– Ты не гонишь? – после паузы озадаченно спросил Колян.
– Я – нет, она, я думаю, тоже. У тебя фотки, случайно, нет? Я имею ввиду,
той чернильницы целиком?
– Да откуда, Жор, ну ты что, прикалываешься, в натуре?… А ты разве ее не
видел ни разу? Ты что, у Дорошиной дома никогда не был? А ну конечно, мы же
отличники, нам было ни к чему… Я тебе ее сейчас изображу, погодь.
И Колян стиснул толстыми пальцами карандашик и принялся что-то
вырисовывать на бумажке, комментируя свои каракули словесно.
– Она такая типа чугунная хреновина на ножках. Как бы фигурная
платформочка, короче. А по размерам где-то примерно сантиметров тридцать на
семнадцать будет, если сверху смотреть. Вся в завитушках и резная по краям.
Ножки по углам, наподобие, как у шкафа несгораемого, сечешь? Высотой будут по
паре сантиметров. И тоже вот в таких, примерно, вензельках. Одна лапка
подмятая, но там никак уже не исправишь. А в самой платформочке два гнезда
имеются под вставные баночки. Вот под эти.
Не отрываясь от рисунка, он ткнул карандашом в сторону баночки, уже
затерявшейся в груде бумаг.
– В них чернила наливают, прикинь, Жор. Разноцветные. В одну можно
синие налить, а в другую фиолетовые. А вот здесь, вдоль переднего края, такая
канавка, чтобы в нее ручку класть. Обычная, я хочу сказать, конструкция, типовая.
Исполнение только старинное. А вот тут, примерно, по передней части, табличка с
дарственной надписью. Она не "родная", ее припаяли, чтобы поздравление было
где написать.
Егор задумчиво рассмотрел протянутый рисунок и положил его на стол.
– А кто конкретно на Нину Михайловну воров навел, не выяснил? Что за
"старый пенек"? В натуре?..
– Выяснили, а как же. Шармант Василий Васильевич, старый приятель мужа.
Потрясли козлика аккуратно. Сильно трясти побоялись, потому как, говорят, очень
там у него валокордином воняло. И по словам этого Шарманта, зашел он в
утильную палатку специально, чтобы сдать пустые жестяные банки, которые
вынужден собирать для прибавки к пенсии. Там, в палатке, он и разговорился с
"менеджером". Тот вызвал у него приступ сочувствия, вот Шармант и слил
информацию. Только похоже, что дед там ошивался вовсе не из-за мизерной
выгоды, а чтобы самому что-нибудь стоящее у бомжар перехватить. Судя по
начинке его квартиры, навряд ли он будет по мусорным бачкам шарить. Пацаны,
конечно, не эксперты, но доложили, что бронзы всякой с хрусталем там напихано
столько, что их чуть не вытошнило. Жучара он, точно тебе говорю.
– Так, видимо, он и есть заказчик! – раздражившись, проговорил Егор, – А
ты на девчонку наезжаешь!
– В смысле? – ступил Колян.
– У него твоя чернильница, вот что. Его трясти надо.
Колян загрустил.
– Если у него вещь, трудно ее будет обратно вернуть. Как на него
воздействовать, не понимаю. Какой там трясти!.. На этого деда не то что
замахнуться, голос повысить страшно, помрет. И толку, в результате, никакого не
будет. А я Нине Михайловне обещал, что верну ее имущество. И что делать
теперь, а, Егор?
– Значит, нужно "менеджера" искать, иначе не получится. Что про него
Вертолетов говорит?
– А ничего не говорит. Пропал, говорит, один сотрудник, у которого могли
быть расходники на руках. Исчез с прошлой недели, на работу не выходит и
выручку так и не сдал. Может, врет, а может, правду говорит.
В кабинет осторожно заглянул Марек, сказал негромко:
– Николай Викторович, транспорт из Кирова пришел.
– Как пришел?! Мы же их завтра к вечеру ждем!
Марек пожал плечами и скрылся у себя в приемной.
Егор засобирался, встал со стула, протянул руку Коляну через стол.
Произнес:
– Ты Вертолетова этого тряси, он точно что-то должен знать. А я с девахой
своей покалякаю.
И улыбнулся.
Алина медленно и аккуратно положила умолкший мобильник на стол.
Посидела неподвижно, стараясь успокоиться. Дыхание выровнялось, пульс утих.
Демократично! Он сказал, что одеться надо демократично! Как это? В
джинсы? Отлично, прямо сейчас Алина приобретет себе самые демократичные
джинсы и пуловер. Главное – дресс-код. Может, не самое главное, конечно, но
очень важное.
Ровно в восемнадцать ноль-ноль Алина Леонидовна Трофимова,
стремительно выключив компьютер, ксерокс, принтер, факс и разложив стопки
бумаг по файлам и папкам, а карандаши, ручки, ластики и скрепки по кармашкам
органайзера, поспешно вышла из своего кабинета. Цель она себе уже наметила,
пошарив по сайтам. Ей нужен ЦУМ. Там она себе все и приобретет.
Там она себе и приобрела весьма буржуазно-демократичные джинсы
"Левис", к ним весьма буржуазно-демократичный серенький в черно-белые ромбы
свитерок из тонкой шерсти альпака и кожаные, тоже демократичные, черные
кроссовки. Ей было предложили серебристые со стразами, но она их с
негодованием отвергла, выразившись сурово, что они не демократичные, а
вульгарные.
В результате, Алина своим шопингом осталась очень довольна. А
фривольную косыночку на шею она себе дома подберет. Возможно, что косынка
будет голубой. Или лучше все-таки графитово-серой?
Спала плохо, ворочалась, но проснулась бодрой. Вещи были отглажены с
вечера и аккуратно разложены по креслам.
У Алины в спальне имелось целых два кресла. У нее была большая
спальня. Лучше даже называть ее апартаментами. Так вот, в ее апартаментах,
кроме кресел, чайного столика, широченной кровати карельской березы и
трехстворчатого и тоже из березы гардероба, были еще и письменный стол с
мощным восьмиядерным компьютером, и книжная полка, висящая над стильным
комодом, уставленным статуэтками и прочей приятной мелочью, и огромная
телевизионная панель, и маленький туалетный столик с трельяжем и пуфиком
возле него. И эта комната имела два окна! Два очень широких окна!
И у ее родителей, Леонида Сергеевича и Ирины Михайловны, была такая же
комната, и еще была большая гостиная, и папкина мастерская с токарным
станочком и всякими слесарными инструментами – он любил в свободное время
заняться какой-то своей мужской ерундой, и комната для гостей, и две ванны –
одна с джакузи, и два туалета.
Это все недавно появилось, не сразу. Раньше у них двушка в девятиэтажке
была с маленькой кухонькой и крошечной прихожей.
Но Леонид Сергеевич сумел так поставить дело в своей автомастерской, что
скоро она начала приносить ощутимый доход, а потом они продали двушку, и все
трое какое-то время кантовались в одной комнате в коммуналке с соседями из
Средней Азии, а вырученные за квартиру деньги Леонид Сергеевич пустил на
расширение бизнеса.
Он часто повторял, что ему повезло с его девчонками – не хнычут и все
понимают.
А потом, когда его мастерская постепенно превратилась в многопрофильный
автосервис, и со всеми важными делами он сам уже не успевал нормально
справляться, уговорил маму, и она взяла в свои руки управление персоналом,
который на тот момент в числе разросся и был по своей природе анархичен и
нагловат. Автослесарный пролетарий от прочего ничем не отличается, ленив и
норовит хапнуть левый заказ себе "на карман".
Папа до перестройки служил зампотехом в мотострелковой части под
Москвой и вышел в отставку в звании капитана. Он был громогласен, шумлив и
прямодушен, как любой кадровый военный, а также имел застарелую привычку к
тому, что все его команды неукоснительно выполняются. Поэтому держать в узде
контингент автосервиса до поры до времени для него было делом несложным.
Вдобавок, сам он начинал свою трудовую деятельность в похожем месте, в
шиномонтажной мастерской, и все фокусы гегемона знал наизусть и преотлично.
Но мама была круче. Мама двенадцать лет отработала преподавателем в
строительном ПТУ. Учила читать чертежи будущих каменщиков и штукатуров. В то
время детки из трудных семей ее боялись, а теперь боятся жестянщики и слесаря.
Предки забрасывали несколько раз удочки насчет Алининой карьеры в
семейном бизнесе и соблазняли тем, что скоро она может сделаться полноправной
хозяйкой, а старики-родители станут выращивать кабачки и редис на даче.
Уговаривали бросить юрфак и идти в автодорожный, чтобы пролетарий не смог
водить ее за нос, на худой конец – в инженерно-экономический.
Но Алина проявила упорство, на провокации не поддалась. Она им сказала:
"Вы посмотрите на себя! Какие кабачки, какой редис? Вы же маньяки! Трудоголики
капиталистического труда. И кого, кстати, вы там "строить" будете, на даче?
Окаянных медведок? А я, в результате, проучусь в этом МАДИ пять лет и буду при
вас офис-менеджером или пресс-секретарем, хотя ни тот, ни другой вам и на фиг
не нужен".
Родители признали ее доводы резонными, но добавили, однако, что, если
карьера юриста не будет складываться, то милости просим к ним на сервис в
качестве офис-менеджера или пресс-секретаря. Было смешно.
Через несколько лет их семья, накопив необходимые средства, наконец-то,
выбралась из коммуналки. Они въехали в этот превосходный дом, в эту чудесную
квартиру с замечательным видом на Поклонную гору.
Агентства им предлагали двухуровневые апартаменты в "Алых парусах"
или в "Бутово-парке" с современной планировкой, подземным гаражом и
вертолетной площадкой на крыше пентхауса, но семья решила – сталинский
ампир и точка.
Алина посмотрела на будильник. Рановато что-то. Но, похоже, что больше
она не заснет, поэтому можно позавтракать и как-то попробовать скоротать время.
Хотя три с половиной часа – это долго. Значит, нужно найти себе дело. Именно
дело, потому как просто убивать время было не в ее правилах.
Попила кофеек на кухне в одиночестве. Старики-родители давно свалили к
своему детищу. Несмотря на субботу. Под кофеек включила приемник, послушала
какого-то резвого обозревателя с Бизнес-FM, он нес обычную многозначительную
чушь.
Кофе выпила, приемник загасила, отправилась к себе.
Побродила по балкону. Вернулась в комнату. Подошла к компьютеру,
включила. Без толку.
Алина Трофимова, дисциплинированная и серьезная юная леди, люто
злилась на себя, но, как ни старалась, не могла сосредоточиться ни на любимом
юридическом форуме, где корифеями от юстиции обсуждались новые
подзаконные акты и интересные правовые случаи, ни на пошлых сплетнях из
жизни гламура, ни на флуде в социальных сетях.
Тогда она задала себе вопрос: "Алина, в чем дело, детка?" И не стала на
него отвечать.
Егор Росомахин постоянно лез к ней в голову и заставлял о себе, нет, не
думать, что о нем думать?.. Мечтать. Он заставлял о себе мечтать. Мечты
волновали, Алина злилась.
Злилась и приводила здравые аргументы, насколько ее интерес дик,
абсурден и противоестественен. Напоминала себе, что он старый, уж лет на
десять, а то и на все пятнадцать старше ее, что неприятный, что она ему не
понравилась совсем и что он блондин, в конце концов!
Помогало, конечно. Если сразу же после такой прочистки занять мозги
важным делом, то помогало. Но дела заканчивались, рабочий день подходил к
концу, и Алина усаживалась в свою маленькую машинку, чтобы через пробки ехать
домой.
И представляла себе вдруг и очень ярко, что Егор сидит вот тут рядом, на
соседнем сидении, очень близко. Молча берет ее руку. Сладко заходилось сердце.
Он берет ее руку и заглядывает в глаза, и взгляд его серьезен. А потом другой
рукой бережно и очень нежно проводит по ее щеке. Сердце принималось биться
бешено.
Идиотка. Диагноз.
Но она бы справилась. Естественно. Если бы он не позвонил. Прошла бы
неделя-вторая, все бы из головы выветрилось. Она уверена.
Но он позвонил. Алина решила, что по делу. Обещал же он в конце концов
что-то выяснить для нее у своего школьного товарища. Значит, выяснил. Зачем же
волноваться?
Но она все равно разволновалась. Особенно после того, как он ничего не
стал рассказывать по телефону, а предложил "завтра вместе пожевать
гамбургеры".
Он еще добавил, что пусть Алина оденется подемократичнее. Что
мероприятие таково, что необходимо выглядеть демократично.
Выходит, он наметил какое-то мероприятие! Алина должна соответствовать.
И она купила с детства презираемые джинсы. Чего не сделаешь ради мечты?
И тут вдруг возникла вторая Алина и ехидно спросила Алину первую: "Это
длинный Егор – твоя мечта? Ты что же, о таком всю жизнь мечтала?"
"Заткнись, а?" – предложила ей первая.
"И что это ты так всполошилась? – не послушалась ее вторая. – Ничего
чрезвычайного в твоей жизни не произошло. Это обыкновенная вылазка в
выходной. Как у прочих людей. У которых есть масса приятелей и подруг. По
выходным они собираются вместе в группу, чтобы погонять шары в кегельбане,
попить пивка и всей толпой поржать и как-то еще повеселиться. И совершенно
необязательно твоему новому знакомому знать, насколько ты, детка, нелюдима, а
всем на свете дискотекам предпочитаешь утреннюю выездку в Битцевском лесу на
гнедой красавице Коре из конюшни Славы Бурмистрова в компании одной только
красавицы Коры".
И это была чистая правда, у Алины не было подруг. Марианна Путято не в
счет. Они никогда не обсуждали проблемы женского недомогания, свинство своих
мужчин и не делились взахлеб по телефону рецептами салатов.
И Рита Радова не была ей подругой. Она скорее была непутевая сестра –
безалаберная, сентиментальная и взбалмошная. Младшая сестра, хотя они были
одного возраста, только Алина родилась в январе, а Рита в конце сентября.
С непутевой сестрой Алина недавно имела тяжелый разговор. И с ее
непутевой мамашей тоже.
Они вызвали Алину поговорить. Вряд ли они надеялись получить от нее
какую-то вещественную помощь, просто сидели и тряслись вдвоем. Им нужно
было на кого-то выплеснуть страх, вот и позвонили.
Она, конечно, поехала. Потому что Ритка попала в историю. Алина не
должна пускать историю на самотек.
Обе Радовы, и младшая, и старшая, ожидали ее в их старой однокомнатной
квартире, где временно жила теперь и тетя Тамара.
Состоялся брифинг. По его окончании обе дамочки заявили, что следователь
Путято на допросах была с ними гораздо любезнее. Но Алине было не до
любезностей. Алина испугалась за них, и этот испуг отчасти оправдывал ее
резкость, граничащую с грубостью.
Счастье еще, что любезная Путято не засадила тебя, деточка, в СИЗО, а
выпустила под подписку. И опасность того, что ты, крошка, окажешься все же за
решеткой, никуда не пропала, поэтому терпи.
Конечно, Марьяна крутой профессионал, но, как любой профессионал, она
подвержена профессиональным болезням. А именно – частичной слепоте вкупе с
глухотой, которые разрослись на почве природной самоуверенности,
превышающей приобретенный опыт.
Алина взялась за дознание. Она усадила мать и дочь Радовых напротив
себя за кухонный стол и принялась их потрошить. Допотрошила до слез, а узнала
мало.
Первое, что ее интересовало больше всего, так это зачем Ритку понесло
встречаться с отчимом в отсутствии маменьки, потому как ясно было, что в это
время дня дома ее не будет. Точно не будет. Очная ставка показала, что Ритуля
предварительно маменьке звонила, чтобы узнать ее планы на день, и убедилась,
что у тети Тамары как раз смена.
Призванная к ответу Ритка прохлюпала, что просто собиралась поговорить с
дядей Сашей по-хорошему, убедить его бросить "зашибать", а то потеряет жену, и
куда он без нее? Превратится в опустившегося типа, ясно куда.
Имея такое меркантильное намерение, Ритка и возникла в тот день возле
Шуриковых дверей. Почему меркантильное? Ну не благородное же. Ей не хотелось
снова проживать вместе с мамой, которая уже была на чемоданах.
Выслушав объяснение, Алина спросила ее неприятным голосом:
– А почему я не помню, что ты мне рассказывала об этом?
– Об чем? – продолжила хлюпать Ритуся.
– Да об том. Ты позвонила мне на работу в слезах и соплях, чтобы
пожаловаться, какая беда с тобой стряслась, и что Тамара Михайловна… такое
сделала. Не забыла? Почему ты тогда скрыла, что в день убийства заявлялась к
ним домой?
– И ничего я не скрыла! Потому что я к ним не заявлялась! – разволновалась
еще больше Ритка. – Не заявлялась! Не было дома дяди Саши, я его не застала! И
зачем тогда об этом говорить было?
– А вот и не ври! – повысила голос Алина. – Тебя там не только видели! Еще
и слышали, как ты с ним общалась!
– Да не с ним же я общалась! – воскликнула, приложив руку к груди, Ритуся.
– И вообще ни с кем я не общалась. Я же следователю все объяснила! Я
поднялась на полпролета, вижу дядька какой-то стоит у них под дверью. На меня
смотрит. И говорит, что, девушка, если вы в двадцатую, то нету никого у них дома.
Что он тоже пришел к Александру по делу, звонит, звонит, а никого нету!
– Что за дядька? – строго спросила Алина. – Опиши. Он тебе представился?
– Ну зачем, Алиночка, ему представляться? А дядька обыкновенный, можно
сказать, никакой был дядька. Лет сорок восемь. А, может, за пятьдесят. Да не
разглядывала я!
– Из подъезда вы вместе вышли? – продолжала допрос Алина.
– Нет, он остался. О, вспомнила! Он сказал, что пришел, чтобы дрель
попросить по-соседски, а теперь придется еще у кого-нибудь просить. Наверно,
выше поднялся. За дрелью пошел.
– И ты сразу отправилась домой?
– Нет, на работу. Я позвонила тут же у подъезда дяде Саше на мобильный,
но он был недоступен. Я и пошла.
Все время, пока Алина расспрашивала Ритку, тетя Тамара сидела молча,
неестественно выпрямившись и сцепив крупные руки на цветастой клеенке. Она
молчала и смотрела на занавеску.
Ей было тяжело и страшно. Даже жестокосердная Алина это понимала.
Соседи, пересуды, внезапное вдовство – все неважно. И тот кошмар, который ей
пришлось перетерпеть, когда она непослушными руками давила на рукоять ножа,
а он все не входил, почему-то не входил в остывшее тело, тоже как-то смазался и