Моя заботливая мама давно застраховала меня от всех несчастий, включая различные травмы и увечья. Такая вот у меня заботливая мамуля!
- Вы договаривались? - Парень загородил дорогу ботинком.
"У него точно такие же шузы, как у меня", - подумал я, отпихивая ногу парня.
- Хочу получить консультацию. Нельзя? - задиристым голосом прокукарекал я, вспомнив Алексея Ковалева. Он так же кукарекает, когда встречает сопротивление со стороны окружающих.
- Можно, почему же нельзя! - Парень отодвинул свой шуз и пропустил меня в помещение.
И тут я увидел парня с нашего курса. Он стоял у окна с папкой под мышкой и смотрел на улицу. Вместо улицы перед ним виднелся двор-колодец, и парень с нашего курса разглядывай кого-то в соседнем окне. Я стал вспоминать, как его зовут, но у меня заело извилины в голове. И я все никак не мог вспомнить, а парень повернулся ко мне.
- Привет, Белов. Застраховаться хочешь?
- Ага, - затряс я головой, подтверждая страстное желание застраховаться в компании с дьявольским названием.
- Чего страховать надо? Дачу? Квартиру? Жизнь? Или кошелек? - засмеялся парень, и я сразу вспомнил, как его зовут.
Его зовут Роман Галеев. Он самый крутой с нашего курса, у него белый "мерс", он ездит на нем всего полгода. А до "мерса" был "Пежо", а до "Пежо" - "Рено". На "Рено" мои познания в области галеевских иномарок заканчивались.
- Хочу справки получить, а что застраховать - найду! - Неожиданно для себя я подмигнул Галееву.
Галеев аж передернулся весь и посинел от злости. Как же, такой крутой, а ему подмигивает хрен знает кто!
- Пойдем, я тебя к агенту отведу. - Он засунул папочку глубже под мышку, чтоб она, не дай бог, не выпала, и почапал куда-то в глубь "Люцифера".
Мне пришлось двигаться за ним. Мысленно я чертыхнулся! Надо же, и здесь агенты, некуда от них деваться в этом мире.
- Вот, Светлана Борисовна, я вам клиента привел. - Галеев гнусно осклабился и, склонившись к молоденькой девчонке, чмокнул ей руку.
Девица вся зарделась и захихикала.
"Ну и агент! Наш Резвый и то лучше", - со злостью подумал я, глядя, как Светлана Борисовна расцвела от внимания Галеева.
- Ты потом подойди ко мне, обсудим кое-что, - бросил мне Галеев и попятился от нас, крепче прижимая свою папочку.
- Ладно, - нехотя согласился я и плюхнулся на стул, не дожидаясь приглашения Светланы Борисовны.
- Что вы хотите застраховать? - вежливо спросила Светлана Борисовна.
- Коттедж, - надменным голосом брякнул я.
- За городом? - Девица вся засветилась от счастья. Как же, такой клиент крутой попался на халяву!
- К-а-э-ш-но! - Я растянул рот в улыбке, дескать, а где же? Не в центре же Питера!
- Большой? Сколько квадратных метров?
- Двести! - продолжал я брякать, не зная, что за этим последует.
- Это ваша собственность? Или родителей? - строгим голосом осведомилась Светлана Борисовна.
Посмотрю, как она изменится в лице. Сейчас скажу ей, что коттедж - моя личная собственность.
- Мой коттедж, мой, собственный. А что?
- Ничего, - пропела довольным тоном девица. Она расплылась, я бы сказал, сделалась как-то шире, из худосочной метелки превратившись в жабу.
"У них тоже болото, свои, местные, жабы водятся", - отметил я, умудренный опытом осушения трясинных земель.
- В каком районе? - продолжала свои песни Светлана Борисовна.
- Во Всеволожском. А что?
- Ничего, - удивилась жаба, - нам придется туда съездить. У вас какая машина?
- Машина? - Мои глаза полезли на лоб. Зачем ей моя машина?
- Какая марка? Мы можем прямо сейчас съездить. У вас есть время?
- Вообще-то есть. А зачем мы туда поедем?
- Нужно обмерить дом, осмотреть помещение, сделать опись имущества. Я быстро все сделаю, - пообещала Светлана Борисовна.
Я и не сомневался в том, что она все сделает быстро. Мои уши запылали огненным жаром, как всегда, они пылают в самый неподходящий момент. Мне пришлось посмотреть на часы, и я охнул. Наверное, охнул слишком красноречиво, потому что девица побледнела и спросила:
- Вы опаздываете куда-нибудь?
- В том-то и дело, что опаздываю, - поспешил заверить я, - но я еще вернусь.
- Сегодня? - дрожащим голосом спросила Светлана Борисовна.
- Нет, не сегодня!
Я вскочил, продолжая сверять свои часы с висящими на стене огромными офисными.
- Завтра? - Ее голосок задрожал и повис в воздухе.
- Завтра? Вполне возможно, и завтра. Отчего не завтра? - спросил я девицу.
- Отчего? - эхом отозвалась Светлана Борисовна.
- Значит, завтра! - подтвердил я, пытаясь узреть в коридоре боксерскую спину Галеева. Лишь бы с ним не столкнуться ненароком.
- Вас Роман Григорьевич просил подойти, - напомнила мне страховая агентесса.
- Я помню, но тороплюсь. Завтра, все завтра!
Пробираясь бочком по стенке, чтобы не встретиться с Романом Григорьевичем, я благополучно достиг входной двери, но парень-охранник цепко схватил меня за рукав.
- Господин Галеев вас ждет в кабинете. Пожалуйста, пройдите.
- Я тороплюсь, - бурно запротестовал я, отталкивая охранника.
- Я вас провожу. - Охранник, не выпуская мой рукав, потащил меня обратно по коридору.
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! - совершенно некстати мне вспомнилась историческая прибаутка российских крестьян. Вот и задержал всех членов банды! Самого куда-то потащили…
- Входи, родной! - Галеев даже привстал из-за стола.
Кабинет у него, разумеется, тоже был крутой, как и все иномарки, на которых он любит кататься. Шкафы, столы, стулья, кресла, диваны, столики и пуфики - чего только он не натаскал сюда. Сам Галеев выглядел маленьким и согбенным в этой загроможденной ненужной мебелью комнате.
- Присаживайся. Чай, кофе, коньяк? Может быть, водочки? - Роман прищурился.
Уж он-то точно знает, что я вообще не пью.
- Спасибо! - небрежно отмахнулся я. - Я опаздываю на работу.
- А где ты? Как устроился? Ты говорил, в каком-то коммерческом банке? Какой банк? Где? Сколько бабок получаешь? - Галеев так и сыпал вопросами, как горохом.
- Рядом с домом, - мотнул я головой. - Бабок сколько? Хватает!
- Рядом с тобой? Это же где-то в Петроградском районе? На Разночинной? На Пушкарской? - Галеев весь вспотел, пока спрашивал.
- На Большом.
Честно говоря, я и не знаю, есть ли коммерческий банк на Большом проспекте, но мне хотелось как можно скорее испариться из "Люцифера".
Галеев развалился в кресле, изучая меня своими поросячьими глазками. Однажды на студенческой вечеринке он тоже смотрел на меня, изучал, исследовал, анализировал. Мне надоело дохнуть под его подлым взглядом, и я пригласил одну девчонку танцевать. Откуда мне было знать, что она - девчонка Романа? Уж и не помню, что мы отмечали, кажется, окончание третьего курса. Девчонка оказалась круглой дурой, она изгибалась, извивалась, короче выпадала из моих рук. Мне приходилось наклоняться, чтобы ее подхватить. А Галеев сидел в кресле, развалившись, как свинья, и наблюдал за нами. Потом он куда-то вышел, наверное, на кухню, и вернулся с тремя стаканами.
- Коктейль хотите? За четвертый курс. Выпьем? - нагло спросил Галеев, держа три бокала с соломинками. На каждой соломинке торчало по вишенке.
- Хочу! Хочу! Хочу! - Девчонка аж заплясала от восторга.
- Тогда приступим. - Галеев вручил мне бокал.
Я вцепился губами в соломинку, но одной рукой продолжал держать девчонку. Так и стоял - в одной руке коктейль, соломинка с вишенкой во рту, второй рукой держа девчонку, все время сползающую вниз.
Очнулся я через три дня. Надо мной стояла мамуля и страдающими глазами рассматривала мои глаза.
- Сынок, как ты?
- Где я? - Я пошарил рукой по кровати, потом провел по телу. Все в порядке, трусы на месте, на лбу полотенце.
- Дома, где еще ты можешь быть? - укоризненно воскликнула мама и шлепнула меня по руке.
Потом пацаны мне рассказали, что Галеев пришел в бешенство от того, что я пригласил его девчонку танцевать, и подмешал в мой коктейль клофелину. Это такое лекарство от давления. Привез меня домой кто-то из сердобольных сокурсников, сдал на руки мамуле, ничего не объясняя. Мама решила, что я напился в стельку, и все три дня лечила меня от запоя. Вот такая история произошла у нас с Романом Григорьевичем Галеевым два года назад.
А Роман все сверлил меня своими свинячьими глазками. Ресницы у него белесые, стрижка короткая, думаю, из-за того, что он альбинос, вот и бреется под нулевку.
- Не хочешь говорить, какой банк? - Роман вырос над столом. Это он приподнялся в своем паршивом кресле.
- Я подписку давал о неразглашении. - Я пятился к двери, делая шажок за шажком, будто собирался удрать от Галеева и "Люцифера".
- У нас в банке тоже у всех сотрудников взяли подписку о неразглашении. Сейчас все фирмы заставляют работников хранить молчание. Экономический шпионаж процветает. Конкурентная борьба, рынок сбыта, инвестиции. - Голос Галеева то затухал, то набирал новые обороты. Хлебом не корми Галеева, дай ему только возможность поразглагольствовать о развитии капитализма в новой России.
При очередном затухании галеевского голоса я неловко вклинился в его речь и выпалил на одном дыхании:
- Рома, я побежал. Завтра приду. Все застрахую. Пока-пока!
Послав ему воздушный поцелуй, я помчался по коридору, с силой оттолкнул охранника и выскочил на Невский проспект.
У-уф-ф! Как будто в бане попарился. Баню я не люблю, в детстве отец меня таскал с собой, но я там так орал, что он отказался от моей компании. Наверное, в баню ходят потому, что после помывки чувствуешь облегчение, как после тяжелой работы. Или как после разговора с подлым Галеевым…
Я помчался на улицу Чехова. Зря тетя Галя отвергла Раскольникова в качестве героя, он тоже все время ходил пешком, туда-сюда, туда-сюда, с Петроградской стороны в Коломну, в Столярный переулок и обратно. И все время сам с собой разговаривал, бормотал и руками размахивал. Короче, искал душевное равновесие. Про Раскольникова я написал целое сочинение, и его отправили на городской конкурс сочинений. Я даже не знал, что такой конкурс существует. Мне там грамоту дали, а моя мамуля вся прослезилась от умиления. Она же не знала, что я там написал. А я произвел Родиона в герои современности, назвал его прообразом грядущей революции. Прикалывался! Точнее, перепутал Раскольникова с Базаровым. Я же не знал, что мне грамоту дадут. Мама с этой грамотой полгода носилась, все подругам хвасталась. Подруги ахали, охали, восклицали, одна тетя Галя как-то подозрительно на меня поглядывала. Но и ей лень было почитать мое сочинение. А потом все забылось. Однако грамота до сих пор висит у нас в гостиной на видном месте.
Пока я шел, образ Галеева выветрился из моей головы. Честно говоря, я не знал, как я объясню Стрельникову свой прогул. Он все отлучки оперов называет прогулами, даже если их не было в отделе всего два часа.
Я же компьютер забыл выключить! - вспомнил я и припустил во всю прыть по улице Жуковского.
Еще один поворот, пешеходный переулок, и я буду на своем рабочем месте. Не хотелось говорить Стрельникову о своем открытии, вдруг он узнает, что я ходил в "Люцифер" в одиночку. Если я не скажу, это будет означать, что я скрыл оперативную информацию. Весь отдел землю носом роет, а я занимаюсь отсебятиной.
Скажу завтра! - решился я на мужественный поступок и открыл дверь.
В кабинете толпились оперативники. Сергей Петрович сидел за столом, Ковалев стоял, сдвинув брови, остальные разглядывали стенограммы с цифрами, графиками, кривыми линиями. Причем все кривые упирались в потолок, что означало - преступность в районе растет в геометрической прогрессии.
- А вот и наш Денис Александрович! - приветливо кивнул мне Стрельников. Еще немного, и он бросится меня обнимать. По крайней мере мне так показалось.
Ковалев, прислонясь к стене, хмурился и сжимал-разжимал кулак. Потом посмотрел на второй кулак и тоже принялся сжимать-разжимать его. Так он и стоял, сжимая-разжимая кулаки, глядя в пол.
- Мы посмотрели вашу программу и увидели, что мы на пороге хорошего качественного раскрытия преступления. - Сергей Петрович нажал "пуск". На мониторе яркими красками играла фирменная расцветка "Люцифера". - Вы, Денис Александрович, сослужили хорошую службу. Мы ведь перелопатили тысячи людей, проверили три района, рейды проводим почти ежедневно и получаем нулевой результат. Благодаря вам у нас появилась версия - страховое общество при страховании имущества граждан получает доступ в квартиры и дома. Если владелец имущества - обеспеченный человек, он мигом попадает в разряд потерпевших. Разбой, налет, а гражданин имеет возможность получить страховку. Почему мы не отработали этот вариант? - Стрельников обратился к Ковалеву.
На мгновение тот перестал сжимать-разжимать кулаки и буркнул, обращаясь в потолок:
- А какой резон? Страховку выплачивать все равно "Люцифер" должен.
- Резон такой - тот, кто снабжает банду информацией о клиентах, имеет свою долю.
- Вполне возможно, этот человек работает в "Люцифере". Денис Александрович, что вы должны сказать, если руководство вас поощрило за службу?
С последним вопросом Стрельников обратился ко мне. Я пожал плечами, бог его знает, что я должен делать в случае, если руководство кого-то похвалило.
- Вы, Денис Александрович, должны ответить: "Служу России!" - Сергей Петрович сиял, будто сам получил медаль.
- Рылом он не вышел - служить России, - вдруг заголосил Ковалев. - Он забыл компьютер выключить, режим секретности нарушил. Ему за это по башке настучать надо!
- Ну-ну, уж так и по башке, бросьте свои замашки, Алексей Николаевич. Молодой человек пришел к нам прямо со студенческой скамьи, научится еще, а мы поможем. Не можешь - научим, не хочешь - заставим! Займемся делом, товарищи!
Они уселись за стол Стрельникова, а я плюхнулся на стул. Поиграл немного в шары, а когда зарябило в глазах, переключился на потерпевших. Несчастные потерпевшие, я уже их фамилии наизусть выучил, сколько у них родственников, детей, где работают, даже сколько они зарабатывают, знаю. Сегодня мне предстояло заняться больницами. Имеются в виду больницы, где потерпевшие зализывали свои раны.
- Нахрапом мы ничего не добьемся! Придется заводить оперативное дело на банк "Люцифер". Поставим наблюдательный пост, осторожно изымем пленку видеоконтроля. В общем, работы предстоит очень много. - Стрельников слегка повысил голос.
- Сергей Петрович, стажер не имеет допуска, а нам надо обсудить детали. - Это опять Ковалев с режимом секретности, вот достал!
Сейчас выпрут меня на улицу, дескать, еще не дорос до обсуждения деталей секретной операции. И куда я денусь? Домой мне опять идти не хотелось.
- Денис Александрович, можно вас попросить об одолжении? - Сергей Петрович понизил голос до шепота.
Наверное, не хочет меня унижать своим недоверием, подумал я и хмыкнул.
- Не ухмыляйтесь, а пойдите и пообедайте. Вы ведь на обед не ходили? - Сергей Петрович терпеливо ждал, пока я замотаю головой. Я помотал, вот так, направо-налево, направо-налево. - Вы, вероятно, в "Люцифер" наведывались?
Ковалев весь побелел от ненависти, потом надулся и позеленел от злобы.
Я молчал, не зная, что ответить Стрельникову.
- Наведывались! - поджал губы Стрельников. - Ну, хорошо, потом расскажете. После того, как пообедаете. Договорились?
Моя голова завертелась в разные стороны, направо-налево, направо-налево.
И опять я на улице Чехова, сейчас поверну за угол, там есть хорошее кафе, называется "Сладкий чай". Там дают такие обалденные пирожные, залитые соусом из авокадо и дыни. И в кафе можно курить до одурения, пока голова не закачается от тошноты. Несмотря на хулиганские перекуры, мой рост не прекращается, по-моему, я вырос еще на сантиметр за эти шесть недель.
Если кто-то подумает, что мне стало обидно за то, что меня выперли из кабинета, он ошибется. Совсем не обидно, я же говорил вам, что эти сорокалетние какие-то несчастные, им пора о душе подумать, а они все в секретные игры играют. Я бы на их месте умер с горя. Вообще, все люди, дожившие до сорока лет, просто обязаны исчезнуть с лица земли, жить им абсолютно незачем.
Я выпросил у смазливой официантки самый большой кусок торта и приступил к трапезе, раздумывая при этом, может ли наслаждаться огромным куском сладкого торта какой-нибудь сорокалетний придурок.
Конечно, не может! Сорокалетний придурок высчитывает количество калорий перед каждым обедом, и у него уже выросла язва размером с кулак. А язва выросла от горьких и тягостных раздумий о количестве поглощенных калорий.
В самый ответственный момент, когда я поднес кусок пирога ко рту, в окне, выходящем на Литейный проспект, я увидел Резвого. Он, крадучись, пробирался мимо кафе, совершенно не замечая меня. Я сидел, вытаращив глаза, с ложкой возле рта и раздумывал, стоит ли мне продолжать чревоугодничать. Официантка захихикала и отвернулась. Наверное, она подумала, что у меня тоже язва размером с кулак. Я бросил ложку и метнулся из кафе, забыв про чай и нетронутый торт.
Резвый не оправдывал свое имя: он маячил неподалеку, выискивая кого-то взглядом. Я вытянулся во весь рост, и Литейный проспект лег в обозримом пространстве передо мной вплоть до Невского. Мой взгляд прошил толпу прохожих, сто восемьдесят семь сантиметров роста - это вам не фунт изюма! Про фунт изюма я вычитал у кого-то из классиков и не знаю, сколько весит этот самый фунт. Ничего не взвешивал фунтами, а потому не помню. Так вот, пока я вспоминал, где я читал про фунт изюма, мой взгляд успел выхватить из толпы стройную Юлину фигурку.
Если мне кто-нибудь скажет, что она беременная, я его застрелю. Возьму пистолет у Ковалева и застрелю! Если, конечно, Ковалев даст мне свой пистолет. Вопрос риторический!
Юля шла по проспекту, ставя ноги, как балерина, в разные стороны, от чего ее спина торчала, как игла. Но все это было настолько прекрасно, что я чуть не упал в обморок.
Мама считает, что мои обмороки, тошнота, аллергия на запахи и прочая дребедень - это издержки чересчур высокого роста. Так как в роду Беловых никого не было выше ста шестидесяти сантиметров, именно поэтому я так медленно взрослею, с трудом переношу вонь, всякие синтетические запахи, вроде ацетона, краски и тому подобных гадостей.
Мама меня даже к врачу хотела затащить, но тетя Галя не позволила, громогласно заявив, что я - совершенно нормальный юноша, и нечего, дескать, из-за всяких пустяков носиться по врачам. Я ей за это благодарен. Мне представилась картинка: мамуля явилась к доктору с единственным ненаглядным сыночком и говорит:
- Мой сын растет вверх. Немедленно остановите его рост! Пусть будет, как все мальчики.
Да, моя мама считает меня маленьким мальчиком. Вот такая у меня мама!
Я закурил сигарету и побрел вслед за Резвым, стараясь не упускать Юлю из виду. Почему-то мне стало жалко торт, оставленный в кафе, и недопитый чай, но безумная радость от вышагивающей балетной походкой Юли постепенно затмила мой зверский аппетит.