о родителях. Немного успокоившись, Марфа все рассказала.
Они пришли, когда все спали. Подняли родителей с постели, заставили одеться. Требовали денег, драгоценностей. Когда мой отец сказал, что уже все отдали, начали ломать мебель. Искали самостоятельно. Потом, даже не дав им собраться, посадили в машину и увезли. Марфу не тронули. Слуги их не интересовали.
- Тебе надо бежать отсюда, Фанечка, - добавила она. - Это счастье, что тебя не оказалось дома. Но они вернутся за тобой.
- Но я должна пойти на Лубянку, узнать, что с родителями. Неужели ты думаешь, что я смогу уехать без них?
Марфа снова заплакала. Потом вытерла слезы фартуком и быстро-быстро заговорила.
- Спасай себя. Ты ничем не можешь им помочь. Когда мы остались с твоей мамой на минутку вдвоем, она успела мне шепнуть, чтобы ты шла к Возниковым. Они помогут тебе выехать из страны.
- Но я не могу бросить папу с мамой! И… Степана, - расплакалась я. - Я сейчас пойду к нему и все выясню. Может быть, это недоразумение, и их сегодня же отпустят.
Марфа покачала головой и встала.
- Считай, что я передала тебе волю матери. А решать тебе.
Марфа, причитая что-то себе под нос, оставила меня. Не знаю, сколько я просидела, оглушенная горем. Даже не могла плакать. Потом, вспомнив о тайнике, вышла в наш небольшой сад. Здесь все казалось прежним. Все также изгибалась в танце фигурка девушки над фонтаном. Зеленел аккуратно подстриженный кустарник, яркими пятнами пестрели цветы на клумбе. Я хорошо помнила место, где мы с мамой закопали наши фамильные драгоценности. Сейчас, если я собираюсь покинуть этот дом, нужно забрать их с собой. Маленькая шкатулка поместилась в сумке. Я попрощалась с Марфой и пошла к Степану. К единственному человеку, от которого теперь зависела моя судьба. Если Степан согласится, мы уедем из России вместе.
- Пойми, Фанечка, я не могу уехать! - Степан сжимал мои холодные руки. - Я принял решение остаться. Россия - моя страна. Ты не представляешь, как хорошо мы заживем. Не будет ни богатых, ни бедных. Все люди равны. Неужели ты не стыдилась, что когда ты развлекалась, другие гнули спину, чтобы ты могла это делать?
- Революция разрушила наш мир. Раньше ты любил меня, а теперь…
- Я и сейчас люблю тебя. Сейчас личное отошло на задний план. Мне нравятся мои новые друзья. И то, как мы все вместе построим новое будущее. Ты можешь присоединиться к нам. Только для этого ты должна измениться. Читать другие книги, понять, наконец, что происходит. Перестать думать только о себе и о платьях.
Сердце упало куда-то вниз, и так и осталось там. Я не могла с ним спорить. На что я надеялась? Если он смог разорвать отношения со своей семьей, так же легко он выбросит меня из своей жизни. Революция и новый мир для него важнее. Я еще больше убедилась в этом, когда к нему пришли его новые товарищи, с которыми он с упоением начал обсуждать то, что я не хотела слышать. Я, так и не приняв участия в беседе, удалилась из гостиной. Меня никто не удерживал, я спряталась в кабинете, чтобы выплакаться.
Что мне делать? Без Степана моя жизнь кончена.
Внезапно я вспомнила о драгоценностях. Если Степан останется, я не пойду к Возниковым и не уеду за границу. Пусть будет, что будет. Я останусь здесь со Степаном.
Я спустилась в сад, сжимая в руке большой нож, который прихватила из кухни. Огляделась. Моросил мелкий дождь, и у меня не было лопаты, чтобы закопать шкатулку достаточно глубоко в саду. Обходя дом, я нашла дверь в подвал. На мое счастье, она оказалась незапертой. Расковыряла землю, спрятав шкатулку в углу. В том месте, где наверху, по моим предположениям, находился кабинет. Тщательно разровняла, бросила на это место какие-то старые вещи. Огляделась. Потом мне пришло в голову нарисовать план подвала и где-нибудь спрятать. На крайний случай. Вдруг я не смогу сама показать это место. Когда я ходила с уже нарисованным планом, вспомнила о случайно отошедшей плитке в камине. Место это мы обнаружили с Сергеем. Он тогда сказал, что здесь можно что-нибудь спрятать, а я пошутила, что только любовное письмо.
Я все еще сидела перед камином, когда ко мне пришел Степан. Он сказал, что попросил своего товарища узнать о моих родителях. И вообще, он уверен, что это ошибка. Я сказала ему, что останусь с ним и только схожу домой за вещами. Он обрадовался, протянул ко мне руки и сказал: "Иди ко мне. Я буду ждать тебя".
Глава 26
- Возвращайся в настоящее время, - услышала я голос Эмиля, показавшийся мне чужим. Я открыла глаза и в прострации огляделась.
- Назовите свое имя, - попросил Эмиль.
- Фаи… Нет. Элоиза, - я рассмеялась, почувствовав, как медленно возвращается память. Какая-то часть внимания запоздала и все еще была в прошлом. Я одновременно и Фаина, и Элоиза Петушинская. Можно смеяться и не верить, но я, наконец, пребывала в полном убеждении, что вся история случилась на самом деле. И только это мое новое знание имело значение.
Я почувствовала огромную благодарность к Эмилю за то, что он помог мне пережить это удивительное, не побоюсь этого слова, приключение. Недостающие куски мозаики из прошлой жизни, сводящие меня с ума, встали на место, и я, наконец, осознала, почему мне все время снился один и тот же сон. Степан протягивал ко мне руки и говорил: "Иди ко мне". И я послушно шла через годы и жизни. Он ждал меня, и наша игра до сих пор была не закончена. Фаина погибла, и он, обвиняя себя в этом, подсознательно продолжал удерживать меня рядом.
Когда Эмиль ушел, я вышла на улицу проветриться. Ноги сами понесли меня к тому месту, откуда все начиналось. "Иди ко мне. Я буду ждать тебя", - слышался мне голос из прошлого. От неожиданного озарения я чуть не подпрыгнула. А ведь он действительно там. И ждет меня до сих пор. Душа, освободившаяся от тела, продолжает выполнять свои обещания. И я почувствовала, что должна прийти и отпустить его. Наша игра слишком затянулась.