Я шел следом за Геннадием Иванычем и поверх него смотрел на Юлю. Коротенькое пальто обтягивало ее тонкую фигурку, волосы развевались от холодного ветра, и вся она казалась хрупкой и беззащитной. У меня даже сердце защемило. Кажется, мое сердце находится где-то в правой стороне. У всех нормальных людей сердце слева, а у меня не поймешь, где оно щемит от любви и счастья.
Неожиданно Юля оглянулась, немного постояла в раздумье и стала рассматривать витрину магазина. Геннадий Иваныч прижался к стене дома, рассчитывая, что превратился в невидимку.
"Если он, не дай бог, оглянется, то увидит меня", - подумал я. И нырнул в подворотню.
Зловонный запах тухлой мочи выгнал меня тотчас обратно на проспект. Я выскочил как ошпаренный и приткнулся к стене, изображая пьяного.
Резвого у стены уже не было, он испарился, словно это и не он незаметно крался за Юлей.
А Юля прилепилась к витрине и, наверное, не собиралась от нее отлепляться. Повздыхав, я догадался, что она заметила меня и ждет, когда я к ней подойду. Я поднял воротник пальто, чтобы спрятать пылающие уши, и вразвалку направился к витрине.
- Каким ветром из Веселого поселка? - спросил я, стараясь говорить как можно развязнее.
- По делам приезжала. А ты почему не звонишь?
Юля повернулась ко мне лицом, и я точно убедился, что она никакая не беременная.
Наврала-наврала, обманула-подвела! В груди у меня сам собой включился музыкальный центр и запел, будто внутри поселился такой маленький "Караоке". Я бы и сам запел, без всякого "Караоке", но я все прижимал воротник пальто к сгоревшим почти дотла ушам.
- Времени нет, - соврал я в надежде, что Юля оценит мою занятость, все-таки я - сотрудник уголовного розыска. Да еще без пяти минут герой, меня даже руководство поощрило добрым словом за отличную службу.
- Дэн, у меня проблемы. Ты должен мне помочь! - заявила Юля безапелляционным тоном.
"Должен мне помочь!" - так и сказала. Почему должен? Может, спросить ее?
- Почему должен? - вслух спросил я.
- Потому что ты - мужчина! - Юля зашагала своими балетными ногами по направлению к Невскому проспекту, очевидно, рассчитывая, что я поплетусь за ней. Я и поплелся, старательно укорачивая свой шаг. От ее слов меня шарахнуло по голове, и уши разгорелись так, будто их облили еще и бензином.
Какие проблемы?
Какие у нее могут быть проблемы? Меня вот выперли из кабинета, не доверяют, думают, что разглашу государственную тайну. "Ведение секретных переговоров запрещено" - такие таблички приклеены на всех телефонных аппаратах отдела. Если мама узнает, что меня выгоняют из кабинета, чтобы я, не дай бог, не подслушал секреты, она будет смотреть на меня страдальческими глазами.
После просмотра сериала "Менты" маме кажется, что ее сын приобщился к святая святых, он борется не покладая рук с самой преступностью, а все уголовники в страхе обходят его стороной, сотрясаясь при одном упоминании его имени - Денис Белов.
- Мне надо загранпаспорт получить. Ты же в ментовке работаешь, помоги. Там в ОВИРе очередь сумасшедшая, я сейчас ходила на Кирочную - не протолкнуться. Поможешь?
Юля остановилась, схватила меня за воротник, встала на цыпочки и чмокнула куда-то в пылающее ухо. От чего ухо взорвалось и разлетелось на куски. По крайней мере мне так показалось.
- Конечно, помогу, - солидным голосом произнес я. Как будто стажер нечаянно превратился в начальника паспортного стола и получил возможность раздавать загранпаспорта направо и налево.
Правда, я не знал, каким образом я смогу получить Юлин паспорт, не стоя в сумасшедшей очереди. Мама строго следила за моими документами, и до сих пор паспорт, приписное свидетельство и всякую другую лабуду я получал вместе с ней. Еще ни разу я не стоял в очереди, никому не звонил, не просил подстраховать, порекомендовать, полебезить и даже не знал, как это делается.
- Вот и хорошо, - обрадовалась Юля, - ты настоящий мужчина!
Вот заладила одно и то же! Я прижал воротник пальто к ушам, точнее, к их взорванным остаткам.
- Когда ты сдала документы?
- Сегодня. - Юля засуетилась и вытащила какие-то бумаги. - Вот номер очереди, вот телефон канцелярии ОВИРа, вот мой гражданский паспорт. Надо оформить все без очереди. Сделаешь?
Надо попросить тетю Галю, пусть постарается ради любимого воспитанника. Она не будет интересоваться, кто да что. Возьмет и позвонит в ОВИР, и через час паспорт будет готов. После такого гениального решения я повеселел и даже почувствовал, что мои уши на месте и перешли в нормальный температурный режим.
- Поехали ко мне?
Юля опять встала на цыпочки и чмокнула меня в воротник. До уха она не достала. Пока я раздумывал, что ей ответить, она выскочила на Литейный проспект и яростно замахала рукой. Естественно, рядом с ней тотчас остановился бежевый "мерс". Водитель высунулся из окна и спросил, куда девушке ехать.
- Нам в Веселый поселок!
Пока водитель раздумывал, стоит ли ехать в такую тмутаракань, тем более что девушка оказалась занятой, как Юля уже затолкала меня в угол на заднее сиденье.
- Мне в другую сторону, - запротестовал водитель, на его лице отпечаталось недоумение, зачем этой девушке такой явный лох вроде меня, дылды в черном пальто с горящими ушами.
- Мы заплатим! - Юля бросила сумку на сиденье, что означало, из "мерса" ее сможет вытащить разве что только отряд ОМОНа.
- Сколько? - нервно спросил водитель.
Он не был похож на развязного частника, извоз явно не по его части, это было заметно с первого взгляда. До сих пор я и не мог предположить, что владелец "мерса" может подрабатывать частным извозом. Просто захотел развлечься с красивой девушкой, а она подсела в роскошную машину со своим самоваром. Про самовар я что-то слышал или читал, дескать, в гости со своим самоваром не ходят. И теперь "частник" просто жаждал избавиться от сладкой парочки.
- Сто бакинских комиссаров! - Она повернулась ко мне и лучезарно улыбнулась.
Про лучезарную улыбку я прочитал в той самой книжке в пестрой обложке, что валялась в отделе. Там все женщины лучезарно улыбаются, совсем как Юля.
Водитель весело присвистнул и покатил в Веселый поселок. В детстве мама говорила мне, что Веселый поселок не потому, что там живут веселые люди, а потому, что еще при Петре Великом там селились цыгане. Дескать, цыган сейчас там мало проживает, а название осталось.
"Мерседес" мчался по улицам и проспектам, чисто вымытым перед приездом президента и канцлера Германии. Я в первый раз видел, чтобы в нашем городе улицы мыли водой, зато ехать вместе с Юлей в "мерсе" по сияющим улицам было весело. Я и не знал, зачем я с ней еду, по каким таким секретным делам. Мне, вообще-то, на работу надо вернуться, ведь меня выперли из кабинета на тридцать минут. А прошло уже часа два, а то и больше. Но когда Юля взяла меня за руку, я уже не думал о Сергее Петровиче, Ковалеве, компьютерных программах и прочих делах. "Мерседес" летел, подгоняемый стодолларовым гонораром. Юля держала мою руку, а я смотрел в окно и думал, что я лечу в пропасть на всех парусах. Наверное, так летят в нее все слабовольные люди, и у них дух захватывает от полета. Остановиться такие люди не в состоянии, да и как остановить полет, если ты летишь вниз, а наверх подняться невозможно, ведь у слабовольных людей крыльев не бывает.
Примерно с такими мыслями я плелся за Юлей на девятый этаж многонаселенного дома. За это время лифт в доме так и не починили, только табличка с надписью "Дверью лифта не хлопать! Лифт не работает уже полгода" куда-то исчезла. Пока мы шли, дверью лифта хлопнули, наверное, сто, нет, не сто - тысячу и один раз хлопнули этой самой дверью. Люди верили в чудо: если нет надписи, значит, лифт работает.
Я задохнулся уже на пятом этаже и схватился за сердце. Черт, где оно все-таки прыгает? Опять, кажется, справа.
Юля тоже устала, она еле дышала, но шла балетной походкой, будто брала приступом вершину Эльбруса. Не знаю, как берут приступом вершину Эльбруса, но, думаю, точно так же, как Юля поднималась на девятый этаж - с чувством собственного достоинства и без всяких намеков на позднюю беременность.
Последний вопрос меня волновал больше всего, я поглядывал на короткое Юлино пальтишко и старался разгадать секрет женской природы.
Как она сказала? У женщин такое бывает! А что бывает у женщин? Что это - "такое"? И почему женщины могут этим "таким" прикрываться, как щитом? Врать, шантажировать, торговать, использовать? Почему? Почему она так сказала?
Если бы мы не дошли, наконец, до девятого этажа, я бы точно умер от то и дело возникающих многочисленных вопросов, так и остававшихся без ответов.
- Вот мы и пришли. Обещали лифт сегодня отремонтировать, - сказала Юля, открывая ключом дверь.
И в тот самый момент, когда мы входили в квартиру, я услышал шум поднимающегося лифта.
Отремонтировали все-таки, гады! - беззлобно подумал я, переступая порог пропасти.
Я мог бы долго рассказывать о том, как я летел в эту пропасть. Неповторимое ощущение полета - вероятно, такое случается лишь однажды. И оно остается в человеке навсегда. Теперь я знаю, что счастье бывает не только на море, когда плещутся волны, светит солнце, пересвистываются чайки, а мамины руки ерошат мой короткий ежик на голове. Счастье бывает другим, волнующим, неповторимым и родным. Я провалился в пропасть, но эта пропасть оказалась такой манящей, зовущей, наполненной водоворотом чувств. Про водоворот чувств я читал в детской книжке и никак не мог понять, при чем здесь чувства и какой-то водоворот.
Многие слова до сих пор казались мне лишенными всякого смысла - манящий, влекущий, зовущий, будоражащий…
Лишние слова, слова-паразиты, в них не было никакого значения. Они не могли пригодиться в жизни. В первый раз я понял, что мне никогда не хватит слов, чтобы описать мое состояние в тот миг, когда я слился с Юлей воедино, превратившись в одно целое. Наверное, я ощутил пустоту, но эта пустота и называлась счастьем, потому что счастье - это ощущение сладостного покоя, где не существует иного мира, нежели тот, в котором ты находишься в данную секунду…
Утром я ехал в отремонтированном лифте, пытаясь совладать с волнением, охватившим все мое тело, и судорожно соображал, тупо уставясь в сплошь утыканные в стены кабины разные металлические таблички.
Зачем Юля наврала про паспорт? Куда испарился Резвый?
И впрямь, о паспорте Юля и не вспомнила. Ночью она вообще молчала, будто слова утратили всякий смысл.
Глава 5
Стрельников в ответ на мое приветствие загадочно промычал нечто невразумительное. Я уселся за компьютер и набросился на него, будто он в чем-то провинился передо мной. Молчание затянулось до самого обеда. По тишине в нашем кабинете, по отсутствию темных личностей в коридоре я понял, что оперсостав разъехался по секретным делам. Даже сиплый Ковалев находился на освоении оперативных просторов. Мобильный телефон молчал, не издавая ни малейшего писка, присущего всем мобильникам. Изъеденный отчаянным стыдом - первый раз в жизни не ночевал дома, - я набрал номер телефона.
- Это я, - робко произнес я.
Мне больше не хотелось называть маму "мутхен", "Тушкан" и другими ласковыми прозвищами, которые я навыдумывал еще в детстве.
- Позор! - донеслось из трубки.
По маминому голосу я понял, что в нашей квартире ночевала тетя Галя, она всю ночь звонила в дежурные части всех отделений милиции города, потом принялась за больницы и морги, и лишь к утру, устав от звонков и перебранок с дежурными, обе улеглись на моем диване.
Стрельников, разумеется, проинструктирован еще с вечера. То-то он молчит, сосредоточенно расчерчивая очередную таблицу.
- Я больше не буду! - вздохнул я в трубку.
В ответ раздались короткие гудки. Мама категорически не желала со мной разговаривать.
- Сергей Петрович, разрешите участвовать в операции?
Мне не хотелось участвовать ни в каких операциях, но и играть в молчанку я тоже больше не мог. Силы мои иссякли. Не люблю, когда люди сидят в одном помещении и упорно молчат, делая вид, что все хорошо и ничего криминального не случилось.
- Мужчина обязан отвечать за свои поступки. А тот негодяй, который заставляет страдать близких ему людей, мужчиной не может быть, - сквозь зубы процедил Стрельников. Помолчав, он добавил: - Расскажите, что вы видели в "Люцифере"? И где вы сегодня ночевали? Я должен успокоить ваших близких.
Со смеху можно умереть - сначала я должен рассказать про "Люцифер", а уже потом - где ночевал. Близкие подождут, все равно волнения уже закончились, я жив и здоров, дескать, поезд ушел. Близких людей можно успокоить чуток попозже.
Близкие люди - это мама и тетя Галя. Они, наверное, до сих пор не пришли в себя. Вообще-то я свинья! Хуже, чем Роман Галеев. Надо было позвонить домой!
Нет, я не мог позвонить.
Я вспомнил сладкую пропасть, поглотившую меня целиком, и глубоко вздохнул. Надо привыкнуть к новому для меня положению, подумал я, и пройдет очень много времени, пока я привыкну, а близкие люди, ну, близкие… могут и подождать. На то они и близкие, они обязаны прощать и сострадать, если они, конечно, любящие близкие.
- В "Люцифере" я встретил своего однокурсника, - монотонным голосом забубнил я. - Его зовут Роман Галеев.
- Что вы говорите?! - приторно-вежливым голосом воскликнул Стрельников. - Как вы его можете охарактеризовать?
- Подлый тип! - Я тут же спохватился. - Ну, не совсем подлый, просто он ушлый.
- Какой-какой? Ушлый, говорите? Рассказывайте, Денис Александрович, не тяните кота за хвост. - Сергей Петрович оставил наконец свой приторный тон и заговорил обычным голосом. Точно таким же тоном он разговаривает с самим Ковалевым. И Ковалев от такого тона не сипит, не хрипит и не пускает петуха.
- Не знаю, какой он. Ну, это… всегда везде успевает, доклады там почитать, в конференциях поучаствовать, с папочкой засветиться перед ректором. Вот его и прозвали ушлым.
- А еще как его прозвали? - Стрельников стеной навис над моим столом. Казалось, еще немного, и он ляжет на него.
- Шестеркой, прилипалой. По-разному. - Я уклонился от настойчивого взгляда Сергея Петровича.
- Так-так-так, ушлый, шестерка, прилипала. Ну и прозвища у вас, студентов, как на зоне! - Сергей Петрович отпрянул от моего стола.
Он начал носиться по кабинету, вытряхивая из себя эмоциональный подъем. Куда подевалась его сумрачность, навеянная моим ночным отсутствием?!
- Ну, а где же вы ночевали? Со слов вашей матери я понял, что связей, порочащих светлый облик российского студента, у вас не имеется. Куда вы забрели? К Галееву? - Стрельников опять набросился на мой стол, как на амбразуру дзота.
- Нет-нет, не к Галееву! - испуганно заорал я, вспомнив про эксперимент с коктейлем из клофелина. - Так, случайно встретил знакомого друга.
- Понятно, встретил знакомого подруга, - засмеялся Стрельников. - Но позвонить-то матери надо было?
- Надо! Было! - радостно подтвердил я. - Я больше не буду!
- Совсем как ребенок!
Стрельников почти плясал, он перебирал ногами, размахивал руками и вообще всячески подчеркивал свое радостное настроение. Чего это он распрыгался? С какой-такой радости? У него в районе преступность растет как на дрожжах, а он развеселился, подумал я, углубляясь в изучение кривой на стенограмме.
Стрельников нагрузил на меня, кроме прочих обязанностей, еще и обновление оперативных стенограмм и диаграмм. Я ежедневно вывешиваю их на стене, чтобы оперативники могли полюбоваться на результаты своей ежедневной деятельности. Пока что результаты изобиловали ростом всех возможных кривых, от чего весь оперсостав меня просто возненавидел.
Больше всего меня изводил Алексей Ковалев, он чуть ли не трясся при моем появлении. Ну, насчет трясся, это я, пожалуй, загнул, а вот икать он точно икал. Скажет слово, и сразу - "ик", скажет слово, и снова - "ик", и так все время, пока я у него перед глазами нахожусь. Потом я отвернусь от него, и икота проходит. Вот такая нервная система у капитана Ковалева.
Пока я не знаю, какая у меня нервная система. Но мама твердит мне, что я - бесчувственный эгоист. Наверное, эгоист. И еще, я - трус. Трус и эгоист в одном лице, не слишком ли много? Но меня не волнует, что я трус и эгоист. Меня больше волнует то, что я тугодум. Да-да, я - тугодум.
Мне скажут слово, а я понимаю значение этого слова только на третий день. Из-за этого все думают, что я заторможенный, что-то вроде идиота. Ни то и ни другое, я - самый обычный тугодум. Потому что, только сидя за столом в кабинете, я вспомнил слова, сказанные мне Юлией во время падения в пропасть. Она все же сказала несколько слов. И я никак не мог понять значения этих слов.
- У тебя есть коттедж?
- Есть! - Я вспомнил "коттедж", построенный отцом за пятнадцать с лишним лет, - садовый домик на шести сотках. Участок выдали маме за отличную педагогическую деятельность. Разумеется, не за бесценное воспитание единственного сына, а за общее руководство профессионально-техническим училищем. Вообще-то моя мама подготовила несколько поколений первоклассных портних.
- А где?
- Во Всеволожском районе. Зачем ты спрашиваешь всякие глупости? - возмутился я, стараясь вжаться в Юлино тело.
- Хочу, чтобы ты пригласил меня на выходные. Я давно не отдыхала за городом.
- Обязательно приглашу. И съездим.
Мне не хотелось ни о чем говорить, и Юля поняла мое состояние.
Она замолчала, но в самый ответственный момент, когда я потянулся к мочке ее уха, чтобы прикусить самый кончик, она спросила:
- А в "Люцифер" ты зашел случайно?
- Случайно-случайно, - пропел я, захватив-таки мочку желанного уха.
- Но ведь есть же масса других страховых обществ! - Юля вырвала свое ухо из моих острых зубов.
- А там мой однокурсник работает. Рома Галеев. Все-таки на одном курсе баланду хлебали, - залихватски сообщил я, словно мы с Ромой были закадычными друзьями.
- А-а, - весело протянула Юля, - да, друзья - они и в Африке друзья. Лучше страховать имущество у знакомых, чем с улицы прийти.
Больше мы не разговаривали, и я напрочь забыл о странных Юлиных вопросах. И лишь сейчас вспомнил вопросы, заданные в самый ответственный момент моего падения в пропасть. Откуда она узнала, что я был в "Люцифере"? Следила за мной, как агент Резвый? Случайно встретила меня на Литейном проспекте или выманила нарочно?
Эти и другие вопросы больше всего занимали меня, но ход мыслей был прерван приходом важного лица. Этим лицом являлась, конечно же, тетя Галя. Точнее, это для меня тетя Галя, а для Стрельникова - подполковник милиции Юмашева, строгий проверяющий из штаба ГУВД.
Сергей Петрович побледнел, но мужественно справился с эмоциональным взрывом.
Сегодня для Стрельникова - день стрессов, развеселился я, наблюдая встречу на Эльбе.
- Привет, дорогой! - Она протянула Стрельникову руку для пожатия.
Сергей Петрович выбрался из-за стола, не преминув опрокинуть при этом парочку-другую стульев.
- Приветствую сотрудников штаба! Что там на передовом фронте у мастеров паркетных дел? Без перемен?
- На Западном фронте без перемен! Но в Багдаде все спокойно!
Она шутила, стараясь оставаться в равновесии. Она даже не заметила, что ее назвали "паркетных дел мастером". Слегка побледнела, а так, ничего…