Халениус помог Аннике открыть ее дверь, это оказалось не так просто, как она представляла себе в своих страхах. Совместными усилиями мужчины спустили обе спортивные сумки на землю. Дул горячий и ужасно сухой ветер, и ее рот мгновенно наполнился землей.
Автобус когда-то имел бело-голубой цвет, это еще угадывалось за ржавчиной. Все стекла в нем были выбиты, за исключением отдельных участков ветрового, где еще виднелось несколько обломков. Осталась также одна задняя шина, но переднее колесо с той же стороны стояло на диске. Из решетки радиатора торчал засохший кустарник.
– По-моему, я видел вход с другой стороны, – сказал Халениус.
Анника кивнула: тоже заметила его. Она прищурилась и огляделась. Почему имело такое значение, чтобы именно она принесла сумки? Может, за ними наблюдали?
Воздух вокруг них вибрировал от жары, она не видела ничего, кроме него и коричневых колючих кустарников.
– Лучше, конечно, если ты сходишь два раза, – посоветовал Халениус, но Анника покачала головой.
Лучше она сломает спину, чем повторит маршрут.
Она взяла обе сумки. Ее колени начали подгибаться, но она заставила их выпрямиться. Позвоночник сжался, она чувствовала, как ручки режут ей ладони. Какое-то насекомое застряло у нее в волосах.
Она сделала шаг, два, три, однако, когда потихоньку набрала скорость, ноги пошли сами, она чуть ли не бежала к остаткам автобуса, сумки били ее по бедрам, она споткнулась, но продолжила свой путь, зацепилась на куст и едва не упала.
За четыре метра до автобуса ей пришлось остановиться, поставить баулы на землю и перевести дух.
Он был марки "тата". Фары у него отсутствовали, отверстия на их месте напоминали пустые глазницы.
Она взялась за сумки снова, с трудом подняв их.
Потом обошла автобус мимо засохшего кустарника у моторного отсека и вперед к дверному проему, где опять опустила свою ношу на землю.
Сделала несколько глубоких вдохов.
Дверь фактически осталась на своем месте. И стояла открытой, сложенной вдвое, стекла на ней явно давно исчезли. Внутри кузова она увидела ржавые остовы двух двойных сидений.
И осторожно шагнула внутрь.
Задняя часть автобуса оказалась пустой, там не было ничего, кроме ржавчины, пыли и мусора и частей одного сиденья из зеленой пластмассы. Спереди находился мотор, а рядом с ним пространство для шофера.
Анника перевела дух.
– Госпожа Анника должна положить деньги на место водителя, – сказала она громко.
Потом спустилась на землю снова, взяла первый баул обеими руками и отнесла его в автобус. Само водительское сиденье отсутствовало, поэтому она положила сумку на пол перед рулем. Отдышалась и принесла вторую и поместила ее на первую. Постояла еще несколько секунд, созерцая свои деньги, и не почувствовала ничего.
Потом развернулась, выпрыгнула из старого кузова и побежала к самолету. Халениус стоял с поднятой видеокамерой и снимал ее.
Уильям Грей резко повернулся и запрыгнул на переднее сиденье.
– Let’s go! – крикнул он и запустил мотор.
Халениус бросил камеру на место Анники и поймал ее саму в объятия.
– Я тоже ни о чем не жалею, – шепнул он ей на ухо сквозь шум мотора.
Она высвободилась из его рук, шагнула в кабину и закрыла дверь за собой.
Халениус едва успел сесть, прежде чем они начали движение.
Уильям Грей заставил мотор работать на пределе возможностей, самолет застонал и медленно покатил вперед. Анника надела на себя наушники и, бросив взгляд наружу через боковое стекло, увидела, как из саванны появился автомобиль, большой черный джип, который мчался прямо в их сторону.
– Смотрите! – завопила она в микрофон и показала на него.
– "Тойота-лендкрузер"! – крикнул Халениус. – Улетай, черт побери!
Самолет подпрыгнул и оторвался от земли. Мотор взревел, когда они резко почти вертикально взмыли к небесам. Аннику вдавило в спинку сиденья, но сейчас позади них не было никаких твердых пачек с деньгами. Пилот повернул на запад, подальше от Сомали и в глубь Кении, и Анника увидела, как на земле под ними черный автомобиль остановился у южного конца посадочной полосы, человек в наряде цвета хаки выпрыгнул с водительского сиденья и побежал к остову автобуса. У нее на глазах он исчез с обратной стороны, а секунду спустя земля под ними содрогнулась от взрыва. Воздух вокруг них вспыхнул огнем. У нее перехватило дыхание, Халениус закричал, взрывной волной самолет бросило в сторону. Огромный столб дыма взметнулся к облакам на том месте, где еще недавно стоял автобус, "тойота-лендкрузер" горела, а земля дрожала. Анника шарила вокруг себя руками, ища, за что схватиться.
– Что, черт возьми, произошло?! – заорал Уильям Грей.
Самолет скрипел и трясся, как в шторм, лицо Халениуса блестело от пота.
– Кто-то сильно устал от Грегуара Макузы, – сказал он сдавленно.
Звук мотора изменился и стал более резким и ровным.
– Good Lord, – сказал Уильям Грей и крепче вцепился в штурвал. – Я надеюсь, мы вернемся в Либой.
– Выкуп, – прошептала Анника. – Теперь они никогда не выпустят его.
Она находилась в небе, и небо было белоснежно-белым. Парила очень высоко, среди облаков. А вокруг царила мертвая тишина. Она сняла наушники, но не услышала шума мотора, только тихое завывание ветра вдалеке, как в зимний день у неплотно закрывающегося окна. Она купалась в свете, все вокруг растворилось в нем. Высоко над ней летала птица, выглядевшая как орел, нет, это был вовсе не орел, а воздушный змей! Но с очертаниями орла, коричневого орлана-белохвоста, и он парил на неимоверной высоте среди облаков так легко, словно весил не больше воздуха. На земле внизу стоял маленький мальчик и держал змея, он очень осторожно обращался со своими веревками, взмахом руки заставлял орла танцевать, птицы кружились вокруг него, галдели и пищали, а Анника улыбалась мальчику – он был такой красивый.
Она с шумом ударилась о сиденье и завалилась на пол самолета. Халениус приземлился на нее, мотор ревел, а колеса скользили по земле, она обняла руками голову, забыла дышать.
В конце концов они остановились. Мотор замолчал.
– Holy macaroni! – воскликнул Уильям Грей. – Вот это посадка.
Халениус сел на сиденье, помог Аннике подняться. И тогда она почувствовала боль в спине.
– Где мы?
– В Либое, – ответил Халениус. – Уильяму необходимо проверить, нет ли повреждений у самолета.
– Они взорвали автобус, – сказала она. – Денег больше нет. Кто сделал это – взорвал автобус?
Уильям Грей посмотрел на Халениуса.
– Хороший вопрос, – сказал он. – И кто же постарался?
– Тебя интересует мое мнение? Американцы.
– Они знали, куда мы держим путь?
– Мои эсэмэс далее шли Интерполу в Брюссель, поэтому они наверняка владели данной информацией. Но это ничего не объясняет. Выходит, они давно держали под контролем нашу посадочную полосу. Скорее всего, весь автобус был заминирован, а подобное не делается за минуты.
– Они знали, – прошептала Анника. – Знали, что выкуп лежал там.
– США ведут войну с терроризмом, – сказал Халениус, – не они начали ее…
Уильям Грей шагнул на землю из самолета, подошел к солдату с большим автоматом на спине и переговорил с ним. Море людей приближалось со стороны деревни, мужчины и дети всех возрастов и женщины в хиджабах и паранджах. Они окружили самолет и скоро заполнили всю посадочную полосу.
Пилот открыл дверь кабины со стороны Анники. Она посмотрела на него сквозь слезы.
– Теперь он никогда не вернется, – сказала она.
– Здесь один человек хочет поговорить с тобой, – сообщил Уильям Грей.
Темнокожий солдат с автоматом шагнул вперед. Люди теснились за ним и широко открытыми глазами смотрели на нее.
– Кто вы? – спросил солдат на ломаном английском. – С какой целью вы здесь?
Анника посмотрела на него, открыла рот, собираясь ответить, но лишь разрыдалась.
Он находился где-то далеко, и, если еще оставался среди живых, сейчас похитители должны были замучить его до смерти, отомстить за смерть своего лидера, о боже, она надеялась, что он уже мертв. Закрыла лицо руками.
Халениус подошел и встал рядом с ней.
– Мы здесь с гуманитарным проектом, – сказал он, – со шведской стороны.
Люди закричали и замахали руками. Анника видела их как в тумане. Было невыносимо жарко. Солнце стояло в зените, освещая все вокруг своими белыми лучами, вдобавок обжигавшими как огнем.
– Ваши бумаги? – обратился солдат к Уильяму Грею, и тот передал ему свое разрешение на полет.
Солдат внимательно читал его несколько минут.
Он никогда не вернется к ней, и не только из-за взрыва. Он никогда не стал бы тем же самым, каким был прежде, человек, за которого она когда-то вышла замуж, перестал существовать задолго до того, как исчез выкуп.
Сквозь слезы она смотрела в направлении горизонта, на юг. Ей казалось, что она могла видеть столб дыма, чувствовать запах гари.
– Следуйте за мной, – сказал солдат наконец.
– Можно мне остаться? – спросил Уильям Грей. – Я не хотел бы оставлять самолет.
Халениус положил руку ей на плечи, но она стряхнула ее.
Все собравшиеся, несколько сотен человек, пошли вслед за ними вдоль посадочной полосы в сторону скопления покрытых трещинами бетонных домов.
– Какой переполох, – заметил Халениус. – Можно подумать, они никогда не видели самолета.
Солдат повернулся к Халениусу и остановился.
– Только военные, – сказал он. – Вы первый частный самолет, приземлившийся в Либое.
Халениус отвел взгляд.
Земля была усыпана камнями и всяким хламом, сломанными ветками и автомобильными покрышками, Анника споткнулась несколько раз. Она увидела дома вдалеке, низкие и белые, козу, людей, отдыхавших в тени, невысокие деревья с жесткими листьями, заборы из проволочной сетки и колючей проволоки.
Небо было ужасно далеко, казалось, на недосягаемой высоте.
Солдат привел их в окруженный со всех сторон домами двор с бамбуковой хижиной посередине.
Анника неуверенно шагнула внутрь, и ее сразу же окружил полумрак, во всяком случае, так это чувствовалось после яркого света снаружи. Вдоль стен стояли потертые диваны, обитые цветастым ситцем, она опустилась на ближайший из них и уткнулась лицом в ладони. Чувствовала дрожь по всему телу, слезы бежали у нее между пальцев. Воздух стоял совершенно неподвижно. Жара здесь внутри достигала, наверное, ста градусов. Слышался скрежет какого-то насекомого.
Томас сидел в своем офисе в здании муниципалитета в Ваксхольме, солнце освещало его лицо и мощный торс. Он был так молод и более стройный тогда. Она брала у него интервью, он говорил казенным языком закоренелого чиновника. Она перебила его и спросила: "Ты всегда разговариваешь так?" И он ответил: "Мне стоило массу времени научиться этому".
Перед ней в хижине стояли трое мужчин в военной форме, каждый с большим пистолетом на боку.
– Итак, вы прибыли из Швеции? – спросил средний из них. – Для осуществления гуманитарного проекта.
Они стояли широко расставив ноги, чувствуя в себе силу, которую давало огнестрельное оружие.
– Мы собираемся изучить сотрудничество между ООН и ВПП, – объяснил Халениус и пожал все три руки.
– Действительно? – поинтересовался тот же военный. – Вот как?
Анника поднялась и шагнула к нему, она почувствовала жжение в глазах.
– Мы здесь, чтобы найти моего мужа, – сказала она, – и из-за вас он пропал.
Все взгляды повернулись к ней. Халениус взял ее за руку, она рывком освободилась.
– А гуманитарный проект? – спросил военный.
Он явно насторожился, судя по голосу.
– Его похитили десять дней назад, – продолжила Анника. – Он приземлился здесь на аэродроме, точно как и мы. И ему была обещана защита и безопасность с вашей стороны!
Она показала пальцем на мужчину, стоявшего перед ней, и почувствовала, как превратилась в маленькое злое животное, в крошечную злобную зверушку с острыми зубами.
– Вы обещали защищать его и остальных, но что вы сделали? Просто приняли его отрезанную левую руку, вот в принципе и все!
Сейчас она почти кричала. Военные отступили назад.
– Мадам, вовсе не мы…
– Он прибыл сюда с целью помочь Кении обезопасить ее границы, и какую благодарность получил за это? Что вы за люди?!
– Анника… – сказал Халениус.
Она кричала, подняв глаза к потолку, там наверху жила летучая мышь, она не видела ее, но чувствовала это, знала их запах.
Земля была каменистой. Она шла мимо жилищ из железных листов и веток, одеял и матрасов. На деревенской улице повсюду валялся мусор. Никаких автомобилей, только ослы и ручные тележки.
Слезы текли по ее щекам.
Они привели ее в полицейский участок, одно из низких белых зданий, которые она видела издалека. Его дверь была покрашена синей краской, через окно на улицу уходили электрические провода.
Мужчина (начальник полиции?) принял их в своем офисе, по величине не превышавшем лифт у нее на Агнегатан. Вентилятор тихо жужжал на потолке абсолютно без всякой пользы. Все другие полицейские втиснулись внутрь и расположились вдоль стен.
– Вы здесь ради гуманитарного проекта? – спросил мужчина (шеф всех остальных?) и показал на несколько стульев, поставленных вплотную к его письменному столу.
Халениус сел, но Анника осталась стоять.
– Нет, – ответила она. – Моего мужа, Томаса Самуэльссона, похитили здесь по соседству десять дней назад. Кенийские власти должны были обеспечить ему безопасность, но вы не выполнили свою задачу. Меня интересует, что ты, как начальник полиции, можешь сказать по этому поводу?
Шеф полиции внимательно посмотрел на нее.
– Ты жена одного из похищенных?
– Шведского мужчины, Томаса Самуэльссона, – подтвердила она. – Это его руку нашли в картонной коробке здесь снаружи несколько дней назад.
У нее начала кружиться голова, и она взялась за край письменного стола. Полицейский начальник записал что-то на бумаге.
– Ты можешь описать своего мужа?
– Описать? О чем ты?
– Цвет волос, рост, особые приметы?
– Блондин, – сказала она. – Рост 188 сантиметров. Голубые глаза. На нем была розовая рубашка, когда он исчез.
Шеф полиции поднялся и вышел из комнаты и вернулся с папкой в руке.
– Это пришло из Дадааба вчера вечером, – сообщил он. – Пастух нашел белого мужчину около маниатты к югу от Дадааба вчера утром, он лежал без движения на земле, и пастух принял его за покойника. Но он оказался живым. Пастух позаботился о том, чтобы команда из УВКБ забрала его. Мужчину поместили в больничное отделение лагеря номер три.
Колени Анники подогнулись, и она села рядом с Халениусом.
– Вам известно, кто он?
– Его личность не удалось установить. Наверняка данное сообщение уже ушло в центральный офис УВКБ и в Красный Крест тоже, но ситуация с беженцами в Дадаабе напоминает хаос, и на подобное может понадобиться время.
Анника зажмурилась на несколько секунд.
– Почему ты рассказываешь это мне?
Шеф полиции закрыл папку и серьезно посмотрел на нее:
– Мужчина был покалечен, у него отсутствовала кисть левой руки. И одет в розовую рубашку.
Эпилог
Одиннадцать дней спустя
Вторник 13 декабря. День 0
Андерс Шюман рассматривал фотографию на развороте своей газеты с двойственным чувством тоски и эйфории. На ней были изображены бесконечные ряды больничных коек и стена палатки на заднем плане, все в коричневых и серых тонах. Далеко не самая утешительная картинка из лагеря беженцев. Кровать с белым мужчиной посередине, женщина склонилась над ним и положила руку на его до черноты загорелую щеку. Снизу угадывался забинтованный обрубок на месте левой кисти мужчины.
Это выглядело так красиво, что у него глаза заблестели от слез.
Чисто в техническом плане снимок ничего не стоил (собственно, речь шла лишь об одном кадре из видеофильма), но он разил наповал. Мировые права на дневник Бенгтзон о похищении приобрело Рейтер, а двадцать секунд из ее фильма ушли на Си-эн-эн.
Он почесал бороду. История о том, как Томаса оставили умирать в железной хижине, но ему удалось выбраться наружу, как Анника нашла его и перевезла домой в Швецию, получилась лучше не придумаешь… Они продали целую гору газет, так много, что обошли "Конкурент". При следующей публикации цифры Тиднингсстатистик должны были показать, что "Квельспрессен" стала самой крупной, а это, в свою очередь, давало ему возможность уйти.
"Хотя такой рывок получился не только благодаря Аннике Бенгтзон", – напомнил он себе.
Шюман сложил газету и окинул взглядом первую страницу:
ХУДШИЙ СЕРИЙНЫЙ УБИЙЦА ШВЕЦИИ, -
лгал заголовок с фотографией, представляющей улыбающегося Густава Холмеруда, одетого в бумажный колпачок и слюнявчик.
Сейчас он не соответствовал действительности (как обычно, чуть не подумал Шюман), поскольку на самом деле наихудшим серийным убийцей в истории страны считался восемнадцатилетний санитар из Мальмё, который в конце семидесятых лишил жизни двадцать семь стариков в Эстерской больнице посредством того, что поил их очень едким моющим средством. Густав Холмеруд пока взял на себя лишь пять трупов, но, поскольку расследование еще продолжалось, существовала надежда на большее.
Он перелистал газету.
Материал на страницах шесть и семь, самых трудных с точки зрения новостей, состоял главным образом из фотографий пятерых мужчин (мужей и бойфрендов убитых женщин) под общим заголовком "ОТМЫТЫЕ ДОБЕЛА". И даже он в какой-то мере грешил против истины. Оскар Андерссон, один из якобы реабилитированных, никогда не находился под подозрением. А сама новость, собственно, состояла в том, что прокурор сейчас предъявил Густаву Холмеруду обвинение в пяти убийствах, а значит, расследование в отношении прочих лиц, проходивших по тем же делам, прекратили.
Он отложил газету в сторону и посмотрел на часы.
Анника Бенгтзон опаздывала, что было необычно для нее. Шюману она всегда казалась точной как часы, и он считал это превосходным качеством для репортера новостей. Не играло никакой роли, как хорошо человек писал и какую информацию добывал, если он не выдерживал сроков…
– Извини, – сказала запыхавшаяся Анника Бенгтзон и ввалилась в его закуток. – В метро авария, и я…
Главный редактор жестом остановил ее. Репортерша закрыла дверь за собой, бросила сумку и куртку на пол и опустилась на стул для посетителей. У нее были розовые от мороза щеки и царапина под носом.
– Как себя чувствует Томас? – спросил Шюман.
– Инфекция прошла, и малярия почти отступила, – сказала она и положила казенную видеокамеру на его письменный стол. – Мне надо где-то расписаться, возвращая ее?
Шюман покачал головой.
– Как он воспринимает ситуацию?
– О чем ты? Что у него нет левой руки? Он ничего не говорил на сей счет, и это ведь выглядит не особенно важным при мысли о том, что с ним произошло и чем все могло закончиться.