В прошлом году я к ним ездила на все лето, и мне очень понравились родители Алекса. Они все – американцы русского происхождения. Теперь в моей электронной почте есть письма на корявом русском языке от Дэна, приятеля Алекса, который был очень огорчен моим отъездом. Он пишет мне на русском, а я ему – на английском. Мы оба довольны, так как каждый имеет практику в иностранном языке.
За Татьяну я очень рада. На новом месте она не потерялась, сейчас работает редактором какого-то раскрученного русскоязычного литературного сайта, в курсе всех наших книжных новинок. Иногда я именно от нее слышу, к своему стыду, новые имена в российской литературе. В свое время с ее подачи я открыла для себя Улицкую, а этим летом она мне рекомендовала почитать Славникову, но увы! То ли у меня литературный вкус приземленный, а только я не осилила пятнадцатистрочные абзацы Славниковой, состоящие из одного предложения. Да и тематика оказалась далека от меня. Так что я дипломатично доложилась Татьяне, что книгу прочитала, а сама по-прежнему по воскресеньям хожу в книжный магазин. Там меня хорошо знают в отделе детективной литературы, и всегда оставляют новинки.
В понедельник утром шел дождь со снегом, ветер противно забирался под полы моей короткой шубейки, бросал в лицо горсти холодных брызг.
Я пробежала два квартала от метро и бегом поднялась по лестнице.
Едва успела повесить шубку на плечики, как появился Антон Дарминов, из юридической службы. В руках у него была кипа папок и коробка конфет, которую он вручил мне. Он подсел к столу, и мы вплотную занялись редакцией документа.
Появившаяся Алена включила кофейную машину и неодобрительно посмотрела на Антона, чей стул стоял слишком близко от моего кресла.
Не стесняясь его присутствием, она громко сказала:
– Геля, ты учти, что Антон у нас – известный бабник. От любви к нему у нас, что ни месяц, кто-нибудь попадает в число пострадавших.
Дарминов нахмурил брови на красивом мужественном лице:
– Алена Игоревна, надеюсь, себя вы к ним не причисляете?
Алена фыркнула прямо в чашку с кофе.
– Еще чего! Попробовал бы ты подкатиться.
Антон засмеялся:
– Ага, дурак я, что ли? Я еще не забыл, как ты меня тогда в ресторане отшила.
Алена холодно на него посмотрела и сказала:
– И правильно, что отшила. Ты ж тогда посмеяться хотел, или зачем я тебе понадобилась? Для полноты коллекции?
Антон хмуро удивился:
– Почему посмеяться? Я, между прочим, просто хотел отвезти тебя домой.
Не обращая внимания на мои гримасы, Алена сердито спросила:
– А с чего ты это придумал, ну, что меня отвезти некому? Я с Валеркой приехала, с ним и уехала, а провожатые мне ни к чему. Нет, точно, ни к чему.
Она допила кофе и сказала:
– Побегу, а то меня уж потеряли. Начальник так и бдит, куда и зачем я пошла.
Она вышла из комнаты независимой походкой.
Я посмотрела на расстроенное лицо Антона и сказала:
– Ты извини, не знаю, что на нее нашло. Обычно она так на людей не бросается.
Антон с горечью сказал:
– Так то на людей. Меня она, видно, за человека не считает.
Я уловила в его голосе странные интонации, и посмотрела ему в глаза.
Он кивнул:
– Знаешь, я, как пришел сюда на работу, вел себя, как полный кретин. Изображал Казанову. Помню, даже поспорили как-то, у кого за месяц девчонок больше будет.
Я не удержалась и спросила:
– Ну, и кто же выиграл?
Антон махнул рукой и опустил голову.
– Ты не думай, я не потому, что она меня отшила. Я ее, если честно, и не замечал раньше. А накануне этой вечеринки, ну, когда мы в ресторане вместе оказались, я с приятелем случайно на концерт авторской песни попал. Алена песни пишет, на свои стихи, и сама исполняет. Ну, в общем, услышал я, как она поет, и переклинило меня. И, самое главное, что я для нее – просто орангутанг какой-то, она даже поговорить со мной не хочет. Да ты сама видела.
Я тихо сказала:
– Хочешь, я попробую это ей рассказать? Ну, то, что ты ее видел на концерте?
Он испугался:
– Не надо, что ты! Она это от всех скрывает, а тут выяснится, что я сам ее подслушал, и тебе еще растрепал.
Я пожала плечами:
– Тогда могу тебе посоветовать только одно: терпение и такт. Или вот что: ты должен совершить героический поступок, даже подвиг. И посвятить его ей.
Он недоверчиво посмотрел на меня:
– Ты издеваешься?
Я помотала головой.
– Понимаешь, судя по страстности, с которой она на тебя нападала, Алена совсем не так равнодушна к тебе.
– Еще бы! Она меня терпеть не может!
Я спокойно возразила:
– А это неправда. Подумай сам, и ты поймешь, что я права.
Он вздохнул и сказал:
– Ладно, давай делом заниматься.
Через некоторое время я почувствовала смутное беспокойство, оторвалась от экрана и увидела, что за столом в смежной комнате с удобством устроился молодой светловолосый мужчина. Он с любопытством наблюдал за тем, как мы с Антоном работаем.
Теперь мы уже оба подняли головы, и Антон невольно отодвинулся от меня. Я покраснела.
– Павел Андреевич? – спросила я.
Он засмеялся.
– Не хотелось вас отвлекать. Как-то представляется, что рабочий процесс вас увлекает не на шутку. – Легко поднявшись, он подошел к нам и наклонился над столом, протянув мне огромную ручищу: – Шамрай, Павел. С Антоном я знаком, а вот с вами еще нет, милая девушка. Как вам удалось догадаться, что это именно я?
– У вас загар свежий. В Москве-то солнца еще толком нет. – Я приподнялась и пожала его руку: – Ангелина Громова.
Он приподнял брови:
– О как! Ангелочков у нас еще не было.
Я покосилась на него и попросила:
– Если можно, называйте меня Гелей. Я привыкла, дома меня всегда так зовут.
Павел Андреевич кивнул:
– И в самом деле, без церемоний – оно как-то лучше. – Он повертел головой и, неожиданно перейдя на "ты", кивнул на шкафы: – Это ты тут порядки навела? Молодец!
Я спросила:
– Может быть, сварить кофе?
Он уселся на широкий подоконник и кивнул:
– Кофе – это вообще здорово. Мне без сахара.
Пока я возилась с чашками, он довольно бесцеремонно сказал Антону:
– Шустрые у вас в юридической службе ребята работают. Небось, уже на вечер куда-нибудь пригласил девушку?
Парень улыбнулся:
– А вот и нет. Даже и не пробовал.
– Что так? – неподдельно изумился мой начальник.
Антон пожал плечами, а я сердито заметила:
– Может быть, хотя бы дождетесь, когда я выйду?
Павел Андреевич отхлебнул кофе и довольно сощурился:
– Ты и машинку починила? Кажется, мы сработаемся.
Я засмеялась:
– Я еще и крестиком вышивать умею. – Вынула из шкафа вазочку с домашней выпечкой, Алена ее обожает. – Печенье будете? Сама готовила.
От печенья начальник отказался, на что Антон резонно заметил:
– А вот это зря. Не знаю, как там с вышиванием, а печет Геля потрясающе.
Мы с ним вернулись к договору, а Павел Андреевич уселся за свой стол.
Через некоторое время он спросил:
– А кто это кроссворд заполнил?
Я подняла голову:
– Мы с Аленой вчера на перерыве разгадывали. А что, нельзя?
Он хмыкнул:
– Да нет, отчего же. Не знал, что в наших широтах водятся молодые интеллектуалки. Но рад, откровенно рад за нашу молодежь.
Мы с Антоном закончили работу, и он ушел. От двери он мне ободряюще улыбнулся, и, пользуясь тем, что Павлу Андреевичу его не видно, кивнул в его сторону и показал большой палец.
Я подняла голову.
Павел Андреевич внимательно изучал меня.
– Расскажи-ка о себе, – попросил он.
– Что вас интересует?
– Все. Мне с тобой работать придется, значит, нужно лучше узнать друг друга. Ну, что любишь, что не любишь, как раньше жила.
Я наморщила лоб.
– Даже не знаю, с чего начать. Жила с мамой и сестрой, училась в школе, потом в институте. Закончила с красным дипломом. Мама умерла, и я, чтобы помочь сестре, подрабатывала в юридической конторе, так что практика, пусть и небольшая, у меня есть. Не замужем, после отъезда сестры живу одна. Впрочем, не совсем: мне остались две большие комнаты в центре, но квартира коммунальная, и мы в ней живем с соседкой, Кларой Ильиничной. Она за мной присматривает. Что еще? Люблю читать, читаю много и все подряд, но особенно уважаю детективы. Люблю стихи, только хорошие. Люблю готовить. Раньше с сестрой вечно выискивали новые рецепты, а теперь переписываемся по Интернету, типа виртуальной кухни получается. Не люблю, когда обманывают, даже из лучших побуждений. Еще не люблю, когда в квартире холодно, хочется сразу залезть под плед, закутаться с носом, и спать. Не люблю, когда что-то не получается. Не люблю, когда громко. Не умею сразу переходить на ты.
Он спросил:
– Это все?
Я пожала плечами.
– Ну, ладно, тогда остальное выясним в процессе.
– Может быть, вы тоже о себе что-нибудь расскажете? – нахально спросила я. – Так, для знакомства.
Он кивнул:
– Не женат, и никогда не был. Институт закончил без красного диплома. Живу один. Читать люблю, но читаю только то, что мне лично интересно. Стихов не люблю. Готовить не умею, но всегда готов съесть что-нибудь вкусное. Когда-нибудь мне окончательно надоест ресторанная пища, и я женюсь, исключительно в кулинарных целях. Часто вру, особенно из лучших побуждений. Не люблю, когда жарко. Люблю громкую музыку. Терпеть не могу реверансы, и, если ты в ближайшее время не перестанешь мне выкать, уволю к чертовой матери.
Я съехидничала:
– Видите, как у нас много общего!
– Ага. Прямо классический пример единства и борьбы противоположностей. Стихи и проза, лед и пламень, чего-то там и камень.
Ну вот, а говорил, стихов не любит!
Несмотря на все выкрутасы, начальником он оказался, на мой взгляд, превосходным: распоряжения отдавал четкие, не надоедал контролем, хвалил, если у меня что-то получалось лучше, чем предложил он. Еще он с удовольствием поедал мои плюшки, ко мне не приставал, хотя я не один раз ловила на себе его одобрительный мужской взгляд. Он никогда не интересовался тем, как я провожу свободное время, и я решила, что не слишком интересую его, как женщина. Меня это не огорчило. В свободную минуту он часто разгадывал кроссворды, и в вопросах литературы и искусства я стала для него авторитетом. Мы оба от общения друг с другом получали удовольствие, обсуждали прочитанные книги и фильмы. Мне нравилось слышать его мысли по поводу и без, хотя он всегда предупреждал, что это его "штучное мнение".
Алена мне смертельно завидовала. У ее начальника лозунг "Бабы – дуры" был руководящим и определяющим, и ее, Алену, он ел поедом. Это притом, что Алена знала два языка, работником была, в отличие от большинства офисных барышень, толковым и грамотным.
Она заедала обиды моим печеньем, и жаловалась:
– Представляешь, вчера я в его тексте исправила кое-что, он там слово "в связи" написал слитно с предлогом и через два "и", так он прямо рассвирепел. А вы тут живете, как шерочка с машерочкой, даже завидно, честное слово. И ты еще не можешь человеку сделать приятное, и обращаться к нему по имени и на "ты".
Действительно, я старалась избегать того, чтобы обращаться к Павлу Андреевичу вообще, так как хорошо помнила его предупреждение, но пересилить себя не могла. Кажется, его это и развлекало, и сердило одновременно.
Меня выручил случай.
Март сменил апрель, ознаменовавшийся холодными, злыми ветрами.
Мелкий дождь упорно поливал землю, не оставляя своей монотонностью даже надежд на то, что когда-нибудь наступит весна. Все ходили хмурые, простуженные. Даже мой начальник загрустил, перестал подшучивать над нами с Аленой.
Вечером, собираясь домой, он пожаловался на головную боль и ломоту в теле.
– Знаешь, как будто меня избили. Даже кожа болит, когда к ней касаешься. И есть совершенно не хочется. Что за черт?
Я подошла к нему, притянула за уши вниз, и потрогала губами лоб. Встревожено сказала:
– Слушай, Павел, у тебя температура. Езжай домой, выпей на ночь Фервекс, мне обычно в самом начале болезни это помогает.
Он со странным выражением продолжал стоять возле меня.
Тихо сказал:
– Вот видишь, и ничего страшного.
Только тут я поняла, что легко прошла барьер своей стеснительности, и засмеялась.
Влетела Алена, позвала меня:
– Не копайся! Валерка нас вызвался отвезти по домам, но будет ругаться, если мы не выйдем сию минуту.
Мне показалось, что Павел с неудовольствием посмотрел на нее.
Утром он на работу не явился, и я позвонила ему на домашний номер.
Трубку взяла женщина, и, на мою просьбу пригласить Павла Андреевича, ответила, что он болен, сейчас уснул. Сама она убирает в его квартире два раза в неделю, сегодня пришла, а он дома. Врача Павел вызвать не позволил, а сам никаких лекарств не пьет.
– Ему так плохо? – только и спросила я.
– Конечно, плохо. Он говорил, когда-то за границей работал, теперь его иногда трясет, просил, чтоб я не боялась, а укрыла его потеплее, все пройдет. – Женщина заколебалась, но потом спросила: – А вы ему кто будете?
– Я сотрудница. Боевая подруга.
Она обрадовалась:
– Раз подруга, может, приедете сюда, а? Хотя бы после обеда? Совестно человека одного оставлять в таком состоянии. А я уберусь, и мне идти надо, у меня дома полный лазарет, муж с гриппом слег, и у свекрови давление.
Я решилась в секунду.
– Давайте адрес.
Быстро растолкала все дела, предупредила Лену и Ирину Тимофеевну, что начальник заболел, и я еду его проведать. Обе ему посочувствовали, надавали мне кучу советов.
В обед я пробежалась по магазинам, заскочила в аптеку, и через час вошла в подъезд его дома. Меня придирчиво допросил парень в камуфляжной форме, дежуривший внизу, и, только после того, как Мария Ивановна подтвердила по телефону мои полномочия, проводил к лифту, поднеся пакеты.
Она встретила меня у лифта уже в пальто, помогла войти в квартиру, сунула запасные ключи и через пару секунд после того, как щелкнул замок закрывшейся за ней двери, я услышала шум работающего лифта.
Я разулась у порога, повесила в шкаф пальто и занесла пакеты в кухню. На цыпочках прошлась по квартире, огляделась.
Квартира Павла впечатляла. Дорогая мебель, удобные диваны, роскошные ковры и картины в тяжелых рамах. Правда, по отсутствию безделушек и дамской косметики в ванной заметно, что женщины в квартире отсутствуют. В кабинете на стене висел портрет молодой светловолосой женщины и Павла, он обнимал ее за плечи, она хохотала. Снимок делали где-то в горах, оба были в спортивных костюмах, белозубые, загорелые.
Я подумала, что неизвестно еще, как Павел отнесется к моему вторжению в частную жизнь, а уж рассматривание портретов ему явно не понравится.
Прошла дальше по коридору и наугад отворила одну дверь. Видимо, это была гостевая спальня, потому что там никого не было.
В соседней комнате, с плотно задернутыми портьерами на окнах, на широченной кровати спал Павел. Я тихо прикрыла за собой дверь.
Я догадалась захватить с собой джинсы и любимую майку, которые остались в шкафу на работе с тех времен, когда я наводила порядки в кабинете. Переодевшись в свободной спальне и аккуратно развесив офисный костюм, вернулась в кухню.
Поставила вариться бульон из домашней курицы, приобретенной мной на рынке, приготовила клюквенный морс из мороженых ягод. Нарезала салат в стеклянную мисочку, но заправлять не стала. Хотела нажарить котлет, вдруг у Павла проснется аппетит, но потом подумала, что жареного ему точно есть не стоит, и приготовила кастрюльку тефтелей.
Павел все еще спал, а за окном уже темнело.
Сварила себе кофе и прошла в гостиную. На журнальном столике обнаружились сразу три пульта, и я с трудом, но разобралась с телевизором. Поразвлекавшись со множеством незнакомых мне каналов спутниковой тарелки, я выбрала старую отечественную комедию "Укротительница тигров".
Утонув в удобных диванных подушках, я поджала под себя ноги, и, кажется, задремала.
Открыв глаза, засмеялась.
В дверях гостиной стоял весь всклокоченный и небритый Павел, с куриной ногой в руках. Он с изумлением смотрел на меня.
– Ты? – только и спросил.
Я кивнула, поднимаясь с дивана.
– Конечно, я, – и отрапортовала:– Прибыла в составе спасательной экспедиции, приняла пост от твоей Марии Ивановны.
Он пригладил волосы рукой, свободной от куриной ноги, и засмеялся:
– Так это ей я обязан?
– Ага. Пойдем, я тебя буду кормить и лечить.
Он виновато глянул на свой трофей:
– Да я, некоторым образом, уже нашел, что съесть. Это ты мне морс на тумбочку поставила?
Я внимательно посмотрела на него и потрогала лоб. На мой взгляд, смерть ему не грозила, по крайней мере, в ближайшее время.
– Тебе надо больше пить. Только не газировку, а вот морс, или чай с лимоном. Пойдем, я тебе налью бульон, мама меня всегда так кормила.
В кухне он с удобством устроился, вытянув длинные ноги. Я заметила, что он босиком, и отругала его:
– Ты ведь болен! Немедленно найди теплые носки.
Павел неожиданно послушался меня, пошел в спальню.
Он отсутствовал довольно долго. Появился чисто выбритый, в свежей майке.
С одобрением посмотрел на накрытый стол, полез в морозилку.
Увидев в его руках бутылку водки, покрытую изморозью, я запротестовала:
– Павел, ну, ты как маленький! Она же холодная!
– Не волнуйся. Я так всегда лечусь. Первое дело, при простуде-то.
Я от водки отказалась. Он налил мне в бокал чилийского вина:
– Попробуй, тебе понравится.
Вино, в самом деле, оказалось терпким и вкусным.
Мы поужинали. Я обрадовалась, что замечательный аппетит Павла не пострадал, потому что он съел почти все тефтели и половину курицы.
Я поднялась, чтобы вымыть посуду. Павел с интересом рассмотрел мою майку и засмеялся.
Майку мне подарила сестра. На ней крупными буквами написано по-английски: "Если хочешь кофе в постель, ты должен подняться, приготовить его и снова лечь".
– Это твой девиз?
– Нет. Но мне нравится.
Он посмотрел мне в глаза и сказал:
– Мне тоже.
Я вытерла руки, посмотрела на часы и сказала:
– Мне пора. Уже поздно, вызови мне такси.
Павел нахмурился.
– Оставайся здесь. Ты ведь говорила, тебя никто не ждет? У меня есть лишняя спальня, зубную щетку я тебе выдам. Надеюсь, ты не думаешь…
Я улыбнулась и кивнула.
– Решено. Только предупрежу Клару Ильиничну, а то она будет волноваться, а ей нельзя.
Он с интересом посмотрел на меня:
– Соседка и в самом деле за тобой присматривает?