Когда он снова занял свое место, поезд уже тронулся, Ван дер Хмыр храпел, положив под голову портфель из свиной кожи, и тот временами чуть потрескивал под ее тяжестью.
Эли закурил сигарету. Вспышка большой "охотничьей" спички не заставила его соседа хотя бы поморщиться во сне.
Не скажешь, что он решился в какой-то определенный момент. Нет! Он сделал несколько затяжек, выпуская большие клубы. У сигаретного дыма был особый вкус, знакомый - когда куришь при насморке, дым всегда кажется таким. Эли бросил быстрый взгляд на занавески, отделяющие купе от коридора.
Разводной ключ нагрелся до температуры его тела. Поезд на всех парах несся по сельской местности. Привстав, но не полностью, а так, что его ягодицы еще касались края сиденья, Эли поднял свое орудие, подержал секунду в воздухе, чтобы получше примериться, и ударил в череп, в самую середку, так сильно, как только мог.
То, что за этим последовало, было так неожиданно, что он едва не разразился истерическим смехом. Веки Ван дер Хмыра медленно раскрылись. Он увидел глаза. Это был удивленный взгляд, пронизавший голубой полумрак купе, просто взгляд человека, не понимающего, зачем его разбудили. А в это время струя крови, протекая сквозь волосы, уже хлынула ему на лоб!
Он попытался двинуться, оглядеться, понять, что происходит. Эли ударил снова, два раза, три раза, десять раз, взбешенный этими дурацкими спокойными глазами, что продолжали смотреть на него.
Если он остановился, то лишь потому, что выбился из сил, просто не мог больше. Разводной ключ выскользнул из его мокрых пальцев. Он сел, пытаясь отдышаться, оглянулся на зеркало. И одновременно навострил уши, всем напряжением нервов пытаясь разрешить вопрос, слышно ли еще в купе чье-то дыхание, кроме его собственного. Он надеялся, что нет. Невмоготу было начинать заново. И запястье разболелось.
Не глядя на безжизненное тело, он опустил штору, потом оконное стекло. Заметил, что если в Сан-Кантене и не было снега, здесь, в полях, все белым-бело, насколько охватывал взгляд, а небо до того ясное, будто ледяное.
Пальто сковывало движения. Он сбросил его. Затем, избегая всматриваться, попытался поднять Ван дер Хмыра. Замысел состоял в том, чтобы выкинуть его из окна на щебень обочины. Он трижды брался, силился; если бы тело было прямым, он бы справился, но наперекор ожиданиям оно оказалось мягким, складывалось вдвое.
Когда Эли бросил свои попытки, торс сполз на пол, а ноги остались на сиденье.
Внезапно его затрясло, он снова надел пальто, раскрыл портфель из свиной кожи, вытряхнул пачки новеньких банкнот, рассовал по карманам.
Он не хотел больше ни минуты оставаться в купе. Не подумал даже о том, чтобы закрыть окно. Вышел, прошел по коридору, потом юркнул в междувагонную гармошку, где его прохватил холодный сквозняк, а на дверных петлях сверкали ледяные жемчужинки.
Так он прошагал насквозь весь состав, остановился только перед дверью багажного вагона. Тут-то до него дошло: "Я же забыл закрыть окно! В Компьене железнодорожники могут это заметить, проходя по платформе…"
Войти в одно из купе с задернутыми шторами он не осмелился. Заперся в туалете, где свет был очень яркий, - он тщетно пытался найти способ его как-нибудь пригасить. Там не было переключателя. Зато зеркало имелось, он волей-неволей все время смотрелся в него.
"Я забыл задернуть шторы… Я забыл задернуть шторы… Я забыл…"
Других мыслей не было. А эти стучали в голове в такт ритмичному перестуку колес.
"В Компьене кто-то может… В Компьене кто-то может…"
Он захлопнул откидную крышку унитаза, сел на нее, скрестив ноги, и откинулся назад, прислонившись спиной к перегородке.
Когда поезд остановился в Компьене, он вздрогнул - оказалось, задремал. Услышал топот бегущих ног. Раздавались крики. Но он твердо решил не трогаться с места. У него на это не было сил. Его клонило в сон. И лихорадило. Поезд тронулся снова.
"В Компьене кто-то может…"
Это больше не в счет. Компьень остался позади. Еще час - и Париж.
У него не было никакого плана. Он и не пытался ничего планировать. Ему нужно было только одно: лечь и уснуть.
"В Компьене кто-то может…"
Что за бред! Больше нет смысла думать об этом. У него все получится. Уже получилось. Поезд, наверное, достиг ближних пригородов.
Огромным усилием воли заставив себя выйти из туалета, он и вправду увидел, что поля кончаются, мимо поплыли четырех-, пятиэтажные дома, в некоторых окнах загорался свет: это рабочие, должно быть, вставали так рано.
Коридор был пуст. Проводник прошел мимо, не взглянув на него. Эли прислонился лбом к стеклу, но оно было таким холодным, что в голове словно что-то смерзалось, - пришлось отстраниться.
"В Компьене кто-то может…"
Дверь туалета толкнула Эли в спину - кто-то туда зашел. Послышался шум льющейся воды. Какая-то женщина подергала за ручку двери, хотя там было слово "занято".
Поезд проходил под мостами. За окном по мокрой мостовой ехал освещенный трамвай. Здесь тоже больше не было снега.
Состав замедлил ход. За спиной Эли пристроилась крестьянка, нагруженная чемоданами.
Шум усилился - вот и Гар-дю-Нор. Поезд подкатил к платформе. Эли открыл дверь еще на ходу, помедлил в колебании секунду-другую, а женщина у него за спиной пробормотала:
- Осторожнее…
Он спрыгнул. Не первым - какой-то пассажир с чемоданом уже бежал к выходу. Служитель взял у него билет, не сказав ни слова. Эли торопливо оглянулся. Рядом с его поездом стоял другой, в него уже входили люди. На щите он прочитал: "Намюр, Льеж, Кельн, Берлин".
На него никто не смотрел.
Он не размышлял. Просто бросился туда со всех ног. Поезд уже трогался с места, пока что короткими рывками. Он вскочил на подножку, вбежал в вагон третьего класса, там две женщины пили кофе из термоса.
Одно сиденье было свободно целиком. Он растянулся на нем, завернувшись в свое пальто из верблюжьей шерсти. А когда проснулся, уже совсем рассвело. Проводник тряс его за плечо:
- Ваш билет, пожалуйста.
Две женщины, обе в трауре, смотрели на него усмехаясь. Билет? Он растерялся, не сразу сообразил, что сказать. Потом вспомнил, как кассир в Брюсселе спросил у него: "Обратный?"
Он порылся в карманах. Рука наткнулась на пачки купюр. На самом дне он нащупал картонный прямоугольник. Контролер посмотрел на него, потом на пассажира:
- Это же в первый класс, - сказал он.
Ну разумеется. Эли ответил извиняющейся улыбкой. Две женщины поняли наконец, почему на этом типе такое дорогое пальто.
- Третий вагон от головы состава, - объяснил контролер. - Здесь вам придется выйти из вагона, чтобы пройти таможню, а первый класс таможенники посещают сами.
Ему хотелось пить. Шея одеревенела. Похоже, застудил. Он снова отправился в путь по вагонам. За окнами он видел заснеженные пустынные пространства, только то тут, то там мелькал низенький домик, из трубы поднимался дым.
С каждым вздохом он глотал новую порцию гуляющих по составу ледяных сквозняков. Вагон первого класса был абсолютно пуст. И, освещенный максимально приглушенным светом, выглядел довольно зловеще.
Который час? Далеко ли до границы?
"В Компьене кто-то может…."
Ему требовалось попить. Чего бы это ни стоило. Он устремился в туалет. На дне фаянсовой раковины чернели жирные разводы. Он повернул вправо маленький кран, хлынула струя кипятка. Крутанул краник влево - потекла теплая, мутноватая водица, он зачерпнул ее ладонью, жадно припал губами. Вода отдавала поездом и лихорадкой.
Состав остановился. Эли торопливо вышел из туалета, боясь, что его там застанут, и столкнулся с мужчиной в сером пальто.
- Вы из этого вагона?
- Да.
- Паспорт, удостоверение личности… Так. Отлично. Ничего подлежащего декларации? Есть ценные предметы, украшения, недавно купленные предметы?
- Ничего.
Он засыпал стоя. Чувствовал себя грязным. Его носовой платок превратился в маленький влажный комочек.
Мелькали за окнами станции. Жемон… Эркелин… Дома из красного кирпича… Окна с белыми занавесками и медными вазонами на подоконниках. Кабачок… "Кафе у вокзала"… Униформы цвета хаки вместо голубых…
Вот появилась и Мёза с вереницами кораблей, которые подтаскивали к шлюзам гудящие до изнеможения буксиры.
Открылась дверь. Молодой человек в темной униформе спросил:
- Завтрак? Обслуживание начнется сразу после Намюра.
- Благодарю.
На всякий случай Эли взял предложенный ему красный талончик в вагон-ресторан, но сошел с поезда уже в Намюре. Счет времени он потерял. Над вокзальной платформой огромные сине-зеленые фаянсовые часы показывали одиннадцать; их стрелки казались нарисованными китайской тушью.
- В котором часу поезд на Брюссель?
- В двенадцать минут первого.
У него не хватило смелости выйти за пределы вокзала. Он прошел в зал ожидания для пассажиров третьего класса, благо их там уже не было. Люди проходили здесь с мокрыми зонтиками, вода с них стекала на пол, оставив пятна сырости; лакированные скамейки запотели и тоже были влажны.
За стеклянной дверью пробегали официанты в белых передниках, разнося по столам подносы с блюдами.
Но сесть за стол Эли не решился. Подошел к буфету, указал на сандвичи.
- Пистолет? - спросила молоденькая полноватая девица.
- Почему вы их так называете? - раздраженно придрался он.
- Потому что это пистолеты.
- Это сандвичи! Дайте три штуки.
Но бродя по залу ожидания для третьего класса, он насилу смог сжевать меньше половины одного сандвича.
До Брюсселя он добрался, когда уже совсем стемнело. И не узнал вокзала - поезд прибыл на другой, незнакомый путь. На улице шел дождь или, вернее, в воздухе, делая его непрозрачным, стоял туман из мельчайших частиц талого снега.
- Такси! В "Палас", "Асторию", "Гранд-Отель"!
Он сделал крюк, чтобы не проходить мимо зазывалы из "Паласа". Потом, избегая широких улиц, свернул налево, еще раз налево и зашагал по узеньким улочкам мимо вереницы дешевых кафе и киосков, торгующих картофелем фри.
Какие-то люди, сидевшие на террасе перед кафешкой или пивной, коротали время в ожидании своего поезда.
- У вас есть телефон?
- Там, в глубине, справа… Жетон возьмете в кассе.
Как пользоваться жетоном, он не знал. В Турции нет жетонов. Хотя, по правде сказать, о Турции он теперь думал как о стране, которой в глаза не видел!
- Скажите, патрон…
- А, понимаю. Вы иностранец. Какой номер вам набрать?
- "Палас".
- Алло, "Палас"? Попросите к телефону мадемуазель Сильви. Что вы сказали? Ушла? Я скоро перезвоню… Нет, передавать ничего не надо…
Ему ужасно хотелось грога. Прямо навязчивая идея. Но делать было нечего: раз в бистро его не подают, он заказал стакан пива и сел с ним в уголок возле телефонной кабинки. Стенные часы оказались перед ним, только чуть наискосок, они висели над лакированной дубовой кассой. Подождав полчаса, он позвонил снова. Затем еще через полчаса.
В восемь вечера он сделал шестой звонок, и тут служащий отеля сказал ему:
- Кажется, я ее видел в гриль-баре. Не вешайте трубку…
Гриль-бар, такой мирный и комфортабельный, с маленькими розовыми лампами на столах, с букетами цветов в хрустальных фужерах, с сервантом, где поблескивает столовое серебро, с белоснежными скатертями и большущей серебристой тележкой, на которой метрдотель развозит блюда, когда проворным челноком снует между столами…
- Алло! Кто у телефона?
Он словно воочию видел ее в кабинке возле читального салона, где запрещается курить.
- Алло! - нетерпеливо повторила она.
Она все такая же! Наверное, на ней сейчас зеленое шелковое платье, такое узкое в бедрах, что он всегда помогал ей влезать в него.
- Алло…
Пора было наконец начать разговор.
- Это я… - прошептал он.
- Что? Эли? Ну, не скажешь, что ты ко мне торопился! Где тебя носит? Почему не приходишь?
- Тише! Я тебе все объясню… Встретимся у вокзала, в кафе… Постой…
Он со всех ног выскочил из кабинки:
- Как называется это кафе?
- "В добрый путь".
И он эхом прокричал в трубку:
- "В добрый путь"! Ты его легко найдешь… Сперва перекуси…
Она что-то проворчала. Потом досадливо буркнула:
- Ладно.
Теперь она проходит через вестибюль, недоумевая, что это ему в голову взбрело…
- Принесите мне чего-нибудь поесть, - сказал он хозяину.
- У нас только кровяная колбаса и ветчина…
Это было не важно. Он хотел есть. А выпил всего каких-нибудь полглотка, только скривившись от боли в шее, отозвавшейся на слишком резкое движение. Застудил…
И ни разу за весь день так и не вспомнил о Ван дер Хмыре!
3
В первый момент Сильви будто что-то толкнуло - захотелось повернуть обратно. Но она расплатилась с таксистом, глянув на вывеску кафе и убедившись, что это действительно "В добрый путь". Она как раз перешагивала через лужу на тротуаре, когда из темноты слева от освещенной двери выступила фигура и ее тихонько окликнули по имени.
Она узнала желтое пальто Эли. Узнала и его голос. Но, даже еще не видя его лица, почувствовала: что-то изменилось.
Необычным было уже то, что она последовала за ним без единого слова, хотя дождь не прекращался, а он увлекал ее все дальше по улице, ведущей под уклон вглубь пустынного квартала.
Пользуясь светом первого попавшегося им на пути газового рожка, она заглянула ему в лицо и заметила, что он отводит глаза.
- Ты что, не брился?
Освещенный круг остался позади. Надо было пройти в темноте метров пятьдесят, чтобы поравняться со следующим фонарем. Сколько хватало глаз, вся улица была освещена так же скудно, это монотонное чередование мрака и света только в одном месте нарушала витрина маленькой закусочной.
Сильви потуже завернулась в свое меховое манто. Высокие каблуки мешали идти быстрее, и брызги грязной воды шлепались ей на чулки, растекаясь, будто масляные.
- Еще далеко?
Он оглянулся. Улица у них за спиной была безлюдна. Рядом послышалась музыка - на втором этаже в комнате за розовыми шторами кто-то играл на пианино.
- Давай отойдем еще немножко, - сказал он.
Эли был взвинчен. Шагая рядом, положил было руку на локоть Сильви, но что-то не ладилось: может, потому, что они шли, не попадая в ногу? Или потому, что Сильви, слишком усердно кутаясь в манто, не давала ему возможности поудобнее взять ее под руку?
Женщина все еще приглядывалась к нему украдкой. Уже знала: дело серьезное. Пытаясь помочь ему заговорить, спросила:
- Где же тебя носило?
- Париж…
Он не мог понять почему, но дождь его стеснял, мешал разговору. Метрах в десяти от очередного фонаря он приметил арку ворот, довольно широкую, и увлек туда Сильви. Но не поцеловал. Не сжал в объятиях. Впрочем, ее манто так пропиталось водой, что дождевые капельки поблескивали на каждой ворсинке.
Оглядевшись по сторонам, он вытащил из кармана пачку денег и показал подруге, не спуская с нее тяжелого печального взгляда.
До нее не сразу дошло. Она потрогала пачку.
- У тебя их много?
- Сто тысяч…
Теперь она, избегая смотреть в лицо своего дружка, уставилась на его пальто. Шепнула:
- В поезде?
Они с трудом различали друг друга. Туман, клубясь вокруг газового рожка, создавал ореол, похожий на облако мошкары. Рядом по водосточному желобу с журчанием стекал ручеек.
- Да. Ван дер Хмыр…
Она медленно подняла голову. Удивилась. Но не слишком. В ее глазах все еще читался вопрос.
- Да, - повторил он, и его рука в кармане сжалась, будто стискивая разводной ключ.
Он первым отвел взгляд. Черная мостовая блестела, убегая куда-то в бесконечность.
- Пойдем, - предложила Сильви.
Когда в потемках пустой улицы уже гулко зазвучали их шаги, он пробормотал:
- Про это наверняка есть в газетах.
- Ты их не читал?
Он помотал головой, и она догадалась, что ему смелости не хватило их купить. В объяснениях не было необходимости. Она знала, что нужна ему, потому он и прибежал к ней. Теперь он ждал, и она понимала это.
- На границах, вероятно, охрана… - задумчиво протянула она. - Пойдем-ка быстрее. В конце улицы освещенная площадь, там должно быть кафе…
Он шел за ней, его руки бессильно повисли. Она размышляла. Не доходя до площади, окруженной сиянием фонарей, она приостановилась:
- Отдай мне часть!
Он передал ей все, что было в одном кармане, - примерно половину добычи. Она спрятала деньги в сумочку, как нельзя более обыденным тоном заметив:
- Французские.
Они подошли к тихому кафе, казавшемуся еще пустыннее из-за двух незанятых бильярдных столов. Хозяин сидел у окна вдвоем с мужчиной апоплексической наружности, хозяйка за кассой вязала крючком.
- Давай зайдем.
Там, внутри, царил такой покой, что им показалось, будто они нарушили гармонию безмятежного домашнего очага. Когда они уселись в глубине зала, по ту сторону бильярда, хозяин со вздохом встал и направился к ним.
- Два кофе, - распорядилась Сильви.
Потому что отныне командовала она. Так получилось само собой. Эли, подняв воротник пальто, смотрел в пол, посыпанный древесными опилками, которые образовали на нем разводы. Он видел, что молодая женщина встала, и даже не спросил себя зачем. А она подошла к столику, где были выставлены газеты, накрученные на деревянные лакированные стержни.
Хозяин обслуживал их в молчании. Кофе капля за каплей вытекал из серебряного фильтра. Апоплексический клиент сморкался, сидя в своем углу.
Сильви, вернувшись на свое место, читала газету. Хрустнула перевернутая страница.
- Положи мне два кусочка сахара…
Он сделал это. И выпил свой кофе. Для приличия.
- Заплати, - обронила она.
Хозяин разглядывал их издали, недоумевая, чего ради они заявились к нему в такой час. Сильви встала. Эли пошел за ней. Выйдя на улицу, она сначала сориентировалась, затем направилась к центру города.
- Ну?
- Контролер дал твое описание. Но он тебя плохо рассмотрел. В основном обратил внимание на желтое пальто…
Эли разом почувствовал себя неуютно в этом пальто, стал тревожно озираться, проверяя, не следит ли за ними кто.
- Он еще сказал, что у тебя иностранный акцент, но какой именно, не уточнил.
Не сбавляя шага, Эли переложил деньги, носовой платок и перочинный ножик в пиджачный карман. Когда проходили мимо ограды пустыря, он остановился, глянул на Сильви:
- Здесь?
- Если его найдут, станет ясно, что ты в Брюсселе. Надо дойти до канала, бросим его туда.
- А где это?
- В другом конце города.
Теперь они вышли на улицу, по которой время от времени проходил трамвай. Он отливал красным, внутри, словно в стеклянной шкатулке, сидели невозмутимые пассажиры.
- Возьмем такси, - заявила Сильви, которой становилось все труднее идти пешком.
- Думаешь, можно?
- Есть идея. Увидишь…
Она подозвала машину и, значительно посмотрев на шофера, произнесла:
- В лес Камбре. И езжайте потише…