заботливо подправила траекторию сползания, развернув дамочку за покатые
плечи, и прислонила ее в сидячем положении спиной к переднему колесу
"Хонды".
Очень хотелось пнуть ногой в толстый бок, но сдержалась. Так, что
дальше… Связать. Чем-то и как-то… Алина бросила взгляд на дамочкины ноги.
Тупые америкосы в таких случаях связывают шнурки ботинок. Ботинок со
шнурками на тетке не было, а имелись боты. А надеты боты были на довольно
плотные колготки. Алина, стащив с мясистых лап эти идиотские боты, ухватилась
за мыски колгот, подтянула, вытянула небольшие "заячьи уши" и крепко-накрепко
связала их между собой. Результат ее устроил. Отряхнула руки, брезгливо
поморщась.
Кстати, насчет рук. Их ведь тоже нужно связать пока эта гадина не
очухалась. Связать и еще раз попытаться дозвониться до Марьяны.
Вспомнила, что в папкиной машине что-то такое должно быть. Что-то вроде
изоленты. Нужно пошарить. Алина метнулась к "Тойоте".
Изолента и вправду нашлась. В багажнике, в тяжелом железном ящике,
громыхающем гаечными ключами и еще какой-то малопонятной требухой. Черная
и вонючая. От нее пахло чем-то техническо-химическим, утонченной барыне
должно понравиться.
Алина вновь присела на корточки около сомлевшей Олеговны и принялась
методично обматывать ее запястья клейкой вонючей лентой. Конечно, трех-
четырех оборотов вполне было достаточно, но очень уж Алина на нее обиделась, и
решила обмотать понадежнее и попрочнее.
Поздно она обратила внимание на шорохи и покряхтывания, доносившиеся
сзади из Дининой машины. Она только успела немного повернуть голову в сторону
открытой дверцы и удивиться. Но было уже поздно.
Пребывающий в слабоумии Додик, улыбаясь кретински и все так же пуская
слюну, уже воздел над ее головой широкий и прочный ремень безопасности,
которым недавно пристегивала себя к креслу пунктуальная Дина, и который через
секунду плотно лег на Алинину голую шею. В то время, пока Алина разбиралась с
неадекватной коллекционершей, Додик сумел отстегнуться от кресла и перелезть
на водительское сидение. Теперь он костяшками пальцев все еще слабой левой
руки толкал Алину между лопаток, чтобы ремень обхватил потуже и понадежнее
Алинину шею, одновременно правой рукой пытаясь повернуть ключ в замке
зажигания.
Идиотка Олеговна, значит, ключ оставила в замке. Действительно, идиотка.
Алина схватилась обеими руками за жесткую ткань ремня, но голова все
больше и больше откидывалась назад, воздуха не хватало и было больно. Она
подумала: "Почему это никому нет дела, и все мчатся мимо, не останавливаясь?.."
На периферии сознания она все еще слышала, как пыхтит и причмокивает
Додик, а потом сознание она потеряла. Может, умерла?
Нет, не умерла. Она не умерла, она пришла в себя в том же самом
треклятом подвале, она сидела, прислонившись к неровной бетонной стене, а
вокруг была темнота, и мерзавец, который уже вполне очухался, бил ее по лицу и
пытался влить в нее из бутылки какую-то дрянь.
Алина забилась, пытаясь вырваться, боднула слабо головой, но
неубедительно, попробовала куда-нибудь заехать ногой, но тоже вяло, и в этот
момент окончательно пришла в себя.
– Ну и как ты собираешься действовать дальше? – не скрывая сарказм,
спросил Егор у Ревякина.
– Ё-мое!.. – расстроено выдохнул Колян, задрав голову к последнему этажу
Додикова дома.
Этажей было двадцать два.
– А фиг ли нам дрейфить? – через минуту бодро произнес Ревякин. Он
разгладил слегка помятые листы с распечатанными на них портретами двух
аферистов и нацелился двинуть в сторону подъезда.
– Пошли, Росомаха, не висни. Раньше сядешь, раньше выйдешь.
– Погоди, Колян, я быстро, одна идея появилась…
С этими словами Егор направился в сторону самостийной автостоянки,
устроенной жильцами дома под стенами бойлерной. Машин на ней было немного
по случаю субботнего дня. Многие рванули на дачи, а у кого нет дачи, то по
магазинам или в лесопарк. Среди оставшихся грустно стояли две не слишком
новые и не слишком престижные, да еще и с проколотыми шинами на всех
четырех колесах. "Ока" и "ВАЗ" девятой модели.
Правда, возле "Оки" деловито копошился дядька лет пятидесяти. На
асфальте возле него были разложены инструменты, необходимые в этот случае –
домкрат, вулканизатор, гаечные ключи. Егор понял, что дядьке предстоит нелегкий
субботний вечер, и ему стало несколько неловко.
Он приблизился к полевому госпиталю. Поздоровался. Мужик ответил. Егор
хотел было спросить: "Кто это тебя так уделал", но постеснялся, ограничившись
только "Ого" и "Ну и ну". Мужик, решивший, что этот крендель пытается его
поддеть, намекая на то, что на лысых шинах по проселочным дорогам разъезжают
только "чайники" и жлобы, взбеленился и попер на Егора рогом, отправляя куда
подальше.
Егор примирительно замахал руками и сообщил, что просто ему самому
недавно какие-то сволочи прокололи точно так же все покрышки и он, Егор,
страшно мужику сочувствует.
Мужик оттаял, вытащил сигарету. Егор достал свою. Затянулись, и тогда
Егор спросил про хозяина "девятки". Он сказал:
– Я, вообще-то, приехал со своим продавцом разбираться. Он у меня на
стройрынке торгует, электрику продает. А сегодня, прикинь, на работу не вышел, да
еще и выручку накануне не сдал. Ты ж понимаешь, я его без документов принял.
Только номер тачки и знаю. Не подскажешь, какая у него квартира? А то я по базе
его пробил, а там какой-то Березовый тупик значится. Я туда смотался, а там все
дома, оказывается, под снос, жильцы выехали, стройка вовсю. Устарели, выходит,
данные. А в их бывшем ЖЭКе точных справок не дают, только номер этого дома и
назвали.
Мужик сплюнул и мотнул головой в сторону подъезда.
– Он из первого подъезда, все что знаю. Только, видно, жук твой продавец
еще тот. Час назад у меня про него уже спрашивали. И за каким хреном я только
ему свой автомобиль давал? Что мне эти пятьсот рублей плюс полный бак? Он
ведь мне даже толком не объяснил, зачем ему мой "ослик", если у самого колеса
есть. А теперь как бы мне из-за него не огрести. Те пацаны, что до тебя тут по его
душу приезжали, серьезные с виду ребята. На двух внедорожниках подкатили.
Плечищи – во! Кулаки, как кувалды! Короче, как свалили они, я аж перекрестился.
– А что за тачки? Может, ты их номерок, случаем, запомнил? – подключился
подошедший Ревякин, также прикуривая. Ему стало любопытно, кто еще
интересуется его аферистом.
На Коляна мужик посмотрел с опаской и произнес:
– Один – на сером "ниссане" был, а второй подальше приткнулся, я не
всматривался. А госномер – нет, не рассмотрел. Я в даль без очков не очень. Но
один из пацанов – Миха, это точно.
Ревякин завис, сопоставляя и обдумывая, а Егор протянул мужику руку и
сказал:
– Что я тебе сказать хочу… Тесть у меня недавно свою "Оку" разбил вдрызг,
хорошо, что сам без царапины остался. И как раз перед этим, прикинь, обзавелся
новыми колесами. Я ему "Калину" купил, а колеса зачем? Ни к чему теперь тестю
те колеса. Давай свой мобильник, созвонимся. Завтра – не знаю, а в понедельник
точно подкачу. Да не дорого, не дорого, не трепыхайся, так отдам. Ну подумай сам,
куда мне они теперь? Не объявление же на столбе вешать?
Мужик посмотрел недоверчиво, но номер продиктовал.
Когда напарники отошли немного, Колян хмыкнул:
– Тесть, говоришь, тачку разбил? Ну, конкретно, попал ты, Жора. Моя Нелька
в таких случаях говорит – выдал себя по Фрейду.
Егор отмахнулся раздраженно:
– Иди ты на фиг, Колян. Сказал, что первое в голову пришло.
Ревякин загыгыкал:
– Вот и я о том же!
Затем бросил быстрый любопытный взгляд на недовольного Егора, не
удержался и спросил:
– А что это ты сегодня такой щедрый, Росомаха? Совесть, что ли, мучает?
Ты забей.
– Я не щедрый, – неприятным голосом ответил Егор. – Я как раз корыстный.
Помнишь, я тебе про самоуважение гнал? Так вот, я не гнал.
– У-у-у… – промычал Колян насмешливо. – Новая религия? Похоже на
кодекс строителя коммунизма, помнишь, в школе проходили?
– Мой кодекс. Мой собственный личный кодекс, – холодно ответил
Росомахин. – Тебе такое объяснение устроит?
Колька задумчиво посмотрел на него, пожевал губами. Вытащил свой
мобильник, забегал пальцами по кнопкам.
– Однако что моим молодцам здесь было нужно, а, Жор, как ты думаешь? –
как ни в чем не бывало, вопросил он. – И что за вторая тачка? Не хочешь узнать?
Лично я просто горю в нетерпении.
Не брали долго, и это было неправильно. Потому что, когда звонит шеф,
трубку необходимо выхватывать мухой и подобострастно рапортовать.
– Да, Николай Викторович! – наконец гаркнула трубка голосом Толяна.
– Ребята, вы где? – вкрадчиво осведомился Ревякин.
– Едем по Луневскому шоссе в сторону МКАД! Выполняем ваше
распоряжение, следуем за объектом! – бодро отрапортовал Толян.
– Распоряжение, значит, выполняете? – с деланным добродушием
проговорил Колян и тут же рявкнул, сменив тон, как начинающий следователь на
допросе подозреваемого:
– Что вы делали час назад на улице Завалишина, дом семнадцать?
Отвечать быстро! Не молчать! Кто с вами был еще? Замутить что-то решили у
меня за спиной, цуцики?!
Трубка отреагировала шумовыми помехами, из-за которых полный текст
ответа Ревякин разобрать уже не смог, услышал лишь обрывки: "Алина
Леонидовна… Додик… гонится…", потом до него донеслось, как Миха проорал:
"Тормози, ее долбанули", потом сквозь шумы прорвался голос Толяна,
прохрипевший, что тут у них "плохо ловится", поэтому он перезвонит попозже, и
связь прервалась.
Ревякин мрачно сопел. Ему не понравился разговор. Не понравился и
оставил нехороший осадок.
Егор дернулся к своей машине. Колян спросил, куда это он ломанулся. Егор
сказал, что на Луневское шоссе. Выходит, он разговор тоже слышал.
Колька раздраженно выругался, а потом недовольно пробухтел:
– Да погоди ты, Росомаха, не дергайся. Я с тобой. Сюда мы попозжей
зарулим, раз такое дело. Сейчас только Мареку позвоню, пусть попробует их
отследить по мобильникам. Не везде же у них там сеть не ловится. Под мостом,
небось, ехали охламоны.
На лицо лилась тепловатая жидкость. Алина закашлялась и открыла глаза,
особенно не рассчитывая что-либо разглядеть в непроглядной темноте каземата.
Но каземата не было. Был шум проезжающих машин, пыль, вонь от
выхлопных газов, серо-желтые ранние сентябрьские сумерки. Спине больно, шее
очень больно. В голове пульсирующая боль.
Алина потянулась рукой к горлу. Ремня она не нащупала. Просто было
больно. Без всякого ремня. И почему-то горели щеки.
Все вокруг было расплывчатым и неясным.
"Эк меня", – вяло удивилась Алина.
В следующую секунду она вдруг увидела стремительно надвигающуюся на
нее широкую и тоже неясную, размытую пятерню и сразу сообразила, отчего так
горели щеки. Сейчас последует очередная оплеуха. Не в силах уклониться, она
вновь сильно зажмурилась. И тут же услышала злобный рык:
– Ты что, Миха, охренел лупить ее? Она же глаза открыла! Задира, кончай
придуриваться, я все видел!
Алина приоткрыла один глаз, второй. Две темные рожи на фоне закатного
неба. Но она уже поняла, кто навис над ней, поливает теплой минералкой и лупит
по щекам, чтобы скорее очнулась.
– Привет, братики, – просипела она, изобразив, что бодрится.
Потом на носу у нее оказались очки, которые водрузил Толян по
возможности аккуратно, и Алина поняла, что зрение не задето.
Вот они, Толян и Миха. Сидят перед ней на корточках и всматриваются
тревожно в ее лицо. Было видно, что они испугались. Алине хотелось думать, что
не только взбучки от грозного шефа, но и за нее, Алину, тоже испугались. "Только
какое мне дело?" – привычно подумала она, но тут же удивилась, поймав себя на
мысли, что для нее это важно.
Алина пошевелила плечами, устраиваясь поудобнее. Хотя, к чему
устраиваться, если пора вставать.
Она сидела на асфальте, прислоненная к заднему колесу папкиной
"Тойоты". А напротив, в позе вареной сардельки, возле колеса другой машины
полулежала снулая "генеральша". Странно, что она до сих пор не в себе. Может,
хитрит, притворяется? Эта может.
Из приоткрытой дверцы ее серебристой "Хонды" слышались поскуливания
Додика. Додик был избит и туго спеленут. Кажется, остатками изоленты, Алине с ее
места было не очень хорошо видно.
– А давно я так? – спросила она Толяна и отчего-то застеснялась.
– Да нет, не переживай, Леонидовна, ты быстро очухалась, – заторопился
успокоить ее Миха. – Мы вовремя подоспели. Сначала решили, что в аварию ты
попала на своем джипешнике, смотрим – тачки ваши у обочины раскорячились,
дверцы настежь, тетка эта валяется, ты возле нее дрыгаешься, ну думаем, всё,
кранты нашей подопечной. А когда подскочили, сразу просекли фишку, к тебе
метнулись на подмогу. Но, хочу сказать, повезло тебе конкретно. Этот козел какой-
то обкуренный был, на педаль надавить как следует не мог, мимо мазал. Если бы
разок не промазал, то сейчас бы мы с тобой не калякали.
Алине стало смешно, оттого что ее Миха назвал "Леонидовна", и она
хихикнула. Потом еще и погромче, потом закатилась смехом, повизгивая и икая, и
никак не могла остановиться.
Миха посмотрел на Толяна, Толян на Миху, а потом точным движением
отвесил ей еще одного "леща". Алина затихла. Потом злобно прошипела:
– А если я тебе тоже вмажу, остолоп хренов?
Толян приподнялся с корточек, отряхиваясь, и сказал Михе:
– Нормулек. Вот теперь очухалась.
Дальше события понеслись, как высокоскоростной поезд "Сапсан". Сначала
Алине позвонила Машка Путято и спросила, чего Алине так сильно от нее, Машки,
было надо, что она звонила ей аж восемь раз. Алина рассказала коротенько,
Марьяна выкрикнула в трубку, что она сейчас, и действительно, довольно скоро
примчалась, сопровождаемая спецфургоном и еще одним автомобилем с парнями
в сером камуфляже на борту.
Парни в камуфляже разобрались с преступной двоицей, загрузив их в
спецфургон, и отбыли в качестве сопровождения. Во время перемещения из
одного транспортного средства в другое Додик озирался дико и недоуменно,
видимо, не до конца пришел в себя после инъекции, которой непонятно зачем
угостила его вся такая внезапная ценительница кузнецовского фарфора. Сама же
"генеральша", влекомая работниками полиции, грязно ругалась и плевалась
натурально слюной, стараясь кому-нибудь попасть хотя бы на одежду.
Однако до приезда Марьяны произошло еще одно событие. К месту
катаклизма, вздыбливая пыль на виражах, подкатили на своих крутых тачках
Николай Викторович и Егор Константинович, заставив братьев Коробковых издать
носовой стон и затейливо вполголоса выругаться.
Словно в финальной сцене американского кассового боевика, из двух
подъехавших авто стремительно и с шумом вывалились насупленные мужчины, по
одному из каждого, и с грозным и угрюмым видом решительно вторглись в еще
дымящийся эпицентр.
– Что это? – пролаял Росомахин, ткнув пальцем в широкий багровый рубец
на шее у Алины.
– Травма, – поспешно ответила Алина, несколько оробевшая от его напора.
Тут уж пришлось объясняться Толяну и Михе. Показания они давали
неохотно, по ходу сбивались и путались. Подключилась Алина и облагородила их
версию, обратив особое внимание следствия на тот факт, что сегодня в течение
дня она передвигалась на другой машине, и тем не менее братья Коробковы ее
удержали в зоне своего внимания, а потом пришли ей на помощь, что, безусловно,
говорит об их завидном профессионализме. И, что тоже безусловно важно, они
повязали вора. Того самого вора, который выкрал антикварный письменный набор
у бывшей школьной учительницы Дорошиной Нины Михайловны.
Колян сосредоточенно слушал, стараясь как-то скомпоновать в уме
нарисованную соучастниками картину. Получалось сложно и не везде логично, но
раз все живы и здоровы и вороватый Додик, зашнурованный, словно рыбный
рулет, лежит тючком на заднем сидении "Хонды", значит, с подробностями можно
и подождать. Кстати, на фоторобот похож здорово, мерзавец.
– А эту фрау вы зачем так уконтрапупили? – кивнул Ревякин в сторону
томной Дины Олеговны, которая в себя, конечно же, пришла, но сидела пока
молча, притворяясь слабой и несчастной, хотя на самом деле исподволь
оценивающе рассматривала спины и профили роящихся мужчин.
– А эту фрау Леонидовна еще до нашего появления так отделала. Не знаю
зачем. Наверно, женские разборки какие-нибудь, – родил догадку Миха.
Алине пришлось объясняться, хоть этого очень не хотелось. И всеобщего
внимания она сейчас совершенно не жаждала. Самочувствие было весьма
пакостным, а с появлением на сцене новых участников она тем более пришла в
смятение. Так как предположила, что выглядит сейчас еще хуже, чем себя
чувствует.
Поэтому заговорила сдержанно и скупо, отражая только суть. А суть была в
том, что эта толстозадая "медичка" ни с того, ни с сего полезла на Алину и
попыталась тоже поставить ей укольчик. Вон, шприц валяется. Надо, кстати,
подобрать и положить в пакет, не трогая руками, как на лекциях учили. Иными
словами, Алина просто защищалась, и в результате ее самозащиты благородная
дама схлопотала небольшое сотрясение мозга, но Алине ее не было жаль. А
связала ее Алина затем, чтобы не смылась, до того как полиция подоспеет. Очень
уж хотелось ее полиции сдать.
И тогда Егор Росомахин спросил ее с тихим бешенством в голосе:
– А какого… то есть, я хотел спросить, зачем вас вообще понесло в эту
погоню, а, уважаемая Ангелина Анатольевна?
Алина, конечно, должна была найти достойный ответ на хамский тон и тупую
остроту. Должна, но не нашла, да и если бы нашла, то сейчас грубить бы ему не
стала. Этот мужчина, о котором она в последнее время так часто думала и даже,
кажется, немного грустила, примчался к ней на помощь. И взбешен оттого, что