В этот момент Фридхельм Дёринг прогалопировал мимо двери и посмотрел на Боденштайна. На его лице промелькнуло удивленное выражение, и он осадил свою лошадь.
- Добрый вечер, господин главный комиссар! - крикнул он, и все посетители манежа невольно, кто заметно, а кто слегка, повернулись в сторону Боденштайна.
В глазах мужчины в светлых бриджах читалось неудовольствие. Боденштайн догадался, что это, вероятно, инструктор Кампманн.
- Добрый вечер, господин Дёринг, - ответил Боденштайн.
- Вы ко мне? - Фридхельм резко натянул поводья, потому что лошадь сделала пугающий скачок в сторону.
- Да, но я подожду.
Боденштайн наблюдал за тем, что происходило в манеже, но мысли его крутились вокруг молодой женщины по имени Тордис и уходили в далекое прошлое. Он спрашивал себя, был бы у него шанс с Инкой, если бы Ингвар Руландт годом раньше уехал из Руппертсхайна, чтобы сделать карьеру жокея в большом мире. Догадывалась ли Инка, насколько он в нее влюблен? Вероятно, нет. Еще с малых лет Оливер умел хорошо скрывать сильные чувства. Для Инки он всегда был только старшим братом Квентина, не более. Боденштайн покачал головой и переключился на то, что происходило в манеже.
Инструктор Кампманн стоял теперь в центре и давал инструкции какой-то женщине. Его взгляд постоянно возвращался в ту точку, где стоял Боденштайн, и, казалось, ему абсолютно не по душе вновь видеть рядом с собой полицейского. Дёринг, напротив, выглядел совершенно невозмутимым. Он перекинул через круп своей лошади попону и ехал шагом с длинным поводом. При этом он непринужденно болтал с другой наездницей, которая только начала заниматься верховой ездой. Или он стреляный воробей, или привык общаться с государственными службами. Когда он наконец выскочил из седла и повел свою лошадь в конюшню, Боденштайн последовал за ним.
- Красивый жеребец, - кивнул он Дёрингу. - Это конкурная лошадь?
- Да, и в самом деле хорошая, - подтвердил тот с гордой улыбкой и провел рукой по влажным от пота волосам.
Боденштайну приходилось признать, что Фридхельм Дёринг обладал ярко выраженной мужской внешностью. Рейтузы для верховой езды были неприлично узкими, и, как у балеруна, под серой тканью отчетливо вырисовывалось его мужское достоинство. Светлые глаза под тяжелыми веками выдавали внутреннюю жестокость, прикрытую изысканностью. Но Дёринг умело маскировал это очаровательной улыбкой и подкупающими манерами. Многие женщины любят мужчин с привлекательной, но несколько грубой внешностью. Но почему к их числу не относится Анна Лена Дёринг?
- Я купил его на аукционе, когда ему было два года, - похвастался Дёринг с нескрываемой гордостью. - Вы разбираетесь в лошадях?
- Немного, - подтвердил Боденштайн. - Раньше я сам занимался верховой ездой, но сейчас у меня, к сожалению, нет на это времени.
- Конная полиция, да? - Дёринг панибратски подмигнул.
- Нет, это было до того, как я начал работать в полиции, - возразил Оливер, не отвечая юмором на замечание, явно отпущенное в качестве шутки.
Дёринг одарил его оценивающим взглядом, снял с лошади теплоизолирующую попону и повел в денник.
- Вы каждый день выезжаете ваших лошадей? - поинтересовался Боденштайн.
- Нет. - Дёринг сдвинул дверь денника и снял свою куртку, которая висела на крючке перед боксом. - Обычно это делает моя жена, но она сейчас в отъезде.
Он говорил совершенно спокойно и невозмутимо, и если бы старший комиссар не видел утром Анну Лену Дёринг с ее обезображенным лицом, он бы тоже не сомневался в его словах.
- Ваших лошадей лечит муж Изабель Керстнер, не так ли?
- Да, - Дёринг накинул куртку, - он действительно хороший ветеринар, но как мужчина он был Изабель не пара.
- Почему вы так думаете?
Дёринг вдруг ухмыльнулся, и на его загорелом лице обнажились очень белые зубы.
- Давайте выпьем пива. Потом я расскажу вам об Изабель все, что вы хотите знать.
Доктор Михаэль Керстнер стоял рядом с мерином сивой масти и обследовал тот участок груди животного, где он в минувшую субботу наложил шов из шестидесяти стежков.
- Ну как? - озабоченно спросила Анна Лена Дёринг.
- Внешне абсолютно нормально, - ответил Керстнер, - воспаления нет. Если нам повезет, в дальнейшем это не скажется на движении.
Анна Лена Дёринг погладила лошадь, которая спокойно позволяла производить с собой все эти действия. В этот момент открылись ворота во двор. Керстнер и Анна Лена Дёринг обернулись.
- Миха! - На напряженном лице Георга Риттендорфа появилось выражение облегчения. - Слава богу, ты снова здесь! Я так переживал.
Риттендорф крепко обнял своего друга.
- Все позади, - ответил Керстнер.
Анна Лена Дёринг закашлялась, и только сейчас, казалось, Риттендорф осознал, что они не одни.
- Анна! - испуганно воскликнул он. - Что с тобой?
- Это Фридхельм. - Ее лицо перекосилось. - В субботу.
- Свинья! - Риттендорф покачал головой. - Ты должна на него заявить.
- Это ничего не даст. - Анна Лена Дёринг погладила нос своей лошади.
- Но так больше не может продолжаться! Что скажет на это Флори?
- Он уже несколько лет говорит, что я должна развестись с Фридхельмом, - вздохнула она, - и сейчас я это сделаю. Фридхельм не знает, где я.
- Что известно на данный момент полиции? - обратился Риттендорф к своему другу.
- Не имею понятия, - развел руками Керстнер. - Мне это тоже безразлично. Я ничуть не был шокирован, когда они сообщили мне, что она умерла.
- Я понимаю. - Риттендорф резко выдохнул дым своей сигареты. - За все то, что она сделала тебе и другим, она это заслужила. - Он сжал кулаки с внезапной ожесточенностью. - Я всегда не мог ее терпеть, даже несмотря на то, что она была сестрой Валентина.
- Я знаю. - Керстнер удрученно кивнул. - Это было настоящим кошмаром, но он все еще продолжается.
- Почему ты так считаешь? Изабель больше нет, и ты свободен.
- Но я не знаю, что она сделала с Мари. - Керстнер резко отвернулся. В его глазах стояли слезы. - В субботу она была здесь и требовала, чтобы я согласился на быстрый развод. Правда, при условии, что я откажусь от родительских прав на Мари. Она сказала, что девочка уже за границей и если я сейчас же не подпишу соответствующие бумаги, то больше никогда ее не увижу.
Георг Риттендорф удивленно посмотрел на друга.
- Я сказал ей, что она должна отдать мне Мари, но она меня высмеяла и заявила, что я сам мог бы сделать ребенка, если непременно хочу его иметь. - По голосу Керстнера чувствовалось, что он с трудом владеет собой. - Теперь она умерла, и я никогда не узнаю, где Мари и что с ней.
Анна Лена Дёринг взяла Керстнера за руку.
- Наверняка можно выяснить, куда Изабель отправила Мари. Где-то ведь она должна была побывать. Должен быть кто-то, кто помог ей увезти Мари, кто-то, кто… - Она запнулась и как будто онемела.
- Что с тобой? - тихо спросил Михаэль Керстнер.
- Я должна вернуться к Фридхельму, - глухо произнесла Анна Лена.
- Ты сошла с ума! - Керстнер схватил ее за руку. - Он тебя чуть не убил!
- Это наверняка Фридхельм помог Изабель отправить Мари за границу. - Женщина посмотрела на него. - Он знает, как это можно организовать.
- Нет-нет, - Керстнер покачал головой, словно внезапно отрезвев, - это полный бред. Ты не вернешься к нему только из желания мне помочь. Об этом не может быть и речи. Я поговорю об этом с полицией.
- С полицией? - Анна Лена Дёринг презрительно фыркнула. - Что они сделают? Ты знаешь, что такое торговля людьми? Грузовики и контейнеры Фридхельма колесят по всему миру. И ты думаешь, он загружает их только аргентинской говядиной и компьютерами? Он считает, что я ни о чем не догадываюсь, но я знаю довольно много. Для таких людей это мелочь - доставить куда-нибудь пятилетнего ребенка.
- Я за тебя боюсь. - Керстнер положил руку ей на плечо. - Не может быть и речи о том, чтобы ты подвергалась опасности. Мы найдем для тебя надежное укрытие, и ты останешься там до тех пор, пока это ничтожество не согласится на развод.
Фридхельм Дёринг оказался чрезвычайно любопытным рассказчиком. Через два часа, проведенных за стойкой бара конноспортивного комплекса, где Дёринг выпил пять кружек пльзеньского пива и три рюмки двойной порции водки, Боденштайн спросил себя, не налгала ли ему, чего доброго, Анна Лена Дёринг. Ее супруг произвел на него совершенно нормальное и даже приятное впечатление. Он искренне признался, что Изабель ему нравилась, потому что в постели для нее не существовало запретов, и его не смущало, что, кроме него, у нее были еще и другие любовники.
- А что же ваша жена? - спросил Боденштайн и заметил, как в глазах Дёринга появилась настороженность. - Знала ли она о вас и Изабель?
- Она знает, что я предоставил Изабель "купол", - подтвердил Дёринг, - но мы никогда об этом не говорили. Я люблю свою жену. Только она находит удовольствие в иных вещах, нежели я.
Женщина за стойкой без напоминания принесла очередную кружку пльзеньского, когда посуда Дёринга опустела, и Боденштайн решил оставаться здесь до тех пор, пока у его собеседника не проявятся первые признаки опьянения. Он уже имел опыт общения с любителями выпить и часто удивлялся, как алкоголь может изменить человека. Возможно, успешный, изворотливый предприниматель Фридхельм Дёринг относился как раз к людям такого сорта.
- Что вы можете сказать о муже Изабель? Знал ли Керстнер о ваших отношениях? - спросил Боденштайн.
- Не думаю, - ответил Дёринг. - Он был доволен тем, что Изабель с ребенком была с ним. По крайней мере, официально. Между ними вообще не было ничего общего. Он не был героем ее романа.
- Как вы думаете, Керстнер мог убить свою жену? - Боденштайн задал вопрос любезным тоном, но при этом внимательно следил за лицом Дёринга.
- Кто знает, на что может оказаться способен человек, - ответил тот после короткого колебания. Вертикальная складка неудовольствия неожиданно появилась между его бровями. - В конце концов, она подло бросила его, а мужчине тяжело с этим справиться.
Боденштайн сделал вид, что размышляет над ответом. Последнее высказывание Дёринга относилось скорее к его личной ситуации. В этот момент на улице перед окном с ревом пронесся спортивный автомобиль. Чуть позже в бар вошел бледный стройный мужчина в черной кожаной куртке. Все, кто находился в баре, преувеличенно любезно его поприветствовали.
- Кто это? - поинтересовался Боденштайн, хотя он сразу узнал Ганса Петера Ягоду.
- Владелец конюшни. - Дёринг повернулся на своем высоком табурете.
Ягода направился прямо к нему после того, как поздоровался с другими, улыбаясь ни к чему не обязывающей улыбкой.
- Фредди, - Ягода положил руку на плечо Дёринга, - мне надо с тобой поговорить.
Его лицо было напряженным. Казалось, он не в восторге от того, что увидел Дёринга в обществе незнакомца.
- Разреши представить тебе, - чуть торопливо прервал мужчину Дёринг, - главный комиссар Боденштайн из уголовной полиции Хофхайма. Господин Боденштайн, Ганс Петер Ягода, владелец этого прекрасного конноспортивного комплекса.
Ягода принужденно улыбнулся. Рядом с полным жизненных сил и загорелым Дёрингом он выглядел бесцветным.
- Что-нибудь выпьешь с нами? - спросил Фридхельм, который в отличие от Ягоды был совершенно расслаблен. Прежде чем Ягода успел открыть рог, он махнул официанту и заказал кружку пльзеньского пива.
Ягода производил впечатление нервного человека с отсутствующим взглядом. Он, похоже, не собирался садиться. Его глаза блуждали, и когда запищал его мобильный телефон, он просто повернулся и вышел, не думая извиняться. Дёринга это не возмутило. Через несколько минут Ягода появился вновь и, оставаясь у двери, сделал ему знак.
- Я сейчас вернусь, - сказал Дёринг и встал.
Мужчины остановились около стеклянной двери бара. Боденштайн мог видеть, как Ягода взволнованно в чем-то убеждает Дёринга. Он размахивал руками и делал суетливые движения, затем резко повернулся и вышел. Его пиво осталось нетронутым. Дёринг возвратился назад, схватил полную кружку и сделал большой глоток. Две женщины, сидевшие за угловым столиком вместе с другими молодыми людьми, оплатили свои напитки и встали.
- Вы уже уходите? - спросил Дёринг, когда они проходили мимо, и протянул руку.
- Ты же оставил нас на весь вечер в одиночестве. - Приятная брюнетка лет сорока с готовностью взяла его за руку и бросила на Боденштайна вызывающий взгляд. - Вы со своим другом напустили на себя такую таинственность…
- Главный комиссар Боденштайн ищет убийцу Изабель, - поведал Дёринг.
- О! - Приятная брюнетка хихикнула. - Он подозревает тебя?
Дёринг громко засмеялся в ответ на якобы удачную шутку, но при деланой веселости глаза его оставались холодными.
- Скажи, Фредди, - обратилась другая женщина, с седыми волосами, подстриженными "под мальчика", - ты можешь передать Анне Лене, что в выходные мне понадобится мой прицеп? Она брала его у меня в субботу.
На секунду приветливая улыбка исчезла с лица Дёринга, и Боденштайну показалось, что в светлых глазах мужчины промелькнула искра гнева.
- Разумеется, - сказал он непринужденно. - Она завтра возвращается и обязательно привезет его.
Женщины попрощались и ушли.
- Куда уехала ваша жена? - спросил Боденштайн и посмотрел Дёрингу в глаза. - Она уже знает, что Изабель Керстнер умерла?
Дёринг и бровью не повел.
- Она в Париже у подруги, - спокойно солгал он. Жена очень близко к сердцу приняла историю с лошадью. Я не уверен, что ей известно об этом.
Хотя Боденштайн знал, что Фридхельм лжет почем зря, он не мог не восторгаться актерским талантом Дёринга.
- Ведь брат вашей жены известный адвокат по уголовным делам. У вас с ним хорошие отношения?
- О да! - Дёрингу опять подали очередную кружку пльзеньского. - У меня хорошие отношения с семьей моей жены.
Очередная циничная ложь. Речь Дёринга после седьмой кружки пива и пятой рюмки водки постепенно становилась все менее отчетливой, и идеальный литературный немецкий, на котором он до сего времени изъяснялся, приобрел легкий гессенский акцент. От выпитого алкоголя лицо Дёринга покраснело и глаза заблестели. Боденштайн бросил взгляд на часы.
- Уже одиннадцать! - Он сделал вид, что удивлен. - Да, это был приятный вечер. У меня к вам еще только один вопрос, господин Дёринг.
- Смелее! - Фридхельм принялся за свой восьмой бокал пива и сделал призывный жест.
- Некоторые люди здесь, в конюшне, утверждают, что вы в прошлую субботу жестоко избили свою жену. Это правда?
Дёринг резко поставил свой бокал на стойку. Между его бровями опять возникла вертикальная складка, и он встал.
- Кто же несет такое дерьмо? - грубо спросил он.
- Многие, - неопределенно ответил Боденштайн.
- Что за глупости! - Дёринг раздраженно покачал головой.
- Нам изложили совсем иную версию субботних событий. А именно то, что сначала вы избили лошадь, а потом - вашу жену.
Фридхельм густо покраснел, и Боденштайн сразу понял, что Анна Лена не лгала. Перемена, которая произошла с мужчиной на его глазах, была ужасающей. Возникало ощущение, будто внезапно другой человек вселился в его тело.
- Вот ведь как получается, - прошептал он и, прищурившись, просверлил Боденштайна гневным взглядом, - усесться здесь и строить из себя невинную овечку… Ну да, знаю я вас, приятели. Полицейские ищейки все одинаковые. А если даже и так! Что я делаю со своей женой, это мое личное дело!
- Значит, вы в самом деле ее избили? - упорствовал Боденштайн.
- Я влепил ей оплеуху, потому что она совсем спятила и устроила истерику, - прорычал Дёринг так неожиданно, что Боденштайн невольно вздрогнул. - Она испортила мне мою лучшую лошадь, а потом еще и накричала на меня, глупая овца!
Все голоса в баре стихли, и Боденштайн отметил украдкой брошенные взгляды немногочисленной публики.
- Эй! - Дёринг вскочил и крепко ухватился за спинку стула. - Кто из вас, придурков, наговорил полицейским ищейкам про меня этого дерьма? Ну давайте, колитесь, вы, трусы!
От его хладнокровия и светского шарма не осталось и следа, и из образованного дружелюбного собеседника он внезапно превратился в грязного жестокого типа. Под тонким поверхностным слоем изысканного поведения прятался брутальный простолюдин, которым он и был на самом деле.
- Успокойтесь, господин Дёринг, - сказал Боденштайн. - Что вы делали после несчастья с лошадью?
Дёринг обернулся. Он уперся руками в бока и выдвинул подбородок вперед, что сделало его похожим на готового к бою бульдога. Оливер оставался спокойным.
- Вы можете это вспомнить?
- Да, я могу, - ответил Дёринг. - Отсюда я поехал домой, так как у меня на вечер имелось приглашение. В начале девятого я был там. У меня есть свидетели.
- А на период времени между вашим отъездом из конюшни и приездом туда тоже есть свидетели? - любезно спросил Боденштайн. Внешняя вывеска Дёринга, представлявшая собой высокомерие и самоуверенность, начала давать трещины. - Господин Дёринг, - продолжил главный комиссар, - когда вы в последний раз видели фрау Керстнер или разговаривали с ней?
- Я больше не скажу ни слова, - ответил Дёринг ледяным тоном.
- Это ваше право. - Боденштайн поднялся и положил на стойку десять евро. - Я прошу вас завтра утром в девять часов приехать в комиссариат.
- А зачем, позвольте спросить? - Вопрос звучал угрожающе.
- Пожалуйста. - На лице Боденштайна появилась равнодушная улыбка. - Я пытаюсь реконструировать весь день смерти Изабель Керстнер. В день своей смерти у нее был половой контакт как минимум с одним мужчиной. Завтра утром я сделаю заявку на судебное распоряжение о проведении ДНК-пробы.
Фридхельм Дёринг бросил на него уничижительный взгляд.
- Не трудитесь, - прошептал он. - Я ее не убивал, но имел с ней контакт. Ночью в пятницу. В субботу я ее не видел. Вам этого достаточно?
- Да, пока вполне. - Боденштайн поднялся. - В таком состоянии вам не следует садиться за руль. Приятного вечера.
Дёринг молча пристально смотрел ему вслед глазами, налитыми кровью, и по спешке, в которой посетители бара хватали свои куртки, Боденштайн понял, что они привыкли к выходкам такого рода и знали, что сейчас самое время как можно быстрее покинуть заведение.
Среда, 31 августа 2005 года
Самоубийство главного прокурора Гарденбаха вызвало большой ажиотаж, тогда как убийство Изабель Керстнер солидные ежедневные газеты удостоили лишь краткими заметками. Зато местные издания разместили подробные сообщения. Газета "Bild-Zeitung" использовала предоставленную Боденштайном скудную информацию для жирного заголовка "ПОЛИЦИЯ НЕДОУМЕВАЕТ - КТО УБИЛ ПРЕКРАСНУЮ ИЗАБЕЛЬ?". Под заголовком поместили размытую фотографию светловолосой женщины.
- Ну, сердечное спасибо, - пробурчал Боденштайн, листая газету на утреннем совещании.
Именно этот, рассчитанный на внешний эффект, заголовок наверняка был причиной только что полученного им требования немедленно позвонить директору уголовной полиции Нирхофу. С мрачным лицом главный комиссар пробежал глазами пять строчек под заголовком и открыл седьмую страницу. Газетчики строят предположения и делают то, что они больше всего любят делать, а именно выставляют полицию наивными глупцами.